ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. VI, № 4
РОТОКОЛЬНЫЕ ПРЕДЛ ОЖЕНИЯ1
Отто НЕЙРАТ
Познание требует, чтобы в едином языке единой науки формулировки становились все более точными. Однако ни один термин единой науки не свободен от неточности, ибо все термины сводятся к терминам, из которых состоят протокольные предложения, а неточность последних сразу же бросается в глаза каждому.
Мысль об идеальном языке, состоящем только из простых атомарных предложений, столь же метафизична, как и мысль о демонах Лапласа. Научный язык, последовательно построенный из символических формул, нельзя рассматривать как приближение к такому идеальному языку. Предложение «Отто видит разгневанного человека» является менее точным, чем предложение «Отто видит, что термометр показывает 24 градуса», поскольку выражение
«разгневанный человек» труднее точно определить, чем выражение «термометр показывает 24 1раду-са». Однако сам термин «Отто» во многих отношениях неточен. Поэтому предложение «Отто наблюдает» можно было бы заменить предложением «Человек, хорошая фото!рафия которого находится в картотеке в ящике 16, наблюдает». Однако термин «фотография, находящаяся в картотеке в ящике 16» все еще не заменен набором математических формул, однозначно соподчиненным некоторой системе математических формул, замещающим слова «Отто», «разгневанный Отто», «дружелюбный Отто» и т.д.
Изначально нам дан исторический тривиальный язык с совершенно неточными и неанали-зируемыми терминами («Ва11ип-Ееп»).
1 Замечания на статью Рудольфа Карнапа: Carnap R. Die physikalische Sprache als Univcrsalspasche der Wisscnschaft (Физикалистский язык как универсальный язык науки) // Erkenntnis. 1932. S. 432. Поскольку во многих отношениях мы с ним согласны, я оставляю его терминологию. Чтобы не повторять сказанного ранее, сошлюсь на статьи: Neurath О. Physikalismus (Физикализм) // Scicntia. 1931. S. 297; Neurath О. Soziologie im Physikalismus (Социология в физикализме ) // Erkenntnis. 1932. S. 393.
Мы начинаем с того, что очищаем этот тривиальный язык от метафизических элементов и приходим к физикалистскому тривиальному языку. Причем на практике список запрещаемых для употребления слов может оказаться весьма полезным.
Наряду с этим имеется физии-калистский научный язык, который мы с самого начала можем считать свободным от метафизики. Этот язык имеется у нас только для определенных наук, даже для частей отдельных наук.
Если мы хотим построить единую науку нашего времени, то должны связать термины тривиального и научного языков, ибо на практике термины этих двух языков пересекаются. Существуют некоторые термины, используемые только в тривиальном языке, есть термины, входящие только в научный язык и, наконец, термины, встречающиеся в обоих языках. Поэтому в научном сочинении, относящемся к общей области единой науки, можно использовать лишь некоторый «жаргон», включающий в себя термины обоих языков.
Мы надеемся на то, что каждое слово физикалистского тривиального языка можно заменить терминами научного языка, точно так же, как термины научного языка можно сформулировать с помощью терминов тривиального языка. Последнее не совсем привычно для нас и иногда отнюдь не легко. Средствами языка банту кое-как еще можно выразить идеи Эйнштейна, но не Хайдеггера, если только не совершать насилия над немецким языком. Физик может, в принципе, выполнить тре-
бование одного остроумного мыслителя: «в своих основных чертах каждая научная теория может быть понятно изложена любому извозчику на его собственном языке».
Ныне научный и тривиальный языки согласуются прежде всего в области числовых вычислений. Но сама формулировка «дважды два равно четырем» - тавтология - в системе радикального физикализ-ма будет связана с протокольными предложениями. Тавтологии определяются посредством предложений, говорящих о том, каким образом тавтологии в качестве дополнительного средства влияют на содержание определенного утверждения в определенных обстоятельствах: «Оно говорит Карлу: выйди, если поднят флаг и если дважды два равно четырем». Добавление тавтологии не изменяет действия приказа.
При более строгом подходе мы можем пользоваться в единой науке только некоторым «универсальным жаргоном». Пока относительно него нет никакого общего согласия, поэтому каждый ученый, вынужденный использовать универсальный жаргон, должен создавать для него какие-то новые термины.
Нет никакой возможности сделать исходным пунктом науки абсолютно надежные чистые протокольные предложения. Нет никакой tabula rasa. Мы подобны морякам, которым нужно переделать свой корабль в открытом море и которые не имеют возможности поставить его в док, чтобы использовать для этой цели новые лучшие материалы. Лишь от метафизики можно полностью изба-
и
а
виться. Расплывчатые «ВаНигщеп» всегда будут оставаться какими-то частями судна. Если в одном месте неясность уменьшается, она вполне может увеличиваться в каких-то других местах.
Сначала мы будем изучать очищенный от метафизики универсальный жаргон так, как изучали бы дети язык исторически сложившейся единой науки. Каждого ребенка можно «тренировать» таким образом, что он начинает с некоторого упрощенного универсального жаргона и постепенно переходит к универсальному жаргону взрослых. Для нас совершенно неважно, выделен ли как-то этот детский язык в качестве особого языка. Ребенок усваивает не какой-то «первоначальный» универсальный жаргон, из которого выводится универсальный жаргон взрослых, он изучает просто «более бедный» универсальный жаргон, который постепенно обогащается. Термин «железный шарик» используется также и в языке взрослых, и здесь он определяется посредством предложения, в которое входят такие слова, как «радиус», «число пи», в то время как в определение этого слова ребенком входят слова «игра в кегли», «подарок дядюшки Руди» и т.п.
Однако слова «дядюшка Руди» могут попасть даже и в язык строгой науки, если физический шарик определяется посредством таких протокольных предложений, в которых «дядюшка Руди» высту-
пает как «наблюдаемый персонаж, воспринимающий шарик».
Карнап же говорит о некотором первоначальном протокольном языке'. Его замечания о первоначальном протокольном языке, протокольных предложениях, «не требующих никакого обоснования», находятся на периферии его основной анппшетафизической позиции, которая нисколько не затрагивается приводимыми здесь рассуждениями. Карнап говорит о некотором «первичном языке», который обозначается так же, как «язык восприятия» или «феноме-налистический язык». При этом он подчеркивает, что «вопрос о более точной характеристике этого языка еще не может быть решен на нынешней стадии исследования».
Такие высказывания способны побудить молодых людей заняться поисками этого первичного протокольного языка. А эти поиски сразу выводят на порочный путь метафизики. Если нельзя вытеснить метафизику посредством рас-суждений, то для устранения колебаний важно представить физи-кализм в его наиболее радикальной форме.
* *
Если отвлечься от наличия тавтологий, то единая наука состоит из реальных предложений.
Они распадаются на:
а) Протокольные предложения',
б) Непротокольные предложения.
Протокольные предложения являются реальными предложениями, имеющими ту же языко-
вую форму, что и другие реальные предложения, но вдобавок включающими в себя имя некоторого лица в определенной связи с другими терминами. Полное протокольное предложение могло бы, например, выглядеть так: «Протокол Отто в 3 часа 17 минут: [Мысль Отто в 3 часа 16 минут была такова: (В 3 часа 15 минут в комнате находился воспринимаемый Отто стол)]». Это реальное предложение построено таким образом, что после раскрытия скобок появляются другие реальные предложения, которые уже не являются протокольными: «Мысль Отто в 3 часа 16 минут была такова: (В 3 часа 15 минут в комнате находился воспринимаемый Отто стол)», и далее: «В 3 часа 15 минут в комнате находился воспринимаемый Отто стол».
Каждый из входящих в эти предложения терминов с самого начала мог быть заменен совокупностью терминов научного языка. Вместо термина «Отто» можно ввести систему физикалистских определений: эту систему физикалистских определений можно далее определить посредством «места», которое имя «Отто» занимает в группе имен «Карл», «Генрих» и т.д. Все слова, употребленные в приведенном выше протокольном предложении, могут быть либо заменены словами универсального языка, либо с самого начала представлены в виде слов этого языка.
Для полного протокольного предложения существенно вхождение в него имени некоторого лица. «Сейчас радость», «Сейчас красный круг» или «На столе ле-
3 Ср.: Carnap R. Ibid. S. 438.
жит красный кубик» отнюдь не являются полными протокольными предложениями. Будучи выражениями, стоящими внутри последних скобок, сами по себе они не рассматриваются. Согласно нашему пониманию, они должны означать то же, что означают в «детском языке»: «Отто сейчас испытывает радость», «Отго сейчас видит красный круг», «Отто сейчас видит лежащий на столе красный кубик». Это означает, что выражение, находящееся внутри последних скобок, является предложением, которое еще раз упоминает имя некоторого лица и содержит термин, относящийся к чувственному восприятию. При этом несущественно, в какой мере используются термины тривиального или научного языков, ибо в рамках универсального языка мы обладаем значительной свободой словоупотребления.
Выражение, заключенное во вторые скобки, может быть предложением, содержащим самые различные термины, - термины, относящиеся как к реальности, так и к галлюцинациям, мечтам и т.п. Можно, например, сказать: «Хотя мысль Отто была такова: в комнате находилась только воспринимаемая Отто птица, однако ради шутки он записал: в комнате находился только воспринимаемый Отто стол». Это особенно важно для последующих рассуждений, в которых мы отвергаем тезис Карнапа относительно того, что протокольные предложения «не нуждаются ни в каком обосновании».
Не * *
Процесс изменения науки за-
Н
а
ключается в том, что предложения, которыми пользовалось одно поколение, последующими поколениями отбрасываются или заменяются другими предложениями. Слова иногда сохраняются, но изменяются их определения. Каждый закон и каждое физикалист-ское предложение единой науки или одной из конкретных наук может испытать такое изменение. В том числе каждое протокольное предложение.
В единой науке мы стремимся создать4 непротиворечивую систему протокольных и непротокольных (включая законы) предложений. Когда мы сталкиваемся с некоторым новым предложением, то мы сравниваем его с системой, чтобы установить, не противоречит ли это новое предложение нашей системе. Когда новое предложение противоречит системе, мы можем отбросить его как непригодное («ложное»), например, предложение «В Африке львы поют только при музыкальном сопровождении», или же можно «принять» данное предложение и так изменить систему, чтобы она осталась непротиворечивой при включении в нее этого предложения. В таком случае оно будет называться «истинным».
Такое может случиться и с протокольными предложениями. Для протокольных предложений, как и для всех остальных, не выполняется принцип «Noli me tangere»5, чего требует Карнап. Вот особенно наглядный пример: допустим, мы знакомы с ученым
по имени Калон, который способен одновременно писать и правой, и левой рукой. И вот он пишет своей левой рукой: «Протокол Кенона в 3 часа 17 минуг: [Мысль Каюна в 3 часа 16 минут была такова: (В 3 часа 15 минут в комнате находился только воспринимаемый Калоиом стол)]». В то же время своей правой рукой он пишет: «Протокол Калона в 3 часа 17 минут: [Мысль Каюна в 3 часа 16 минут была такова: (В 3 часа 15 минут в комнате находилась только воспринимаемая Каюном птица)]». Что нам и ему делать с этими двумя протокольными предложениями? Мы можем, конечно, сказать так: на бумаге
имеются определенные знаки, образующие две различные комбинации. Однако относительно этих значков на бумаге никак нельзя говорить об «обосновании», к которому стремится Карнап. «Обоснование» может быть связано только с «предложениями» или с последовательностями знаков, которые используются в процедурах проверки и могут быть заменены другими знаками6. «Одинаковые предложения» можно определить как такие раздражители, которые при определенных условиях вызывают одинаковые реакции. Мы называем предложением связь «чернильных пятен на бумаге» и связь «воздушных колебаний», которые при определенных обстоятельствах можно приравнять друг к другу.
Два противоречащих друг другу протокольных предложения
X
н
а
<3
4 Ср.: Carnap R. Ibid. S. 439.
5 «Не прикасайся ко мне» {лат.). - Прим. перев.
6 Neurath О. // Scientia. S. 302.
не могут использоваться в системе единой науки. Если же мы даже не можем сказать, какое из этих двух предложений следует исключить или же следует исключить оба, то ясно, что оба эти предложения не «обоснованы», т.е. не могут быть включены в систему.
Если в таком случае нам следует отказаться от некоторого протокольного предложения, то почему этого нельзя сделать в тех случаях, когда противоречие между протокольным предложением и системой протокольных и непротокольных (законов и т.п.) предложений обнаруживается только благодаря промежуточным логическим звеньям? С точки зрения Карнапа, можно устранять только непротокольные предложения и законы. Мы же ставим вопрос об устранении также и протокольных предложений. Предложение определяется тем, что оно может быть как обосновано, так и отброшено.
Утверждение Карнапа о том, что протокольные предложения «не нуждаются ни в каком обосновании», нетрудно поставить в связь с идеей известной философской школы о «непосредственных чувственных переживаниях». Существуют якобы безусловно надежные «последние элементы», из которых строится «картина мира». Согласно мнению этой философской школы, такие «атомарные переживания» являются очевидными, стоят вне всякой критики и не требуют никакого обоснования.
Карнап стремится ввести некоторый вид «атомарных протоколов», устанавливая требование
«четко отделять принятие протокола и обработку протокольных предложений научными методами», для того чтобы «исключить из числа протоколов все предложения, полученные косвенным путем»7. Приведенная выше формулировка полного протокольного предложения показывает, что уже вследствие того, что протокольное предложение содержит имя протоколирующего лица, «обработка» всегда осуществляется. Быть может, было бы целесообразно в научных протоколах формулировки в последних скобках делать как можно более простыми, например: «Отто в 3 часа видел красное» или «Отто в 3 часа слышал звук» и т.п., однако даже и такой протокол не будет «первоначальным» в кар-наповском смысле, ибо он не может обойтись без таких слов, как «Отто» и «восприятие». В универсальном языке нет предложений, которые можно было бы выделить в качестве «первоначальных», все его предложения являются реальными предложениями одинаковой первоначальности. Во все реальные предложения или в предпосылки, из которых они следуют, входят такие слова, как «человек», «процесс восприятия» и другие отнюдь не простые слова. Все это означает, что не существует ни «первоначальных протокольных предложений», ни предложений, «не требующих никакого обоснования».
Универсальный язык в разъясненном выше смысле одинаков для детей и взрослых. Универ-
I
сальный язык одинаков как для какого-нибудь Робинзона, так и для человеческого общества.
Если то, что он протоколировал вчера, Робинзон связывает с тем, что он протоколирует сегодня, т.е. если он вообще хочет пользоваться некоторым языком, то он должен использовать «интерсубъективный» язык. Робинзон вчерашний противостоит Робинзону сегодняшнему точно так же, как он противостоит Пятнице. Допустим, что некий человек, который в одно и то же время «утратил память» и «ослеп», заново учится читать и писать. Его собственные записи более раннего времени, которые он может прочитать с помощью особого аппарата, будут выглядеть для него как записи какого-то «другого» человека. Это будет справедливо и в том случае, если он вспомнит всю свою жизнь и напишет собственную биографию.
Это означает, что каждый язык как таковой является «интерсубъективным»: протоколы одного момента времени должны включаться в протоколы следующих моментов, как протоколы А должны включаться в протоколы В. Поэтому нет никакого смысла говорить о монологизиро-ванных языках, как это делает Карнап, или о различных протокольных языках, между которыми затем устанавливаются связи. Протокольные языки Робинзона вчерашнего и Робинзона сегодняшнего столь же близки и отличны один от другого, как языки Робинзона и Пятницы. Если при
определенных условиях протокольные языки Робинзона вчерашнего и Робинзона сегодняшнего можно считать одним и тем же языком, то при тех же условиях протокольное языки Робинзона и Пятницы можно считать одним и тем же языком.
У Карнапа мы также встречаем извлеченное из идеалистической философии некое «Я». О «собственном» протоколе в универсальном языке можно осмысленно сказать не больше, чем о «здесь» и «теперь». В физикалист-ском языке имя лица заменяется координатами и величинами. В универсальном языке «протокол Отто» можно отличить от «протокола Карла», но нельзя отличить «собственного протокола» от «чужого протокола». Отпадает вся проблематика «собственного психического» и «чужого психического».
«Методический» солипсизм и «методический» позитивизм8 не становятся лучше благодаря добавлению слова «методический»9.
Если раньше я говорил, например: «Сегодня, 27 июля я рассматриваю собственные протоколы и протоколы других людей», то более правильно сказать так: «Протокол Отто Нейрата от 27 июля 1932 г. в 10 часов утра: [Мысль Отто Нейрата в 9 часов 55 минут была такова: (Между 9.40 и 9.54 Отто Нейрат занимается протоколом Нейрата и протоколом Калона, которые оба содержат предложение:...)]». Даже-если Отто Нейрат составит протокол об использовании этого протокола, то свой собственный про-
Н
О.
Carnap R. Ibid. S. 461.
' Neurath О. // Erkenntnis. S. 401.
токол он включит в систему единой науки точно так же, как протокол Калона. Вполне может случиться так, что Нейрат вычеркнет протокольное предложение Ней-рата и оставит только протокольное предложение Калона. То обстоятельство, что люди, в общем, гораздо упорнее держатся за свои протокольные предложения, нежели за чужие, представляет собой простой исторический факт, не имеющий принципиального значения для нашего обсуждения. Утверждение Карнапа «Каждый субъект в качестве базиса может принимать только свой собственный протокол» нельзя принять, ибо оно не обосновано: «Б! может использовать протокол 82. Это особенно легко сделать, когда оба протокольных языка включены в физикалистский язык. Однако такое использование носит все-таки косвенный характер: в своем протоколе Б! должен отметить, что он видит пеоед собою некоторую рукопись»1 . Но ведь Нейрат должен дать такое же описание протокола Нейрата, как и протокола Калона! Он запишет, что видит протокол Нейрата и видит протокол Калона.
В дальнейшем мы будем одинаково рассматривать протокольные предложения всех людей. В иринциие совершенно неважно, Калон ли работает с протоколами Калона и Нейрата, или Нейрат занимается протоколами Нейрата и Калона. Чтобы сделать это совершенно ясным, можно представить себе научную отборочную машину, в которую бросают протокольные предложения. Деталя-
ми этой машины являются действующие «законы» и используемые ранее «реальные предложения», включая «протокольные предложения». Машина сопоставляет поступающий материал с имеющимися в ней предложениями и подает сигнал, когда обнаруживается «противоречие». В таком случае требуется либо заменить поступившее протокольное предложение, либо изменить машину. Кто именно перестраивает машину, чьи протокольные предложения в нее закладываются, не имеет совершенно никакого значения: каждый в равной мере может проверить как «свои» протокольные предложения, так и «чужие».
В целом все это означает следующее.
Единая наука использует универсальный язык, в который должны входить также и термины физикалистского тривиального языка.
Универсальному языку можно научить ребенка; кроме этого языка мы не используем никаких особых «первоначальных» протокольных предложений или «протокольных языков разных людей».
В единой науке нам совершенно не нужны такие термины, как «методический солипсизм» или «методический позитивизм»:
Нельзя выделить абсолютно достоверных чистых протокольных предложений. Протокольные предложения являются обычными реальными предложениями, в которые входят имена отдельных людей или групп в определенной
II
11
111
X
X
(X
іихсі
Щі "І І 1*1?
связи с другими терминами универсального языка.
Работы Венского кружка все больше концентрируются на том, чтобы единую науку (как социологию, так и химию, как биологию, так и механику, психологию, которую лучше называть бихе-виористикой) представить в едином языке и установить часто отсутствующие взаимосвязи между отдельными науками таким образом, чтобы без особого труда термины любой науки можно было связать с терминами каждой другой науки. Слово «человек», которое будет связано с выражением «делать высказывания», можно определить точно так же, как определяется слово «человек», входящее в предложения, содержащие такие слова, как «экономика», «производство» и т.п.
Венский кружок получает мощные импульсы с самых разных сторон. Мы опирались на наследие Маха, Пуанкаре, Дюгема и на вклад Фреге, Шредера, Рассела и других. Чрезвычайно сильное воздействие оказал Витгенштейн - как тем, что было у него заимствовано, так и тем, что было отвергнуто. Однако его первую попытку использовать философию в качестве необходимого инструмента объяснения нельзя при-
знать успешной. Как во всякой научной работе, здесь важно привести в соответствие друг с другом предложения единой науки -протокольные и непротокольные предложения. Для этого нужен «логический синтаксис», разработкой которого занимается прежде всего Карнап, осуществивший первую подготовительную работу в своем «Логическом построении мира».
Начатый здесь разговор (Карнап, безусловно, поправит и дополнит эти замечания), как и некоторые другие наши усилия, служит дальнейшему укреплению нашего общего физикалистского базиса деятельности. Такие обсуждения будут играть все меньшую роль, ибо быстрый прогресс деятельности Венского кружка показывает, что все шире развертывается планомерная совместная работа, направленная на построение единой науки. Это построение сделает нас физикалистами тем быстрее и успешнее, чем меньше времени мы будем посвящать искоренению старых ошибок и чем больше научности сможем внести в наши формулировки. Для этого нам нужно прежде всего научиться использовать физикалистский язык, к чему и призывает в своей статье Карнап*.
Перевод с немецкого А. Л. Никифорова
Продолжение следует
<іІ
Статья Р. Карнапа «О протокольных предложениях» будет напечатана в следующем номере. - Прим. ред.