CC BY
92
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЖЕНСКИЙ ТИП В ТВОРЧЕСТВЕ Е.И. ЗАМЯТИНА1 Е.Н. Мануйленко
Manuilenko, E.N. The national female type in E.I.Zamyatin’s work. The article looks at the image of woman in E.I.Zamyatin’s works in comparison with that of man. It also discusses the features that are characteristic of the writer’s heroines and heroes and reveals their connection with the national popular characters. The author develops the idea of the feminine character of the Russian national type in general, taking as a basis Russian philosophy and pagan symbolism.
В своей работе я пытаюсь осмыслить основные черты одного из самых объемных образов Е.И. Замятина - Женщины. Особо следует рассмотреть вопрос об отражении в его творчестве гендерной проблематики.
Если представить систему образов писателя в виде дерева, то одной из самых мощных ветвей будет глубинный образ Женщины. Женщина для Замятина не просто представитель определенного пола. Это эпический образ: от воплощения идеала Вечной Женственности в представлениях поэтов-философов «серебряного века» до реальной земной плоти.
Образно представляя свою концепцию синтетизма, писатель использовал мотив восприятия Адамом Евы: «Плюс... Влажная, изумрудная глина трав; персиково-теплая на изумруде - нагое тело Евы; вишневорумяная: губы и острия грудей Евы, яблоки, вино. Яркая, простая крепкая, грубая плоть.. .реализм, натурализм.
Но вот Адам утолен Евой. он погружается первый раз в ее глаза, и на дне этих жутких колодцев, прорезанных в глиняном трехмерном мире - туманно брезжит иной мир. И выцветает изумруд трав; забыты румяные упругие губы; объятья расплелись; минус - всему глиняному миру, «нет» - всей плоти. Потому, что там, на дне, в зыбких зеркалах - новая Ева, в тысячу раз прекраснее этой, но она трагически недостижима, она - Смерть.. .идеализм, символизм.
Еще годы, минуты.. .опять кровь прилила к щекам. долой минус! Но сегодняшний.
Адам - уже отравлен знанием той мелькнувшей Евы, и на губах этой Евы - от его поцелуев со сладостью остается горький привкус иронии.» [1].
Различные варианты концепции синтетизма отразились во многих образах и группах образов произведений Е.И. Замятина. Так образовались условные треугольники, состоящие из мужчины, женщины «глиняной» и женщины тревожащей. Немаловажно, что эти треугольники оказываются определенной, фиксированной формы.
Место мужчины в нижнем углу, так как Адам у Замятина - ребенок, зверь, наблюдатель, стоящий у края тайны. Женщина же или обладает ключом к познанию этой тайны или сама - тайна. В «Рассказе о самом главном», который можно рассматривать как художественное выражение замятинской концепции синтетизма, говорится о мужчине: «Обеими руками он крепко держит свою бушующую голову, глаза круглы - как у ребенка, как у зверя». Сходство их состоит в том, что они существуют в мире, изначально ограниченном и обусловленном безусловными рефлексами. Мужчина близок ребенку и зверю, для него многое значит тот же безусловнорефлекторный уровень. Он воспринимает их качества: звериное чувство самосохранения, от ребенка - невнимательность, неопытность. В женщине больше человечного, она как бы взрослее мужчины.
Дело не в том, что писатель хочет возвысить одну и унизить другого. Он выявляет основные и потаенные стороны, свойственные женской и мужской натурам изначально. В его героях значима именно натура, естественное поведение.
Чуть выше мужчины поставлена «глиняная» женщина. Она обладает материнским инстинктом, который один уже выше всех инстинктов мужчины.
Верхним углом рассматриваемого треугольника является новая Ева. Её можно уга-
1 Работа выполнена в рамках научной федеральной программы «Университеты России». Грант УР.10.01042 «Е.И. Замятин в контексте оценок истории русской литературы ХХ века как литературной эпохи».
дать в Матери из «Рассказа о самом главном», в 1-330 из романа «Мы».
Следует еще раз напомнить об условности замятинских образов, так как в некоторых произведениях на месте высшей точки треугольника может быть не обязательно женщина, но вообще нечто фатальное - роковая река-невеста в истории Ивана и Марьи в «Кряжах» (Пелька - Марей «Север» - мечта о фонаре, Маруся - Шмит и его месть «На куличках», Цыбин - ёла «Ёла»).
В женщине Замятина гораздо больше мудрости, глубины, чем в мужчине. Адам -лишь созерцатель и реципиент того, что несет Ева. Еще с библейских времен женщина оказывается более деятельной, пусть даже за это и лишается рая. Гоголь, которого по-особому ценил Замятин, писал: «.женщина скорее способна очнуться и двинуться» [2]; «Душа женщины - хранительный талисман для мужчины» [2, с. 374].
Во многих мужских типах произведений Замятина обнаруживаются детские черты, от настоящей инфантильности, до еле заметных, проскальзывающих черт. В качестве аргументации можно привести достаточно много примеров. В романе «Мы» Ю говорит Ь330 о Д-503: «Да, он и есть ребенок. Да! Только потому он и не видит, что вы с ним все это только затем.» [3]. Марей из «Севера» - младень-богатырь, часто сравнивается с мальчишкой Степкой. О Кэмбле из «Островитян» нельзя сказать однозначно: он или по-детски прост, или по-взрослому туп. В «Наводнении» Трофим Иванович в глазах Софьи похож на маленького цыганенка, виденного ею в заброшенном доме, он по-детски причмокивает во сне.
Часто изображаются жалость, материнские чувства женщины по отношению к мужчине. К примеру, у Кэмбла по-ребячьи обиженно нависает верхняя губа. Миссис Дьюли хочет «взять вот и погладить его: «Ну-у, миленький, не надо же, какой смешной»». Марфа из «Икса» тоже, по-своему, жалеет мужчин.
Глаза у Куковерова в «Рассказе о самом главном» «круглые, как у ребенка». Таля «быстро расстегивает платье, вынимает левую грудь - так вынула бы ее для ребенка -дает Куковерову».
«Энтропия» и «энергия» женской души.
Как понять, что ближе писателю: та недостижимая или «глиняная». У него нет полного унижения «глиняных» Марфы («Икс»),
Глафиры («Алатырь»). Восхищение здоровой красотой этих героинь несомненно, в этом сказывается народный идеал красоты. Е.И. Замятин, человек, родившийся и выросший в самом сердце России, не мог не впитать в себя и не отразить в своем творчестве народные представления о прекрасном.
Образы «глиняных» состоят из здоровой красоты плюс различный процент иронии. С первого взгляда, к ним принадлежит О-90. Однако образ этой замятинской героини сложнее. Первое впечатление, внешние характеристики представляют ее как одну из «глиняных»: постоянно и настойчиво сопровождается розовым цветом, округлостью («Вот у нее простой, круглый ум»). Это не энтропия, хотя действий ей принадлежит мало, однако, она идет против системы, желая сохранить ребенка - это уже энергия.
Другой тип героинь - тоненькие, хрупкие плюс нестерпимое, трагическое, наделенные внутренней силой. Что самое главное, в них присутствует живая, живущая, динамичная душа. Очень часто при описании женщины писатель употребляет излюбленное слово -«нестерпимо». У «глиняных» - нестерпимое плотское, телесное, у этих же нестерпимое духовное. Они, если и обладают счастьем, то в нем обязательно оказывается какая-либо червоточина, постепенно ведущая к трагическому финалу.
Счастье - жирообразующее вещество, -по словам адвоката О'Келли из повести «Островитяне». Находящиеся в духовном и телесном движении, не могут обрасти жиром. Этот жир - та бытовая, телесная глина, что покрывает, заглушает отблеск недостижимой «Евы» и приводит к «энтропии».
Женщина всегда оказывается выше своего избранника. Пеля - более цельная натура, близкая природе, ею движут чистые природные животные инстинкты, интуиция, страстные чувства. Она гораздо подвижнее и живее белоголового медведя Марея. Он же часто глух к Пеле. Заслушавшись рассказом о чудесах Петербурга, Марей не слышит ее приглашения в круг. Поглощенный, как оказалось бесполезной, работой над фонарем, он не замечает крушения всей их жизни.
Маруся кажется более живой, мягкой, задорной по сравнению со своим суровым супругом.
Диди - вызов обществу Джесмонда, волевая натура. Просто удивительно, как она сошлась с Кэмблом, с его слоновьими глазками.
Кстати, глаза в творчестве Е.И. Замятина - немаловажная деталь. Н.Н. Иванов в своей книге 300 вопросов и ответов по мифологии пишет: «Глаза - первый показатель связей человека с царством света или тьмы. Если мифологический персонаж соотнесен с миром зла, это отражается и в его глазах: они обязательно имеют что-нибудь необычное -от косоглазия до слепоты [4]. Легким демоническим косоглазием наделен Замятиным ироничный доктор Войчек из «Чуда, происшедшего в Пепельную среду». Обе головы ужасного создания из сказки «Хряпало» имеют зажмуренные глаза, как у гоголевского Вия.
Кэмбл в какой-то момент становится энергичным. Однако это состояние не направляется им самим, он движется под давлением обстоятельств, не теряя своих прежних идеалов, синтетическим выражением которых является утюг. Здесь он проявляет сходство с нечуткостью Марея к Пеле. Это напоминает детскую непонятливость, «глухоту» к родителям.
Некая пародия на преклонение поэта перед Прекрасной Дамой (или просто сатирическое изображение того, как может это преклонение предстать в жизни) видится в истории любви Кости Едыткина, провинциального поэтика, к дочке исправника Глафире в повести «Алатырь». Он преисполнен романтических чувств, она ждет героя, но они оба смешны. Вот на мнимом смертном одре Костя хочет видеть Её, и «сдвинулся в нем какой-то столетний камень, и забил из-под камня из самой глуби хрустальный ключ: всего напоил, утешил, исполнил. Тихонько взял Костя глафирину сладкую руку. - Теперь я должон сказать. Помираю, блинов объелся.» [3, с. 211]. Довольно резкий контраст романтичного, высокого начала с приземленным, просторечно-комическим завершением.
Выражена авторская ирония и по отношению к капитанше Нечесе в повести «На куличках», Матрене-Плясее в «Севере», особенно к Чеботарихе в «Уездном», но нет отвращения, нет отталкивающего, пугающего в его женских характерах. В то же время у Замятина достаточно отвратительных мужских персонажей. Вспомнить хотя бы мистера Краггса, Обертышева, Дьюли.
Многие герои Замятина имеют черты сходства с героями русских сказок. Женщина русской сказки сочетает в себе и мужские и
женские качества, причем мужчина обладает качествами ребенка. Так считает В.И. Миль-дон в своей статье «Сказка - ложь.» (Вечно женственное на русской земле). В сказке преобладает тип умной женщины, во благо или во зло ей был дан ум. Есть Иван-дурак, но нет Марьи дурочки.
Мужчина инертен, часто впадает в магический сон, окаменение, его цели достигаются сами собой, либо с чьей-то помощью, зачастую женской. Деятельный дух женщины, ее энергия воплощаются в способности ее к превращениям. То же можно сказать о героинях Замятина: Софья - птица, Ганька -кошка, Пеля - лань, олень, Маруся - коза, мышонок. Мужской герой русской сказки лишь хочет (по моему хотенью, по щучьему велению). У него нет сильных, а главное, долгодействующих внутренних импульсов. Эта характеристика очень подходит поручику Половцу.
Мужская психология в изображении сказки и в творчестве Замятина напоминает психологию ребенка, которого надо направлять. С этой ролью справится лучше всего, конечно, женщина. «Засмотрелся, забылся, сладко» - переживания ребенка.
В статье В.И. Мильдона приводится цитата С. Кьеркегора: «Женщина понимает все земное, начиная с глубочайших причин и, кончая мелочами, поэтому она так прелестна, поэтому-то она так очаровательна, как ни один мужчина, счастлива, как не может быть и не должен быть ни один мужчина, поэто-му-то она находится в такой гармонии со всем бытием, в какой никогда не находился мужчина.Можно сказать, что она является существом более совершенным, нежели мужчина.Она играет в жизни мужчины важную роль, исполненную глубочайшего значения, но не внешнего, а внутреннего, как роль корня, который прячется в тиши, в глуби земли» [5].
Вячеслав Иванов в «Существе трагедии» в 1912 году выразил мысль, что переживание внутренней двойственности делает женщину цельной: переживание этой двойственности -трагическое упоение. Для мужчины переживание двойственности - признак душевного раскола. Это действительно характерно для героев Е.И. Замятина. Внутренний раскол переживают многие его герои-мужчины: Шмит, Тихмень, Д-503, дьякон Индикоплев, Мамай, Кэмбл. Причем раскол этот может носить двоякий характер. Он может разбить
личность, привести к трагедии, как это происходит с Тихменем в повести «На куличках». Может произойти раскол, который, сорвав внешнюю скорлупу, обнаружит новое, или не новое, но таившееся внутри, существо. Так, как происходит с Д-503.
Круг в славянской мифологии представлялся символом земли, квадрат - неба. Жертвенники небесным и земным божествам устраивались соответственно этим простым, казалось бы, символам. Вспоминая эти знаки неба - отца и земли матери, можно сравнить женскую двойственность с двойственностью символа земли. Она и колыбель жизни, мать, она же и могила.
Мильдон пишет: «Н. Бердяев, определяя психологическую доминанту творчества Розанова, писал о «женственности души русского народа», он не сделал необходимой, как мне кажется оговорки. Следовало бы, исходя из опыта русской сказки, говорить о женственности мужской души, тем более что текст Розанова является признанием автора в
«женских» переживаниях: «Русский народ не чувствует себя мужем, он все невестится, чувствует женщиной перед колоссом государственности, его покоряет «сила».» [5, с. 136].
Вполне возможно, что Замятин был знаком с мыслями Розанова. По крайней мере, все сказанное выше подходит персонажам произведений писателя.
1. Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 379.
2. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1937. С. 223.
3. Замятин Е.И. Избранные произведения. М., 1989. С. 109.
4. Иванов Н.Н. 300 вопросов и ответов о мифологии. Ярославль, 1997. С. 54.
5. Мильдон В.И. «Сказка - ложь.» (Вечно женственное на русской земле) // Вопр. философии. 2001. № 5. С. 136.
ПОВЕСТЬ Е.И. ЗАМЯТИНА «УЕЗДНОЕ» КАК ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОТРАЖЕНИЕ ТРАГЕДИИ РАСПАДА СЕМЬИ1 С.Н. Капустина
Kapustina, S.N. E.I. Zamyatin’s tale «Of the Uyezd» as artistic reflection of a tragic family disintegration. The article discusses peculiarities of the mosaic depiction of the family world in E.I. Zamyatin’s tale
«Of the Uyezd» and deduces a minor sound of family motives in the writer’s works.
В осмыслении и художественной подаче семейной темы в творчестве Е.И. Замятина можно отметить 3 этапа. Хронологические рамки первого относятся примерно к 19121916 годам. В произведениях об Англии эта тема приобретет иное звучание. Для произведений первого периода характерен широчайший идейно-тематический охват материала. Именно в эти годы, как отмечает Т. Давыдова, «у Замятина возникает концепция «органического» человека, что обуславливает активное взаимопроникновение мира
1 Работа выполнена в рамках научной федеральной программы «Университеты России». Грант УР.10.01042 «Е.И. Замятин в контексте оценок истории русской литературы ХХ века как литературной эпохи».
