CC BY
56
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2014. № 5
С.И. Голубев
(аспирант кафедры истории нового и новейшего времени стран Европы и
Америки исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)*
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ ФРИДРИХА КЛОПШТОКА
В статье рассматриваются национальные воззрения выдающегося немецкого писателя Ф.Г. Клопштока (1724—1803). Проанализированы его взгляды на важнейшие идеологические составляющие немецкого национального дискурса того времени: «немецкое отечество», «немецкий народ», «немецкий язык». Показана реакция писателя на Французскую революцию сквозь призму культурно-исторического понимания данных категорий.
Ключевые слова: Ф. Клопшток, немецкий национализм, Французская революция (1789—1799).
The article considers the contribution of the distinguished German writer Friedrich Klopstock to the development of German Nationalism. His interpretation of the main German nationalist concepts are analyzed. His attitude towards the French revolution is shown in this context.
Key words: F. Klopstock, German nationalism, French revolution 1789—1799.
* * *
Фридрих Готтлиб Клопшток (1724—1803) — выдающийся немецкий писатель, стоявший у истоков расцвета немецкой литературы в последней трети XVIII — первой половине XIX в. Значение его творчества с литературной точки зрения не вызывает сомнений, но ей не ограничивается, поскольку помимо сугубо литературного, оно имеет еще одно, общественное, измерение. В значительной части произведений поэт в художественной форме рассматривал проблемы исторического развития немецких земель и предлагал пути их разрешения.
Целью настоящей статьи является изучение патриотических взглядов Клопштока в контексте развития немецкой национальной идеи. Представляется важным выявить основные черты и главные составляющие этих воззрений. В конечном счете, необходимо выяснить, насколько комплекс идей, заложенных в творчестве Клопштока, заслуживает характеристики «национальных», учитывая то обстоятельство, что в научной литературе существуют различные оценки по данному вопросу.
Долгое время немецкая историография относила начало возникновения немецкого национального дискурса к эпохе Француз-
* Голубев Сергей Игоревич, e-mail: [email protected]
ской революции, объясняя этот факт реакцией на наполеоновское вторжение в германские земли и с этого момента провозглашала наступление «национального» XIX в. В свою очередь XVIII столетие было подвергнуто «денационализации» и как таковое рассматривалось в качестве антипода последующему историческому периоду1. Вместе с тем значительный корпус текстов XVIII в. содержал богатый материал, который по своей тематике можно было трактовать с «национальных» позиций. Его толкование, однако, не выходило за вышеобозначенные концептуальные рамки: он либо признавался «ненациональным», либо толковался в качестве «светлой стороны» немецкого национализма, в котором национальные чувства вызывались прогрессивными политическими устремлениями по созданию единой демократической Германии и не носили ярко выраженного агрессивного характера по отношению к окружающим немецкие земли народам и государствам. Этот «патриотизм» века Просвещения, по мнению значительной части исследователей, не являлся ранней формой немецкого национализма2, а был его альтернативой. Клопшток представлял собой один из ярких примеров носителей подобного рода взглядов3. Именно в «патриотическом» ключе сложилось восприятие творчества писателя в немногочисленных и общих, но при этом достаточно емких и информативных работах отечественного литературоведения4.
В последние время, однако, такую точку зрения все больше приходится поправлять: на рубеже 1990—2000-х гг. был опубликован ряд исследований, продемонстрировавших развитость немецкого национализма в XVIII столетия и его принципиальную связь с идеологическими построениями XIX в.5
В контексте данных историографических разногласий и тенденций реконструкция воззрений одного из наиболее значительных немецких писателей своего времени представляется весьма актуальной.
1 Vierhaus R. "Patriotismus" — Begriff und Realität einer moralisch-politischen Haltung // Ders. Deutschland im 18. Jahrhundert. Göttingen, 1987. S. 96—109.
2 Echternkamp J. Der Aufstieg des deutschen Nationalismus 1770—1840. Fr. / M.; N.Y., 1998. S. 50—62; Schultz H. Mythos und Aufklärung. Frühformen des Nationalismus in Deutschland // HZ. Bd. 263. 1996. H. 1. S. 31—67.
3 Düwel K, Zimmerman H. Germanenbild und Patriotismus in der deutschen Literatur des 18. Jahrhunderts // Germanenprobleme in heutiger Sicht. Berlin, 1999. S. 375—390; Prignitz C. Vaterlandsliebe und Freiheit. Deutscher Patriotismus 1750—1850. Wiesbaden, 1981. S. 28—31.
4 Гейман Б.Я. Клопшток // История немецкой литературы. Т. 2. М., 1963. С. 160— 178; Пуришев Б. Клопшток // Литературная энциклопедия. Т. 5. М., 1931. С. 312—318.
5 Fischer D. Das Eigene und das Eigentliche: Klopstock, Herder, Fichte, Kleist. Berlin, 1995; Hermann H.-P. "Mein Arm wird stark und groß mein Muth [...]". Wandlungen des deutschen Nationalismus im 18. Jahrhunderts // Die Ordnung der Kulturen. Zur Konstruktion ethnischer, nationaler und zivilisatorischen Differenzen 1750—1850. Würzburg, 2006. S. 53—78.
Клопшток родился в 1724 г. в небольшом северогерманском городке Кведлинбурге. Свою литературную деятельность он начал в середине 1740-х гг. во время учебы в университетах Йены и Лейпцига. В течение последующих двух десятилетий он создавал произведения, основанные на религиозных сюжетах и проникнутые духом глубокого переживания веры (поэма «Мессиада» 1748—1773 гг., драмы «Смерть Адама» 1757 г., «Соломон» 1764 г., «Давид» 1772 г., а также лирические стихотворения). Неизменности художественных подходов в этот период творчества писателя, возможно, способствовало постоянство места проживания: с 1751 по 1770 г. Клопшток находился при дворе датского короля Фредерика V, который оказывал поэту покровительство и создавал все условия для литературных занятий.
Германия XVIII столетия представляла собой сложную мозаику нескольких сотен практически независимых друг от друга территориальных образований, формально объединенных рамками Священной Римской империи. По своему политическому устройству подавляющее большинство из них являлись абсолютными монархиями, с централизованной системой управления и сосредоточением властных полномочий в руках правителей при незначительном влиянии органов сословного представительства.
События середины века внесли изменения в сложившийся между немецкими государствами status quo. Во многом это было связано с увеличившейся активностью королевства Пруссия, на трон которого в 1740 г. взошел Фридрих II, будущий Фридрих Великий (1740—1786). Развязанная им война за австрийское наследство (1740—1748) положила начало так называемому австро-прусскому дуализму — вековому противостоянию Пруссии и монархии Габсбургов за преобладание в германском мире. Семилетняя война (1756— 1763) с военно-политической точки зрения закрепила результаты предыдущего конфликта, однако помимо этого она послужила одним из главных импульсов к резкому увеличению активности немецкой общественности, вновь после долгого перерыва проявившей свой интерес к национальной проблематике.
Не остался в стороне от этой тенденции и Клопшток: с середины 1760-х гг. писатель все больше начал обращаться к попыткам осознания исторических событий и процессов, происходящих на его глазах в немецких государствах. Он задавался вопросом о причинах разобщенности немецких княжеств и путях ее преодоления. Решение данной проблемы писатель искал в обращении к героям и образам древнегерманской мифологии и истории. Таким образом, с конца 1760-х гг. начинается новый этап его литературного творчества, продолжавшийся до конца 1780-х гг., который условно можно определить как «национальный». Характерно, что измене-
ния совпали с возвращением Клопштока из Дании в Германию — в 1770 г. он переезжает в Гамбург, где остается до конца жизни.
Древнегерманская тематика наиболее полно выразилась в трилогии Клопштока о вожде племени херусков Германе («Битва Германа» 1769 г., «Герман и князья» 1784 г., «Смерть Германа» 1787 г.) и поэтическом наследии автора (прежде всего в одах, в меньшей степени — в песнях, эпиграммах и т.п.)6. Данные произведения писателя содержат мало исторической правды о событиях давно ушедшего времени. Такая ситуация довольна типична: пробуждающееся «национальное» создает свою собственную «историю», укореняясь в ней и тем самым обосновывая законность своего су-ществования7. Для немецкого национализма в качестве «своей истории» должно было служить древнегерманское прошлое, которое реконструировалось по источникам античного времени, прежде всего произведениям римского историка Тацита8. Рецепция содержащихся у Тацита сведений началась еще в трудах немецких гуманистов и на протяжении последующих эпох выкристаллизовывала образы, понятия и представления, которые к XIX в. сформировали немецкую «национальную мифологию». В этом смысле очередной виток интереса к данным сюжетам в середине XVIII в. уже опирался на заметный идейный фундамент. Поэтому обращение Клопштока к фигуре германского воина Арминия являлось традиционным для немецких интеллектуалов9.
Переходя к рассмотрению национальных взглядов Клопштока, необходимо прежде всего установить, какими «национальными» категориями он оперирует, и последовательно рассмотреть, какой смысл он в них вкладывает. Основными понятиями являются: «отечество» ("Vaterland"), «народ» ("Volk"), различные сочетания со словом корня «немецкий» ("deutsch", "teutsch"), «Германия» ("Deutschland", "Teutschland"), «немецкий язык». Термины «нация» ("Nation"), «родина» ("Patria") в текстах рассматриваемого периода не встречаются.
Вначале обратимся к категории «отечество». Контекст его употребления — ценностный: «отечество» представляет собой абстрактное понятие, служение ему трактуется как безусловное благо и рассматривается как первоочередная цель деятельности человека,
6 Klopstock F.G. Sämmtliche Werke in 10 Bd. Leipzig, 1844; Klopstock F.G. Oden in 2 Bd. Leipzig, 1798.
7 Wehler H.-U. Nationalismus. Geschichte — Formen — Folgen. München, 2001. S. 38—39.
8 Медяков А.С. Национальная идея и национальное сознание немцев // Национальная идея в Западной Европе в Новое время. М., 2005. С. 394—458.
9 Об общей эволюции образа Арминия см.: Benario H.W. Arminius into Hermann: History into Legend // Greece & Rome. Second Series. Vol. 51. 2004. N 1. P. 83—94.
осознающего его существование и признающего его в качестве абсолютного приоритета.
«Отечество» требует от человека тотальной преданности ему. В оде «Песнь об Отечестве» лирическая героиня — немецкая девушка — признается, что любовь к «отечеству» занимает все ее мысли и чувства10: «...Не выбрала бы ни одну другую страну / Моим отечеством, / Даже если выбор был бы свободным». Немцев, не осознающих долг по отношению к «отечеству», она приравнивает к «чужеземцам»11.
Клопшток рассматривает понятие «отечество» в контексте семейных связей, тем самым повышая степень укорененности данной категории и усиливая эмоциональную составляющую в ее восприятии12. При этом связь человека с «отечеством» оказывается сильнее родственных отношений13: «Отечество. / больше, чем мать, жена, и невеста, / больше, чем сын во цвете лет, / впервые взявший <в руки> оружие!». Таким образом, традиционно высшая для бюргерских кругов ценность семейного счастья, столь ярко продемонстрированная в классическом для XVIII в. литературном жанре мещанской драмы, уступает свое место служению «отечеству».
Любовь к «отечеству» поглощает в итоге самого человека, ибо самое зримое выражение этой любви — самопожертвование. Ценность «отечества» становится выше ценности человеческой жизни14: «Приятна смерть за отечество! / Когда наше опускающееся чело / Покроется кровью, мы умрем / Во славу отчизны!». Формула «смерть за отечество» являлась немецким переложением античного требования "pro patria mori" и присутствовала в немецком национальном дискурсе еще со времен гуманистов15. Ее трактовка в смысле долга человека по отношению к «отечеству» в условиях, когда последнему угрожает опасность, была достаточно традици-онна. Однако у Клошптока она имеет не только характер долженствования и суровой необходимости, но и радостного устремления самого индивида. Такая смена восприятия акта самопожертвования была во многом связана с его переосмыслением в религиозном ключе: человек уподобляется мученику за веру, который своим поступком завоевывает свое последующее воскресение и попадание в рай, в качестве которого выступает складывающийся пантеон «национальных героев»16. Клопшток, культивируя данную мысль,
10 KlopstockFG. Oden... Bd. 1. S. 300.
11 Ibidem.
12 Hermann H.-P. "Mein Arm wird stark." S. 60—61.
13 KlopstockF.G. Sämmtliche... Bd. 6. S. 95.
14 Klopstock F.G. Oden. Bd. 1. S. 76.
15 Hermann H.-P. "Mein Arm wird stark." S. 70.
16 Kaiser G. Klopstock als Patriot // Nationalismus in Germanistik und Dichtung. Berlin, 1967. S. 149—150.
усиливает эффект ее восприятия отсылками к древнегерманскому мифу о Вальгалле, в которой живут павшие за родину воины, вновь обретающие там былую силу и молодость, проводящие время в бесконечных поединках между собой17: «О ты, павший за отечество, / Тебе поднесет в прохладной роще Вальгаллы / Тебе, вновь ставший юношей, / Туискон18 твое первое оружие!».
Таким образом, категория «отечества» является центральной во всей системе ценностей Клопштока, ибо все остальные ориентиры, определяющие поведение людей, находятся в подчиненном по отношению к ней положении. Такое понимание основополагающих национальных категорий выделяется в качестве одного из признака, отличающего «современный» национализм XIX—XX вв. от предшествующих ему различных национально окрашенных представлений раннего Нового времени19.
В основе определения территориальных границ «отечества» лежит понятие «немецкого народа», к рассмотрению которого следует перейти.
Писатель постоянно подчеркивает присущие немцам положительные качества, выгодно отличающие их от других народов. Клоп-шток характеризует немцев как самый свободолюбивый народ из всех живущих на земле: это «народ свободы, вскормленный в лесах / Молоком стад и охотой за косулями!». «Мой отец всегда говорил мне, никогда завоеватели мира не должны сделаться нашими господами»20, — этот завет предков, произнесенный Германом, не дает права потомкам его не исполнить, потому что в нем заключается сущность немецкого народа. Мотив «смерть за свободу» был одним из самых широко встречающихся в пьесах и явно созвучным другому — «смерть за отечество», по отношению к которому служил фактически синонимом21: «Немцы лучше погибнут, чем будут жить, / Если лишатся свободы!». Ведь с гибелью не будет потеряна их честь, наоборот, в нравственном плане победа будет за ними: «Мертвые победители — все равно победители»22. Эти примеры показывают, что понятие свободы воспринимается и интерпретируется Клопштоком как синоним слова «независимость», борьба же за нее означает сопротивление внешнему врагу.
17 KlopstockF.G. Sämmtliche... Bd. 6. S. 96.
18 В древнегерманской мифологии, легендарный прародитель всех германцев.
19 Langewiesche D. "Nation", "Nationalismus", "Nationalstaat" in der europäischen Geschichte seit dem Mittelalter — Versuch einer Bilanz // Föderative Nation. Deutschlandkonzepte von der Reformation bis zum Ersten Weltkrieg. München, 2000. S. 29—30; Hermann H.-P. "Mein Arm wird stark." S. 69—71.
20 Klopstock F.G. Sämmtliche. Bd. 7. S. 229.
21 Klopstock F.G. Sämmtliche. Bd. 6. S. 83.
22 Klopstock F.G. Sämmtliche. Bd. 7. S. 233.
Важной особенностью понимания писателем «немецкого народа» было осознание его социального и территориального единства. Немцы объединены общим происхождением, они — «Туискона смелый народ»23. Ощущение народного единения, без социальных или иных исключений, подчеркнуто в третьей части трилогии: после того как жена Германа Туснельда была освобождена из римского плена, тот организовал праздничные песнопения, в которых участвовали все слои германского общества — охотники, пастухи, рыбаки, земледельцы и т.д. Но целостность немцев понималась не только с социальной точки зрения, но и с территориальной. В единый народ включались все германские племена, говорившие на одном языке, с общими традициями и обычаями. Герман так отвечает князю каттов Арпе, который хвалился своим происхождением именно из этого племени: «Тебе я мог бы ответить то, что я херуск; но это не имеет значения. Мы все — немцы!»24. Клопшток впервые в истории трактовки сюжета о битве в Тевтобургском лесу формулирует мысль об «органическом единстве» немцев, образующих единый «народ»25. Вопрос о его судьбе подспудно является центральным во всей трилогии.
Таким образом, именно «немецкий народ» — та основа, на которой построено здание «отечества», в конечном счете именно народ представляет собой критерий для определения его сути и границ. В этом смысле «отечество» становится равнозначно понятию «Германия». Общее происхождение, однако, достаточно расплывчатый фактор для конкретного определения «немецкого народа». На практике для Клопштока, что неудивительно в силу его профессионального занятия, существование единого народа обуславливалось наличием немецкой языковой общности.
Язык представлялся писателю уникальным достоянием немецкого народа, выражением его духа. Более того, немецкий язык признавался автором единственным реликтом культуры, сохранившимся с древнейших времен в неизменном виде. Это был язык, «на котором разговаривал Герман»26, «язык Туискона», «смелыми оборотами метко и сильно выражающий мысли и переживания»27.
Однако сейчас (при Клопштоке) он находится в упадке. Данная мысль является достаточно традиционным мотивом, который пронизывает творчество многих немецких писателей и публицистов
23 Ibid. Bd. 6. S. 66.
24 Ibid. Bd. 7. S. 175.
25 См. сравнение главных произведений XVIII в. на данный сюжет: Schumann M. Arminius redivivus: Zur literarischen Aneignung des Hermannsstoffs im 18. Jahrhundert // Monatshefte. Vol. 89. 1997. № 2. S. 130—147 (особ. S. 143—144).
26 KlopstockF.G. Oden. Bd. 2. S. 104.
27 Ibid. Bd. 1. S. 270—271.
XVII—XVIII вв.28 Во многом это было следствием осознания господства на немецкой почве французской литературной традиции, ориентированной на классические античные образцы, и связанного с этим проникновения в немецкий язык большого числа иностранных заимствований. Клопшток видит в таком положении дел свидетельство глубокого кризиса немецкой культуры, который он обозначает как состояние духовного рабства немецкого народа. Писатель призывает перестать равняться на античных авторов29: «Если еще пугает тебя, сын Тевтона, / Другая песнь, не греческая: то Германа, / Лютера, Лейбница, ты не достоин!.. / Поэт, ты не немец! Лишь подражатель, / Согнувшийся под гнетом, ты не осознаешь сам себя».
Наиболее ярко призыв к возрождению немецкой поэзии прозвучал в знаменитой оде «Холм и роща». Веками писавший произведения по классическим образцам, немецкий поэт ("Dichter") вдруг осознает, что их слепое копирование не приводит к положительным результатам, а настоящее бардовское искусство предков возродить уже невозможно. Античный поэт ("Poet"), в свою очередь, не понимает, почему его немецкий собрат больше не хочет на него равняться. Неожиданно для обоих поэтов появляется древнегерманский бард, рифмы которого содержат в себе истинное искусство. Немецкий автор оказывается перед выбором и в конечном счете следует за бардом30: «Холм звучит Зевсом, / Воданом — роща... / Меня не тянет Холм Эллады: / Я иду к источнику Рощи!». Лирический герой сделал принципиальный выбор не только между двумя канонами искусства, но и между двумя культурными традициями: античной, наследником которой являются романские народы, и германской31.
О тематике новой, «немецкой», поэзии Клопшток заявляет сразу же после сделанного героем выбора32: «Ветром всколыхнутся ее <тэлюн> струны, / И зазвучит она сама собой: Отечество!». Поэт вступает на путь служения ему. В оде «Праздник», обращаясь к поэту, Клопшток пишет33: «Открой, о, Тевтонский гений, глаза немцу!». Именно писатели, начав создавать немецкую националь-
28 Для XVII в. см.: Лазарева А. Чистый язык — сильная нация. Плодоносящее общество (1617—1680) в борьбе за немецкую национальную самобытность // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 2005. № 3. С. 36—56; Для последней трети XVIII в.: Фидарова Ф.К. «Немецкий язык» в немецкой поэзии и его патриотическая роль в культурном пространстве Германии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. 2009. № 1. С. 124—134. В том числе кратко о Клопштоке: С. 129—130.
29 KlopstockF.G. Oden... Bd. 2. S. 210.
30 Ibid. Bd. 1. S. 287.
31 DuwelK., Zimmerman H. Germanenbild... S. 389—390.
32 Klopstock F.G. Oden. Bd. 1. S. 287.
33 Ibid. Bd. 2. S. 272.
ную литературу, постепенно возродят немецкий язык, а, поскольку он, в свою очередь, является главным и единственным носителем немецкого духа давно прошедшего общегерманского времени, то этот дух вновь проснется. Олицетворением этого «нового», но хорошо забытого духа был, конечно, Герман. Поэтому глубоко символично то, что немецкий поэт после неожиданно появившегося древнего барда из глубины рощи взывает34: «Отечество! Кого восхваляет громкое эхо? / Явится ли Герман в темноте рощи?».
Ответ Клопштока был положительным: после оды «Холм и роща» в сборниках поэта всегда шла ода с одноименным герою названием. Выражаясь языком современных исследований национализма, писатель открыто формулировал ясный и устремленный в будущее проект «нациестроительства».
Таким образом, национальные воззрения Ф.Г. Клопштока определялись достаточно ясно усматриваемой схемой: «язык» — «народ» — «отечество». Она имеет четкий историко-культурный характер, выглядит логически стройной и завершенной, включает в себя компоненты, которые цементируют национальную общность. В то же время, в идеологических построениях Клопштока имеет место и негативный критерий определения таковой: образ «врага», противопоставление которому усиливает осознание национального единства. Необходимо рассмотреть его более подробно.
Образ «врага» в произведениях писателя реализуется на примере римлян, которые ассоциировались в глазах читающей публики с их «потомками» — романскими народами. Противопоставление римлян немцам априори должно накладывать негативный отпечаток на восприятие первых, ибо последние по определению расцениваются писателем положительно.
Главной негативной чертой образа римлян было их стремление к завоеванию и максимальному распространению своей власти35: «Мы склоняем под наше ярмо / Ближайшие нам народы / Или убиваем их!». По мысли писателя, немцы остались единственным непокоренным ими народом36: «Вокруг нас все молчат и смотрят / Грустными глазами на свои кандалы. / Иллириец! Галл! / Ибериец! Британец!.. / Вокруг нас, народа рощи, звенят цепи / Покоренного мира!».
В противоположность «свободолюбивым» немцам, римляне — народ «тиранов» и «рабов». С течением времени они потеряли былую силу и древние достояния, ослабли как морально, так и физи-чески37: «Выродились внуки Ромула, и в пирах / Наслаждений
34 Ibid. Bd. 1. S. 287.
35 KlopstockF.G. Sämmtliche... Bd. 7. S. 210.
36 Ibid. S. 147—148.
37 Ibid. Bd. 6. S. 59.
животным стали подобны!». Римский народ позволил «тиранам», живущим на «высоком Капитолии»38, поработить себя и сделался их «приспешником» ("и^ейугаппеп")39. Противоположность германцев и римлян выражена и на уровне личных качеств. Так, когда пленный римлянин Валерий иронично замечает, что Герман «хочет казаться справедливым воином», тот ему отвечает: «Больше, чем казаться, римлянин! Вы — кажетесь! Я — есть, я — хочу быть <им>...»40. Эта антитеза: «вы — кажетесь», «мы — есть» — отражает всю глубину моральной несовместимости двух народов. Программным произведением Клопштока, в котором немцы напрямую противопоставлены «потомкам» римлян — романским народам, является ода «Мы и они». Сравнение выявляет полное превосходство соотечественников писателя41: «Они очень богаты! и очень горды! / Мы — не богаты и не горды! / Это возвышает нас над ними!.. // Они проникли в знания науки / До самой сущности ее глубин! / Мы сделали / это уже давно!».
Таким образом, образ «врага» в виде «римлян — романских народов» обрисован в произведениях Клопштока достаточно четко и несет вполне определенную функциональную нагрузку, логично дополняя вышеописанную «трехчленную» культурно-историческую схему. Тем удивительнее представляется следующий этап творческого и, вероятно, идейного развития писателя, связанный с позитивным восприятием Французской революции конца XVIII в.
По утверждению известного отечественного литературоведа Б.И. Пуришева, «ни один немецкий поэт не откликнулся так бурно на события во Франции, как 65-летний Клопшток»42. Восторженная реакция писателя на известия о штурме Бастилии, последующая поддержка в своих произведениях действующего на протяжении двух лет Учредительного собрания во многом контрастируют с его последовательными и подкрепленными теоретическими выкладками антифранцузскими и в целом антироманскими взглядами. Это несоответствие требует своего объяснения.
Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что Клопшток придавал революционным событиям чрезвычайное значение. Он утверждал: «Я думал, будто величайшее событие этого века / произошло тогда, когда Геркулес Фридрих, / поверженный властителями и властительницами Европы, / вновь повел свои пушки в наступление! / Сейчас я так не считаю. Галлия короновала себя / гражданским венцом, который ранее никому не принадлежал! / Он сияет ярче,
38 Ibid. S. 58.
39 Ibid. Bd. 10. S. 189.
40 Ibid. Bd. 6. S. 128.
41 Klopstock F.G. Oden. Bd. 1. S. 249—250.
42 Пуришев Б. Клопшток // Литературная энциклопедия. С. 315.
<Галлия> его заслуживает!»43. Клопшток, всегда сдержанно негативно относившийся к своему соотечественнику Фридриху II (во многом из-за его франкофонии), но при этом признававший за ним несомненные заслуги, в «рейтинге» важнейших исторических событий эпохи отдает предпочтение изменениям во Франции, что само по себе весьма показательно.
Франция, по мнению писателя, «освободила себя» и выпустила на волю «дух свободы, узнав который народы, наконец, осмелятся посмотреть, чем они являются»44. В данном случае понимание категории «свободы» не было радикальным в республиканском смысле этого слова, скорее, оно означало долгожданный для писателя пример совпадения интересов «народа» и его «правителя», при котором последний действует во имя «общего блага» согласно четко установленным правилам: «О, Свобода! Свобода! Не только демократ / Знает, чем ты являешься, / Счастливые сыны хорошего короля / Тоже это понимают. / Не только за отечество, / В котором правят закон и сотни людей, / Но также за отечество, / Где законность и один властвует»45.
На это же указывает и признание положительной роли в происходящих событиях французского монарха Людовика XVI. При описании действий правителя Клопшток проводит сравнение с прусским королем Фридрихом II, не называя последнего напрямую и подвергая его скрытой критике. Так, французский король «никогда не болтал о Марке Аврелии, / Не давал сказочных обещаний / И не блистал в свете своего ослепительного двора», а военные «трофеи, скрывающие собой пролитую кровь, не склонили его к завоеваниям»46. Вместо этого «Людовик призвал людей из народа, чтобы они / Рассказали о своих тяготах, / .и образовали крепкий союз между ним, отцом, и ими, детьми». Тот факт, что монарх созвал Генеральные штаты и в последующем признал их преобразование в Учредительное собрание, вполне согласовывался с представлениями Клопштока об идеальном правителе. Задолго до революционных событий писатель утверждал: «Я видел многое. Я знаю, что величаво и прекрасно / В этой жизни! Самое высшее, / Что только могут видеть очи смертного: / Король, который делает людей счастливыми!»47. Исходя из такого комплекса представлений складывалось положительное отношение автора к революции. При этом он не до конца понимает, почему она произошла во Франции, а не в немецких государствах. Более того, в 1790 г. Клоп-
43 KlopstockF.G. Oden. Bd. 2. S. 117.
44 Ibid. S. 132.
45 Ibid. Bd. 1. S. 181.
46 Ibid. Bd. 2. S. 125.
47 Ibid. Bd. 1. S. 141.
шток пишет оду «Они, а не мы», название которой показательно противопоставлено его знаменитой оде 1766 г. «Мы и они». Писатель сокрушается по поводу того, что не немцы, «народ свободы», антипод предпочитающих «тиранию» романских соседей, первыми поднялись на борьбу за нее: «Ах, мое отечество, не ты было тем, кто вознес / Свободы вершину, <не ты> засияло примером <другим> народам вокруг: / Франция это была!»48.
Очевидно, что «национальные» предубеждения мешали писателю признать факт первенства главных «врагов», поэтому он пытался найти этому объяснение, которое бы примиряло факты с его «теорией». Он «вспоминает», что франки, основатели французской государственности, были германским племенем, а значит, вполне могли сохранить в себе «исконно немецкое» стремление к свободе, прорвавшееся сейчас наружу49. «Франки» становятся «братьями», а их имя — «благородным»50. Следуя этой логике, поддержка революционных событий во Франции становится для Клопштока естественной и встроенной в его систему мировоззренческих координат. То, что сделали «франки», он требует сделать и жителей немецких княжеств: «Это все вы, наши братья, франки, а мы? / Я вопрошаю напрасно, немцы умолкли! / Что означает ваше молчанье? Долгое терпение тяжких страданий? / Или скорое преображение?»51.
После начала борьбы Франции с коалицией европейских государств, возглавляемой Пруссией и монархией Габсбургов, писатель решительно выступил против их вооруженного вторжения, рассматривая ведущуюся ими войну как несправедливую и завоевательную. Данная поддержка не осталась незамеченной. 26 августа 1792 г. Клопштоку было присвоено звание почетного гражданина Франции.
Этот эпизод ярко показывает различия немецкой и французской традиций национального определения. Клопшток, отстаивающий исключительно культурно-исторический критерий принадлежности человека к «немецкому народу» и сам соотносящий себя с ним, с точки зрения членов французского Национального конвента является частью французской нации, поскольку разделяет провозглашаемые революцией принципы и идеалы. Поэтому он «включается» в эту нацию посредством предоставления ему всей полноты гражданских прав. В то же время, чтобы признать идеалы революции, писатель делает ряд идеологических оговорок исходя
48 Ibidem.
49 См. о подобных трактовках у других немецких авторов: Echternkamp J. Der Aufstieg. S. 145—146.
50 Klopstock F.G. Oden. Bd. 2. S. 116.
51 Ibid. S. 129.
из своего национального критерия, помноженного на историческую ретроспективу. В его представлении французы по определению не обладают «тираноборческими» устремлениями, «свободолюбие» — исключительное свойство «немецкого народа». В этом случае единственный способ принять революцию — увидеть в ней германские корни. Данные обстоятельства красноречиво демонстрируют различия двух подходов: нации как политического сообщества и как культурно-исторической общности.
Время присвоения Клопштоку звания почетного гражданина Франции пришлось на переломный момент в истории революции. События августа—сентября 1792 г. привели к провозглашению во Франции республиканского строя, а революционная армия успешно отразила иностранное военное вторжение и перешла в наступление за пределами собственной территории. Подобные изменения болезненно воспринимались Клопштоком, поскольку действительность все больше противоречила его первоначальной оценке ситуации. На начальном этапе революции писатель приветствовал и явно преувеличивал роль Людовика XVI. Низложение короля, суд над ним и последующая казнь не укладывались в устоявшиеся представления автора о характере политических изменений 1789—1791 гг. Начало Францией войны против соседних государств было расценено Клопштоком как завоевательный поход, ничем не отличающийся от действия объединенных войск антифранцузской коалиции: «Я возрадовался, что сильный, могучий народ / Никогда больше не решится снова вести захватнических войны. / Но, горе! те, кто усмирил чудовище <войны>, уничтожили этот высокий закон, развязав битву»52.
Стоит подчеркнуть, что писатель не сразу отказался от своего прежнего позитивного восприятия революции. По мере усилия влияния во Франции якобинцев и в особенности после прихода к власти радикальной их части — монтаньяров, Клопшток именно в них видит основных виновников попрания завоеванной до этого «свободы»: «Корпорации. / . уничтожили / свободную Францию. // Среди них одна. возвысилась, якобинский клуб!.. / Ее укус превратит свободу в пыль»53. В то же время он продолжает видеть во французах «франков» — германский, а значит, братский «по происхождению» народ и считает восстановление «свободы» возможным и необходимым. Однако помочь им в этом теперь должны немцы.
Впервые с начала революции Клопшток в середине 1793 г. вновь в позитивном свете обращает внимание на «немецкий на-
52 1ыа. s. 167.
53 1Ыё. S. 152.
род», который, по мнению писателя, как «народ свободы», должен помочь «братьям-франкам» восстановить ее, а заодно и самому ее обрести. В этой связи действия коалиционных войск приобретают в глазах автора положительное значение, ведь благодаря им Франция будет освобождена от якобинского террора, что приведет к восстановлению порядков раннего этапа революции. В оде «Слово немцев» Клопшток, обращаясь к «франкам», утверждает: «Мы приходим с оружием в руках, / Но ... также с ветвью мира в деснице, / Мы идем основать государство, объединившись с вами, / Как когда-то вы его себе основали»54. Писатель просит французов, называя их «юными франками», принять немцев, «древних франков», «как друзей».
Однако такая примирительная позиция в 1794 г. сменилась полным разочарованием в возможности возвращения к установлениям первого этапа революции. Все более пробивала себе дорогу мысль о том, что ответственность за отступление от «свободы» лежит не только на узурпаторах власти, но и на французах в целом. Такое положение коррелировало с изначально присущим Клоп-штоку отрицательным к ним отношением, которое теперь, в представлении писателя, становилось еще более оправданным. Писатель обвиняет их в том, что они «создали себе свободу, но обратили богиню в чудовище»55. Объясняя изменение в начале революции своей прежде негативной позиции по отношению к французам, он утверждает, что в 1789 г. ему «подумалось, будто свобода, священная матерь, послана преобразить тех счастливцев, которых она сама себе выбрала»56. Однако неудача этого заставляет Клопштока задаться вопросом: «Неужели те, кого ты <свобода> освободила, не способны к преображению?». Для писателя этот вопрос является риторическим, он больше не видит во французах германских «франков», фактически списывая поражение «свободы» на их изначальную неспособность ею воспользоваться. Более того, в исторической перспективе писатель не дает Франции втором шанса, заявляя: «Свобода, вернувшаяся на небо, не вернется назад, / А те, кто ее опорочил, не уживутся с ней никогда!»57. В стихотворении «К потомкам», написанном в 1799 г. и обращенном к тем, кому предстоит жить в наступающем XIX столетии, Клопшток выражает презрение к тем, кто не справился с обретенной «свободой», и завещает такое к ним отношение будущим поколениям: «Переполненные толпы высказывают вместе со мной мое отношение к вам, губители свободы! Его будут повторять сыновья <их> внуков. Не
54 Ibid. S. 161.
55 Ibid. S. 160.
56 Ibid. S. 164.
57 Ibid. S. 159.
думайте, будто они предадут его забвению. Они отольют его в мраморе и граните!.. они сохранят его в сердце!»58. В этой оде Клопшток фактически останавливается в одном шаге до открытого призыва к мести французам и в этом смысле его поэзия является непосредственным предшественником лирики времен Освободительной войны 1813 г.59
Итоги революционных изменений послужили подтверждением более ранних воззрений Клопштока, а временный пересмотр последних послужил своего рода «прививкой» от дальнейших идеологических колебаний.
Таким образом, писатель, опиравшийся в своих произведениях на сюжеты и образы, разработанные в предшествующие годы развития немецкой национальной идеи, сумел творчески их переработать и представить на суд публики логически выстроенную «национальную» теорию, каждый элемент которой дополнял другие. Размышления писателя о судьбах немецких государств были много большим, чем выражением «свободолюбивых надежд», облеченных в «наивную древнегерманскую костюмировку»60. Возвращаясь к изложенным в начале статьи различиям в историографии, в отношении Ф.Г. Клопштока можно сделать вывод о «национальном», а не «патриотическом» характере его воззрений.
Список литературы
1. Гейман Б. Клопшток // История немецкой литературы. Т. 2. М., 1963.
2. Лазарева А. Чистый язык — сильная нация. Плодоносящее общество (1617—1680) в борьбе за немецкую национальную самобытность // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 2005. № 3.
3. Медяков А.С. Национальная идея и национальное сознание немцев // Национальная идея в Западной Европе в Новое время. М., 2005.
4. Пуришев Б. Клопшток // Литературная энциклопедия. Т. 5. М., 1931.
5. Фидарова Ф.К. «Немецкий язык» в немецкой поэзии и его патриотическая роль в культурном пространстве Германии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. 2009. № 1.
6. Benario H.W. Arminius into Hermann: History into Legend // Greece & Rome. Second Series. Vol. 51. 2004. N 1.
7. Düwel K., Zimmerman H. Germanenbild und Patriotismus in der deutschen Literatur des 18. Jahrhunderts / Germanenprobleme in heutiger Sicht. Berlin, 1999.
8. Echternkamp J. Der Aufstieg des deutschen Nationalismus 1770—1840. Fr. / M.; N.Y., 1998.
9. Fischer D. Das Eigene und das Eigentliche: Klopstock, Herder, Fichte. Berlin, 1995.
58 ^t. no: Fischer D. Das Eigene und das Eigentliche. S. 157.
59 Ibidem.
60 TeÜMan E. KnonmroK... C. 176.
10. Hermann H.-P. "Mein Arm wird stark und groß mein Muth [.]". Wandlungen des deutschen Nationalismus im 18. Jahrhunderts // Die Ordnung der Kulturen. Zur Konstruktion ethnischer, nationaler und zivilisatorischen Differenzen 1750—1850. Würzburg, 2006.
11. Kaiser G. Klopstock als Patriot // Nationalismus in Germanistik und Dichtung. Berlin, 1967.
12. Langewiesche D. "Nation", "Nationalismus", "Nationalstaat" in der europäischen Geschichte seit dem Mittelalter — Versuch einer Bilanz // Föderative Nation. Deutschlandkonzepte von der Reformation bis zum Ersten Weltkrieg. München, 2000.
13. Prignitz C. Vaterlandsliebe und Freiheit. Deutscher Patriotismus 1750—1850. Wiesbaden, 1981.
14. Schultz H. Mythos und Aufklärung. Frühformen des Nationalismus in Deutschland // Historische Zeitschrift. Bd. 263. 1996. H. 1.
15. Schumann M. Arminius redivivus: Zur literarischen Aneignung des Hermannsstoffs im 18. Jahrhundert // Monatshefte. Vol. 89. 1997. № 2.
16. Wehler H.-U. Nationalismus. Geschichte — Formen — Folgen. München, 2001.
17. Vierhaus R. "Patriotismus" — Begriff und Realität einer moralischpolitischen Haltung // Ders. Deutschland im 18. Jahrhundert. Göttingen, 1987.
Поступила в редакцию 22 января 2014 г.
