CC BY
34
7. Там же. С. 231.
8. Колдер, Р. Сомерсет Моэм: жизнь и творчество [Текст] / Р. Колдер. М., 2001. С. 229.
9. Хусиулина, Р. Р. Английский роман XX века и «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского [Текст] / Р. Р. Хусиулина. Казань, 1998.
10. Колдер, Р. Указ. соч. С. 227.
11. Там же. С. 317.
12. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 155.
13. Там же.
14. Краус, В. Нигилизм и идеалы. Нигилизм сегодня, или Долготерпение истории. Следы рая. Об идеалах [Текст] / В. Краус. М., 1994. С. 17.
15. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 34.
16. Там же. С. 44.
17. Там же. С. 205.
18. Там же.
19. Там же.
20. Там же. С. 207.
21. Там же. С. 209.
22. Там же.
23. Там же.
24. Там же. С. 166.
25. Там же. С. 214.
26. Моэм, С. Записные книжки. С. 159.
27. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 206.
28. Там же. С. 217.
29. Там же. С. 80.
30. Там же. С. 81.
31. Там же. С. 158.
32. Там же. С. 120.
33. Там же. С. 221.
34. Там же. С. 221.
35. Жид, А. Достоевский. Эссе [Текст] / А. Жид. Томск, 1994. С. 59.
36. Там же. С. 59.
37. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 220.
38. Тихомиров, Б. «Лазарь! Гряди вон». Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в современном прочтении [Текст] / Б. Тихомиров. СПб.: Книга - Комплект, 2005. С. 31.
39. Бердяев, Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века [Текст] / Н. Бердяев // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 150.
40. Там же. С. 202.
41. Там же. С. 268.
42. Там же. С. 64.
43. Моэм, С. Записные книжки. С. 171.
44. Скородеико, В. Моэм С. [Текст] / В. Скоро-деико // Энциклопедический словарь английской литературы XX века. М., 2005. С. 284.
45. Моэм, С. Искусство слова [Текст] / С. Моэм. М., 1989. С. 240.
46. Там же.
47. Достоевский, Ф. Преступление и наказание [Текст] / Ф. Достоевский. М., 1970. С. 310.
48. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 122.
49. Морган, Т. Биография С. Моэма [Текст] / Т. Морган. М., 2002. С. 76.
50. Колдер, Р. Указ. соч. С. 226.
51. Там же. С. 224.
52. Моэм, С. Незнакомец в Париже. Новеллы. С. 181.
53. Там же. С. 179.
54. Там же.
55. Там же.
56. Моэм, С. Записные книжки. С. 175.
57. Моэм, С. Подводя итоги [Текст] / С. Моэм. М., 1991. С. 212.
58. Там же. С. 212.
59. Там же. С. 213.
60. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. [Текст] : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л., 1972-1983. Т. 18. С. 94.
61. Гроссман, Л. Путь Достоевского [Текст] / Л. Гроссман. М. 1924. С. 11.
62. Достоевский, Ф. Братья Карамазовы [Текст] / Ф. Достоевский. М. 1973. С. 136.
63. Белик, А. Художественные образы Ф. М. Достоевского [Текст] / А. Белик. М., 1974. С. 42.
64. Там же. С. 92.
Н. В. Липилина
МЕТАТЕОРИЯ И ПРАКТИКА КОДИФИКАЦИИ В АНГЛИЙСКИХ ГРАММАТИКАХ XVI-XVIII вв.
На материале ранних английских грамматик и словарей автор исследует тенденции кодификации грамматической нормы в историческом аспекте. В английской традиции кодификации прослеживается постепенный отказ от классической латинской модели и укрепление позиций национального языка, борьба дескриптивных и прескриптивных тенденций, а также переориентация носителей языка с грамматических на более авторитетные лексикографические источники.
Теоретические основы исследования. При
описании и анализе морфологической системы и синтаксиса современного английского языка огромное значение имеет изучение языка в исторической перспективе в свете проблемы сосуществования, взаимодействия, развития ряда имманентных лингвистических категорий. В частности, экскурс в историю антиномии «правильное» - «неправильное» в приложении к языковым феноменам позволяет объяснить современную ситуацию в отношении общества к языку. Очевидно, что «правильный» язык дает носителю языка определенные преимущества, в то время как даже незначительные нарушения нормы становятся объектом яростного осуждения и порицания и приводят к особой «языковой дискриминации» ("discrimination on linguistic grounds") [1]. Она зачастую одобряется, поощряется в обществе и порой принимает самые жесткие формы, основываясь на оценке некото-
ЛИПИЛИНА Наталья Владимировна - ассистент ка-
^едры романо-германской филологии ВятГГУ Липилина Н. В., 2008
рых форм языка как «неправильных», в то время как другие считаются «правильными» и предполагают фиксацию в авторитетных источниках, которые предписывают нормативное употребление языковых единиц. В связи с этим неудивительным представляется признание учеными большого лингвистического потенциала ранних грамматик (XVI-XVIII вв.) и повышенный интерес к ним как к авторитетному нормативному источнику, отразившему особенности процессов стандартизации и кодификации английского языка.
Давая определение «грамматики», мы следуем за Л. Митчелл в отделении «грамматики» в общем смысле как «теории» изучения национального или иностранного языка, языковой формы и т. д., от «грамматических текстов» или «учебников по грамматике» ('grammar texts', 'grammar books'). В последнем случае «грамматикой» называют книгу, фиксирующую стандартизованный и кодифицированный язык образованных людей [2].
Далее целесообразно уточнить понятия нормы, стандартизации и кодификации. В качестве исходного теоретического положения в настоящем исследовании принимается разграничение нормы «...как собственно языкового феномена и кодификации как явления внешнего по отношению к самому языку». Данное разграничение было зафиксировано в тезисах Пражского лингвистического кружка в 1929 г. и с тех пор «.прочно вошло в лингвистику» [3]. В свете изложенной концепции имеет смысл разграничить также две стороны языковой стандартизации: «...нормализацию как спонтанный языковой процесс и собственно кодификацию». Под нормализацией понимают как нерегулируемые коммуникативные процессы, так и целенаправленную деятельность носителей языка (грамматистов и филологов, лексикографов и писателей), «ведущую к закреплению языковых норм» в авторитетных источниках - то есть к кодификации [4].
Английская традиция кодификации, предстающая на страницах грамматик XVI-XVIII вв. в тесном переплетении целого ряда факторов (индивидуально-личностных, социальных, культурных), представляет особый интерес. В проводимом исследовании на материале ранних английских грамматик предпринимается попытка охарактеризовать историческую динамику кодификационных процессов и проследить онтологическое взаимодействие «язык - социум» на протяжении XVI-XVIII вв.
Тенденции кодификации в диахронии. Английскую традицию кодификации необходимо рассматривать в совокупности как эволюцию трех основных ее тенденций.
В качестве одной из важнейших тенденций кодификации в этот период времени следует упо-
мянуть постепенное изменение отношения к родному языку, упрочение его статуса и престижа и растущее желание его зафиксировать, т. е. кодифицировать.
В своей монографии, посвященной изучению ряда проблем ранне-новоанглийского периода, Ч. Барбер отмечает, что ".educated Englishmen were somewhat self-conscious about the English language." [5]. Их волновал его престиж по сравнению с другими языками, его пригодность для литературы и науки, адекватность словарного состава для различных дискурсивных целей, обсуждались различные способы увеличения словарного состава, необходимость усовершенствования системы правописания и желательность регулирования языка - путем создания словарей и грамматик. Адекватность лексического состава вызывала споры в начале изучаемого периода, а вопросы регуляции более типичны для XVII в. [6]
Итак, в начале исследуемого периода английский язык был гораздо менее престижным по сравнению с французским, итальянским, испанским. Первой книгой, напечатанной Кэкстоном (Cackston) в 1475 г., был перевод французского романа, причем сам Кэкстон при этом приносит извинения читателю за «грубость английского языка» [7]. Латинский язык в тот период вообще был в Западной Европе международным языком науки и образования: на латыни было принято писать, читать, толковать классику, говорить. В конце XVII в. возникло движение в сторону более современного типа образования, но престиж латыни оставался высоким. Особенно сильно противостояли делатинизации те, чье ремесло зависело от этого, - врачи. Барбер подчеркивает однако, что престиж национального языка медленно возрастал под влиянием ряда факторов [8]:
- национальное чувство, рост самосознания, который находит свое выражение в литературе и исторических пьесах данной эпохи;
- увеличение числа читающих людей, причем даже среди тех, кто посещал грамматическую школу, владение латынью могло быть не слишком виртуозным, и они предпочитали читать классическую литературу по-английски;
- последствия Реформации, когда наличие перевода Библии на английский язык дало протестантам повод отрицать его «неполноценность» и подчиненное положение, латынь же стала ассоциироваться с католицизмом.
Аргументы в пользу преимуществ национального языка очень часто приводятся авторами в предисловиях ("author's prefaces"), особенно в предисловиях к переводам [9]. Подчеркивается, что, во-первых, полезно иметь научные работы на национальном языке, так как тогда не нужно
будет тратить время и силы на изучение языков. Во-вторых, недостаток слов можно восполнить, создавая и заимствуя слова, если писать работы по-английски. Это обогатит язык, и он перестанет быть грубым и варварским.
В целом, к концу XVI в. ситуация в корне изменилась, и Р. Джоунс приводит примерные временные рамки резкого переворота в отношении к языку: между 1575 и 1580 гг. [10]. В XVII в. авторы вообще были больше склонны восхвалять национальный язык и подчеркивать его превосходство. На это были свои причины: появились важные работы, написанные на английском языке, переводы, научные труды; увеличился словарный состав, в основном за счет заимствований из греческого и латыни; его украсили средства классической риторики; и, наконец, язык стал регулируемым ("fixed" or "ruled"), как классические языки, когда не возникает сомнений, что считать правильным употреблением. Началась публикация словарей и грамматик, что, согласно распространенному мнению, позволило бы одновременно обосновать правильное использование языковых единиц и добиться стабильности языка. В регулируемом языке нормативное словоупотребление надлежащим образом закреплено в соответствующих авторитетных источниках или постановлениях Академии. "A ruled language is one in which acceptable usage is explicitly laid down, e.g. by grammars and dictionaries, or by the ruling of an Academy. Some people also believed that a properly ruled language would also be unchanging." [11].
Стремление кодифицировать язык стало причиной появления второй характерной тенденции кодификации, наиболее ярко проявившейся в XVIII в., - соперничества прескриптивистов, желавших исключить возможность языковых изменений, и дескриптивистов, стремившихся обосновать непрерывное развитие языка.
Мы позволим себе разделить убеждение Р. С. Сага, утверждающего, что английские грамматики XVIII в. нельзя ассоциировать с беспросветным прескриптивизмом и догматизмом, как это принято в европейской традиции [12]. По мнению автора, в Европе бытует убеждение, что грамматики писались в то время лишь в повелительном наклонении. "The period is accused of having saddled its posterity with a prescriptive grammar against which contemporary linguistics has had to react in a spirit not unlike that in which the Romantics attacked poetic diction" [13]. Однако эту точку зрения невозможно признать справедливой, так как желание контролировать язык в равной мере присуще XVI, XVII, XVIII вв., даже началу XIX в. Таким образом, прескриптивизм XVIII в. у наиболее влиятельных авторов был антиципацией современных методов изучения
языка. Начало этого периода - ветвь бэкониан-ско-классицистическая - сходна с гуманистическими идеями эпохи Возрождения. Конец периода представлен работами, дидактическими по социальной ориентации. Они были созданы для среднего класса и явились провозвестниками пособий XIX в. [14]
Э. Финеган в своей статье также затрагивает важные вопросы стандартизации английского языка в XVIII-XIX вв. и в частности подчеркивает, что по меньшей мере с XVIII в. высказывания и размышления ученых по поводу английского языка были очень разнородными, представляли собой сложную комбинацию дескриптивиз-ма и прескриптивизма. Грамматики и словари не только отражали современное состояние языка, но также являлись трансляторами субъективных взглядов своих авторов по поводу соотношения лингвистических традиций и узуального употребления языковых единиц [15]. Например, прескрип-тивные убеждения Р. Лоута четко просматриваются в его работе "A Short Introduction to English Grammar" [16]. Лоут стремится элиминировать вариативность и любые проявления лингвистических изменений с целью добиться грамматической правильности ("grammatical accuracy"). Он обращается к старинным правилам латыни - языка с четким давно кодифицированным строем -и пытается использовать античные традиции для кодификации правил английской грамматики, несмотря на то что такой подход никоим образом не согласуется с грамматической системой английского языка.
В противоположность Лоуту, Джозеф Пристли полагал, что грамматисты оказались слишком поспешны в своем настойчивом стремлении фиксировать английский язык. В предисловии к своей работе "The Rudiments of English Grammar" Пристли призывает скорее довериться медленным, но верным решениям времени, чем согласиться с поспешными и опрометчивыми выводами кодификаторов [17]. Он утверждает, что лучшие элементы языковой системы со временем ". establish themselves by their own superior excellence; and, in all controversies, it is better to wait the decisions of Time, which are slow and sure, than to take those of synods, which are often hasty and injudicious." [18].
Следует отметить, что кроме указанных чрезвычайно категоричных точек зрения существуют также подходы, которые можно назвать промежуточными. Такова, например, работа Джеймса Гринвуда "An Essay towards a Practical English Grammar" [19]. Во введении Гринвуд указывает, что его грамматика предназначена для тех, кто говорит так, как их родители, няньки, учителя, то есть для молодых людей из высших слоев общества. Он делает особый акцент на письме, в
угоду сложившейся традиции. Его «уместность» - это то, что позволяет нашим мыслям легко и эффективно проникать в ум других людей. Таким образом, его «правильность» была не узко прескриптивной, но определялась практической необходимостью условий коммуникации.
Третья важная тенденция, которая четко просматривается в диахронии, заключается в постепенном переходе полномочий фиксации и кодификации текущих изменений в языке от грамматистов к лексикографам. На протяжении XVII-XVIII вв. грамматики неуклонно теряли свое значение как авторитетные хранители кодифицированной нормы, но становились при этом необходимым инструментом при обучении языку. Как отмечает Ч. Барбер, этот процесс начался в английском языке в XVII в., когда активизация лексикографической деятельности не только явилась «симптомом» растущего желания регулировать язык, но в то же время внесла большой вклад в сам процесс регулирования. Записывать, фиксировать (то есть кодифицировать. - Н. Л.) не всегда означает предписывать. Однако когда словари становятся источниками справочной информации и их авторитет неизбежно возрастает, они начинают исполнять регулятивные функции [20].
В XVI в. уже существовали двуязычные словари, но еще не было одноязычных толковых словарей, необходимость которых начала ощущаться в связи с появлением в языке большого количества новых слов, особенно не вполне понятных заимствований. Еще в 1582 г. Мулкастер
[21] обосновал необходимость словаря для того, чтобы показать правильное написание слов, их истинное значение и надлежащее использование. Явно предвидя регулирующую функцию словарей в будущем, он размышлял также и над созданием полного словаря английского языка. Однако ни один словарь до XVIII в. не мог похвастаться полнотой, так как все они охватывали лишь определенную часть словарного состава
[22].
Л. Митчелл прослеживает смену авторитетов в кодификации на протяжении XVII-XVIII вв. как три последовательных этапа: это доминирующая роль грамматики, появление лексикографии и приобретение лексикографом статуса авторитетного кодификатора [23].
На первом этапе, до начала XVIII в., грамматисты сохраняли за собой полное право вынесения кодификаторских решений, которым обладали с античных времен. Ранние грамматики, наряду с другим разнообразным языковым материалом (правила орфографии и произношения, списки синонимов и антонимов, этимология слов, главы из поэзии, логики, риторики), часто содержали небольшие латино-английские и
англо-латинские лексиконы. В отличие от лексиконов собственно словари были преимущественно одноязычными, находились под сильным влиянием латинских традиций и представляли собой грубые сборники трудных английских слов (устаревшая, специальная лексика, многосложные слова, неассимилированные заимствования). Предполагалось, что эти словари должны содержать слова, неизвестные обычному читателю, но именно выделение данного пласта лексики и представляло особые трудности для первых грамматистов-лексикографов [24].
Р. Кодри [25] предпринимает первую попытку создать подобный словарь, содержащий около 2500 статей, в которых объясняется значение неясных заимствований и приводится правильное написание. Словарь Д. Буллокара включает 4100 статей большего объема с большим количеством дополнительной информации и более подробными описаниями [26]. Г. Кокерэм предлагает интерпретацию трудных английских слов, разделенных на три группы: наиболее употребительная лексика, вульгаризмы и их более приемлемые эквиваленты, мифологический словарь [27].
В более поздних работах за основу берется материал предшественников. Так, например, словарь Р. Брауни предлагает "...The Interpretation of the most Difficult Words, which are commonly made use of in our English Tongue. First set forth by J. Bullokar, .and now carefully Revived, Corrected, and abundantly Augmented; with a new and very large Addition of very useful and significant words" [28].
На втором этапе, в середине XVIII в., пока грамматисты находились в поисках универсального метода и вели дискуссии по общим вопросам грамматической теории, одновременно составляя учебные тексты и совершенствуя практику обучения, лексикографы сосредоточились на нормализации и кодификации языка [29]. Данный период ознаменован созданием совершенно нового типа словаря с целью, еще не достигнутой в грамматиках - кодифицировать и стандартизировать английский язык.
В словаре С. Джонсона в каждой словарной статье приводится обширный список значений и цитаты с примерами (выдержки из работ ученых и писателей) [30]. Фактически это первая попытка наделить словарь современными функциями.
С этого периода за лексикографами закрепляется новая обязанность - отслеживать и фиксировать аномалии в языке, чтобы не допустить распространения и закрепления нежелательных речевых привычек. В частности, в предисловии к своему словарю С. Джонсон замечает, что в каждом языке есть неправильности и отклонения, но долг лексикографа - их исправлять и устранять: ".improprieties and absurdities, which it is the duty of the lexicographer to correct or proscribe" [31].
По утверждению Л. Митчелл, заключительный этап перехода кодификаторских полномочий продолжается до наших дней [32]. К концу XVIII в. типичной практикой для лексикографов стало снабжать словари кратким руководством по грамматике, содержащим основные грамматические правила. Т. Дич был первым автором подобного словаря, ".to which is prefixed a compendious English Grammar, with general rules for the ready formation of one part of speech from another; by the due application whereof, such as understand English only, may be able to write as correctly and elegantly, as those who have been some years conversant in the Latin, Greek, etc. Languages." [33]. Также из введения следует, что данная грамматика представляет собой не научный трактат, а практическое руководство: "... is intended only as a general Hint or Specimen, and not as a critical Treatise, upon that Subject." Тем не менее автор имеет все основания полагать, что при правильной организации работы с ней можно добиться значительных результатов даже при отсутствии опыта изучения классических языков: ". but if it is carefully attended to, especially with the Assistance of a Master, those Persons, that never learnt any Thing but English, may as correctly distinguish one Part of Speech from another, and write as good Sense, and coherently, as tho' they had employed a great deal of Time in learning in the common Methods, Latin, etc." [34].
Резюмируя вышесказанное, следует прежде всего отметить, что три отмеченные тенденции по-разному проявляются в исторической динамике кодификации и в лингвистической традиции английского языка. Вместе с тем к концу исследуемого периода все они сложились в довольно четкие модели.
Это отказ от классической латинской схемы, возрастание интереса к национальному языку и принципиальное признание возможности его нормализовать и кодифицировать. Далее, формирование прескриптивного подхода к кодификации определило «лицо» грамматики XIX в. и заложило необходимые основы для современной грамматики. В результате произошел передел «полномочий», который наделил лексикографов авторитетом в кодификации языка.
Примечания
1. Milroy, J. Authority in Language: Investigating Language Prescription and Standardization [Text] / J. Milroy and L. Milroy. L.: Routledge, 1985. P. 3.
2. Mitchell, Linda C. Grammar Wars: Language as cultural battlefield in 17th and 18th cent. England [Text] / Linda C. Mitchell. Aldershot etc.: Ashgate, cop. 2001. P. 17.
3. Цит. по: Семенюк, Н. Н. Формирование литературных норм и типы кодификационных процессов [Текст] / Н. Н. Семенюк // Языковая норма. Типология нормализационных процессов. М., 1996. С. 23.
4. Там же.
5. Barber, Ch. Early Modern English [Text] / Ch. Barber. L.: Andre Deutch, 1976. P. 65-67.
6. Ibid.
7. Ibid.
8. Ibid. P. 68.
9. Ibid.
10. Цит. по: Barber, Ch. Op. cit. P. 76.
11. Ibid. P. 105.
12. Sugg, R. S. Jr. The Mood of Eighteenth-Century English Grammar [Text] / R. S. Sugg Jr. // Philological Quarterly 43. L., 1964. P. 239.
13. Ibid.
14. Ibid. P. 252.
15. Finegan, E. Style and Standardization in England: 1700-1900 [Text] / E. Finegan // English in Its Social Contexts: Essays in Historical Sociolinguistics, eds. T. M. Machan, C. T. Scott. New York: Oxford University Press, 1992. P. 102.
16. Lowth, B. R. A Short Introduction to English Grammar with Critical Notes [Text] / B. R. Lowth. L., 1762.
17. Priestly, J. The Rudiments of English Grammar [Text] / J. Priestly; adapted to the use of schools. With Notes and Observations, For the use of those who have made some proficiency in the Language. L., 1761.
18. Ibid.
19. Greenwood, J. An Essay Towards a Practical English Grammar, etc. [Text] / J. Greenwood. L., 1711.
20. Barber, Ch. Op. cit. P. 111.
21. Mulcaster, R. The First Part of the Elementarie, which entreateth chefelie of the right of our English tung [Text] / R. Mulcaster. L., 1582.
22. Barber, Ch. Op. cit. P. 105-109.
23. Mitchell, Linda C. Op. cit. P. 38.
24. Ibid.
25. Cawdrey, R. A Table Alphabetical, conteyning and teaching the true writing, and understanding of hard usuall English wordes, borrowed from the Hebrew, Greeke, Latine, or French, etc. [Text] / R. Cawdrey. L., 1604.
26. Bullokar, J. An English Expositor: Teaching the Interpretation of the hardest words used in our language. With Sundry Explications, Descriptions, and Discources [Text] / J. Bullokar. L., 1616.
27. Cockeram, H. The English Dictionarie: or, An Interpreter of Hard English Words, etc. [Text] / H. Cockeram. L., 1623.
28. Browne, R. The English Expositor [Text] / R. Browne. L., 1707.
29. Mitchell, Linda C. Op. cit. P. 40.
30. Johnson, S. A Dictionary of the English Language. To which are prefixed, a history of the language, and an English Grammar [Text] / S. Johnson. L., 1755.
31. Ibid.
32. Mitchell, Linda C. Op. cit. P. 42.
33. Dyche, T. A New General English Dictionary. To which is prefixed a compendious English Grammar, etc. [Text] / T. Dyche. L., 1735.
34. Ibid.
