CC BY
73
УДК 39(4/9)
МАГИЯ КОММУНИКАЦИЙ В ПОХОРОННОЙ ОБРЯДНОСТИ РУССКИХ КАЗАНСКОГО ПОВОЛЖЬЯ
1 2 3
Н. В. Рычкова , Г. Р. Столярова , О. Н. Данилова
1Казанский национальный исследовательский технологический университет, г. Казань 2Казанский (Приволжский) федеральный университет, г. Казань 3Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола
MAGIC OF COMMUNICATION IN FUNERAL RITES OF THE RUSSIANS OF VOLGA KAZAN REGION
1 2 3
N. V. Rychkova1, G. R. Stolyarova2, O. N. Danilova3
1Kazan State Research Technological University, Kazan 2Kazan (Volga) Federal University, Kazan 3Mari State University, Yoshkar-Ola
Представленная статья посвящена рассмотрению некоторых аспектов традиционного похоронного обряда поволжских великороссов - одной из локальных этнотерриториальных групп русского этноса. В основу статьи легли полевые материалы, полученные авторами в ходе этнографических экспедиций в Республики Марий Эл и Татарстан; использована также научная и краеведческая литература. Экспедиционный материал собирался преимущественно, методом проведения глубинных интервью, также использовались методы включенного наблюдения, видеофиксации. Подробно охарактеризованы главные элементы похоронной обрядности: выявлены основные этапы обряда, участники и их полоролевое поведение, используемые ритуальные элементы оберегающей магии. Выделены некоторые трансформации ритуала, а также следствия культурного взаимодействия русских с иноэтничными соседями. Предпринята попытка выявить в похоронно-поминальном обряде черты, как присущие русским в целом, так и обусловленные этнотерри-ториальной спецификой.
Ключевые слова: поволжские великороссы, Казанское Поволжье, традиционная культура, по-хоронно-поминальные обряды.
The presented article considers some aspects of traditional funeral ritual of one of the local ethno-territorial groups of the Russians - the Volga Russians. The article is based in field data obtained by the authors during ethnographic expeditions in the Republic of Mari El and Tatarstan; scientific and local lore literature was also used. Expedition material was collected, mainly, by conducting in-depth interviews, also methods of observation and video fixing were used. The main elements of funeral rites are described in detail: the main stages of the rite, the participants and their sex role behavior, the ritual elements of the guarding magic used, are revealed. Some transformations of the ritual, as well as the consequences of the cultural interaction of Russians with other ethnic neighbors have been singled out. The study attempted to identify in the funeral-memorial ceremony features, both inherent in the Russian as a whole, and due to ethnoterritorial specificity.
Keywords: the Volga Russians, Kazan Volga region, traditional culture, funeral and memorial rites.
Представленная статья продолжает цикл публикаций [2; 17], включая работы авторов [14; 19; 20], посвященных обрядово-ритуальной культуре народов Поволжья, и рассматривает традиционный похоронный ритуал русского населения средне-волжского региона. Анализ проведен на основе преимущественно дореволюционной научной литературы и полевых экспедиционных материалов авторов, полученных в период с 1981 по 2016 гг.
в Республике Марий Эл и Республике Татарстан и прилегающих территориях, входивших в бывшую Казанскую губернию.
Похоронно-поминальная обрядность в культуре является одной из наиболее устойчивых систем, мало подверженных трансформациям и имеющих четкую этническую маркировку. Эти обстоятельства обусловлены детерминированностью основных компонентов обрядности религиозными канонами.
© Рычкова Н. В., Столярова Г. Р., Данилова О. Н., 2017
Устойчивость похоронно-поминального комплекса обеспечивалась особым отношением к переходу человека в иной мир и непрерывной межпоколенной трансмиссией элементов культуры сначала в замкнутом пространстве сельской общины, а затем и в сообщающейся системе село - город. Негласные правила коммуникации участников обрядов, в которых стремилось принять участие наибольшее количество членов общины, формировались столетиями.
Основное назначение погребального ритуала, утилитарное, вытекало из практической необходимости изоляции умершего; при этом практическая цель погребального ритуала была возведена в ранг нравственной обязанности людей [4, с. 174]. С мировоззренческих позиций русских Казанского Поволжья во второй половине XIX - начале ХХ века основным назначением погребального ритуала было обеспечение умершему перехода в загробный мир, устранение возможных препятствий на его пути, обеспечение благополучия в «потустороннем» мире посредством различных ритуальных действий, связанных с тем, что судьба души зависела от выполнения живыми определенных обрядов. Кроме того, и благополучие живых так же ставилось в зависимость от отношения к ним умерших. [10; 2 с. 135]. С. А. Токарев отмечал, что смерть члена семьи являлась для коллектива в той или иной степени потрясением, нарушением равновесия; и чем более социально полезным для общины был умерший, тем сильнее нарушение равновесия [16, с. 85].
Весь погребальный ритуал русских Казанского Поволжья состоял из нескольких последовательно чередующихся обрядовых комплексов. Он включал: обрядовые действия, связанные с фактом смерти и подготовкой покойника к захоронению; непосредственно захоронение; поминальные обряды. Подобное членение традиционного погребального ритуала было характерно для многих народов. Типологическое сходство погребальных обрядов многих народов обусловлено одинаковым поведением людей в аналогичных ситуациях, особенно у народов, живущих приблизительно на одном уровне социального и культурного развития [15, с. 53].
Первый комплекс обрядовых действий, который условно можно назвать допогребальный, был насыщен различными магическими действиями и приемами, направленными на облегчение смерти умирающему, обезвреживание покойника, устранение возможной порчи и влияния, исходивших от него. На этом этапе в обрядовых действиях принимали участие как родственники, так и их соседи и односельчане.
О кончине человека оповещались все жители населенного пункта. Символом того, что в доме есть покойник, являлось полотенце, которое вывешивалось на угол дома, на крест или на крышку гроба, которые стояли во дворе. Вывешивание полотенца в традиционной похоронной обрядности было обусловлено, по представлению русских крестьян, тем, чтобы душа умершего человека имела возможность умыться росою и утереться полотенцем [10].
Сразу же после кончины человека было принято зажигать в доме свечи. Как правило, это входило в обязанность старших членов семейных коллективов. В одних населенных пунктах (например, Уржумского уезда) это непременно должны были делать старшие мужчины, в других (например, с. Мышино Царевококшайского уезда, с. Омары Мамадышского уезда и др.) - старые женщины, члены семейного коллектива. В случае отсутствия таковых зажжение свечей входило в обязанность приглашенных старух [10].
Особыми обрядовыми действиями сопровождалось непосредственное приготовление покойника к захоронению. Обмывали умершего, как правило, спустя некоторое время после смерти. Если умирающий не давал указания насчет лиц, которые должны были это делать, то в ряде населенных пунктов покойника обмывали родственники (с. Семеновское, Бер. Майдан, Майдановка, Кувакино Алатырского уезда, д. Яковка, Омары Мамадышского уезда, с. Казанское, Елембаево Уржумского уезда и др.). В других (д. Константи-новка Казанского уезда, с. Лекарево Елабужского уезда, д. Явлеи Алатырского уезда, д. Сидорово Царевококшайского уезда, д. Алексеиха Яран-ского уезда и др.) родственникам запрещалось участвовать в обмывании тела покойника, и для этой цели приглашали соседей или специальных лиц. В с. Сур. Майдан покойника обмывали исключительно старые девы и вдовы. В целом ряде населенных пунктов мужчин непременно обмывали мужчины, а женщин - женщины [10]. Повсеместно людям, участвующим в обмывании покойника, запрещалось готовить поминальные блюда [1; 10].
Обмывали покойника в положении сидя на полу на соломе или лежа на лавке. В с. Ежово Царево-кокшайского уезда при обмывании использовали веник [1; 10]. Предметы, которые использовались при обмывании покойника, чаще всего, изолировались или уничтожались. Использованную воду повсеместно выливали там, где никто не ходил. В д. Большие Ключи Казанского уезда, Алек-сандровка, Комаровка Цивильского уезда воду
выливали в передний угол [1; 10]. Мыло, которым мылили покойника, в одних населенных пунктах использовали как лечебное средство, мыли им больные ноги и руки (с. Семеновское Алатырского уезда, Александровка, Комаровка Цивильского уезда, Лекарево Елабужского уезда, Сидорово, Чкарино, Крутой Овраг Царевококшайского уезда и др.), в других - вместе с гребнем клали в гроб (с. Ку-вакино, Явлеи, Кладбище, Бер. Майдан, Сур. Майдан Алатырского уезда, с. Монастырское Тетюш-ского уезда, Илеть Уржумского уезда и др.). Тряпочки и мочало, используемые при обмывании, закапывали в специальные ямы или сжигали. В с. Кувакино женщину обмывали головным платком, в котором она умерла, его же клали с ней в гроб. В с. Зашижемье Уржумского уезда вещи, которые использовали при обмывании, закапывали в подполье. В д. Коротни Козьмодемьянского уезда горшок, из которого обмывали старшего мужчину, или зарывали в подполье, или разбивали на дворе, где никто не ходил. Это делалось с целью задержать домового в своем доме после смерти старейшины семьи. В некоторых населенных пунктах края (например, д. Б. Ключи Казанского уезда, Яковка Мамадышского уезда, Ежово Царе-вококшайского уезда, Чинчурино Тетюшского уезда и т. д.) предметы, которые использовали при обмывании покойника, бросали в печку [1; 10]. По мнению В. А. Чистякова, с этим обычаем, вероятно, были связаны представления о загробном мире, который располагался в низовье реки [18, с. 122]. В обязанность лиц, обмывавших умершего, входило и его одевание. Чаще все покойника одевали в так называемую смертную одежду, которую пожилые люди, как правило, готовили заранее. Повсеместно в крае хоронить человека полагалось в светлых, белых одеждах, по возможности из домотканых материалов [2, с. 137].
В Мамадышском, Свияжском, Ядринском, Ци-вильском уездах на ноги покойнику обязательно надевали лапти, в других населенных пунктах -специально сшитые из льняных тканей тапочки. В д. Алексеиха Яранского уезда покойника одевали в тапочки, связанные из холщовых ниток. Такие тапочки назывались «пати». В д. Кугунер Царевококшайского уезда русские крестьяне считали, что в лаптях хоронили лишь марийцы, а русские должны были хоронить лишь в тапочках. В ряде уездов Предволжья и Предкамья покойника, одетого в погребальную одежду, заворачивали в саван. Следует отметить, что под саваном в Казанском Поволжье понимались различные виды погребальной одежды. В одних населенных
пунктах он представлял собой нечто вроде накидки с капюшоном, сшитых из белого холста, в других -длинное белое платье с рукавами. Отмечены случаи изготовления савана в виде халата. В с. Чкари-но саван представлял собой накидку без капюшона из белой новины с завязкой на уровне шеи. В д. Алексеиха саваном называли два метра холста, которым покрывали покойника. Накануне похорон старухи, родственники умершего носили саван в церковь отпевать. Однако использование савана в составе похоронной одежды в Казанском Поволжье не было повсеместным. В с. Илеть, Елембаево Уржумского уезда в саване хоронили лишь староверов. В ряде населенных пунктов русские крестьяне даже не имели представления о саване. В других селениях считали его погребальной одеждой марийцев [2, с. 137; 10]. Неравномерность распространения этого вида посмертной одежды в крае, по мнению Е. В. Михайличенко, объясняется тем, что «она не была достаточно основательно принята в народной среде, являлась элементом, внесенным в обряд с утверждением христианства на Руси». Сложность исторического процесса заселения русскими Среднего Поволжья отразила этот момент в обрядности [2, с. 138].
После одевания покойника укладывали в гроб. Это делали те же лица, которые одевали и обмывали умершего. Гроб изготавливался заранее или в день смерти. Если гроб готовился заранее, то он хранился, как правило, на чердаке дома. В д. Мас-канур Уржумского уезда его засыпали мукой, которая использовалась в благотворительных целях (ее подавали нищим). В д. Алексеиха Яранского уезда в заранее приготовленный гроб клали березовый веник и 1 кг ржи (жито). Гроб засыпали рожью и в д. Чкарино Царевококшайского уезда [10].
Повсеместно в крае русские крестьяне хоронили умерших в сколоченных из досок гробах. В южной части Царевококшайского уезда и в Сви-яжском уезде было принято хоронить покойника в «колодах» и в долбленых гробах. В Мамадыш-ском, Царевококшайском, Свияжском, Тетюшском, Чебоксарском, Ядринском уездах гробы называли «домовинами». В северо-восточных населенных пунктах края их называли «домовищами» [2, с. 140; 10]. Гроб, как правило, делали родственники или соседи, односельчане. Лишь в немногих населенных пунктах (например, Константи-новка Казанского уезда) существовал запрет для близких родственников делать гробы. В некоторых населенных пунктах (с. Лекарево Елабуж-ского уезда, Рындино Цивильского уезда, Мас-канур Уржумского уезда и др.) гроб заказывали специальным плотникам [1; 10].
Для устройства гробовой постели русские Казанского Поволжья использовали стружки, льняную кудель и листья от березового веника, сверху все это покрывали холстом (новиной). Аналогичный подстилочный материал широко использовался у многих народов [15, с. 76]. Это было связано с доступностью материала в любое время года. Возможно, что учитывалась и оберего-вая роль березовых веников, что подтверждается использованием на похоронах и других апотро-пейных атрибутов. Так, в д. Алексеиха Яранского уезда помимо листьев березового веника в гроб клали рябиновые листья от «нечистой силы» [10]. Аналогичные обычая были характерны и для других народов края. Исследователи XIX века отмечали наличие в марийских могилах веточек рябины или шиповника, предназначенных для защиты умершего от злых сил [13, с. 162].
В отдельных случаях у русских Казанского Поволжья было принято помещать в гроб и другие предметы. Русские д. Токтай-Беляк в гроб для покойника клали сменное белье [10]. В некоторых населенных пунктах Алатырского уезда в гроб клали ногти, которые собирались человеком еще при жизни. Делалось это для того, «чтобы удобнее лезть на том свете на сложную гору, ведущую в царство небесное» [3, с. 15]. Мешочек с ногтями был обязательной принадлежностью покойного и у марийцев, причем среди них считалось, что «умерший должен был использовать их в своем потустороннем путешествии для взбирания на высокую гору» [13, с. 162]. Аналогичное объяснение этого обычая было дано и А. Котляревским, который зафиксировал его «в некоторых местах у языческих славян» [4, с. 212]. Бытование этого обычая было связано с дохристианскими представлениями о загробном мире.
В ряде населенных мест края (например, Ала-тырского, Козьмодемьянского, Царевококшай-ского и других уездов) женщине в гроб клали шпульку ниток [10]. Обычай класть умершим женщинам в гроб иглу и нить, «как предметы их повседневных занятий при жизни», бытовал еще у языческих славян [4, с. 212]. Аналогичный случай был зафиксирован и у марийцев. Основной смысл его заключался в обеспечении благосостояния умершего «на том свете» [13, с. 162]. Староверы д. Русская Ляжмарь Уржумского уезда клали в гроб умершей женщине ее волосы, которые она собирала в течение всей своей жизни и которые предварительно ополаскивали в реке [10]. Подобное отмечено в некоторых селах Юринского и Оршанского районов РМЭ [11]. По результатам археологического изучения Тихвинского
некрополя в г. Йошкар-Ола, действовавшего с конца ХУШ по начало XX века, также можно сделать вывод о существовавших среди русского населения языческих пережитков в погребальном обряде. Об этом свидетельствуют находки в гробах стеклянной и керамической посуды, использовавшейся в качестве сосудов для елея, а также чашек, флаконов, стопок и кружек. В смешанных русско-марийских селениях РМЭ отмечено взаимопроникновение традиций русских и мари. Так, одна из информаторов рассказывает, что при современных похоронах мужа-русского жена-мари положила в гроб узелок с кедровыми орехами, которых было нечетное количество. Неопытные в похоронном обряде русские родственники восприняли это как нечто обыденное, хотя объяснить необходимость такого узелка никто не смог. Информаторы-мари подтверждают, что в гроб необходимо положить орехи, обязательно нечетное количество. Чаще всего кладут пукш (лесной орех, лещина) [11]. Упоминание о том, что орехи являются гостинцами для ранее умерших детей, встречается у С. К. Кузнецова [6, с. 17]. В п. Куяр Медведевского района был отмечен обычай класть в гроб куколку из соломы или тряпки, в случае если было два покойника подряд. Таким образом, по мнению информатора, хотят обмануть смерть [11].
Помимо вышеперечисленного, в гроб было принято класть веревку, которой мерили покойника для изготовления гроба определенной величины [10]. Также в гроб клали разрезанные веревки, которыми перед этим были связаны руки и ноги покойного. Этим веревкам придавалось магическое значение - их использовали для наведения порчи и колдовства, поэтому обычно родственники следили, чтобы их никто не забрал [11].
Перед тем, как положить покойника в гроб, последний окуривали богородской травой. Это делали или служители культа, или лица, которые приглашались для чтения Псалтыря. На территории Казанского Поволжья отмечались некоторые вариантные особенности в вопросах положения покойника на лавке без гроба и в гробу (по отношению к иконам, к переднему углу, к двери). На большей территории края это положение было одинаковым. Покойника клали «головой к иконам». В д. Хлебниково Уржумского уезда такое положение объясняли словами: «чтобы он видел, кто пришел». В некоторых населенных пунктах это положение называли «ногами вперед». В с. Пек-тубаево, Масканур, Русская Ляжмарь и др. Уржумского уезда покойник лежал «лицом к иконам». Следует отметить, что такое положение было
характерно и для староверов. Православные других районов называли его «ногами к иконам» [10]. В ряде населенных мест Уржумского уезда, положение покойника без гроба и в гробу было неодинаковым. В д. Алань, Елка, Зашижемье, Илеть, Елембаево, Казанское и др. покойник до положения его в гроб лежал на лавке головой к иконам. Перед укладыванием в гроб его переворачивали по солнцу, и в гробу он лежал в положении «лицом к иконам». Перед выносом из избы его так же переворачивали и выносили ногами вперед. Подобный обычай был характерен для православных крестьян этих населенных мест [10].
В русско-марийских населенных пунктах края (например, Чкарино, Крутой Овраг и др. Царево-кокшайского уезда) положение покойника в гробу у русских («головой к иконам») информаторами этнографических экспедиций противопоставлялось положению покойника у марийцев («ногами или лицом к иконам») [10].
Большое значение в первом комплексе обрядовых действий имели магические приемы по обезвреживанию покойника, устранению порчи и влияния, исходящих от него. С этой целью, во-первых, использовали очистительную силу огня и воды. Постель, на которой умирал человек, и ряд предметов, которые использовались при обмывании покойника, то есть все то, что так или иначе соприкасалось со смертью, сжигалось. В ряде населенных мест предметы, используемые при обмывании, пускали по течению реки [1; 10].
В д. Алексеиха, например, считалось грехом мыть, стирать в избе все то, что соприкасалось с покойником: его одежду, новину, на которой несли гроб и т. д. [10]. Во-вторых, для предотвращения порчи тела самого покойника русские Казанского Поволжья использовали соль, яйца, веник. В одних населенных пунктах соль клали на грудь покойнику или под лавку, в других -яйца и соль клали ему на живот. В период захоронения все это спускалось в могилу. В с. Омары Мамадышского уезда под лавку, на которой стоял гроб, ставили таз с водой и веник, на столе ставили кружку с солью, в которую все, кто приходил проститься с покойником, втыкали свечи [10]. В д. Константиновка Казанского уезда под лавку, на которой стоял гроб, было принято класть три полена; после выноса покойника их сжигали [1]. Обычай ставить под гроб таз с разведенной в воде марганцовкой для обеззараживания воздуха распространился с середины ХХ века. Нововведением в современных похоронах является «заземление» покойника, отсутствующее в старинных русских деревнях. Русский информатор из села
Ежово Медведевского района РМЭ, где последние полвека проживает смешанное русско-марийское население, описывает это так: «Это новое какое-то поверье. К пальцу покойника наматывают медную проволоку, под гроб ставят таз или горшок с землей и в эту землю втыкают другой конец проволоки. И у нас сейчас так делают и русские и марийцы. Это новое что-то. Чтоб покойника заземлить» [11].
Последним звеном в приготовлении покойника к захоронению являлось приготовление могилы. Могилу рыли, как правило, односельчане или родственники с утра в день похорон. В некоторых населенных пунктах Уржумского уезда родственникам рыть могилу запрещалось [10]. В ряде русских поселений Марийского края могилу рыли с обязательной верхней нишей для «плечиков», на которые устанавливался специальный настил из досок - «потолок», чтобы земля сильно не оседала [11].
Второй комплекс обрядовых действий был связан с проводами покойника до места захоронения, прощания с ним, предания тела земле. В русских крестьян края было принято хоронить покойника на третий день после смерти. В некоторых населенных пунктах (с. Кувакино Алатырского уезда, д. Малмыжка Мамадышского, Слободской уезд Вятской губернии и др.) хоронили на следующий день после смерти или через одну ночь [10; 12, с. 47]. Время выноса тела покойного из дома также не было общепринятым. В одних населенных пунктах края покойника выносили из избы до обеда, в других - после обеда, но до захода солнца. В некоторых населенных пунктах Царе-вококшайского уезда русские информаторы противопоставляли время погребения русских и марийцев: у русских через две ночи до обеда, у марийцев через одну ночь после обеда [10].
Наиболее древним, вероятно, являлся обычай захоронения покойника после обеда. Время выноса его из избы до обеда, скорее всего, было связано с христианским вероучением, необходимостью отпевания умершего в церкви. Необходимостью отпевания в церкви объяснялось информаторами время выноса умершего до обеда и д. Зашижемье Уржумского уезда [10]. В д. Масканур того же уезда, где покойника отпевали накануне похорон, вынос его осуществлялся после обеда.
Прощались с покойником родственники и односельчане до выноса его из избы. Порядок прощания в определенной степени отражал внутрисемейную иерархию. Очередность прощания среди родственников устанавливалась, как правило, по степени родства к усопшему и по старшинству.
Причем в начале прощался глава семейного коллектива, в котором жил покойник. Первым с усопшим отцом или матерью прощался тот сын, с которым они жили, как правило, это был младший сын, потом все остальные сыновья и дочери по старшинству, далее внуки (мальчики и девочки), затем снохи, причем первой из них та, которая жила вместе с ними. Наиболее строго такой порядок прощания соблюдался в старообрядческих семьях [10]. Аналогичный порядок прощания родственников с покойником сохранялся и на кладбище.
В северо-восточных районах Казанского Поволжья во время прощания с покойником в избе имел место обычай «давать подарок через покойника или через гроб». В одних случаях платок, полотенце или что-нибудь печеное давали лишь родственникам, в других - всем, кто прощался с покойником. В д. Елка, Алань, Зашижемье подарок «через покойника», как правило, давали женщины: жена, мать или дочь умершего, в д. Мас-канур - кто-нибудь из членов семьи независимо от пола. В с. Оршанка подарки «через стол» родственникам и копальщикам могилы делала хозяйка дома. Информаторы объясняли этот обычай словами: «Чтоб вспоминали покойника [10].
Гроб выносили, как правило, на веревках, новинах, полотенцах шесть или четыре человека из числа родственников или односельчан. Иногда мужчину обязательно несли мужчины, а женщину - женщины. В с. Казанское Уржумского уезда пожилых несли на веревках, молодых на полотнах. Веревки и полотна, на которых несли гроб, в одних населенных пунктах спускали в могилу (например, Алатырского уезда), в других - раздавали тем, кто нес гроб или копал могилу, в третьих - шесть недель сушили, а потом использовали в хозяйстве, в четвертых - их стирали на реке и использовали в последующих погребальных ритуалах [10].
Широкое распространение у русских Казанского Поволжья имел обычай давать что-нибудь человеку, первому повстречавшемуся на пути похоронной процессии. Как правило, это было полотенце или платок и кусок пирога или блин. В д. Константиновка, Большие Ключи Казанского уезда, с. Луцкое, Комаровка Цивильского уезда и др. к этому добавлялась и свеча. В Мамадыш-ском, Елабужском уездах «первая встреча» включала в себя завернутые в платок или полотенце свечу, деньги, нитки, иголку, лепешки. В некоторых населенных пунктах (например, д. Алексеиха Яранского уезда, Б. Алгаши Курмышского уезда) непременным элементом «первой встречи» явля-
лась луковица. В северных, северо-восточных районах края для этой цели шили специальные котомочки, кошельки, в которые клали нитки, иголку, чашку, ложку, мыло, деньги, свечу и что-нибудь печеное. Иногда один из компонентов мог отсутствовать. В с. Илеть Уржумского уезда «первая встреча» состояла из трех котомочек. В первой были блины, во второй - деньги, в третьей - нитки. В Ядринском уезде, провожая покойника в церковь, к отпеванию брали «аршин холста и середку сгиба пирога» и отдавали «первому встретившемуся человеку в том уповании, что сей, взяв, обещается вечно поминать умершего» [9, л. 3].
Как правило, «первую встречу» подавала женщина, родственница покойника. В г. Мамадыше это входило в обязанность хозяйки дома, в Козь-модемьянском уезде это непременно делала старшая сноха, в с. Омары Мамадышского уезда - член семьи умершего, независимо от пола. На остальной территории Казанского Поволжья факт закрепления этого обрядового действия за конкретными лицами не зафиксирован.
В некоторых населенных пунктах Алатырско-го уезда перед выносом покойника в окно или с порога избы было принято бросать платок или полотенце. В с. Кувакино бросали шпульку ниток. Как правило, это делала женщина - родственница умершего [10].
У русских крестьян ряда населенных мест Казанского Поволжья существовал обычай разбрасывать перед похоронной процессией ветки пихты, ели, сосны, можжевельника. Как правило, это также делали женщины, родственницы умершего. В с. Луцкое, д. Александровка Цивильского уезда ветки сосны разбрасывали дети, которые ехали верхом на лошади. В с. Чкарино, Сухоречье Царевококшайского уезда женщины разбрасывали ветки пихты лишь перед гробом тех, кто «соборовался» при жизни. В с. Уваровка, Кувакино Алатырского уезда хвою, окропленную водой, разбрасывали лишь перед «утопленниками и удавленниками» для того, чтобы был «дождь» [10]. Информатор из Юринского района РМЭ отмечает: «Можжавел кидали от крыльца до могилы. Иногда и мешка не хватит. Сами не знаем, зачем. Кто говорит, чтобы не ходил домой, кто наоборот, чтобы не забыл дорожку» [11]. А. Котляревский считал, что обычай разбрасывать ветки перед похоронной процессией вытекал из веры в переселение души человека в мир растений [4, с. 245]. При захоронении каждый из присутствующих должен был хотя бы символически принять участие в закапывании могилы. На всей территории
края участники похорон бросали в могилу от одной до трех горстей земли [10].
Большое значение во втором комплексе погребальной обрядности имели апотропейные и очистительные обычаи и обряды, направленные на предотвращение смерти членов семейного коллектива. В обрядовых действиях «очищения» использовались магические силы очага, очистительные силы огня и воды. Почти повсеместно после выноса покойника в помещении должен был остаться хотя бы один человек, необходимо было открыть все окна, двери, печные заслонки. После того, как похоронная процессия отправлялась на кладбище, соседи или дальние родственники убирали избу. Они мыли лавки, полы, веником обмахивали стены. Мусор после уборки помещения сжигали в печи или выбрасывали в овраг, в речку и т. д. После прихода с кладбища смотрели в печь или касались ее ладонями. Обычай смотреть в печь женщинам, близким родственницам умершего, зафиксирован, в основном, в северных, северо-восточных районах края [10]. Исследователи русской семейной обрядности считают, что заглядывание в печь представляет пережиток древнего действия очищения от следов общения со смертью посредством огня [2, с. 144]. Четко прослеживается и вторая цель этого обычая - обереговая.
Определенные действия оберегового характера были связаны с лавкой, на которой стоял гроб с покойником. В Тетюшском уезде с целью предотвратить появление нового покойника в семье («чтобы покойник не унес с собой в могилу кого-либо из домашних»), «одна из женщин, живущая в доме, брала косарь (твердый широкий нож) и втыкала его в ту лавку, где лежал покойник перед выносом» [7]. В присурских населенных пунктах эту лавку сразу же после выноса покойника переворачивали. Во многих населенных пунктах края на эту лавку после выноса гроба садились все члены семьи умершего. Вероятно, первоначальный смысл этого обычая заключался в том, чтобы предотвратить появление нового покойника в семье.
После прихода с кладбища, не заходя в избу, все участники похоронной процессии мыли руки с мылом, а иногда и умывались. В некоторых поселениях края для этого использовалась горячая вода из бани (например, д. Омары Мамадышско-го уезда, с. Лекарево Елабужского уезда и др.). В с. Явлеи Алатырского уезда вечером в день похорон один из родственников умершего обязан был мыться в бане у соседей. В Привятских населенных пунктах существовал обычай в день похорон мыться в бане всем членам семьи умершего. Однако в с. Луцкое Цивильского уезда, Чкарино,
Сидорово, Крутой Овраг, Оршанка Царевококшай-ского уезда, Зашижемье, Масканур Уржумского уезда и др. русские информаторы этнографических экспедиций отмечали, что в отличие от марийцев и чувашей у них не было обычая топить баню в день похорон [10]. Причем в д. Токтай-Беляк баню не топили в течении трех дней после похорон.
Однако в большинстве поселений Казанского Поволжья русские крестьяне топили баню на второй день после похорон. В бане мылись все члены семейного коллектива. Горячей водой из бани было принято мыть все в избе, стирать белье и другую одежду. В с. Лекарево Елабужского уезда в бане оставляли для покойника таз с водой. В некоторых населенных пунктах Царевококшайского, Мамадышского уездов баню в семье покойника нельзя было топить по субботам до 40 дней [10].
Третий цикл обрядовых действий погребального ритуала включал в себя поминки. Этот комплекс обрядовых действий был направлен на обращение к умершему с просьбой о покровительстве его семье и потомкам. У русских Казанского Поволжья отмечались четыре поминальных дня, связанные с похоронами: поминки в день похорон, которые назывались «горячий стол», девятый, двадцатый день («полсорочина»), сороковой день («сорочина»). Кроме того, поминание усопших производилось в годовщину смерти и общие поминальные дни.
Участие в поминках всех родственников и знакомых семьи, потерявших одного из своих членов, отмечено повсеместно в крае. Подобный обычай можно рассматривать как пережиточную форму бытовавшей ранее традиции участия всей общины в проводах своего члена в последний путь и оказания ему при этом последних почестей [2, с. 145]. В Царевококшайском, Мамадышском, Козьмоде-мьянском уездах на поминках должны были присутствовать хотя бы по одному представителю от каждой семьи в поселении. В ряде населенных мест края участники поминальной трапезы приносили с собой продукты: чашку муки, крупу, яйца, молоко или еще что-нибудь из съестного [10]. Этот обычай можно рассматривать как пережиток общинных трапез в поминальные дни. Однако в некоторых населенных пунктах Царевокок-шайского уезда информаторы отметили, что русские в отличие от марийцев еду с собой на поминки не приносили [10].
Во многих элементах поминального обрядового цикла прослеживалось представление о сохранении тесной связи между членами одного родового коллектива, живыми и умершими, в которой последние выступали как покровители живых [18, с. 123]. Так, например, во время поминальных
трапез русских Казанского Поволжья на столе, там, где было обычное место умершего при жизни, для него ставили прибор, то есть тарелку, на которую клали все поминальные блюда, и ложку. В с. Илеть Уржумского уезда в сороковой день дети ходили на кладбище приглашать покойника на поминки, при этом на могиле оставляли пшено и блины. В д. Алексеиха Яранского уезда в сороковой день после поминальной трапезы члены семьи умершего носили на могилу кости и крошки со стола. В с. Пектубаево Уржумского уезда, Малмыжка Мамадышского уезда и др. накануне поминок девятого и сорокового дня топили баню и приглашали покойника мыться.
Обряд сорокового дня, известный у русских под названием «проводов души», представлял собой центральный и вместе с тем завершающий этап этого обрядового цикла. По воззрениям крестьян, душа умершего «покидала» дом через сорок дней после смерти человека [5, с. 88]. Однако знание русскими Казанского Поволжья обряда сорокового дня под названием «проводов души» было зафиксировано далеко не во всех населенных пунктах. Так, например, русские с. Казанское, Чкарино, Пектубаево, Елембаево, Крутой Овраг считали обряд «проводы души» марийским [10].
Анализ погребального ритуала русского населения Казанского Поволжья во второй половине XIX - начале XX века свидетельствует о наличии целого ряда противопоставлений отдельных элементов похоронной обрядности русских элементам похоронной обрядности поволжских народов. Еще раньше казанскими этнографами было отмечено, что в некоторых населенных пунктах Казанского, Мамадышского, Лаишевского, Царе-вококшайского уездов было принято «по обычаю» сажать на могилу ветлу, в других - высаживать на могилу во время похорон любые виды деревьев [2, с. 143]. Однако, в отдельных деревнях Казанского, Царевококшайского уездов русские считали, что посадка деревьев не являлась таким непременным элементом обрядности, как у татар и марийцев [2, с. 144]. Этнографическими экспедициями было зафиксировано, что русские Казанского Поволжья отказывались еще от целого ряда элементов традиционной погребальной обрядности: вешать полотенце на крест, топить баню в день похорон и в поминальные дни, приносить еду
на поминки и др. Это было связано с тем, что те же элементы бытовали и у нерусского населения Казанского Поволжья, а это, в свою очередь, способствовало выработке установки об их нерусской принадлежности. Во-вторых, они были связаны с дохристианскими представлениями, которые во второй половине XIX века утратили свое первоначальное смысловое значение.
Анализ территориального распространения такого явления, как отказ русских от некоторых традиционных элементов погребального ритуала, показал, что оно имело место в районах редко-очагового и дисперсного расселения русских. Можно предположить, что хронологически этническое переосмысление и отказ от некоторых элементов обрядности имели место и во второй половине XIX века и были связаны с особенностями этнических процессов, происходящих у русских в период формирования буржуазной нации.
Характерной чертой погребального ритуала русских Казанского Поволжья во второй половине XIX - начале XX века являлось то, что все основные обрядовые действия, непосредственно связанные с покойником, выполнялись лицами старшего поколения. Действия, требующие применения физической силы, выполнялись лицами среднего возраста. В комплексе погребальной обрядности зафиксировано лишь несколько обрядовых действий, которые выполняли дети. Эти обрядовые действия символизировали связь между живыми и мертвыми одного родового коллектива.
Выполнение многих обрядовых действий исключительно входило в компетенцию женщин, членов семейно-родственного коллектива умершего. Вероятно, корни этого явления уходят в глубокую древность, в период матрилинейности и матри-локальности, когда женщины являлись представителями коллектива перед обществом и духами и были ответственны перед ними за благоприятный климат в своем коллективе. Однако закрепление обрядовых ролей за конкретными членами семейного коллектива во всем комплексе погребальной обрядности русских Казанского Поволжья во второй половине XIX - начале XX века прослеживалось довольно слабо. Это объяснялось общим ослаблением традиционной обрядности и концентрацией всего разнообразия религиозной и обрядовой жизни крестьян в семейных коллективах.
Литература
1. Егорова Н. Г. Традиционная семейная обрядность села Константиновка Высокогорского района ТАССР // Архив Этнографического музея Казанского университета. Ф. 5. Оп. 1. Д. 103.
2. Золотова Т. А., Махновец Т. А., Нечаева А. А., Сабитов С. С. Русская традиционная (народная, православная) культура в Республике Марий Эл // Вестник Марийского государственного университета. 2008. № 2. С. 34-37.
3. Кералинский. Этнографические сведения о жителях Алатырского уезда // Архив Русского Географического общества. Ф. 37. Оп. 1. Д. 28.
4. Котляревский А. О погребальных обычаях языческих славян. М., 1868. 252 с.
5. Кремлева И. А. Похоронно-поминальные обычаи и обряды // Русские. М.: Наука, 1997. С. 517-532.
6. Кузнецов С. К. Культ умерших и загробные верования луговых черемис. М., 1905. 77 с.
7. Материалы по историко-статистическому описанию церкви и прихода с. Карланги Тетюшского уезда Казанской губернии // Архив районного музея г. Тетюши за 1915 г.
8. Михайличенко Е. В. Семейный и общественный быт русского сельского населения Казанской губернии (конец XIX -начало ХХ века): дис. канд. ист. наук // Архив Этнографического музея Казанского университета. Ф. 1. Оп. 1. Д. 28.
9. Николаев А. Сведения по г. Ядрину // Архив Русского Географического общества. Ф. 14. Оп. 1. Д. 71.
10. Полевые материалы этнографических экспедиций Казанского государственного университета, 1981-1987 гг. Вопросы внутрисемейных отношений и семейной обрядности // Архив Этнографического музея Казанского университета. Ф. 3. Оп. 3. Дд. 1-6.
11. Полевые материалы этнографических экспедиций учебно-научного археолого-этнологического центра Марийского государственного университета, 2015 г.
12. Полушкина А. Л. Поверья, обряды, обычаи при рождении, браке и смерти крестьян Слободского уезда Вятской губернии. Вятка, 1892. 50 с.
13. Попов Н. С. Погребальный обряд марийцев в конце XIX - начале ХХ века // Материальная и духовная культура марийцев. Йошкар-Ола, 1981. С. 154-173.
14. Рычкова Н. В., Столярова Г. Р. Магия коммуникаций в семейных обрядах русских Казанского Поволжья // Вестник Марийского государственного университета. 2015. № 4 (4). С. 44-49.
15. Сурхаско Ю. Ю. Семейные обряды и верования карел. Л.: Наука, 1985. 174 с.
16. Токарев С. А. Погребальные обычаи, их смысл и происхождение // Природа. 1985. № 9. С. 82-87.
17. Флигинских Е. Е. Обрядовые суеверия в культуре русского народа // Вестник Марийского государственного университета, 2014. № 15. С. 109-112.
18. Чистяков В. А. Представление о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях в XIX- XX вв. // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. М.: Наука, 1982. С. 114-127.
19. Rychkova Nadezhda. Magic as Communication in Family Rituals of Russians in Tatarstan // Magic in Rituals and Rituals in Magic. The Yearbook of the SIEF (Societe Internationale d'Ethnologie et de Folklore) Working Group on the Ritual Year. Innsbruck; Tartu, 2015. P. 497-503.
20. Stolyarova Guzel, Danilova Olga. Magic in the Traditional Culture of the Russian Population in the Mari Region // Magic in Rituals and Rituals in Magic. The Yearbook of the SIEF (Societe Internationale d'Ethnologie et de Folklore) Working Group on the Ritual Year. Innsbruck; Tartu, 2015. P. 479-486.
References
1. Egorova N. G. Traditsionnaya semeinaya obryadnost' sela Konstantinovka Vysokogorskogo raiona TASSR [Traditional family ritual of the village of Konstantinovka of the Vysokogorsky district of the TASSR]. Arkhiv Etnograficheskogo muzeya Kazanskogo universiteta = Archive of the Ethnographic Museum of the Kazan University. F. 5, op. 1, d. 103.
2. Zolotova T. A., Makhnovets T. A., Nechaeva A. A., Sabitov S. S. Russkaya traditsionnaya (narodnaya, pravoslavnaya) kul'tura v Respublike Marii El [Russian traditional (folk, orthodox) culture in the Republic of Mari El]. VestnikMarijskogo gosudarstven-nogo universiteta = Vestnik of the Mari State University, 2008, no 2, pp. 34-37.
3. Keralinskii. Etnograficheskie svedeniya o zhitelyakh Alatyrskogo uezda [Ethnographic information about the inhabitants of the Alatyrsky district]. Arkhiv Russkogo Geograficheskogo obshchestva = Archive of the Russian Geographical Society. F. 37, op. 1, d. 28.
4. Kotlyarevskii A. O pogrebal'nykh obychayakh yazycheskikh slavyan [On the funeral customs of Slavic pagans]. Moskow, 1868. 252 pp.
5. Kremleva I. A. Pokhoronno-pominal'nye obychai i obryady [Burial funeral customs and rites]. Russkie = Russians. Moskow: Nauka, 1997, pp. 517-532.
6. Kuznetsov S. K. Kul't umershikh i zagrobnye verovaniya lugovykh cheremis [Cult of the dead and the afterlife beliefs of the Meadow Cheremis]. Moskow, 1905. 77 pp.
7. Materialy po istoriko-statisticheskomu opisaniyu tserkvi i prikhoda s. Karlangi Tetyushskogo uezda Kazanskoi gubernii [Materials on the historical and statistical description of the church and the arrival of the village of Karlanga of the Tetyushsky district of the Kazan province], Arkhiv raionnogo muzeya Tetyushi za 1915 g. = Archive of the Tetyushsky district museum for 1915.
8. Mikhailichenko E. V. Semeinyi i obshchestvennyi byt russkogo sel'skogo naseleniya Kazanskoi gubernii (konets XIX -nachalo XX veka) [Family and social life of the Russian rural population of the Kazan province (late XIX - early XX century)]. Arkhiv Etnograficheskogo muzeya Kazanskogo universiteta = Archive of the Ethnographic Museum of Kazan University, f. 1, op. 1, d. 2.
9. Nikolaev A. Svedeniya po g. Yadrinu [Information on the city of Yadrin], Arkhiv Russkogo Geograficheskogo obshchestva = Archive of the Russian Geographical Society, f. 14, op. 1, d. 71.
10. Polevye materialy etnograficheskikh ekspeditsii Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta, 1981-1987. Voprosy vnutrise-meinykh otnoshenii i semeinoi obryadnosti [Field materials of ethnographic expeditions of Kazan State University, 1981-1987. Questions of intra-family relations and family rites]. Arkhiv Etnograficheskogo muzeya Kazanskogo universiteta = Archive of the Ethnographic Museum of Kazan University, f. 3, op. 3, dd. 1-6.
11. Polevye materialy etnograficheskikh ekspeditsii uchebno-nauchnogo arkheologo-etnologicheskogo tsentra Mariiskogo gosu-darstvennogo universiteta [Field materials of ethnographic expeditions of the educational-scientific archeological and ethnological center of the Mari State University], 2015.
12. Polushkina A. L. Pover'ya, obryady, obychai pri rozhdenii, brake i smerti krest'yan Slobodskogo uezda Vyatskoi gubernii [Beliefs, rituals, customs at birth, marriage and death of the peasants of Slobodsky Uyezd in Vyatka province]. Vyatka, 1892. 50 pp.
13. Popov N. S. Pogrebal'nyi obryad mariitsev v kontse XIX - nachale XX veka [Burial rite of the Mari in the late XIX - early XX century]. Material'naya i dukhovnaya kul'tura mariitsev = Material and spiritual culture of the Mari, Ioshkar-Ola, 1981, pp. 154-173.
14. Rychkova N. V., Stolyarova G. R. Magiya kommunikatsii v semeinykh obryadakh russkikh Kazanskogo Povolzh'ya [The magic of communications in family ceremonies of the Russians of Kazan Volga region]. VestnikMarijskogo gosudarstvennogo universiteta = Vestnik of the Mari State University, 2015, no. 4 (4), pp. 44-49.
15. Surkhasko Yu. Yu. Semeinye obryady i verovaniya karel [Family rites and beliefs of Karelians]. L.: Nauka, 1985. 174 pp.
16. Tokarev S. A. Pogrebal'nye obychai, ikh smysl i proiskhozhdenie [Funeral customs, their meaning and origin]. Priroda = Nature, 1985, no. 9, pp. 82-87.
17. Fliginskikh E. E. Obryadovye sueveriya v kul'ture russkogo naroda [Ritual superstitions in the culture of the Russian people], Vestnik Marijskogo gosudarstvennogo universiteta = Vestnik of the Mari State University, 2014, no. 15, pp. 109-112.
18. Chistyakov V. A. Predstavlenie o doroge v zagrobnyi mir v russkikh pokhoronnykh prichitaniyakh v XIX-XX, Fol'klor i etnografiya. Obryady i obryadovyi fol'klor, Moskow: Nauka, 1982, pp. 114-127.
19. Rychkova Nadezhda. Magic as Communication in Family Rituals of Russians in Tatarstan. Magic in Rituals and Rituals in Magic. The Yearbook of the SIEF (Societe Internationale d'Ethnologie et de Folklore) Working Group on the Ritual Year. Innsbruck; Tartu, 2015, pp. 497-503.
20. Stolyarova Guzel, Danilova Olga. Magic in the Traditional Culture of the Russian Population in the Mari Region. Magic in Rituals and Rituals in Magic. The Yearbook of the SIEF (Societe Internationale d'Ethnologie et de Folklore) Working Group on the Ritual Year. Innsbruck - Tartu, 2015, pp. 479-486.
Статья поступила в редакцию 29.04.2017 г.
Submitted 29.04.2017.
Для цитирования: Рычкова Н. В., Столярова Г. Р., Данилова О. Н. Магия коммуникаций в похоронной обрядности русских Казанского Поволжья // Вестник Марийского государственного университета. Серия «Исторические науки. Юридические науки». 2017. № 2 (10). С. 22-31.
Citation for an article: Rychkova N. V., Stoljarova G. R., Danilova O. N. Magic of communication in funeral rites of the Russians of Volga Kazan region. Vestnik of the Mari State University. Chapter "History. Law". 2017, no. 2 (10), pp. 22-31.
Рычкова Надежда Васильевна, кандидат исторических наук, доцент, Казанский национальный исследовательский технологический университет, г. Казань, nadvas2@rambler. ги
Столярова Гузель Рафаиловна, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Казанского (Приволжского) федерального университета, г. Казань, guzelstol@mail. ги
Данилова Ольга Николаевна, аспирант, Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола, olzin@yandex.ru
Rychkova Nadezhda V., Ph. D. (History), associate professor, Kazan State Research Technological University, Kazan, nadvas2@rambler. ru
Stolyarova Guzel' R., Dr. Sci. (History), professor, Leading Researcher at the Kazan (Volga) Federal University, Kazan, guzelstol@mail ru
Danilova Ol'ga N., post-graduate student, Mari State University, Yoshkar-Ola,
olzin@yandex. ru
