CC BY
54
шую стратегию развития человечества, экология определила путь коэволюции общества с природой (совместного развития, где недопустима монополия одной из сторон). Бытие субъекта суверенно, он не растворяется в природе, а создает себя и культуру - творит то, что природа создать не может. Природа более фундаментальна, самодостаточна и реализует себя более полно в бытие человека. В этой полноте взаимоотношений и содержатся возможности гармонизации бытия. Структуры и порядки можно гармонизировать на основе принципов экогуманизма, экоэтики, аксиологии за счет синтеза разума и чувств, ответственности и долга, равноправного сотрудничества человечества с природной средой, любви и уважения к ней. Человек, являясь источником дисгармонии, в силу своей разумности может усовершенствовать природу, может устранить те нарушения, которые сам создал, мягко управляя своим взаимоотношением с природой. Следует подчеркнуть, что «человеческая гармония» несовершенна, как и сам человек. Но он достаточно совершенен, чтобы исключить самоубийство и устранять ту дисгармонию между ним и природой, причиной которой является он сам. Гарантией этому является его соприродность Космосу, выраженная в антропном принципе. Экология может служить «единой объединяющей платформой» - ценностной основой [8] для формирования нового экоса, новой «человеко-размерной онтологии» [10], в которой бытие человека физически и духовно включено в бытие единого Универсума.
Примечания
1. Хайек, Ф. А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма [Текст] / Ф. А. Хайек. М.: Новости, 1992. С. 31-34.
2. Швейцер, А. Культура и этика [Текст] / А. Швейцер // Благоговение перед жизнью. М.: Прогресс, 1992. 572 с.
3. Леопольд, О. Календарь песчаного графства [Текст] / О. Леопольд. М.: Мир, 1983. 216 с.
4. Реймерс, Н. Ф. Экология [Текст] / Н. Ф. Рей-мерс // Теории, законы, правила, принципы и гипотезы. М.: Россия молодая, 1994. С. 367.
5. Моисеев, Н. Н. Нравственный императив и христианская культура [Текст] / Н. Н. Моисеев // Экология и жизнь, 2003. № 1(30). С. 10-11.
6. Дорст, Ж. До того, как умрет природа [Текст] / Ж. Дорст. М.: Прогресс, 1988. С. 405.
7. Печчеи, А. Человеческие качества [Текст] / А. Печчеи. М.: Прогресс, 1980. С. 14.
8. Наэсс, А. Платформа глубинной экологии [Текст] / А. Наэсс, Дж. Сессинс // Гуман. экол. журн. 2000. № 2 (1). С. 56.
9. Пригожин, И. Философия нестабильности [Текст] / И. Пригожин // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 47.
10. Карпинская, Р. С. Биофилософия - новое направление исследования [Текст] / Р. С. Карпинская // Биофилософия. М.: ИФРАН, 1997. 264 с.
Э. Р. Хамитова
КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ МЕТАФОРА «ПРИРОДА - ЧЕЛОВЕК» В АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье рассматривается концептуальная метафора «природа - человек» как антропометрический механизм концептуализации и вербализации природных явлений и объектов.
Антропоморфная метафора - одна из древнейших концептуальных структур в коллективном сознании общества [1, с. 384], характерная для множества различных культур. «Известны антропоморфные олицетворения явлений природы: солнца (чаще в образе женщины), месяца (в образе мужчины), грома, ветра и т. д. Такого рода антропоморфные представления существуют у австралийцев, семангов, андаманцев, ведда, калифорнийских индейцев и т. д.» [2, с. 80]. Данная когнитивная модель в каждом культурном пространстве приобретает индивидуальные черты, обусловленные социокультурными факторами, природными условиями, а также особенностями языковой личности авторов в поэтическом дискурсе отдельной культуры.
Концептуальная метафора «природа - человек» является частью древнейшего антропоморфного механизма восприятия и репрезентации действительности в ментальном пространстве человека, однако её сфера ограничена осмыслением не всех явлений окружающего мира, а только природных объектов и процессов. Концептуализация природы посредством образов человека определяет ант-ропометричность метафоры, которая в максимальной степени, по сравнению с другими когнитивными моделями, эксплицирует не только концептуальные знания и представления, накопленные человеком в процессе исторического развития, о природе, но и о самом себе. «Антропометричность -способность помыслить одну сущность как если бы она была подобна другой, а это значит соизмерить их в соответствии с собственно человеческим масштабом знаний и представлений, а вместе с тем - и с системой национально-культурных ценностей и стереотипов» [3, с. 40].
Таким образом, антропоморфная метафора как явление, отражающее личность и культуру общества, представляет интерес для актуальной в современной науке, ориентированной на человека парадигмы исследования - антропоцентрической парадигмы.
ХАМИТОВА Эльвира Рафаилевна - аспирант кафедры русского языка и методики его преподавания Башкирского государственного университета © Хамитова Э. Р., 2008
Философская энциклопедия определяет антропоморфизм как «наделение предметов природы, а также вымышленных мифических существ (духов, богов) человеческим обликом и свойствами» [2, с. 80]. В Философском энциклопедическом словаре подчеркивается многоуровневая проекция человеческой сферы на явления действительности. «Антропоморфизм выражается не только в наделении животных человеческой психикой, но и в приписывании неодушевленным предметам способности действовать, жить, умирать, испытывать переживания и т. д. (земля спит, небо хмурится)» [4, с. 30].
Антропоморфизм зародился в недрах религиозных представлений: «эта форма антропоморфизма господствовала на ранних ступенях развития общества» [4, с. 30]. На наш взгляд, анимизм как «одушевление» всего существующего в большей степени выполнял религиозные функции, тогда как антропоморфизм во многом связан с задачами познания и концептуализации действительности в древнем обществе. Некоторые исследователи связывают антропоморфизм с таким свойством человеческого восприятия действительности, как отождествление одушевленного и неодушевленного мира. Поэтому в объяснении причины возникновения антропоморфной метафоры и связи её с общей концептуализацией мира можно исходить не только из мысли о религиозных потребностях древнейшего человека, но и взять за основание идею А. А. Потебни о том, что при рождении метафоры, в нашем случае востребованной для обозначения объектов действительности, «знак берется из ближайшей обстановки внешней и внутренней (т. е. того прошедшего и отдаленного, которое в данную минуту близко нашей мысли)» [5, с. 206], значит, человек в процессе концептуализации действительности обращается к себе и уже концептуализированному собственному образу как наиболее близкому и понятному знаку, при этом синкретично воспринимая одушевленные и неодушевленные объекты. «Этот... антропоморфизм имеет иные корни, чем религиозный антропоморфизм; на них одним из первых указал М. Горький, отметивший, что антропоморфизм этого типа «возник из процессов работы и выражает вполне естественное стремление человека наделять предметы реального мира - материалы и орудия труда - человеческими свойствами, для того чтобы понять и освоить их» [2, с. 80].
Однако, несмотря на развитие сознания и переход его от мифологических форм к научно-ра-ционалистическим, в наши дни «свойственная первобытному мышлению персонификация сохраняется в языковом сознании человека не как случайная модель, а как необходимое психологическое свойство личности, опирающееся на понима-
ние общности и неразрывности живой и неживой материи» [6, с. 4]. Психологичность процессов олицетворения, по мнению С. К. Константиновой, проявляется и в эмпатии, т. е. «олицетворение помогает человеку не только понимать, но и чувствовать жизнь окружающего мира» [6, с. 5].
Антропоморфизм как средство концептуализации окружающего мира объясняется и фактом возникновения антропоморфных форм в других значимых артефактах культуры, так, «антропоморфизм присущ, помимо религиозных верований, также и народному поэтическому творчеству: в народных сказках и песнях животные, растения и неодушевленные предметы зачастую говорят и действуют, как люди» [2, с. 80]. Таким образом, другой важнейшей функцией антропоморфизма признается экспрессивность «особенно в поэзии, где известная антропоморфность ряда образов связана с требованием высокой эмоциональной выразительности», которая воздействует на восприятие реципиента [4, с. 30]. В связи с этим одним из основных вопросов при изучении антропоморфной метафоры является вопрос отличия метафоры и олицетворения. В теории метафоры, словарях литературных и лингвистических терминов представлены различные точки зрения по этому вопросу. Полярными являются взгляды на олицетворение 1) как разновидность метафоры, 2) как самостоятельное явление.
Классический подход определяет: «Олицетворение, прозопопея, персонификация - особый вид метафоры: перенесение человеческих черт (шире -черт живого существа) на неодушевленные предметы и явления. Можно наметить градацию олицетворения в зависимости от функции в художественной речи и литературном творчестве.
1. Олицетворение как стилистическая фигура, присущая любой выразительной речи.
2. Олицетворение в народной поэзии и индивидуальной лирике (у Г. Гейне, С. А. Есенина) как метафора, близкая по своей роли психологическому параллелизму: жизнь окружающего мира... привлеченная к соучастию в душевной жизни героя, наделяется признаками человеко-подобия.
3. Олицетворение как символ, непосредственно связанный с центральной художественной идеей и вырастающий из системы частных олицетворений» [7, с. 691].
Иначе В. П. Москвин разграничивает олицетворение и метафору на основании метафоричности структуры обоих тропов, выделяя «олицетворяемое слово, обозначающее компарант» и «метафоризируемые слова, принадлежащие тематической сфере вспомогательного субъекта (компаратора, которым в данном случае является человек»: «Олицетворение охватывает сло-во-аргумент и принадлежит сфере компаранта,
антропоморфная метафоризация - слово-пара-метр (или их цепочку) и принадлежит сфере компаратора, т. е. сферы действия этих двух фигур разные. Метафоризации, т. е. смене значения, подвергается только слово-параметр. Слово-ар-гумент, играющее по отношению к нему роль опорного микроконтекста, значения не меняет». Таким образом, по мысли ученого, олицетворение не является метафорой [8, с. 109].
В нашем исследовании мы придерживаемся точки зрения, что антропоморфная метафора как универсальный механизм шире олицетворения и вбирает его в себя. Олицетворение в качестве литературного приема строится на основе антропоморфной метафоры, но при этом, в отличие от неё, обладает условностью и выполняет эстетические и суггестивные функции в литературном произведении. Антропоморфная метафора безусловна и выполняет когнитивные функции концептуализации и вербализации действительности, т. е. служит средством создания метафорической картины мира национального языка.
В русском языке антропоморфизм проявляется не только на содержательном уровне функционирования языковых и авторских антропоморфных метафор, но и на структурном уровне, что обусловливает национальную специфику языковой картины мира и оказывает влияние на концептуальное виденье носителей языка. Так, под персонификацией А. А. Потебня понимает «женский и мужской род в применении к названию предметов неодушевленных и отвлеченных и глагольное сказуемое, приписывающее таким предметам действие», а также «звательный имен неодушевленных и отвлеченных и 2-е лицо» [5, с. 233]. Возможность метафорического обращения к неживым предметам как к живым, описание их словами человеческой жизни определяет лингвокультурную составляющую языка. В качестве примера можно рассмотреть известную фразу «революция всегда поедает своих детей». В этом метафорическом выражении революция обладает грамматическим значением женского рода и вызывает подспудные ассоциации женского начала, матери, что невозможно было бы, например, в английском языке, где в связи с отсутствием категории рода революция не имеет отвлеченного соотношения с каким-либо полом, поэтому в русском языке это выражение с учетом бессознательных грамматических ассоциаций и культурных ассоциаций, связанных с образом матери, обладает большей степенью трагизма при описании жертв революции.
Метафора возникает на основании наивной картины мира. Ю. Д. Апресян и В. Ю. Апресян выделяют семь систем поведения человека в «наивной картине мира»:
1) восприятие (органы тела, «воспринимать»);
2) физиология (тело в целом, «ощущать»);
3) моторика (часть тела, «делать»);
4) желание (воля, «хотеть»);
5) интеллект (ум, «думать»)
6) эмоции (душа, «чувствовать»);
7) речь (язык, «говорить»).
Таким образом, антропоморфная метафора строится на основе данных систем, так как человек мыслит природу, черпая образы в самом себе, а метафорические выражения при этом «эксплуатируют правильные образы, опирающиеся на массовое языковое сознание» [9, с. 32]. Так, в исследованиях С. К. Константиновой к числу основных метафоризирующих антропоморфных предикатов, круг которых ограничен, в русском поэтическом пространстве относятся: глядеть (12 использований), дышать (11), бежать (10), хмуриться (10), плакать (8), бродить (7), гулять (7), играть (7), дремать (6), проснуться (6), стонать (6), петь (6), шептать (4) [6, с. 17]. По нашим данным, к числу антропоморфных сфер, участвующих в качестве метафоризирующих в концептуальной метафоре «природа - человек», можно отнести такие концептуальные сферы наивной картины мира, как внешность, строение человека, его действия в окружающем мире, в т. ч. творческая деятельность, качества и характеристики человека и область «человека в социуме»: артефакты материальной культуры, социальный статус и т. д. Согласно результатам изучения метафор природных концептов Е. Б. Рябых, «ар-тефактная (предметная) метафорическая модель является самым продуктивным способом концептуализации природных явлений и, соответственно, получает большую детализацию как на уровне коллективного, так и на уровне индивидуального сознания» [10, с. 6].
При анализе конкретных метафорических переносов можно говорить о значении антропоморфной метафоры в когнитивных процессах на более отвлеченном уровне. Так, концептуальная метафора «природа-человек» участвует в процессе концептуально-языкового опредмечивания природных явлений, благодаря чему реализуется её когнитивная функция, например, языковая метафора «гром ударил», содержащая глагол со значением конкретного действия, производит опредмечивание абстрактного природного процесса в концептуально-языковой сфере. Таким образом, концептуальная метафора «природа -человек» не только участвует в построении национальной метафорической картины мира природы, но и задает вектор в осмыслении природы на концептуальном уровне. «По антропоцентрическому канону создается та «наивная картина мира», которая находит выражение в самой возможности мыслить явления природы или абстрактные понятия как «опредмеченные» констан-
ты, как лица или живые существа, обладающие антропоморфными, зооморфными и т. п... свойствами» [11, с. 174].
Как любая другая, концептуальная метафора «природа-человек» содержит общекультурный и национально ориентированный компоненты, что, как уже отмечалось ранее, может быть связано с лексико-грамматическими особенностями языка, а также с национальными реалиями, географическими особенностями и народными традициями, влияющими на язык и мышление носителей языка. Например, в метафоре А. А. Фета «стремленьем молодым пугающие бури» присутствует отглагольное существительное «стремленье», в котором в результате транспозиции активное начало превращается в более статичное, что влияет на создаваемый образ. Для понимания метафор О. Э. Мандельштама, таких, как «дере-вья-бражники шумели», «над нею небо безглагольно» и т. п., необходимо представлять русское концептуальное пространство слов «бражники», «глагол». При восприятии другой его метафоры «в серебряном ведре нам предлагает стужа / Валгаллы белое вино» необходимо знание культурного контекста. А для метафор «листья, которые умрут», «железа визг и ветра темный стон» в процессе рецепции достаточно наличия общекультурных знаний, что обусловливает возможность перевода последних на иностранный язык без потери смысла. Полное понимание метафоры и обозначаемого ею процесса у И. А. Бунина «в степи метель играет» возможно при знании климатических особенностей российской природы, и скорее всего, у европейца, проживающего в стране с относительно теплой зимой, сложится иной образ. Только ассоциативным уровнем можно объяснить другую бунинскую метафору «в сугробах стынут траурные ели», российскому сознанию трудно представить, например, возникновение метафоры «траурные березы», потому что береза имеет иную ассоциативную систему [12].
Концептуальная метафора «природа - человек», сочетаясь с другими видами концептуальных метафор русского языка, например, зооморфной, фитоморфной и т. д., представляет собой структурный элемент метафорической системы языка в целом, является следствием ант-ропометричного взгляда на мир, а потому вызывает интерес для исследования в рамках антропоцентрической парадигмы.
Примечания
1. Маккормак, Э. Когнитивная теория метафоры [Текст]/ Э. Маккормак// Теория метафоры. М., 1990. С. 358-387.
2. Философская энциклопедия [Текст] / под ред. Ф. В. Константинова. М.: Сов. энцикл., 1960. Т. 1. С. 80.
3. Телия, В. Н. Метафора как модель смыслопро-изводства и её экспрессивно-оценочная функция [Текст] / В. Н. Телия // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. С. 26-52.
4. Философский энциклопедический словарь [Текст] / под ред. Л. Ф. Ильичева, П. Н. Федосеева и др. М.: Сов. энцикл., 1983. С. 30.
5. Потебня, А. А. Из записок по теории словесности [Текст] / В. Н. Телия // Теоретическая поэтика. М.: Высш. шк., 1990. 344 с.
6. Константинова, С. К. Семантика олицетворения [Текст] / С. К. Константинова. Курск: Изд-во КГПУ, 1997. 112 с.
7. Литературная энциклопедия терминов и понятий [Текст] / под ред. Н. Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 691.
8. Москвин, В. П. Русская метафора: Очерк семиотической теории [Текст] / В. П. Москвин. М.: ЛЕНАНД, 2006. 184 с.
9. Апресян, В. Ю. Метафора в семантическом представлении эмоций [Текст] / В. Ю. Апресян, Ю. Д. Апресян // ВЯ. 1993. № 3. С. 27-35.
10. Рябых, Е. Б. Метафоризация концептов природных явлений в поэтическом дискурсе (на материале русского и немецкого языков) [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е. Б. Рябых. Тамбов, 2006. 24 с.
11. Телия, В. Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира [Текст] / В. Н. Телия // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988. С. 173-203.
12. Хамитова, Э. Р. Концептуальная метафора «природа-человек» в русской поэтической картине мира (на материале творчества поэтов Х1Х-ХХ веков) [Текст] : словарь метафор / Э. Р. Хамитова; под ред. Л. Г. Саяховой. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. 290 с.
Н. Н. Кряжевских
ОСОБЕННОСТИ ВЫРАЖЕНИЯ ЯЗЫКОВОЙ
КАТЕГОРИИ ОДУШЕВЛЕННОСТЬ/ НЕОДУШЕВЛЕННОСТЬ В АНГЛИЙСКОМ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОМ "GHOST"
Данная статья посвящена особенностям выражения категории одушевленности/неодушевленности в английском языке на примере существительного «ghost». В исследовании выдвигается гипотеза, что одушевленность /неодушевленность - это переменная характеристика родовой категории слова в структуре полисемии, а не частеречная категория. Разделение между одушевленным и неодушевленным выражается различными способами на разных когнитивных уровнях. Данная категория проявляется в структуре контекста, который обеспечивает возможность реализации лексико-семантического варианта многозначного слова.
Категории возникают в знаковой системе тогда, когда сознание обладает возможностью отрывать свойства опыта от непосредственных сти-
КРЯЖЕВСКИХ Наталья Николаевна - ассистент кафедры английского языка и методики обучения английскому языку ВятГГУ © Кряжевских Н. Н„ 2008
