CC BY
99
10 Власов А. А. Катаракта на «око государево» // Рос. юстиция. 2001. № 8. С. 34.
11 ШалумовМ. С. Проблемы функционирования российской прокуратуры в условиях формирования демократического правового государства: Дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2002. С. 273.
12 Собрание законодательства РФ. 2004. № 9. Ст. 831.
13 Чиркин В. Е. Публичная власть. М., 2005. С. 12.
14 Здрок О. Н. Гражданский процесс зарубежных стран: Учеб. пособие. М., 2005. С. 108.
15 См.: Гадянова М. В. Участие прокурора при рассмотрении гражданских дел судами: Дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005. С. 50.
16 См.: Давтян А. Г. Гражданское процессуальное право Германии. М., 2000. С. 89.
17 См.: Здрок О. Н. Указ. соч. С. 110-111.
18 См.: Жилин Г. А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции. М., 2000. С. 32.
19 См.: Беляцкий С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. М., 2005. С. 19, 62-63.
20 Елисеев Н. Г. Гражданское процессуальное право зарубежных стран. М., 2004. С. 361.
21 См.: Гусев В. Г. О реализации права на судебную защиту в гражданском и арбитражных процессах // Заметки о современном гражданском и арбитражном процессуальном праве. М., 2004. С. 187-191.
22 См.: Сборник документов Совета Европы в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. М., 1998. С. 24.
23 Кууси П. Указ. соч. С. 347.
С. М. Скрыль
конституционно-правовой механизм ограничения
ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ В СИСТЕМЕ СОГЛАСОВАНИЯ ПУБЛИчНЫХ И чАСТНЫХ ИНТЕРЕСОВ
Рассматривается один из наиболее актуальных вопросов теории конституционного права — защита прав и свобод человека и гражданина. При этом особое внимание уделено ограничению указанных прав и свобод с целью обеспечения механизма их реализации.
Ключевые слова: ограничение прав и свобод человека и гражданина, публичные интересы, частные интересы.
Конституция РФ, закрепляя основные права и свободы человека и гражданина, устанавливает также и возможность их ограничения в строго определенных случаях и порядке. Возможные и допустимые конституционно-правовые ограничения права собственности находятся в рамках общих требований и условий возможных ограничений прав и свобод.
Как отмечает А. Н. Медушевский, в контексте современных российских споров блок экономических прав и ограничений собственности рассматривается с диаметрально противоположных позиций: для одних авторов он выражает перспективное направление конституционного развития, для других — стремление к неоправданному популизму, отягощение Конституции РФ юридически бессмысленными декларациями о правах человека и гражданина, поскольку они не порождают права, которое можно защитить в суде1. А. Шайо, выступивший с либеральной критикой современного восточноевропейского конституционализма, видит в популизме и неоправданных обещаниях основную причину его неэффективности. В качестве примера он приводит Конституцию РФ 1993 г. и выступает за разумную нейтральность конституционализма, выражающуюся в сочетании
принципов социальной правовой государственности с отказом от декларативных и невыполнимых (особенно в переходный период) социальных обязательств2.
Часть 2 ст. 55 Конституции РФ гласит: «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Как отмечается в конституционно-правовой литературе, в этом отношении Конституция РФ достаточно парадоксальна: одобрившее ее на референдуме население, получается, согласно с тем, что права человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом в целях защиты законных интересов других лиц3.
По мнению В. В. Субочева, «если в рассматриваемом контексте словосочетание “права и законные интересы” употребляется осознанно, а не как устойчивый фразеологический оборот (что не делало бы чести разработчикам Конституции РФ), то доминирование законных интересов над субъективными правами выглядит в любом случае несколько странно. Ограничение субъективных прав ради реализации соответствующих нормам права незапрещенных стремлений, т. е. законных интересов, вряд ли до конца продуманный механизм с просчитанными последствиями. Тем более если принять во внимание тот факт, что сам законодатель ни разу не дает пояснений относительно самой сути законных интересов»3.
Более того, необходимо проводить различие между категориями «ограничение» и «регулирование» прав и свобод. Так, по мнению В. А. Четвернина, законодательное установление пределов (меры) свободы в сфере соответствующих прав и свобод человека и гражданина, запрещающее все общественно вредное, исключающее злоупотребления свободой, называется в Конституции РФ регулированием прав и свобод человека и гражданина (п. «в» ст. 71) и их ограничением (в смысле ч. 3 ст. 55 и ч. 2 ст. 19). Понятие «регулирование» в данном контексте шире, чем понятие «ограничение». «Регулирование» включает в себя установление не только границ свободы, но и гарантий осуществления прав и свобод человека и гражданина. При этом ч. 3 ст. 55 содержит исчерпывающий перечень допустимых оснований законодательного ограничения прав и свобод, а ч. 2 ст. 19 специально запрещает любое ограничение прав и свобод, нарушающее равноправие, т. е. запрещает установление разной меры свободы по признакам социальной, расовой и т. д. принадлежности. Ограничение прав и свобод человека и гражданина в смысле ст. 79 Конституции РФ, запрещенное для случаев участия России в межгосударственных объединениях, означает ограничение большее, чем это допустимо в соответствии с ч. 3 ст. 55, либо ограничение по мотивам ч. 3 ст. 55, но не оформленное федеральным законом. При этом, как подчеркивает В. А. Четвернин, от ограничения (регулирования) прав и свобод в смысле ч. 3 ст. 55 и ч. 2 ст. 19 следует отличать понятие ограничения прав и свобод в смысле ч. 1 и ч. 3 ст. 56 и ч. 2 ст. 23 Конституции РФ, поскольку здесь «ограничением» называется не законодательное определение меры свободы в сфере соответствующих прав и свобод, а временное ограничение возможности пользоваться определенными правами и свободами в условиях чрезвычайного положения (ст. 56) и дозволение, данное судом компетентным правоохранительным органам, временно нарушать тайну коммуникаций определенных лиц (ч. 2 ст. 23)4.
Как представляется, в русле этого подхода находится также мнение В. И. Крусса, полагающего, что «несмотря на функциональную условность всякого ограничения (как не умаляющего содержания полномочия), в отличие от регулирующих требований оно — поскольку установлено и действует — безусловно исключает возможность
пользования определенным правом или свободой. Ограничение нельзя конституционным образом “обойти”, добиваясь намеченной цели. Вместе с тем, поскольку ограничение является максимально возможной (наиболее “тесной”) формой нормативного опосредования правопользования, логично предположить, что оно может сопровождаться и правовыми эффектами, в целом присущими формам более “широким” и “гибким”. Действительно, в ряде случаев наглядно проявляется регулирующее воздействие нормативных ограничений»5.
В качестве примера, иллюстрирующего проблематику ограничивающего регулирования, В. И. Крусс приводит постановление Конституционного Суда РФ от 12 ноября 2003 г. № 17-П, в котором Суд указал, что в соответствии с положением ч. 1 ст. 74 Конституции РФ установление таможенных границ, пошлин и сборов, а равно иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств на территории России не допускается. Вместе с тем на основании ч. 2 ст. 74 Конституции РФ могут — в соответствии с федеральным законом — вводиться ограничения перемещения товаров и услуг, если это необходимо для обеспечения безопасности, защиты жизни и здоровья людей, охраны природы и культурных ценностей.
Следует согласиться с выводом о том, что подобные ограничения нельзя отождествлять с ограничениями прав и свобод в смысле положения ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. Это связано, во-первых, с несовпадением оснований нормативного опосредования; во-вторых, в силу указания на условие соответствия устанавливаемых требований федеральному закону, а не прямого закрепления их в таком законе. И хотя по общему правилу, подчеркивает В. И. Крусс, регулирование, ведущее к фактическим ограничениям прав человека, недопустимо, в данном особом значении и в силу прямых конституционных установлений оно оказывается возможным6.
Как отмечает А. Н. Медушевский, проблема ограничения права собственности активно разрабатывается в последнее время с позиции поиска компромисса между двумя принципами социального и правового государства7. Согласно логике первого принципа, если собственник выполняет свои обязанности, государство обязано охранять такое право частной собственности (ч. 1 ст. 35 Конституции РФ), если нет, то государство вправе принуждать его к этому с помощью права. Принцип правового государства подразумевает гарантии права собственности и невозможность ее отчуждения ни при каких обстоятельствах. Если интерпретировать право частной собственности (ч. 2 ст. 35) как фундаментальное и естественное право согласно ч. 2 ст. 17 Конституции РФ, то оно вообще не может быть ограничено как абсолютное (на основании ч. 3 ст. 55). А. Н. Медушевский полагает, что в данном случае мы сталкиваемся с расхождением конституционного и гражданско-правового понимания собственности, т. е. рассмотрением его как основного (и в силу этого неотчуждаемого) права и как права на конкретное имущество7. По мнению Г. А. Гаджиева, речь идет о юридической фикции: собственник лишается конкретного имущества, но поскольку гарантируется право на предварительное и равноценное возмещение, существо права собственности остается неизменным8. Статья 35 Конституции РФ представляет собой разумный правовой баланс, или компромисс, между необходимостью учета конституционных принципов демократии (права большинства) и правового государства (гарантии меньшинств). Данная интерпретация Конституции, по мнению А. Н. Медушевского, позволяет сделать вывод о существовании дуалистического принципа ограничения права частной собственности. Конфликты парламентов и конституционных судов при рассмотрении права собственности определяются различием общей логики подхода: если парламент как политический институт опирается
преимущественно на конституционный принцип демократии (отдавая предпочтение интересам большинства), то Конституционный Суд опирается на принцип правового государства, выдвигающий на первое место приоритет прав личности и меньшинств9. Основываясь на таком подходе, предлагается различать в российском конституционном праве два несовпадающих понятия: ограничение права частной собственности и ограничение полномочий законодателя по ограничению права собственности.
Вопросы возможных и допустимых пределов ограничения права собственности неоднократно были предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ. Так, в постановлении Конституционного Суда РФ от 17 декабря 1996 г. № 20-П по делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции» отмечено: «Согласно статье 35 Конституции РФ право частной собственности охраняется законом (часть 1); каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами (часть 2); никто не может быть произвольно лишен своего имущества иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения (часть 3).
Вместе с тем право частной собственности не является абсолютным и не принадлежит к таким правам, которые в соответствии со статьей 56 (часть 3) Конституции Российской Федерации не подлежат ограничению ни при каких условиях. Следовательно, по смыслу статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, оно может быть ограничено федеральным законом, но только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Это соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права, в частности Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 года, согласно которой каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности (часть первая статьи 29); при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе (часть вторая статьи 29)»10
Согласно правовой позиции, выраженной в постановлении Конституционного Суда РФ от 14 мая 1999 г., в целях защиты суверенитета и экономической безопасности российского государства, прав и законных интересов граждан, обеспечения единого экономического пространства законодатель, устанавливая таможенную территорию Российской Федерации, таможенную границу и соответствующий порядок перемещения, контроля и оформления товаров и транспортных средств, а также обложения таможенными платежами, их уплаты и т. п., может предусматривать административные меры принудительного характера, а также конкретные составы правонарушений и соответствующие санкции. Однако такого рода меры, как связанные с ограничением права собственности, должны отвечать требованиям справедливости, быть соразмерны конституционно закрепленным целям и охраняемым законом интересам, а также характеру совершенного деяния. Такие меры допустимы, если они основываются на законе, служат общественным интересами и не являются чрезмерными. Таким образом, федеральным законом могут устанавливаться ограничения на пользование и распоряжение товарами и транспортными средствами, которые ввезены на таможенную территорию Российской Федерации,
находятся под таможенным контролем и в отношении которых еще не осуществлено таможенное оформление. При этом речь идет не о лишении лица перемещаемого имущества, а о соблюдении специального, разрешительного порядка перемещения товаров и транспортных средств через таможенную границу. Эта административная мера принудительного характера направлена на защиту таких конституционных ценностей, как суверенитет и экономическая безопасность Российской Федерации, права и законные интересы граждан, законные интересы отечественных производителей и потребителей, жизнь и здоровье человека, окружающая природная среда и другие, что само по себе не может рассматриваться как недопустимое ограничение конституционных прав и свобод и не нарушает требований Конституции РФ11.
Таким образом, можно согласиться с мнением некоторых исследователей о том, что право собственности ограничено в пользу общественного интереса и требований выполнения собственником определенных социальных обязательств12.
Примечания
1 См.: Медушевский А. Н. Сравнительное конституционное право и политические институты: Курс лекций. М., 2002. С. 353.
2 Там же. С. 375.
3 См.: Субочев В. В. Законные интересы / Под ред. А. В. Малько. М., 2008. С. 232.
4 Конституция Российской Федерации: Проблемный комментарий / Отв. ред. В. А. Четвернин. М., 1997. С. 30.
5 Крусс В. И. Теория конституционного правопользования. М., 2007. С. 338-339.
6 Там же. С. 349.
7 См.: Медушевский А. Н. Указ. соч. С. 383.
8 См.: ГаджиевГ. А. Защита основных экономических прав и свобод предпринимателя за рубежом и в Российской Федерации. М., 1995. С. 37.
9 См.: Медушевский А. Н. Указ. соч. С. 383-384.
10 Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 года «О федеральных органах налоговой полиции» от 17 декабря 1996 г. № 20-П // Собр. законодательства РФ. 1997. № 1. Ст. 197.
11 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 мая 1999 г. № 8-П по делу о проверке конституционности положений части первой статьи 131 и части первой статьи 380 Таможенного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой закрытого акционерного общества «Сибирское агентство “Экспресс” и гражданина С. И. Тененева, а также жалобой фирмы “Y & G. RELIABLE SERVICES, INC”» от 14 мая 1999 № 8-П // Собр. законодательства РФ. 1999. № 21. Ст. 2669.
12 См.: Медушевский А. Н. Указ. соч. С. 375.
