CC BY
29
Аржшпгсежтура, ш гртдсшстрсшштсВсЛиьстшсп)
Ы. Васильев
Конец одной легенды. Был или нет архитектор К. А. Тон автором проекта воссоздания Смердьей башни?
Встречая в различных краеведческих изданиях упоминание о том, что Смердья башня псковского Кремля (в том виде, в котором она пребывает в наше время) воссоздана по проекту известного российского архитектора сер. XIX в. К. А. Тона, я вновь и вновь задавал себе вопрос: где истоки этой легенды, столь прочно укоренившейся в очень многих (даже весьма учёных) головах? В том, что версия об авторстве Тона является всего лишь легендой, я, как ни покажется это странным, не сомневался ни минуты.
Почему? Мой ответ будет столь же прост, сколь и неубедителен с точки зрения, возможно, большинства моих земляков. Я глубоко убеждён, что творчество Тона, ставшего фактически основоположником неорусского стиля в российской архитектуре (за что и жаловал Константина Андреевича государь Николай Павлович), никак не соответствует облику маленькой восьмигранной
Васильев Владимир Иванович — главный архитектор проектов по сохранению объектов культурного наследия (институт «Псковгражданпроект»), председатель псковских региональных отделений Союза архитекторов и Союза реставраторов России.
наугольной башенки нашего Детинца, словно скопированной с одной из башен какого-либо прибалтийского замка. Скорее можно было бы предположить, что автором проекта по воссозданию Смердьей башни являлся А. И. Ранвид — псковский губернский архитектор, под руководством которого была укреплена и реставрирована древняя крепостная стена, тянущаяся вдоль реки Великой от Кремля до Покровской башни. Афанасий Иванович, будучи уроженцем одной из т. н. «вновь присоединённых» (т. е. отошедших к России по итогам третьего раздела Польши) западных губерний, выросший в окружении польско-прибалтийской архитектуры, вполне мог вдохновиться стилистикой католического замка — тем более, что достоверных сведений о первоначальном облике псковских башен у архитекторов сер. XIX в. не было.
Однако Ранвид служил в Пскове с 1866 г., а Смердья башня, судя по упоминаниям в архивных документах, обрела свой нынешний вид уже в 1862-65 гг., при этом проект был Высочайше утверждён ещё раньше — 14.11.1857 г.1 Попутно заметим, что в пользу авторства Тона известные нам крае-
ведческие издания не приводят никаких доводов или ссылок на источники, как будто многократное повторение какого-либо изречения автоматически возводит его в ранг аксиомы!
Автор настоящей статьи вместе с Вами, уважаемый Читатель, опираясь на сведения, почерпнутые в архивных документах, попробует обнаружить истоки упомянутой легенды и по возможности приблизиться к установлению имени подлинного создателя Смердьей башни. Нашу задачу отчасти облегчает одно немаловажное обстоятельство: основные документы по интересующему нас вопросу сосредоточены всего в двух архивных делах. В то же время поиск истины усложнён тем, что два этих ключевых дела находятся в разных архивах и даже в разных городах: текстовые документы в основном сосредоточены в ГАЛО2, а графические материалы — в РГИА3. Возможно, именно меньшая доступность петербургского архива сыграла свою роль в том, что псковские исследователи, опираясь лишь на документы ГАПО, приняли версию об авторстве Тона в проекте воссоздания Смердьей башни.
Понимаю, что Вы, уважаемый Читатель, нетерпеливо ждёте, когда же автор статьи откроет главную тайну нашего детективного сюжета и назовёт, наконец, имя автора проекта... Тем не менее, вынужден попросить у Вас прощения за небольшую отсрочку в оглашении «приговора», поскольку считаю необходимым сделать два небольших предварительных пояснения.
Пояснение первое: вся рассказываемая здесь история могла не произойти, если бы Николай Павлович не пришёл бы на смену своему старшему брату Александру. Именно в царствование Николая I резко возросло внимание к памятникам российской истории, и спокойно-равнодушное созерцание древних руин сменилось стремлением к их сохранению (а по возможности — к воссозданию). В качестве наглядного примера напомним историю с предполагаемым сносом части крепостных стен, уже рассказанную нами в одной из предыдущих работ4. В 1816 г. Александр I в ответ на прошение тогдашнего псковского губернатора Б. А. Адер-каса «... изъявил Высочайшее соизволение на
сломку в городах Пскове и Порхове некоторых древних стен и башен»\ и лишь отсутствие денег спасло тогда псковские памятники от разрушения. А в 1844 г. в ответ на похожее прошение Комитет Министров напомнил другому псковскому губернатору — Ф. Ф. Бартоломею — про «... Высочайшее ... соизволение на поддержание вообще древних памятников», и, в частности, «крепостной стены города Пскова, служащей воспоминанием важных событий»6.
Пояснение второе: справедливости ради нельзя не упомянуть о самом первом проекте воссоздания юго-западной наугольной башни Кремля, который осенью 1821 г. составил по поручению Адеркаса Франц Ябс, исправлявший должность псковского губернского архитектора в 1816-1834 гг. Графическая прорись этого проекта хранится в ГАПО, а оригинальный экземпляр по стечению обстоятельств лежит в РГИА7, в одной папке с остальными проектами воссоздания псковского Кремля, о которых мы расскажем чуть позже. История появления данного чертежа, начатая встревоженным письмом псковского архиепископа Евгения (Болхови-тинова) губернатору Адеркасу об опасных, по мнению Владыки, трещинах в стенах собора8, заслуживает отдельного рассказа. Мы же в контексте настоящего исследования отметим двойную ценность ябсовского чертежа. Во-первых, он отражает фактическое (на 1821 г.) состояние крепостных стен Кремля в целом (рис. 1) и Смердьей башни в частности (рис. 2). Отметим, что все прочие башни, судя по чертежу Ябса, находились в те годы в ещё более руинированном состоянии. Этот факт во многом объясняет, почему именно Смердья башня (а не. к примеру Кутекро-ма) была выбрана первоочередным объектом воссоздания. Конечно, относительно небольшие размеры Смердьей башни в условиях весьма ограниченного финансирования тоже могли сыграть заметную роль в таком выборе. Однако не будем забывать, что в общем объёме крепостных сооружений, подлежащих ремонту, объём любой из башен составлял относительно небольшую часть.
Во-вторых, проектный чертёж Ябса наглядно показывает уровень представлений о первоначальном облике псковской крепости.
господствовавший в первой четверти XIX в. Вы можете себе представить, уважаемый Читатель, как выглядели бы сегодня псковские стены и башни, если бы их реставрация пошла по заданному Ябсом направлению?
А теперь, в полной мере воздав должное «первопроходцу» псковской реставрации Францу Францевичу Ябсу, мы можем, наконец, вернуться на главную дорогу нашего исследования, чтобы попытаться ответить на вопрос о роли К. А. Тона в реставрации Смердьей башни.
Расследуемый нами эпизод псковской истории начался 01 августа 1837 г., когда Николай I, проезжал через Псков при своём возвращении в столицу. В очередной раз увидев рассыпающиеся, как тающий в чае сахар, стены псковской крепости, он повелел тогдашнему псковскому губернатору А. Н. Пе-щурову «... каменную стену пришедшую от времени в ветхость ... привести починкою в прежний древний вид»9. Необходимые для этого проект и смету Государь повелел представить ему на рассмотрение в кратчайшие сроки (как известно, Николай Павлович любил самолично оценивать исполняемые за казённый счёт проекты).
Дело завертелось настолько споро, насколько на это была способна бюрократическая машина небогатой российской провинции. В первые же дни Пещуровым были даны соответствующие распоряжения: губернскому землемеру — снять план Кремля «ввозможной скорости идоставитъ камне»1''. духовной консистории — «доставить ко мне ... все какие есть планы фасады и другие документы на Кремль Соборы ипро-чие строения внутри онаго...»11. Губернскому архитектору Ф. И. Уткину было поручено «наипоспешное» составление двух вариантов плана и фасада — в существующем виде и в том, «в каком все то должно быть после починки ... прежнем древнем виде». При этом срок выполнения поручения был поставлен весьма жёсткий: чертежи должны быть переданы губернатору «наискорее и непременно к 22 числу сего августа месяца»12.
О том, что представлял из себя проект, выполненный Уткиным, уважаемый Читатель может судить по сохранившимся архивным чертежам (рис. 4). В данной статье мы
приводим фрагмент копии, подготовленный к окончательному рассмотрению всего проекта в марте 1840 г. (мы немного забегаем вперёд, чтобы объяснить внимательному и дотошному Читателю, почему именно эта дата — 27 марта 1840 года — указана в надписи на чертеже). Вглядываясь в тонкую красную линию, очерчивающую предполагаемые контуры воссоздаваемых стен и башни, мы понимаем, каким представлял Уткин будущий облик псковской крепости. Неожиданно? Несомненно! Но только для нас. привыкших к нынешнему виду псковских стен и башен, сложившемуся в 1960-е гг. А в XIX в. не только Уткин, но и очень многие другие архитекторы, в т. ч. гораздо более образованные в характерных чертах древнерусской архитектуры, именно так представляли себе первоначальный облик старинных русских крепостей. Например, действительный член Императорского русского археологического общества П. И. Савваитов и член-корреспондент этого же общества И. И. Горностаев, обследовавшие в июле 1868 г. состояние псковских крепостных стен, докладывали в своей отчётной записке: «Верх их [стен — В. В.] осыпался; зубцов не осталось и следа»и. В том, что упомянутые зубцы (очевидно, такие же, как на чертеже Уткина) изначально существовали, уважаемые историки древнерусской архитектуры даже не сомневались!
Итак, Фёдор Уткин составил требуемый проект и смету, передав их губернатору для последующего их «представления в собственныя руки Государя Императора»14. Однако ни в августе, ни в сентябре, ни когда-либо позже Николай I уткинских чертежей не увидел.
Почему? Кто посмел не исполнить Высочайшее повеление??
Сим дерзким «смельчаком» оказался псковский губернатор Пещуров, не осмелившийся (простите за тавтологию, уважаемый Читатель!) представить императору проект, который не понравился ему самому. Эту страшную тайну Алексей Никитич открыл президенту Императорской академии художеств А. Н. Оленину, посетив его в середине ноября 1837 г. во время одной из своих поездок в столицу. В свою очередь Алексей
Николаевич, на следующий день излагая содержание своей беседы с Пещуровым в письме министру императорского двора князю Волконскому, отметил, что «чертежи, которые он [Пещуров — В. В.] мне показывал». действительно «оказались весьма неудовлетворительными». По мнению Пещурова Уткин, «человек испытанный и надежный по Строительному делу и по чистому Зодчеству». оказался «мало сведущим в Характеристиках разных Архитектур средних веков, в том числе Византийской и старинной Русской». В отчаянии от неминуемого гнева Государя Пещуров просил у Оленина совета, и Алексей Николаевич порекомендовал псковскому губернатору обратиться за помощью к профессору Тону, который «в совершенстве узнал характеристику старинного Русского Зодчества — и едва ли кто-либо с ним теперь в этом деле поспорит»15. При этом Оленин (а на посту Президента Академии Художеств он был отнюдь не случайным человеком), с одно стороны, был уверен, что «...на обозрение же в Пскове сих останков Российских древностей и двух дней довольно будет», а с другой — отдавал себе отчёт, что «...на сию поездку Р" Тона нужно будет ВЫСОЧАЙШЕЕ соизволение»16.
Вот с этого момента Константин Андреевич Тон становится одним из персонажей нашего рассказа. Возможно, именно слова Оленина и последовавшая за этим переписка Тона и Пещурова послужили поводом для кого-то из исследователей приписывать Тону авторство в деле воссоздания Смердьей башни.
Так, всё-таки, — Тон?
Не будем торопиться с выводами, как не торопились, несмотря на дамоклов меч Высочайшего повеления, участники описываемых нами событий. Дело в том, что профессор архитектуры Тон, которому лично благоволил Государь, был весьма востребован и крайне загружен различными поручениями (в частности, начавшимися как раз в эти годы работами по возведению Храма Христа Спасителя в Москве). Даже Высочайшее соизволение на привлечению Тона к работам по «исправлению» псковского Кремля, полученное по ходатайствам Оленина и его дальнего родственника Волконского, не сильно продвинуло дело. Первые полго-
да — вплоть до мая 1838 г. — Тон попросту ссылался на чрезвычайную занятость. В попытке ускорить приезд Тона Пешуров даже обратился к тогдашнему министру внутренних дел Д. Н. Блудову17. Дмитрий Николаевич обешал содействие, хотя и мягко попенял псковскому губернатору, что тот не сразу к нему обратился18. По иронии судьбы, в этих многосторонних переговорах участвовал и Н. И. Уткин — выдающийся российский график и старший брат псковского губернского архитектора Фёдора Уткина, проект которого был отвергнут Пешуровым. Но когда увешевания Оленина, который всё-таки был прямым начальником Тона в Академии художеств, и напоминания Блудова стали всё более настойчивыми, Константин Андреевич был вынужден согласиться на поездку в Псков для ознакомления с фактическим положением дел. Многократно намечавшаяся и откладывавшаяся поездка, наконец, состоялась в конце февраля 1839 г. — по истечении полутора лет со дня визита Государя в наш город!
Интересный факт: на свою поездку в Псков Тоном было истрачено 200 рублей19 (во всяком случае, именно такую сумму Тон объявил Оленину), что равнялось двухмесячному жалованью губернского архитектора...
Результатом этой поездки стало состоявшееся через месяц предоставление Тоном Оленину четырёх чертежей, «.. из коих три составлены Е Уткиным, а четвертый про-жектированный им Е Тоном»20.
Упомянутый чертёж Тона21, фрагмент которого мы цитируем в настояшей статье (рис. 7), с одной стороны, представляет собой яркий образец фантазий в «древнем русском стиле», соответствующий основному направлению творчества этого архитектора. Перед нами - словно иллюстрация к сказкам Пушкина: подлинный «град на острове Буян»! С другой стороны, глядя на этот чертёж, мы отчётливо понимаем: к нынешнему облику Смердьей башни данный проект (и, следовательно, Тон) абсолютно не причастен.
Однако история участия Тона в проекте «исправления» псковского Кремля на этом не закончилась, и мы продолжаем наше расследование. Чертежи, полученные от Оленина в конце марта 1839 г.. Пещуров передал на рас-
смотрение и составление сметы (Тон составлять её не стал, хотя вплоть до Октябрьской революции архитектор всегда составлял смету к своим проектам) в губернское Строительное и дорожное отделение, а затем (на дополнительную проверку) — в Управление работами по построению Псково-Рижскош шоссе22. Вероятно, военным инженерам губернатор доверял больше. Ещё один любопытный факт: в своём сопроводительном письме к начальнику Управления полковнику Фролову Пещуров указал, что направляемый на рассмотрение проект выполнен Уткиным (?!).
Инженер-поручик Серебряков [фамилия нередкая, но надо бы проверить в архивах, не отец ли он будущего псковского и петербургского архитектора А. К. Серебрякова — В. В.] в начале июня исправил смету23, после чего 09.06.1839 (спустя 22 месяца после начала истории) Пещуров представил проект на Высочайшее рассмотрение, «... осмеливаясь донести, что промедление в исполнении онаго последовало за неприбытием в Псков Профессора Архитектуры ИМПЕРАТОРСКОЙ Академии Художеств Тона, который явился ко мне для осмотра Кремля 21 числа Февраля сего года и доставил проэкт свой 21— числа Марта. Остальное же время употреблено было на составление сметы в Псковской Губернской Строительной Комиссии и поверки оной»2*.
После рассмотрения и одобрения (предполагаем, что не без поправок — но их рассмотрим позднее) проекта Государем завертелись, наконец, колёса бюрократической машины Российской Империи. Дело было направлено в МВД (напомним о мягком упрёке Блудова Пещурову, не сразу обратившемуся в министерство, которому и были прямо подведомственны такие вопросы), спущено в его Хозяйственный департамент, который 19.10.1939 известил псковского губернатора, что для составления окончательного проекта архитектору Тону «нужно иметь подробный обмер стены Кремля в плане и фасаде», которые и попросил доставить как можно скорее25.
Дело вернулось в Псков, а поскольку в это время Пещуров отсутствовал, некто, исполнявший его должность, переадресовал просьбу хозяйственного департамента всё тому же Уткину, предписав ему «учинить
немедленно обмер стены Кремля в плане и фасаде и доставить к Гражданскому Губернатору завтрашняго числа»26.
Вы сможете, уважаемый Читатель, за один день выполнить обмеры и вычертить план и фасад Персей? При этом в обмерах Вы сможете использовать максимум одного помощника, а в исполнении чертежей опираться только на свои силы.
Уткин был опытным архитектором, прошедшим школу Чарльза Камерона и Огю-ста Модюи, работавший губернским архитектором в Архангельске и Костроме, и он смог выполнить в срок (!) указание не в меру ретивого чиновника. Стоило ли торопиться? Лишь спустя три дня, 29 октября 1839 г. обмеры были отправлены в столицу27...
Документы ГАПО, касающиеся расследуемых нами событий, на этом заканчиваются, но не закончилась эпопея с проектированием «исправления» стен псковского Кремля, и познакомиться с её продолжением приглашают нас фонды РГИА, где хранятся обмеры Уткина и окончательные чертежи Тона. Это пакет чертежей был подготовлен для окончательного рассмотрения и утверждения проекта в МВД, состоявшихся 22 и 27 марта 1840 г. (дата на чертеже, о происхождении которой мы заранее предупредили Вас, уважаемый Читатель). Для начала Вы можете сравнить обмерный рисунок Уткина28 (рис. 5) с фиксационным рисунком29, который петербургский художник выполнил, глядя на основе присланных из Пскова материалов (рис. 6). Подчёркнутая реалистичность исходного рисунка сменилась художественной романтичностью итогового. И, наконец, рассмотрим итоговый чертёж Тона (снова бесконечно далёкий от нынешнего вида Смердьей башни с Персями), выполненный в двух вариантах: с высокими входными воротами в Детинец, перекрываемые опускной решёт-кой-гирсой (рис. 8)30 и с более низкими воротами, оформленными в древне-русском стиле (рис. 9)31. Итоговый вариант заметно изменился относительно того, что был представлен Оленину годом ранее: башни, появившиеся в Персях и разбившие некоторую монотонность могучей стены, возникли, возможно, как редакторская правка Николая I, о чём упомянуто выше.
«Контрольный выстрел в голову» — последняя иллюстрация к нашему рассказу: детальный чертёж Смердьей башни (рис. 10, II)32, разработанный в развитие тоновского чертежа.
Так был или нет Константин Тон автором осуществлённого проекта? Что Вы на это скажете, уважаемый Читатель?
Примечания
1. ГАПО. ф. бб.оп. 1.д. 535.л.42-об.
2. ГАПО. ф. 20. оп. 1. д. 1229 «Дело о неисполнении повеления Николая I по возобновлению восстановления Кремля во время пребывания его во Пскове».
3. РГИА. ф. 1488, оп. 3. д. 762 «Кремль. План местоположения; планы, фасады, разрезы и детали башен и стен».
4. Васильев В. И. Кому мешали старые стены. Научно-реставрационный вестник института «Псков-гражданпроекг». Вып. 3. Псков, 2018. С. 44.
5. РГИА. ф. 1286, оп. 2, д. 156. л. 13.
6. РГИА. ф. 1263. оп. 1. д. 1420(1468). лл. 282-284.
7. РГИА. ф. 1488, оп. 3, д. 762, л. 3.
8. ГАПО. ф. 20, оп. 1, д. 649 «Ведомость о ветхих церквах в городе Пскове, назначенных к уничтожению».
9. ГАПО. ф. 20, оп. 1, д. 1229, л. 5.
10. Там же. л. 3.
11. Там же. л. 4.
12. Там же. лл. 5, 5-об.
13. ГАПО. ф. 66. оп. 1. д. 535. л. 54-об.
14. ГАПО. ф. 20. оп. 1. д. 1229. л. 5.
15. Там же. лл. 10. 10-об.
16. Там же.
17. Там же. лл. 14-15.
18. Там же. лл. 16-17.
19. Там же. л. 18.
20. Там же.
21. РГИА. ф. 1488. оп. 3. д. 762, л. 2.
22. ГАПО. ф. 20. оп. 1. д. 1229. лл. 20, 20 об.
23. Там же. л. 21.
24. Там же. лл. 23, 23-об.
25. Там же. л. 25.
26. Там же. лл. 26, 26-об.
27. Там же. л. 29.
28. РГИА. ф. 1488. оп. 3. д. 762. л. 5.
29. Там же, л.4-а.
30. Там же.
31. Там же. л. 4-6.
32. Там же. л. 6.
33. Вместо послесловия. В июле 2018 г., после того, как автор этих строк сделал доклад на данную тему в рамках УШ-х Василевских Чтений, присутствовавший на Чтениях И. И. Лагунин заметил, что в одной из давних своих работ он выдвинул версию об авторстве И. Ф. Годовикова в создании существующего облика Смердьей башни. При этом уважаемый коллега не смог вспомнить свои аргументы в пользу этой версии, одновременно признав, что найти печатную версию того давнего доклада будет весьма проблематично. Мы не можем документально возразить И.И. Лагунину, однако предположение о том, что И. Ф. Годовиков, глубоко знавший псковские памятники, запроектировал Смердью башню по прибалтийскому образцу, представляется нам весьма смелым.
£
ч
£ ч ч>
Рис. 1. Фрагменты чертежа, составленного псковским губернским архитектором Ф. Ф. Ябсом в ноябре 1821 г.
Рис. 2. Фрагменты чертежа, составленного псковским губернским архитектором
Ф. Ф. Ябсом в ноябре 1821 г.
1111111«
Рис. 3. Фрагменты чертежа, составленного псковским губернским архитектором
Ф. Ф. Ябсом в ноябре 1821 г.
"■4 и
у.»,
"у" ■ * у*'
•»«»*«
«л.** ««.'Ъ^ММ^Г
■9*—~
----- - —
, С.»«1 ». -¿•в'«»»«» < —
Г
Рис. 4. Фрагмент копии, выполненной в 1840 г. с чертежа, составленного псковским губернским архитектором Ф. И. Уткиным в 1837 г.
— ■ I"Г» ■ ■■ ■ г •
| ч
77//Г^ ^
£ * 11
Рис. 5. Фрагмент копии, выполненной 06.04.1840 г. с фиксационного рисунка, выполненного псковским губернским архитектором Ф. И. Уткиным в 1837 г.
V
Рис. 8. Второй вариант проекта воссоздания Персей и Смердьей башни, выполненный К. А. Тоном 27.03.1840 г.
■ч с
L
( 1
;с* S¿г г. /1<J S ^
ДШТГШДИ riTrrtnrj дня
ттптпг-
пиппп
Ц"Ш ГГШ Г—
¿fr/y № '
!
ч &
s
Рис. 9. Третий вариант проекта воссоздания Персей н Смсрдьсй башни, выполненный К.Л. Топом 27.03.1840 г.
N
ТГаилнм
/г
■ А
3 ^
(7 / а4 из
Ж.
О
. ¿г.
' /Л/ фжу^л,
I : : л ^Пг-г-Ь
м'г - $
р
»у».-.,' «.л-',.,.....* -
■ ,*
Фи^г: ¿)
¿/¿-¿гъыиУ; С I .//оу к.
ЛЬ?Hts.4J.it/
• И1»1 ..........'
О'
■
у««/. /й" /XI ,
.Я ///и.л/,н/,т /глУ«
стгилм* ^ ./.,..:.. .......... л ✓ '■
/
1
/РаЭ^ЛУЪ <"!'■" " .......
ян
//
^ ОГ.ЯС
'/г* у« ^¿м-т
/ *
Ж*.
У/'
\ У ) л . - .
к,
__"«^"Т М-и^УЗя.
. /а,
^У^Н^'""'..... "'"•"/'Л
......
И
*
Ч ^
\
45
о /
уЗ
I------ж '
> и /Г < Ь п ? с К"'
с
С Г) .....' ? Л'с^й
Рис. 10. Рабочий чертёж воссоздания Смердьей башни, выполненный под руководством К. А. Тона в марте 1841 г.,
и укрупнённый фрагмент этого чертежа
Рис. 11. Рабочий чертёж воссоздания Смердьей башни, выполненный под руководством К.А. Тона в марте 1841 г., и укрупнённый фрагмент этого чертежа
