CC BY
12
В И. Васильев
Когда желания не совпадают с возможностями...
(Из предыстории возникновения Ботанического сада в Пскове)
Найдётся немного людей из категории «рождённые в СССР», кто не помнит знаменитый тост из гайдаевской кинокомедии «Кавказская пленница»: «...Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!» Эта цитата как нельзя лучше выражает суть долгого пути, который прошла идея об устройстве в Пскове Ботанического сада — с момента её первого публичного высказывания до реального воплощения.
В наше время благодаря могущественному средству народного образования, называемому «интернет», любой желающий может легко узнать о первом директоре Псковского реального училища Н. И. Раевском и о его роли в появлении Ботанического сада в нашем городе. Но волны интернета ещё не вынесли на всеобщее обозрение имена тех, кто задолго до уважаемого господина Раевского носился со странной идеей разбить сады вокруг Пскова. Для начала XIX в. эта мысль была, наверное, сродни мечтательной строке из песни 1960-х гг.: «...И на Марсе будут яблони цвести!»
А именно в начале XIX в. (точнее, в 1804 г.) первое предложение об устройстве в Пскове Ботанического сада высказал некто Карл Гаан — «аптекарь Псковской при-вилигированной аптеки»\ как было указано в сопроводительном письме к его прошению. Естественно, основной частью предполагаемого Ботанического сада должен был стать Аптекарский огород — некое подобие знаменитого московского Аптекарского огорода XVII в. И просил Гаан у властей города и губернии не денег (что удивительно и необычно для России!), а всего-то землицы неВасильев Владимир Иванович — главный архитектор института «Псковгражданпроект», член Союза архитекторов и Союза реставраторов России.
много — кусочек из тех неудобий, в которые превратились обветшавшие, оплывшие в запустении и неухоженности земляные бастионы, за сто лет до этого спешно возведённые по указу Петра I.
Земли эти с петровских времён оставались незастроенными, потому что срывать бастионы, несмотря на их очевидную теперь ненужность, никто не осмеливался, а строить что-либо на их откосах было сложно. Если не считать плотно застроенной Петровской слободы с Петровской Горкой, вся остальная застройка с внешней стороны стен Окольного Города сводилась к двум небольшим группам домов: по левую сторону от Великих ворот (примерно на месте бывшего кафе «Гера») и у начала новгородского почтового тракта (современной улицы Льва Толстого).
Казалось бы, проблем с положительным решением данного прошения не должно было возникнуть. На землях, испрашиваемых под устройство Ботанического сада, не было чьих-либо строений. Земли эти находились в собственности города. Высокое столичное начальство в лице министра внутренних дел графа Кочубея, на рассмотрение которого было отправлено необычное прошение, не узрело в нём ничего крамольного и соблаговолило вернуть его в Псков для положительного решения: «...буде по соображению с местными обстоятельствами отделение земли городской под сад ботанической навсегда к Аптеке найдете сие нужным, то на каком основании может быть приведено сие к действию...».
А проблему породили те самые «местные обстоятельства», которых не было видно из Петербурга. Эти местные обстоятельства мычали и блеяли на поросших травой откосах петровских бастионов, потому что официально они были частью «выгонных земель
города Пскова купцов, мещан и разного рода людей»2. Без содержания домашнего скота большинство тогдашних жителей Пскова прожить бы не смогли. Пасти скот внутри городских стен было абсолютно негде, а гонять его за версту тоже было абсолютно не с руки. Да и земля там, далеко, была уже не городская, а принадлежала слободам, монастырям да помещикам. Поэтому зелёные откосы петровских бастионов были излюбленным местом выпаса коров, овец и коз. Губернские и городские власти были бы рады со своей стороны помочь благородному начинанию аптекаря Гаана, но выделить горожанам иное место (взамен отводимого под Ботанический сад) для выпаса домашнего скота не имели никакой возможности. В Петербург был отправлен ответ с подробнейшим изложением обстоятельств дела, а само дело в прямом и в переносном смысле было отправлено на полку.
Спустя семь с половиной лет после описанных событий другой псковский аптекарь — некто Александр Никитин — обратился к тогдашнему гражданскому губернатору князю Петру Ивановичу Шаховскому с прошением. Он писал, что «против отве-деннаго по приказанию Вашего Сиятельства для аптекарскаго магазина дома имеется пустопорожее место, которое благоволите Ваше Сиятельство приказать отвести мне для разведения ботаническаго Сада»3.
И здесь, на первый взгляд, проблема кажется легко разрешимой: испрашиваемое место было невелико размером, и, скорее всего, действительно пустовало. Конечно, разбитый там Ботанический сад правильнее было бы назвать «садиком», и он не шёл бы ни в какое сравнение с нашим современным Ботаническим садом.
Проблема была в дате подачи прошения — июль 1812 г. Уже почти месяц прошёл с момента вторжения наполеоновской армии в Россию, и как раз в это время российским гражданскими властями разных уровней стали, наконец, осуществляться основные мероприятия по мобилизации сил и ресурсов, необходимых для отражения вражеского нашествия. Предложение об устройстве ботанического сада оказалось попросту несвоевременным, и в архивах не сохранилось
никаких документов, свидетельствующих о какой бы то ни было реакции на прошение псковского аптекаря.
Третья неудачная попытка устроить в Пскове ботанический сад была предпринята более 30 лет спустя аптекарем Егором Белу, фамилия которого, непривычная для псковского уха, выдаёт в нём валашского выходца. Упомянутый псковский аптекарь в 1844 г. обратился в Псковскую городскую думу с просьбой «отвести ему место, состоящее в г. Пскове 2-й части на Завеличье в 69 и 70 отделениях ...для разведения на том месте сада»4.
При упоминании Завеличья мы все сразу понимаем, что местоположение предполагаемого сада Егора Белу находится весьма далеко от современного Ботанического сада. Сразу поясним, что 69 и 70 отделения (в современном понятии — кварталы), предусмотренные Высочайше конфирмованным планом 1778 г., соответствуют современной территории, ограниченной улицами Красноармейской (с севера), М. Горького (с запада) и набережной реки Великой (с востока). А вот улица, которая получила на плане 1778 г. романтическое название «7-я поперечная» и должна была стать южной границей предполагаемого сада, так никогда и не воплотилась: её гипотетическая трасса поглощена современными территориями военного госпиталя и областной больницы.
Впрочем, аппетиты Белу отнюдь не распространялись на всю территорию 69 и 70 отделений. Восточной границей запрашиваемой им территории должна была стать не набережная Великой, а западный край гигантского оврага, косым шрамом разрезавшего Завеличье. Устье этого оврага находилось там, где сейчас стоят береговые опоры Оль-гинского моста, а вершина пересекала трассу современной ул. М. Горького примерно в районе Лагерной ул. Именно этот овраг, прорезанный талыми водами послеледникового периода, не только замедлил воплощение плана 1778 г., но и похоронил планы Егора Белу. Дело в том, что все завеличенские овраги проходят не через мягкие песчаные или глинистые грунты, а через толщу известняковых отложений, а потому их откосы в течение нескольких столетий служили для пско-
вичей удобным (потому что близко!) местом добычи известняковой плиты. А поскольку добыча велась достаточно хаотично (предпочитали ломать плиту на тех участках, где залегали слои наиболее прочного камня), то склоны оврагов были, как следами оспы, испещрены ямами разной ширины и глубины. Понятно, что заровнять образовавшиеся ямы, да и вообще привести в божеский вид эту часть Завеличья было достаточно трудоёмкой задачей, поэтому псковские власти несколько десятилетий вынужденно терпели творящееся безобразие. Но закрывать на это глаза было всё труднее, потому что, как уже было отмечено ранее, вершина изрытого оврага пересекала трассу улицы Продольной, намеченную планом 1778 г. Данное прискорбное обстоятельство никак не позволяло провести дорогу к больнице, располагавшейся на Николаевской высоте, в соответствии с проектом И. М. Лейма. В результате эта дорога, шедшая от самого Иоанновского собора по прямой линии, вынужденно огибала вершину оврага.
И тут как нельзя кстати возникает прошение Белу, берущегося облагородить ов-ражье безобразие цветущим садом, однако никак не желающего за свой счёт спрямлять Продольную улицу, каковое условие выдвинули ему городские власти в обмен за выделение запрашиваемого участка. «Нет уж, милостивые государи, — отвечает Белу, — пусть дорога идёт себе, как и прежде, по краю оврага». И нам, и тогдашним псковским властям вполне понятны резоны упрямого аптекаря: одно дело — присыпать склоны оврага, включая ямы, слоем плодородной земли, и совсем другие затраты — проложить через овраг и ямы городскую улицу, полностью соответствующую тогдашним правилам.
Однако вернёмся к хронологическому изложению данной истории. Псковские власти, получив прошение Белу, судили-рядили по этому поводу почти два года (это прозрачный намёк тем нашим современникам, которые нередко возмущаются медлительностью нынешних чиновников...). Лишь в июне 1846 г. И. Д. псковского гражданского губернатора направил в Министерство внутренних дел письмо, в котором, подробно изложив суть проблемы, запросил разрешение на от-
ступление от Высочайше конфирмованного плана. Описывая состояние злополучного оврага, он сообщал, что «... Аптекарь же Белу берется место это уравнять и развести на нем сад»5. И далее излагал аргументы псковской городской думы в пользу выделения Белу запрашиваемого им участка: «...занятие того места, лежащего впусте, Садом, с приличным обнесением каменною стеною и забором, устранится безобразие и опасность в проезде, и город получит выгоду».
Хозяйственный департамент МВД, которому министр поручил подготовить решение по данному вопросу, запросил у псковского губернатора выкопировку плана города с обозначением на ней испрашиваемого участ-ка6. И просимая выкопировка была послана в столицу, но лишь в октябре 1847 г. — спустя более 15 месяцев после получения запроса!..
О медлительности тогдашних чиновников мы уже высказывались — теперь-то совсем не то, что раньше!..
Чиновники хозяйственного департамента ответили псковичам любезностью за любезность, и пять (!) месяцев изучали присланную выкопировку. В итоге было принято решение, что она не соответствует плану Пскова, хранящемуся в архиве статистического отдела департамента (долго искали, долго сравнивали.), вследствие чего попросили псковские власти прислать «точную» копию7, каковая и была отправлена спустя всего лишь четыре (!) месяца8. Далее чиновничья эстафета продолжалась с такой же головокружительной скоростью. 15 февраля 1849 г. (спустя всего лишь семь месяцев!) статистическое отделение Совета министра внутренних дел рассмотрело прошение псковичей и вынесло резолюцию: разрешить выделение аптекарю Белу запрашиваемого им земельного участка, обязав его при этом проложить улицу в полном соответствии с планом 1778 г.9
Счастливый Белу (ещё бы не сиять от счастья — ведь прошло всего лишь 4,5 года с того времени, как он подал своё прошение), получив под расписку решение МВД, дал следующее «объяснение» (ответ, говоря современным языком): «.Взять это место не могу, потому что прокладка улицы .потребует весьма больших издержек»10.
Так 24 марта 1849 г. закончилась третья попытка устроить в Пскове ботанический сад. Улица Продольная так и сохранила своё упрямое отклонение от Высочайше предначертанной прямолинейности, и это её искривление было узаконено в следующем генеральном плане Пскова, составленном уже в 1880 г. В качестве иллюстрации этого мы приводим фрагмент другого плана, составленного в 1889 г. губернским инженером С.-В. Ф. Езеровским11. Сатурнин Францевич выполнил свой чертёж на основе плана 1880 г., но расширил его границы и более красочно издал его в литографированном виде. На плане Езеровского мы как раз видим те участки, которые по замыслу Егора Белу должны были стать ботаническим садом, но так и остались незастроенными вплоть до 1890-х гг.
А все, кто прочёл эти строки, отныне по-другому — более внимательно — будет вглядываться в странный поворот, который ул. Горького делает вблизи здания медучилища. Этот лёгкий изгиб улицы будет нам теперь напоминать о древнем овраге, по краю которого проходила старинная дорога, вынужденно отклоняясь от прямой линии. А крутой уклон дороги, ведущей от ул. Горького к приёмному отделению областной больницы, напомнит нам о том, что овражек-то был неслабый, и недаром упирался Егор Белу, отказываясь принять на себя затраты по его выравниванию.
Любопытно, что практически одновременно с проектом Белу, во второй половине 1840-х гг., псковские и петербургские власти уже рассматривали новое — четвёртое прошение о выделении земли под устройство сада.
Четвёртым прожектёром, пытавшимся разбить обширный сад на псковских землях, был некий Карл Дипнер, «живущий в Пскове нарвский бюргер». В своём письме от 13 марта 1846 г. он, говоря языком того времени, «изъяснил своё предположение»12. Масштаб замыслов Дипнера намного превосходил довольно приземлённые мечты его предшественников — Карла Гаана, Александра Никитина и Егора Белу. Дипнер мечтал ни много, ни мало превратить окрестности Пскова в огромный цветущий сад. Он пред-
лагал сделать садоводство, говоря современным языком, основным, если не ведущим направлением сельского хозяйства в Псковском уезде (как минимум). Для этого Дипнер считал необходимым, в том числе, обучать культуре научного садоводства наиболее перспективных и желающих этого крестьян. Дипнер предполагал, что крестьяне сами, без какого-либо административного давления, начнут разводить сады на своих земельных участках. Естественно, речь шла не о помещичьих крестьянах, а о так называемых «экономических», а также о жителях пригородных слобод. Всю организаторскую работу Дипнер был готов взять на себя. Единственное, на что он просил дозволения властей — «об отводе ему, для разведения питомника, участка земли в четыре десятины»13.
Однако единственная свободная земля, не занятая в сельскохозяйственном обороте, близкая к городу и находящаяся в распоряжении городских и губернских властей, оказалась всё та же — осыпающиеся откосы петровских бастионов. Но городские власти уже, как будто бы, предвидели, что через пару десятилетий город начнёт стремительно развиваться именно в этом направлении.
Вопрос был поставлен серьёзно, и решали его на достаточно серьёзном уровне
— на заседании Ученого Комитета Министерства Государственных Имуществ, в ходе которого 10 мая 1846 г. было рассмотрено «предположение Карла Дипнера о разведении садов у крестьян возле Пскова». Помимо изложения идеи самого Дипнера была заслушана рецензия, составленная членом Учёного Комитета коллежским советником Война-Куринским (кстати, псковским помещиком, хорошо знавшим местные особенности). Рецензент вынужден был (при всём своём явно читающемся сочувствии к идее Дипнера) показать несостоятельность главного экономического принципа предлагаемой концепции
— о самой возможности у крестьян разбить сады вокруг Пскова. Война-Куринский привёл статистические показатели, свидетельствующие, что у жителей пригородных селений просто-напросто нет земли, на которой они могли бы разводить сады. «...Государственные деревни, окружающие г. Псков,
— говорится в рецензии, — при настоящем
народонаселении, весьма бедно наделены землями, так например Ямскаго общества Петровская слобода, как самая ближайшая к г. Пскову, на 58 ревизских душ мужеска пола, имеет земли: пахотной 59 десятин, сенокосной 2 и под лесом 5; всего 66 десятин. Эта цифра, едва превышающая одну десятину земли на ревизскую душу, вынуждает государственных поселян нанимать пахотныя и сенокосныя земли у церковнослужителей или окрестных помещиков за значительныя
цены»14.
Война-Куринский предложил иное решение проблемы, обратив внимание Дипнера и членов Учёного Комитета на пустующие, но изрядно заболоченные земли, расположенные между Псковом и современной автодорогой Петербург — Невель. «От г. Пскова до станции Кресты тянется черноземное болото, — пишет рецензент, — около 200 десятин, принадлежащее г. Пскову, которое в
настоящее время не приносит никакой по-лезности»15. Война-Куринский предложил Дипнеру арендовать у Пскова участок этой заболоченной равнины между городом и Крестами, осушить его, прокопав мелиоративные канавы и сбросив через них излишки воды в реку Великую, после чего разбить там сады.
Учёный комитет счёл доводы Война-Куринского разумными и убедительными, положив их в основу своей резолюции. А вот позиция Карла Дипнера осталась нам неизвестной, поскольку в исследованном деле нет никакой информации об этом. Фактом является то, что сады вокруг Пскова в XIX в. так и не появились, а для появления в Пскове Ботанического сада потребовались, во-первых, ещё тридцать лет, во-вторых, последовательные усилия губернатора Каханова и директора Раевского, и, в-третьих, совпадение их желаний с возможностями города и губернии.
Примечания
1. ГАПО. ф. 20. оп. 1. д. 186.
2. ГАПО. ф. 14. оп. 1. дд. 423-428, 364.
3. ГАПО. ф. 20. оп. 1. д. 423.
4. РГИА. ф. 1287. оп. 39. д. 311. л. 1.
5. Там же.
6. Там же. л. 3.
7. Там же. л. 8.
8. Там же. л. 11.
9. Там же. л. 14-15.
10. Там же. л. 18.
11. РГИА. ф. 1293. оп. 167. д. 8. л. 1.
12. РГИА. ф. 398. оп. 10. д. 3359. л. 2.
13. Там же. л. 4.
14. Там же, л. 5об-6.
15. Там же. л. 3.
