25. Дементьев В.В. Фатические и информативные коммуникативные замыслы и коммуникативные интенции: проблемы коммуникативной компетенции и типология речевых жанров //Жанры речи: Сб. науч. ст. Саратов, 1997. С. 38.
26. ОГАЧО.Ф. 172. Оп. 1. Д. 71. Л. 1.
27. ОГАЧО. Ф. 227. Оп. 1. Д. 74. Л. 6.
28. ОГАЧО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 15. Л. 46.
29. ОГАЧО. Ф. 227. Оп. 1. Д. 172. Л. 10.
30. ОГАЧО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 15. Л. 20.
31. ОГАЧО. Ф. 172. Оп. 1. Д. 54. Л. 7об.
32. ОГАЧО. Ф. 172. Оп. 1. Д. 65. Л. 60об.
CATEGORIES OF INTEGRITY AND COHERENCY N.V. Glukhih
The article is devoted to the analysis of realization the text categories of integrity and coherency in the business epistolary text at the end of the 18th — the beginning of the 19th cc. in Southern Ural. Work is done on material of factory office-work cursive monuments from historical funds of the incorporated state archive of Chelyabinsk area. A substantial component of the text is actual statements which serve to maintain a contact in all its displays. Textual coherency is the basis of the text integrity; the intertextual connections are the basis for integrity of the epistolary discourse. Business epistolary texts at the end of the 18th — the beginning of the 19th cc. are characterized by structural-semantic integrity and the intertextual connections and provide understanding of the given texts as business communication units of the epoch.
© 2008 г.
О.А. Карамалак
КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ ЗНАКООБРАЗОВАНИЯ В ПРОЦЕССЕ КОММУНИКАЦИИ
В настоящее время проблемами знака интенсивно занимаются лингвисты, логики, философы, психологи, биологи и другие ученые. В центре науки о языке, включающей семантику, синтактику и прагматику (по Ч.У. Моррису), находится языковой знак, так как язык — это, прежде всего, знаковая система. Когнитивное направление в лингвистике предполагает антропоцентрическую точку зрения на язык и языковой знак, поскольку языковой знак — это «человеческий феномен», а лингвистика еще В. Гумбольдтом определялась как наука «антропологическая».
Исследователи когнитивного направления в лингвистике полагают, что человек становится человеком только через язык. Язык нельзя рассматривать как нечто внеположное мышлению, как некую систему материальных форм, в ко-
торые вкладываются идеи как их нематериальное содержание. «Язык следует рассматривать не как замкнутое автономное образование, а как систему, коррелирующую с другими системами человека»1.
А.В. Кравченко справедливо отмечает: «Отношение “человек-знак” онтогенетически первично, так как языковой знак имеет антропогенную природу: в природе знаки не существуют сами по себе подобно предметам, они являются “человеческим” продуктом, призванным удовлетворять определенные потреб-ности»2. В новой парадигме знаний человек, взаимодействующий с языковыми знаками, рассматривается как автор событий. Только активное сознание человека способно генерировать языковые знаки и, следовательно, языковой знак необходимо изучать в тесной связи с мышлением.
Ч. Огден и И. Ричардс проводят границу между формой знака, всецело принадлежащей объективному материальному миру, и его содержанием, никогда не выходящему за пределы человеческого сознания: «...слова ничего не означают сами по себе <...> Они означают (stand for) все что угодно или “имеют значение”, только когда субъект сознания (thinker) использует их. Они — инструменты». Авторы указывают также, что «наша интерпретация знака является нашей физиологической реакцией на него»3. Они называют знаком стимул извне или процесс, совершающийся внутри организма, вызванный стимулом. Знак приравнивается к подготовительному стимулу, целенаправленной реакции, а его значение сводится к «предрасположенности», к «склонности» интерпретатора, находящегося в знаковой ситуации, к реакции на знак. Не случайно, лингвистическая интерпретация значения языкового знака дается в таких терминах психологии, как «стимул», «реакция», «предрасположенность», «целенаправленность поведения».
Следует заметить, что данная точка зрения на знак популярна в настоящее время в когнитивной науке, а именно в нейролингвистике и биосемиотике, согласно которым язык, сознание и тело взаимосвязаны. Ряд положений данной концепции являются ключевыми для нашего подхода к рассмотрению процесса знакообразования, так как, во-первых, в центре изучения знака находится субъект сознания, во-вторых, мы также полагаем, что содержание знака не покидает сознание, в-третьих, в данной теории подчеркивается то, что физическая форма знака является стимулом для целенаправленной реакции человека.
Мы считаем вполне оправданным пирсовское видение семиотики через призму когнитивной лингвистики. Так, для Ч.С. Пирса предметом исследования семиотики являются не знаки, а триадическое «действие знака», процесс семиозиса, в ходе которого знак оказывает когнитивное воздействие на интерпретатора. Ч. Пирс применяет понятие семиозиса для характеристики триадической природы элементарного знакового отношения «объект — знак — интер-претанта». По мысли Ч. Пирса, знак не функционирует как знак до тех пор, пока он не осмысливается как таковой интерпретатором. Иначе говоря, знаки должны быть интерпретированы, чтобы быть знаками. Данная трактовка знака, по нашему мнению, явилась мостиком к современному антропоцентрическому видению знака как активного динамического процесса.
Итак, знака нет, если нет его интерпретатора. Этот вывод делает и И.К. Архипов: «Запертые на ночь книги библиотеки не содержат знаки и лишены како-
го-либо содержания. Содержание, созданное авторами книг, генерируется вновь, воссоздается сознанием читателей, когда они снимают книги с полок и их глаза встречаются с буквами»4. «Для индивида слово становится знаком только после того, как оно входит в качестве связующего опосредующего элемента в систему устойчивых ассоциаций между предметами и явлениями мира, образующими определенный ментальный конструкт (концепт). Знак начинает «жить», когда он замечен»5. Таким образом, слово само по себе ничего не реализует и в нем ничего не совершается, оно без интерпретирующего сознания мертво. Слово вне сознания человека — это лишь графический символ или звук. Знаком оно становится для человека только в его сознании.
Далее рассмотрим саму сущность языкового знака, для чего обратимся к концепции Ф. де Соссюра, так как именно его теория легла в основу многих семиотических учений. Ф. де Соссюр, как известно, считает знак психической сущностью, существующей только в сознании человека. «Языковой знак связывает не вещь и имя, но понятие и акустический образ. Этот последний не есть материальный звук, вещь чисто физическая, но психический отпечаток звука, представление, получаемое нами о нем посредством наших органов чувств <...> Слова языка являются для нас акустическими образами»6. Языковой знак есть, таким образом, двусторонняя психическая сущность, которую автор изображает следующим образом (рис. 1)
Рис. 1. Схема языкового знака Ф. де Соссюра.
Ф. де Соссюр предлагает обозначить все целое термином знак, термин понятие заменить термином означаемое, а акустический образ, соответственно, термином означающее. Ф. де Соссюр считает, что связь между означающим и означаемым произвольна, а язык, как и языковой знак, целиком психичен.
Мы считаем, что сам термин знак подразумевает наличие материального носителя, который является стимулом для появления мыслей. Мы придерживаемся мнения Ч.С. Пирса, который говорит о динамическом процессе триединства, не соглашаясь со статическим пониманием знака Ф. Соссюром, но полностью соглашаясь с ним в том, что знак «совершается» только в сознании человека. В своих трудах Ф. Соссюр признается: «что же касается термина знак,
то мы довольствуемся им, не зная, чем его заменить, так как обиходный язык
7
не выдвигает никакого иного возможного термина» .
Следовательно, можно предположить, что структура Ф. Соссюра не является в полной мере языковым знаком, поскольку это только психическая часть языкового знака. На наш взгляд, можно назвать данную структуру мнемонической. Местоположение мнем (греч. ‘память’) — это мозговая память, форма хранения мнем — отдельная комбинация электрохимических импульсов.
Об этом же читаем в работах А.В. Кравченко, который полагает, что наш мозг «распознает» поступающий графический/акустический сигнал на основе уже имеющегося опыта. Распознанные языковые образы и соответствующие концепты представляют собой мнемы. «Каждая новая репрезентация взаимодействия со средой активизирует существующую мнемоническую структуру и образует ментальный инвентарь памяти. Этот инвентарь составляет основу механизма восприятия как когнитивного взаимодействия со средой, имеющего ориентирующий характер» .
Мы считаем, что в концепции языкового знака термин понятие целесообразно заменить на концепт, так как концепт как квант структурированного знания шире понятия и может включать, помимо понятийных признаков, также субъективные и стилистические. Акустический образ можно обозначить как образ формы знака, так как у формы знака, помимо акустического, может быть и графический образ. Следовательно, схематично мнемоническую структуру можно изобразить следующим образом (рис. 2).
Рис. 2. Мнемоническая структура.
Отметим, что, в нашем понимании языковой знак включает форму знака (графическую или акустическую) и мнемоническую структуру (образ формы знака и концепт). В широком смысле, сам предмет или референт будет включен в знаковую ситуацию, если сознание среагирует на него как на знак.
В целом, следует признать, что Ф. де Соссюр уделяет должное внимание человеческому фактору в языковом знаке. Он первым заговорил о внутренних процессах семиозиса и выделил акустический образ, который не следует путать с материальным звуком, так как он является психическим отпечатком звука, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств. Важным также является то, что Ф. де Соссюр выделяет в процессе говорения элементы трех видов: физические (звуковые волны), элементы физиологические (говорение, фонация и слушание) и психические (словесные образы и понятия).
Далее целесообразно перейти к функциональным аспектам языкового знака. Так, говоря о речемыслительных процессах, Ф. де Соссюр, использует следующую метафору: «Язык можно сравнить с листом бумаги: мысль — его лицевая сторона, а звук оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав и оборотную; так и в языке нельзя отделить ни мысль от звука, ни звук от мыс-ли»9. Действительно, акустический образ и мысль соединяются в одно целое, но только в нашем сознании.
Неверно воспринятое лингвистами единство означающего и означаемого в языковом знаке привело к тому, что многие считают, будто в самой материальной форме знака заключена мысль или концепт. При этом форма знака высту-
пает в роли своеобразного контейнера значения, материального средства его транспортировки от адресата к адресанту. Так, многие лингвисты полагают, что в процессе речевого акта вместе со звуком мы передаем и мысли, так как их нельзя «разорвать» как лист бумаги.
Например, А.И. Смирницкий пишет, что «материальная языковая оболочка постольку и является звуковой оболочкой, поскольку она наполнена смысловым содержанием; без него она уже не есть явление языка»10. В словаре В. Руднева говорится, что «знак — это минимальный носитель языковой информации. С одной стороны, он материален (имеет план выражения, или денотат), с другой — он является носителем нематериального смысла (план содержания)»11. Э.М. Медникова говорит о том, что «значение — некоторый набор сведений (информации) о соотносимых с данными предметами и явлениями вне-языковой действительности, который передается через звуковую оболочку слова12. И.Б. Бойкова также утверждает: «в языке человека означающее «обво-
13
лакивает» означаемое как обладателя всех своих свойств»13.
Многие лингвисты, например Г.Е. Крейдлин и М.А. Кронгауз, пишут о семиотическом шуме, который якобы препятствует взаимопониманию14.
Н.Б. Мечковская также говорит о «защищенности информации от помех (“помехоустойчивость” кода и канала, как говорят в теории связи); защищенность от шумов обеспечивается избыточностью кодирования информации»15. Говоря о семиотическом шуме, авторы предполагают наличие информационного канала, по которому передаются мысли. Такое понимание не может не вызывать ряд вопросов, например, какова природа этого канала, каковы его физические и химические параметры и многие другие. Следует заметить, что Ф. де Соссюр нигде не говорит о том, что мы передаем идеи в звуковой оболочке, напротив он утверждает, что звук становится знаком для идеи и необходим для мысли.
Вышеизложенные воззрения на языковой знак как на вместилище информации и на коммуникацию как на процесс передачи информации в буквальном смысле находят опровержение в трудах многих лингвистов: В. Гумбольдта, Р.О. Якобсона, Г.П. Мельникова, В.М. Солнцева, М.К. Мамардашвили, У. Матура-ны, Ф. Варелы, М.В. Никитина, А.Е. Кибрика, И.К. Архипова, А.В. Кравченко, В.В. Глыбина, В.В. Калиниченко, С.А. Песиной и др.
Так, Р. О. Якобсон говорит об оппозиции адресанта и адресата, тем самым, различая «лингвистику говорящего» и «лингвистику слушающего», и проводит различия между кодированием и декодированием. Он приходит к выводу, что языковая реальность, которая открывается исследователю, стоящему на точке зрения говорящего, во многом непохожа на ту реальность, которая открывается перед слушающим. Например, «для говорящего нет проблемы омонимии — он ее замечает только в том случае, если способен мысленно поставить себя на место слушающего, учесть трудности декодирования и в какой-то мере их уменьшить»16. Смешение двух точек зрения адресанта и адресата он называет «противозаконным компромиссом».
В. Гумбольдт справедливо утверждает, что знаки представляют собой одни и те же звенья в цепи чувственных восприятий людей и во внутреннем механизме оформления понятий. При их назывании затрагиваются те же самые струны духовного инструмента, в результате чего в каждом человеке возникают соответ-
ствующие, но не одни и те же понятия. В едином процессе языкового постижения мира язык исполняет роль камертона, затрагивающего в языковом сознании участников общения представления и понятия, благодаря чему «вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы <...> Слово не несет в себе чего-то уже готового, подобно субстанции, и не служит оболочкой для законченного понятия, но просто побуждает слушающего образовать понятие собственными силами»17.
Многие современные лингвисты (М.В. Никитин, А.Е. Кибрик, И.К. Архипов, С.А. Песина) говорят о том, что форма знака (или языковой знак, как принято называть в языкознании) не является вместилищем содержания, его содержание существует лишь в сознании человека. «Значение — факт сознания. Оно замкнуто в сознании и, так сказать, никогда не покидает головы. При сообщении значений, строго говоря, не происходит их передачи: «Знаки нельзя считать носителями значений в том смысле, что значения не заключены в них, не составляют часть материального тела знака <...> Знаки не несут и не передают значения от одного человека к другому, а индуцируют тождественные или
сходные значения, возбуждают аналогичные информационные процессы в соз-18
нании» . Следовательно, языковые объекты существуют не сами по себе как автономные семиотические сущности, а как инструменты, имеющие функциональное предназначение в процессах языковой деятельности. Форма знака принадлежит объективному миру, а его содержание никогда не выходит за пределы индивидуального сознания. У говорящего в прямом смысле нет физических возможностей с помощью языковых средств передать связываемое с формой содержание, т. е. именно тот смысл, который он в своем сознании связывает с данной формой.
У. Матурана говорит о широко используемой метафоре информационного канала: «с точки зрения биологии в коммуникации не существует «переданной информации». Коммуникация происходит всякий раз, когда существует координация поведения в области структурной сопряженности <...> Согласно метафоре коммуникационного канала, коммуникация есть нечто, порождаемое в определенной точке. Затем она распространяется по каналу связи (коммуникационному каналу) и поступает к приемнику на другом его конце <....> Эта метафора в корне не верна. Она предполагает существование единства, не определенного структурно, в котором взаимодействия несут в себе инструкции, или команды, хотя происходящее с системой при взаимодействии определяется возмущающим агентом, а не ее структурной динамикой. Однако ясно, что даже в повседневной жизни ситуация с коммуникацией иная: каждый говорит то, что говорит, или слышит, что слышит, в соответствии со своей собственной
„ 19
структурной детерминацией» .
Информацию (in-formation) следует понимать как «встраивание» (организма в среду), в результате которого он оказывается информированным (in-formed). Такую информацию нельзя рассматривать как эфемерное значение или биты информации, ожидающие, когда живая система ими воспользуется20. Таким образом, язык не передает информации, а его функциональная роль заключается в создании ко-оперативной области взаимодействия между говорящими путем выработки общей системы отсчета. Каждый говорящий действует исклю-
чительно в рамках своей когнитивной области, где любая предельная истина зависит от опыта многих переживаний.
Более того, А. В. Кравченко вслед за У. Матураной приходит к выводу, что функция языка состоит в том, чтобы ориентировать ориентируемого в его когнитивной области, не обращая внимания на когнитивную область ориентирующего, как становится очевидным, что никакой передачи информации через язык не происходит.
В.В. Глыбин приводит еще один аргумент в пользу воспроизведения информации, а не ее передачи. «Если бы информация передавалась, то процесс обучения можно было бы свести к механическому запоминанию знаний, его «зазубриванию», что, в свою очередь, редуцировало бы некоторые образовательные 21
области»21.
В этой связи Р. Келлер говорит о том, что знаки - это «ключи, которые говорящий «представляет» адресатам, делая для них возможным и подводя их к выводу о том, как именно говорящий намеревается на них повлиять. Знаки не являются вместилищами, используемыми для передачи идей из одной головы в другую. Знаки — это намеки более или менее определенного характера, приглашающие другое лицо сделать определенные выводы и обеспечивающие возможность для него прийти к этим выводам. Процесс прихода к таким выводам
22
называется интерпретацией; цель этого процесса — понимание» .
В процессе коммуникации мы передаем только звуковые волны, а акустический образ сливается с понятием лишь в сознании человека. Передача мыслей — это не что иное, как одна из метафор, так как при общении происходит не спиритуалистический процесс переселения готовой мысли, а возбуждение говорящим аналогичного события в мозгу слушающего. Следовательно, ни устное говорение, ни письмо не есть техника передачи мыслей — это лишь техника передачи стимулов, провоцирующих мысли, если повезет. Этот механизм называется «консенсуальным» (по Матуране) или «конгениальным» (по Ма-мардашвили). Он обусловлен объективно тем, что, строго говоря, никакой передачи мысли не происходит. Слушатель сам создает информацию, уменьшая неопределенность путем взаимодействия в собственной когнитивной области.
В свое время А. Р. Лурия также говорил, что «понимание слова вовсе не является простым узнаванием его значения: это активный процесс выбора из многих возможных значений, протекающих неодинаково на различных уровнях развития познавательной деятельности <...> Если бы такая активная работа не проводилась, субъект рисковал бы остаться на уровне регистрации отдельных
фрагментов сообщения, не мог бы проникнуть в его подтекст, выделить основ-
24
ную мысль» .
Принимая во внимание вышесказанное, представляется мифом существование активной и пассивной части в коммуникативном акте по Ф. де Соссюру: «активно все то, что идет от ассоциирующего центра одного из субъектов к уху
другого субъекта, а пассивно все то, что идет от уха этого последнего к его ассо-
25
циирующему центру»25. Мы считаем, что оба коммуникатора в процессе общения активны, поскольку слушающий генерирует свой собственный смысл, причем часто не совпадающий со смыслом говорящего. С учетом цейтнота нет гото-
23
вого, заданного мира, он воспроизводится, воссоздается и длится каждый миг .
Рис. 3. Схема коммуникативного акта на знаковом уровне.
Наше понимание функционирования языкового знака в процессе семиозиса, основанное на теории И.К. Архипова и С.А. Песиной, представлено на рис. 3.
Два овала (1, 2) графически означают языковой знак говорящего (1) и языковой знак слушающего (2). Языковой знак представляет собой совокупность психической и физической сущностей. Психическая сторона языкового знака состоит из концепта и образа звуковой/графической формы знака и представляет собой мнемоническую структуру. Физическая сторона языкового знака — это звуковая/графическая форма.
При интерпретации языкового знака мы опираемся на теорию И.К. Архипова, который полагает, что только форма знака покидает сознание, а не содержание (мнема). Начиная коммуникативный акт, говорящий/пишущий формирует некую конфигурацию смысла или образов, содержание будущих знаков, но это нельзя назвать языковым знаком, так как смысл не облечен в материальную форму. «Достраивание» до знака происходит тогда, когда содержание человек облекает в звуковую или графическую форму. «Достраивание» формы до знака делается исключительно для себя в том смысле, что сознание отправителя сообщения, контролирующее свою часть акта коммуникации, убеждается, что на выходе сформирован знак, соответствующий исходному замыслу. Слушающему же выдается не языковой знак, а лишь его форма в виде конфигураций звуковых колебаний или отпечатков на бумаге (физические элементы), т. е. материальный предмет или текст.
Слушающий воспринимает звуковую форму знака. У него возникает звуковой образ формы знака, а затем понятие, которое, вероятно, будет отличаться от понятия говорящего. В процессе семиозиса лишь физическая форма знака является единой для говорящего и слушающего, а психическая сторона знака (содержание) генерируется слушающим заново и может не совпадать с содержанием языкового знака говорящего. Поэтому между языковым знаком (1) и языковым знаком (2) нельзя ставить знак полного равенства, это равенство относительно («языковой знак (1) ? языковой знак (2)»), так как слушающий генерирует свой
собственный смысл. Таким образом, психическая сторона языкового знака (мнема) (1) отличается от психической стороны языкового знака (мнемы) (2).
Естественно, что в процессе общения нет никакого обмена мыслями. В произнесенном слове нет никакой мысли. Обмен мыслями — это метафора. Знаками нельзя ни обмениваться, ни передавать их. «Знак возникает, живет и умирает в тиши индивидуального сознания и вне непосредственной материальной связи с формами слов, не говоря уже о предмете, который он замещает. Знак является реальным единством образов формы и содержания. Жизнь его недолговечна — она вспыхивает на тот краткий миг, когда в фокусе активного сознания перекрещиваются и сливаются мысли о предмете и форме выбранного слова. Знак — это событие, в котором принимают участие свойства ткани в опре-
26
деленном месте и времени»26. «Ступить дважды в один и тот же поток языковой
27
мысли невозможно» .
H. Лав считает, что произнесенный или написанный языковой знак не есть объект либо постоянное свойство объекта28. Соглашаясь с данным мнением, мы полагаем, что языковой знак не обладает какой либо неизменной семиотической ценностью. Он становится знаком, как только он используется и осмысляется в качестве такового.
Таким образом, сущность языкового знака раскрывается в процессе семи-озиса. Означающее и означаемое представляют собой единое целое лишь в сознании человека, причем в сознании двух разных людей одинаковому означающему могут соответствовать разные означающие. Слова не содержат в себе, как в капсуле, единство означающего и означаемого. Они не содержат и не передают «законсервированных мыслей»: только активное сознание генерирует содержание. В процессе речевого общения оба коммуникатора активны. Языковой знак (точнее его форма) обладает ориентирующей функцией для человека. Человек ментально кодирует свой опыт и взаимодействует с другими людьми, используя языковые знаки. Процесс семиозиса — это динамический процесс, следовательно, неразрывная связь между означающим и означаемым — это не что иное, как иллюзия.
ПРИМЕЧАНИЯ
I. Песина С.А. Полисемия в когнитивном аспекте: монография. СПб., 2005. C. 5.
2. Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные апекты языковой категоризации. Иркутск, 2004 (2-е исправл. издание). С. 9—10.
3. См.: Ogden C.K., Richards I.A. The Meaning of Meaning. London, 1930. P. 8—10.
4. Архипов И.К. Человеческий фактор в языке: учеб.-метод. пособие (Материалы к спецкурсу). СПб., 2001. С. 80.
5. Песина С.А. Когнитивная семантика: ментальное и языковое пространства: учеб. пособие. Магнитогорск, 2007. С. 74.
6. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики: Пер. с фр. Изд. 2-е, стереотип. М., 2004.
С. 77-78.
7. Там же. С. 79.
8. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск, 2001. С. 199.
9. Соссюр Ф. де. Ук. соч. С. 113.
10. Смирницкий А.И. К вопросу о слове: Проблема тождества слова // Труды ин-та яз-я. Т. 4. М., 1954. С.88.
11. См.: Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997. С. 105.
12. Значение предлога через можно трактовать как сквозь. См.: Медникова Э.М. Значение слова и методы его исследования. М., 1974. С. 269.
13. Несмотря на кавычки, используемая метафора основана на образе означающего в виде материального контейнера содержания. См.: Бойкова И.Б. Структура знака и функциональные возможности языка // Материалы 3-й международ. школы-семинара по когнитивной лингвистике. Ч. 2. Тамбов, 2002. С. 24—26.
14. См.: Крейдлин Г.Е. Семиотика, или Азбука общения: учеб. пособие. 3-е изд., испр. М., 2006. С. 176-178.
15. Мечковская Н.Б. Семиотика: Язык. Природа. Культура. Курс лекций: учеб. пособие для студ. филол., лингв. и переводовед. фак. высш. учеб. заведений. М., 2004.
С. 211, 212.
16. См.: Якобсон Р.О. Выступление на I Международном симпозиуме «Знак и система языка» (Эрфурт, 1959 (1962) // Звегинцев В.А. История языкознания 19-20 веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М., 1965. C. 395-402.
17. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию // Характер языков. М., 1984. С. 165.
18. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М., 1988. С. 16.
19. Матурана У.Р., Варела Ф.Х.Древо познания. Перевод с англ. Ю. А. Данилова. М., 2001. С. 173.
20. Varela F.J. Autopoesis and a Biology of Intentionality. In B. McMullin and N. Murphy (eds.). Autopoesis and Perception: A Workshop with ESPRIT BRA 3352. Dublin, 1992. P. 8.
21. Глыбин В.В. «Эпистемологические миражи» лингвистики // Studia Linguistica Cognitiva 1. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. М., 2006. С. 40.
22. Keller R. Atheory of linguistic signs. Transl. by K. Duenwald. Oxford UP, 1998. P. 90.
23. Мамардашвили М.К. О призвании и точке присутствия // Конгениальность мысли. О философе Мерабе Мамардашвили. М, 1999. С. 115.
24. ЛурияА.Р. Основы проблемы нейролингвистики. Изд. 2-е. М., 2007. С. 152.
25. Соссюр. Ук. шч. С. 37.
26. Архипов. Ук. соч. С. 81.
27. Shore B. Twice-Born, Once Conceived Meaning Construction And Cultural Cognition //American Anthropologist. Vol. 93. No. 1, 1991. Р. 11-12.
28. См.: Love N. Cognition and the language myth // Language sciences. Vol. 26. No. 6, 2004. P. 524-544.
COGNITIVE ASPECT OF SIGN FORMATION IN THE PROCESS OF COMMUNICATION
O.A. Karamalak
According to the contemporary cognitive approach in linguistics a human being is considered to be in the center of meaning making and thus semiosis. A speaker generates his or her own linguistic sign as a unity of the form and the content and then a listener does the same, generating his or her own content that can be similar or different from that of the speaker. A mental content of the word doesn’t exist as something given in the objective reality. It’s
generated by a person every time anew. This article argues against the traditional belief about the transformation of information in communication and makes stresses on the oriented character of the sign form, giving and explaining the scheme of communication.
© 2008 г.
В.Ф. Хайдарова
О НЕКОТОРЫХ ВИДАХ АТТРАКТОРОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ФРАЗЕОПОДСИСТЕМЫ ЯЗЫКА ИНТЕРНЕТ-ОБЩЕНИЯ)
Лингвосинергетика — одно из наиболее перспективных научных направлений, возникших и развивающихся в последнее время. Зародившись в сфере квантовой физики, синергетика как концепция и методология распространила свое влияние и на другие науки, в первую очередь относящиеся к области естественнонаучного знания, и далее — к гуманитарной. Обусловила такое широкое применение этого направления универсальность его принципов, раскрывающих наиболее общие закономерности самоорганизации крупных систем. Предметом рассмотрения синергетики являются антиэнтропийные процессы — т.е. процессы, в которых, вопреки известным ранее законам, происходит структурирование сложного упорядоченного целого из хаоса взаимных отношений отдельных квантов. Язык, а особенно язык Интернета, является именно такой системой, которая, не будучи упорядочиваемой кем-либо «сверху» и в практическом аспекте не допуская такую возможность, обнаруживает стройность структуры, эффективность действующих в нем законов, способность к эволюции — в общем, то, что заставляет лингвистов говорить о «жизни» языка. Именно эти свойства и позволяют рассматривать язык как саморазвивающуюся систему и изучать его в системе синергетических категорий, то есть в парадигме лингвосинергетики.
Однако при всех успехах изучения языка с синергетической позиции, в этом направлении встречается довольно труднопреодолимое препятствие. Вследствие того, что синергетика «выросла» из квантовой физики, ее терминологический инструментарий, хотя и очень эффективен, но довольно специфичен. Такие понятия, как «точки бифуркации», «диссипативность», «квант» и т.д., с высокой точностью отражая процессы эволюции самоорганизующихся структур, не только воспринимаются порой как чуждые гуманитарным наукам, но, что является гораздо большим препятствием, не сразу и не просто находят четкое и однозначное определение в лингвистике.
Определение осложняется тем, что предметом изучения лингвиста могут стать не одна универсальная для всех, а различные открытые нелинейные диссипативные структуры: собственно сам язык, его формы существования (в нашем случае — язык интернет-общения), подсистема языка1, речевая деятель-