CC BY
93
УДК 802. 0 - 561. 8
КОГНИТИВНЫЙ И АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ПРОЦЕССУ КОММУНИКАЦИИ
Песина С.А., Дружинин А.С.
В статье представлены различные подходы к определению сущности знака в когнитивистике и философии языка. С использованием обширного теоретического материала в рамках когнитивного подхода к процессу коммуникации в статье находит подтверждение гипотеза о том, что каждый говорящий на языке действует исключительно в рамках своей когнитивной области. Функция языка состоит в том, чтобы ориентировать человека в данной области. В процессе коммуникации не происходит передачи информации или мысли посредством языка, поскольку слушатель сам создает информацию, уменьшая неопределенность путем взаимодействий в собственной коммуникативной области. Значение как факт сознания замкнуто в нем, и в ходе «трансляции» значений не происходит их передачи: знаки нельзя считать носителями значений в том смысле, что значения заключены в них, составляя часть их материального тела. Материальные составляющие знаков стимулируют появление тождественных или сходных значений, возбуждая аналогичные концептосферы в коммуницирующих сознаниях. Ключевые слова: языковой знак, коммуникация, когнитивная лингвистика, биокогнитивистика, феноменология, значение, концепт.
COGNITIVE AND ANTHROPOCENTRIC APPROACH TO COMMUNICATION PROCESS
Pesina S.A., Druzhinin A.S.
The article discusses different approaches to defining the essence of a linguistic sign though the scope of cognitive linguistics and philosophy of language. A comprehensive critical overview of theoretical material confirms the hypothesis about the function of language, language sign and meaning: every communicator operates exclusively within the boundaries of his/her cognitive domain. Language function is to guide the person in the this cognitive domain. In the communication process, there is no transfer of information or ideas via language, as the listener provides information, reducing uncertainty by interacting in his/her own communicative area. The signs can not be regarded as bearers of meanings, in the sense that meanings are encapsulated in a consciousness making them part of the material body.
Keywords: linguistic sign, communication, cognitive linguistics, biocognitivism, phenomenology, meaning, concept.
Едва ли можно рассматривать когнитивную природу языка и речи, процесса коммуникации без учета их семиотического характера. Неслучайно в русском языке лексемы знание и сознание делят общий корень со словами знак, значение. Отношение «человек - знак» имеет антропоцентрическую и сугубо эпистемическую природу, поскольку знаки не существуют сами по себе, подобно объектам физического мира, они являются продуктом познавательной деятельности самого человека и служат ориентиром в его когнитивной нише, удовлетворяя определенные коммуникативные потребности.
В когнитивной лингвистике, как и в философии языка человек, взаимодействующий с языковыми знаками, рассматривается как автор событий. В этой связи следует заметить, что вплоть до «лингвистического поворота» философия была философией «не-коммуницирующего сознания». Лингвистический поворот означал такое истолкование реальности, которое интерпретирует ее как коммуникативную реальность, которую можно познать только из перспективы участия в коммуникации. Не участвуя в коммуникативной игре (Л. Виттгенштейн), не находясь в пространстве жизненного мира (Ю. Хабермас), невозможно узнать их внутренние правила и нормы.
Л. Виттгенштейн заставил принять тезис, наметившийся, но эксплицировано выраженный в теории знаков М. Пирса, о том, что формирование и понимание языка не может быть продуктом деятельности одного сознания. При этом постулировалось, что «пространство языка - это основная, базисная для человека реальность» [2]. Язык как новая универсалия философской рефлексии действительности, как новая метафора бытия («язык есть дом бытия», по М. Хайдег-геру) позволил философам-аналитикам отойти от философемы сознания и по-новому толковать мир в качестве лингвистической данности. Лингвистика стала учить антропологов, социологов и историков тому, как функционирует общество.
Для того чтобы понять знак, субъекту необходимо его интерпретировать в своей консенсуальной сфере (по А. В. Кравченко). Это подразумевает, что верная интерпретация определена не только контекстом ситуации, но и тем, что субъект должен обладать достаточным объемом культурно обусловленных фоновых знаний, включая как общественный, так и лич-ностно-индивидуальный опыт. При этом был введен термин «социокод», понимаемый как каждый социально-значимый акт индивида, который рассматривается как единичная реализация программы, созданной
предшественниками и унаследованной индивидами в процессе обучения. Так, за актами общения стоит текст как результат предыдущих актов общения, а в целом социальность возникает через знаковое оформление стереотипов коллективного действия с фиксированным числом участников и с индивидуальным распределением подпрограмм в рамках целостной программы коллективного действия.
В нашем понимании знак - это «эвристическое когнитивно-чувственное состояние организма, возникающее при взаимодействии мыслительного аппарата и нервной системы как реакция на сигнал, поступивший из окружающей среды либо как внутренне мотивированный стимул собственного организма в определенный момент времени» [12]. Значение же можно трактовать как функциональную сущность, регулирующую жизнедеятельность аутопо-эзных материальных кодовых (гносео-) систем, формирующих и обрабатывающих субъективные смыслы своих семантических описаний, значимых для них в собственной социокультурной нише и позволяющих им успешно координировать свои адаптивные механизмы.
Невзирая на то, что об антропоцентрической сущности семиотических процессов в языке говорили многие исследователи, начиная с Ф. де Соссюра, тем не менее, в более поздних работах описание различных схем коммуникативных процессов проходит как бы без участия человеческого сознания. Так, в монографии М. В. Лебедева предложены следующие ключевые моменты функционирования знаковой системы: «1) порождение сообщения отправителем; 2) передача сообщения по каналам связи; 3) прием и расшифровка сообщения, в которых участвует приемник; 4) реакция реципиента на принятое сообщение». При этом «идущие по каналу связи импульсы <...> становятся реальными носителями информации и формируют сообщение только в том случае, когда реципиент обладает состоянием готовности осуществить отражение и интерпретацию той части внутреннего состояния источника, которое воплотилось в переданной совокупности импульсов» [6, с. 42-43]. Что такое «состояние готовности» реципиента не уточняется, но, судя по контексту, знак представляется более «живым», чем сам интерпретатор, поскольку знак «имеет собственные импульсы», которые он же «формирует» и «передает». Реципиенту ничего не остается, как только принять «состояние готовности» и осуществить «отражение и интерпретацию» сформированной где-то вовне и транспортированной специально для него информации. Отсюда и вполне закономерный вывод: «.знак получает значение из внеязыкового мира» [6, с. 57]. В полном забве-
нии остается тот факт, что формирование и интерпретация знака, как и собственно язык, - явления, принадлежащие человеческому сознанию. Такая концепция функционирования семиотических единиц позволяет предположить их полную самодостаточность и независимость от субъекта - носителя состояния.
Согласно такой концепции в диалектике содержания и формы знака, материальная форма часто выступает в качестве своеобразного контейнера значения, материального средства транспортировки его из точки А в точку Б. Ср.: «значение - некоторый набор сведений (информации), соотносимых с данными предметами и явлениями внеязыковой действительности, который передается через звуковую оболочку слова» [9, с. 269]. В работах лингвистов-классиков языковой знак зачастую представлен как самодостаточная сущность: материальная языковая оболочка постольку и является звуковой оболочкой, поскольку она наполнена смысловым содержанием; без него она уже не есть явление языка.
И в настоящее время исследователи речевых процессов объясняют отсутствие понимания между участниками коммуникации не особенностями воспринимающего сознания, а неким таинственным «семиотическим шумом», который препятствует взаимопониманию. Лингвисты также говорят о некой защищенности информации от помех ("помехоустойчивость" кода и канала, как говорят в теории связи); защищенность от шумов обеспечивается избыточностью кодирования информации. Информационная избыточность - это обычная вещь, страховка от неправильного понимания в процессе коммуникации. Известно, что знание языка, которым располагают пользователи, является скорее излишним, чем минимальным и максимально обобщенным. Язык изобилует примерами использования целых рядов синонимов для выражения одного и того же понятия, и хотя мы придерживаемся мнения, что абсолютных синонимов не существует, многие из известных пар взаимозаменяемы в достаточно широких пределах (например: Венера, Утренняя Звезда; автомобиль, машина; треугольник, трехсторонняя плоская геометрическая фигура; демон, злой дух и т. п.). Термины «семиотический шум», «информационный канал» и т. п., если они не употреблены метафорически, несомненно, требуют, пояснения. Вызывают также ряд вопросов такие их явные характеристики, как автономность от человека, спонтанность. Важно пояснить, какова природа подобных каналов, их физические или химические параметры.
Критикуя подобные воззрения, У. Матурана комментирует использование, например, такого термина, как «информационный канал»: в коммуникации не существует «переданной информации», поскольку
коммуникация происходит всякий раз, когда существует координация поведения в области структурной сопряженности. Согласно метафоре коммуникационного канала, коммуникация есть нечто, порождаемое в определенной точке. Затем она распространяется по каналу связи (коммуникационному каналу) и поступает к приемнику на другом его конце. Эта метафора в корне не верна, потому что предполагает существование единства, не определенного структурно. Однако ясно, что «даже в повседневной жизни ситуация с коммуникацией иная: каждый говорит то, что говорит, или слышит, что слышит, в соответствии со своей собственной структурной детерминацией» [8, с. 173].
Информацию (in-formation) следует понимать как «встраивание» организма в среду, в результате которого он оказывается информированным (in-formed). Такую информацию нельзя рассматривать как эфемерное значение или биты информации, ожидающие, когда живая система ими воспользуется. Язык не передает информацию, а его функциональная роль заключается в создании кооперативной области взаимодействия (структурного сопряжения) между говорящими путем выработки общей системы отсчета. Каждый говорящий действует исключительно в рамках своей когнитивной области, где любая предельная истина зависит от опыта многих переживаний. Отсюда функция языка состоит в том, чтобы ориентировать ориентируемого в его когнитивной области, не обращая внимания на когнитивную область ориентирующего, т. к. становится очевидным, что никакой передачи информации через язык не происходит. Следует в этой связи уточнить, что «встраивание» организма в среду можно понимать достаточно широко - и как «встраивание» организма в систему знаний. Еще одним аргументом в пользу воспроизведения информации, а не ее «передачи» является тот факт, что если бы информация передавалась, то процесс обучения можно было бы свести к автоматическому запоминанию знаний, что, в свою очередь, редуцировало бы ментальные области, «ответственные» за пользование языком и речепроизводство [10, 11].
Принцип «ничто не передается» упоминается в трудах многих выдающихся исследователей, начиная с В. Гумбольдта, А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртенэ, и развивался Ю. Хабермасом, Г. П. Мельниковым, В. М. Солнцевым и др. Так называемая передача мыслей в процессе коммуникации есть не что иное, как иллюзия, т. к. смысл сообщения "мысли" будет заключаться скорее в возбуждении аналогичного события в мозгу слушающего, чем в спиритуалистическом процессе переселения готовой мысли. В процессе устной коммуникации мы передаем только звуковые волны, а акустический образ сливается с понятием лишь в сознании человека. Об этом же пишут
зарубежные когнитивисты: «Я могу приписать какому-либо объекту какой-либо предикат, если и только если любой другой индивид, который мог бы вступить со мною в диалог, тоже приписал бы тот же самый предикат тому же объекту» [17, с. 75].
Но не всеми исследователями учитываются подобные, казалось бы, очевидные факты. Так, нередко описание знака как слияния акустического образа слова и представления о некотором явлении сопровождается следующей сюрреалистической картинкой: означающее "обволакивает" означаемое как обладателя всех своих свойств.
В области изучения текста некоторые авторы пошли еще дальше, приписывая тексту свойства, заимствованные им у его создателя и пользователя - человека. При этом под текстом нередко понимается любое двустороннее языковое образование, имеющее смысл и обладающее свойствами спонтанности, системности и синэнергии, функционирующее как саморазвивающаяся и самоорганизующаяся система; причем самодвижение текста как энергетического бытия - его внутренняя жизнь - ведет через мерцательную игру смыслов к точечной энергопульсации его сущности, что в совокупности осознается как смысл текста.
Подобные примеры не редкость в лингвистической литературе: «Согласно объективистскому подходу в герменевтике, текст должен обладать значением, независимо от акта интерпретации» [1, с. 186]; «Из перемен, каким подвергается мысль, образованная и выраженная с помощью языка, важным является тот факт, что высказанная вовне, она перестает быть собственностью своего создателя, а становится общим достоянием, начинает жить самостоятельной жизнью [выделено нами - С. П. и А. Д]. Это обстоятельство делает возможным капитализацию человеческой мысли и ее историю» [3, с. 12].
Очевидно, следует еще раз вернуться и процитировать В. Гумбольдта, который писал о том, что речевой процесс нельзя сравнивать с простой передачей материала. В процессе коммуникации слушающий, так же, как и говорящий, «должен воссоздать его [смысл высказывания - С. П.] посредством своей внутренней силы, и все, что он воспринимает, сводится лишь к стимулу, вызывающему тождественные явления» [4, с. 77-78]. Выдающийся философ и языковед справедливо утверждал, что «... знаки представляют собой одни и те же звенья в цепи чувственных восприятий людей и во внутреннем механизме оформления понятий; при их назывании затрагиваются те же самые струны духовного инструмента, в результате чего в каждом человеке возникают соответствующие, но не одни и те же понятия» [Там же: 80]. И далее: «В едином процессе языкового постиже-
ния мира язык исполняет роль камертона, затрагивающего в языковом сознании участников общения представления и понятия, благодаря чему "вспыхивают" в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы» [Там же: 165].
Сообщая о чем-либо, мы лишь запускаем в сознании интерпретирующего субъекта смыслопорож-дение, которое напрямую зависит от «ментальности» его как Языковой Личности (по Ю. Н. Караулову), что подразумевает знание лексикона (слов и их комбинаторных отношений), тезауруса (понятийно-образного содержания), а также наличие определенного уровня прагматикона (совокупности речевых целей и интенций). Сплетение именно таких факторов когнитивно-прагматического характера обрисовывают общую картину коммуникации, в которой знаки представляют собой больше психическую сущность, нежели чем материальные формы.
Воззрения на языковой знак как на вместилище информации и на коммуникацию как на процесс ее передачи в буквальном смысле нашли опровержение в трудах Р. О. Якобсона, который говорит об оппозиции адресанта и адресата, тем самым, различая «лингвистику говорящего» и «лингвистику слушающего» и процессы кодирования и декодирования. Автор приходит к выводу, что языковая реальность, которая открывается исследователю, стоящему на позиции говорящего, во многом непохожа на ту реальность, которая открывается перед слушающим. Например, «для говорящего нет проблемы омонимии - он ее замечает только в том случае, если способен мысленно поставить себя на место слушающего, учесть трудности декодирования и в какой-то мере их уменьшить» [16, с. 401]. Смешение двух точек зрения (адресанта и адресата) он называет «противозаконным компромиссом». Форма знака не является вместилищем содержания, которое существует лишь в сознании человека.
Феноменология также не признает проникновение одного сознания в другое: ни одно трансцендентальное сознание не имеет непосредственных контактов ни с каким другим; каждое из них полностью «замкнуто» само на себе. Трансцендентальное ego устроено точно так же, как лейбницевские монады. В «Монадологии» Г. Лейбниц пишет: «монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти» [7, с. 413-414]. О том же пишут и современные феноменологи: «я не могу, как говориться, "читать чужие мысли". Я не могу проникнуть "внутрь" чужого сознания, не могу ощущать при помощи органов ощущения Другого, не могу мыслить при помощи его разума, не могу непосредственно пользоваться его памятью, его воображением. О том, что Другой чувствует и о чем мыслит, я могу знать только опосредованно. О том, что происходит
"внутри" сознания Другого, я могу судить только тогда, когда происходящее имеет какие-либо "внешние" проявления» [15, с. 56-57].
Знак, рассматриваемый сам по себе без означивающего его человека, не несет в себе какой-либо внутренней энергии, не движим ею и не может «самосоздаваться». Слова «без означивающего его человека» предполагают, что материальные формы слов и тексты, из них сложенные, мертвы и инертны, как бумага, на которую они нанесены, и их значения не «появляются» в текстах в силу каких-то их свойств и «бурлящей в них энергии» и затем каким-то образом проникают в сознание языковой личности, а «создаются человеком» (О. Г. Винокур). Они возникают в сознании языковой личности в процессе создания ею знаков и декодирования их. Понимание знака не диктуется самим знаком и не вытекает из него как следствие из причины. Познание является обособленной в самом себе сферой, и свою внутреннюю жизнь каждый из нас проживает неким призрачным Робинзоном Крузо. Смысл не порождается знаками, а лишь выражается ими и транслируется в культуре от одного субъекта к другому.
Механизм, называемый «консенсуальным» или «конгениальным», обусловлен объективно тем, что, «строго говоря [в ходе коммуникации - С. П. и А. Д.], никакой передачи мысли не происходит. Слушатель сам создает информацию, уменьшая неопределенность путем взаимодействий в собственной когнитивной области» [8]. Говорящий полагает, «будто его слушатель тождественен ему, а значит и когнитивная область последнего тождественна его собственной когнитивной области (чего никогда не случается), и искренне удивляется, когда возникает то или иное "недоразумение"». Думается, что если бы значение как когнитивная внутренняя форма могло бы передаваться, возможно, наука была бы безошибочной.
Итак, у говорящего в буквальном смысле нет физических возможностей с помощью языковых средств передать связываемое с ними содержание, т. е. тот смысл, который он в своем сознании соединяет с данной формой. Важным для этого подхода является положение о том, что значения слов не возникают, а создаются человеком в процессе коммуникации - основной функции языка, используемой как важнейшее средство адаптации человека к действительности, в которой он существует. Это также относится к тем ситуациям, когда сказанное актуализирует у адресата соответствующие клише, поскольку в этот момент сознание активно работает, активируя необходимые механизмы и ресурсы [5, 12, 14].
Знаки - это отсылка к информации, имеющейся или предполагающейся в наличии у коммуниканта, намеки, призывающие других лиц сделать определенные выводы, которые и обеспечивают понимание.
Процесс прихода к таким выводам называется интерпретацией. При этом значение как единство образов формы и содержания создается в сознании говорящего, а потом слушающего. Это единство формирует говорящий в соответствии с замыслом высказывания. Поскольку содержание идеально и не выходит за пределы сознания, задуманное значение не выходит в
объективный мир в виде готового знания, «прикрепленного» к материальной форме [11]. Форма воспринимается слушающим и в его сознании связывается, как и у отправителя сообщения, с инвариантом ее содержания. Затем на этой основе слушающий выводит актуальное значение в соответствии с речевым контекстом, выстроенным отправителем сообщения.
Список литературы
1. Виноград Т. О понимании компьютеров и познания / Язык и интеллект / под ред. В. В. Петрова. - М. : Прогресс, 1996. - С. 185-229.
2. Виттгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М. : Наука, 2008.
3. Гречко В. А. Теория языкознания : учеб. пособие. - М. : Высш. шк., 2003.
4. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. - М. : Прогресс, 2001.
5. Дружинин А. С. О статусе сослагательного наклонения в английском языке в свете когнитивной лингвистики // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2012. - № 2(13). - С. 62-65.
6. Лебедев В. В. Стабильность языкового значения. - М. : Эдиториал УРСС, 1998.
7. Лейбниц Г. В. Сочинения : в 4 т. - М. : Мысль, 1982. - Т. 1. Метафизика. «Монадология». (Серия «Философское наследие».)
8. Матурана У. Древо познания / У. Матурана, Ф. Варела; пер. с англ. Ю. А. Данилова. - М. : Прогресс-Традиция, 2001.
9. Медникова Э. М. Значение слова и методы его исследования. - М. : Наука, 1974.
10.Песина С. А. Когнитивная семантика : ментальное и языковое пространства : учеб. пособие. - Магнитогорск : МГТУ, 2007. - 147 с.
11.Песина С.А. Слово в понимании философии языка и лингвистики // Вестник Воронежского государственного университета. Серия Философия. 2011. № 2 (4). - С. 122 - 131.
12.Песина С.А. Специфика философского и лингвистического подходов к центральным проблемам языка // Вестник Адыгейского гос. ун-та. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология» - Майкоп : Изд-во АГУ, 2011. - 2011. - Вып. 4 (88). - С. 12-16.
13.Песина С.А. Философия языка / Учебное пособие. М. : ФЛИНТА : Наука, 2014. - 376 с.
14. Песина С.А. Интенциональность и значимость языка в феноменологии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Тамбов : Грамота, 2012. Ч. 1. С. 151-154.
15. Слинин Я. А. Феноменология интерсубъективности. - СПб. : Наука, 2004.
16.Якобсон Р. О. Избранные работы. - М. : Наука, 1985.
17.Habermas J. Wahrheitstheorien // Wirklichkeit und Reflexion / еd. H. Fahrenbach. - Neske : Pfullingen, 1973. - P. 73-88.
Об авторах
Песина Светлана Андреевна - доктор филологических наук, доктор философских наук, профессор, профессор Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова, spesina@bk.ru
Дружинин Андрей Сергеевич - кандидат филологических наук, старший преподаватель Московского государственного института международных отношений (университета) Министерства иностранных дел России,
andrey. druzhinin.89@mail. ru
