CC BY
80
____________УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Том 152, кн. 6 Гуманитарные науки
2010
УДК 81-22
КАКОГО РАЗРЯДА МЕСТОИМЕНИЯ ОНЪ - ОНЫЙ, ЕГО И ОНЪ - ЕГО? ИСТОРИЧЕСКИЙ, ГЕНЕТИЧЕСКИЙ И КУЛЬТУРНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ
Д. Г. Демидов
Аннотация
Указательное местоимение онъ - оный распалось к XVI - XVII вв. на личное онъ и указательное оный. Относительное по происхождению местоимение его - ему с недостаточной парадигмой без формы Им. п. выделило к этому времени личные антецеденты и закрепилось в супплетивной полной парадигме с начальной формой онъ. В имперский период повышения роли государства личное местоимение онъ - его перешло в относительно-указательное.
Ключевые слова: указательное местоимение, относительное местоимение, личное местоимение, дейксис, анафора, кореференция, категория лица.
Распад единой лексемы указательного местоимения онъ со сложной формой оный привел к тому, что простая словоформа онъ закрепилась в употреблении как субстантив и занимает позицию подлежащего. Сложная форма оный со своей парадигмой настолько прочно усвоилась в атрибутивном употреблении, что, вместе со сложной (местоименной) формой имен прилагательных, считается начальной, следовательно, создает вторичную мотивацию. Производная сложная форма осталась в указательном разряде; простая субстантивная форма Им.п. приобрела личное значение и обладала им до конца XVII в.
Происходит расширение эквиполентной лексической оппозиции я : ты формой 3-го лица до градуальной оппозиции я : ты : онъ по аналогии с трехчленными морфологическими личноглагольными парадигмами синтетических словоформ: если я иду, ты идешь, а он идет, то и я : ты : он как иду : идешь : идет1. При этом в школьной грамматике прощается логическая ошибка подмены общего частным: если в качестве подлежащих при иду и идешь возможны только я и ты, то при идет - открытое множество существительных, в частности заменяющихся на онъ (-а, -о, -и, -Ф)2.
1 В самих парадигмах глагола форма 3-го лица долго стояла особняком, ср. соответствующую асигма-тическую форму в парадигме сигматического аориста, форму без связки в парадигме сложного прош. вр. типа есмь читалъ. Парадигмы ед. числа имперфекта и дв. числа всех времен двухчленны, они не различают 2-го и 3-го лица.
2 В школьном выражении «местоимение 3-го лица» подразумевается ‘местоимение, согласующееся с формой 3-го лица глагола’. Если учесть, что в старой традиции, идущей от Мелетия Смотрицкого, все личные местоимения относились к указательным, существование этого выражения можно оправдать.
Если снимается условие удобства преподавания морфологии, современное местоимение-субстантив онъ - его считается указательным (ср. [1, с. 305]). Поскольку относительность является функцией других разрядов, относительные местоимения в [1] не выделяются в особый разряд1.
По морфологическому признаку Вин. = Род.п. слова я - меня, ты - тебя, он - его, кто - кого (а в просторечии и что - чего) следует считать одушевленными, слово что - неодушевленным в литературной норме. Однако в области имен условием одушевленности является общность словоизменительной основы2. Таким образом, всего есть три условия категории одушевленности: необходимое
1) единое основание - совпадение словоизменительной основы в словоформах; необходимое 2) Им.п., не совпадающий с Вин.п., и достаточное 3) Вин. = Род.п. Для слов я, ты, онъ не выполняется 1-е условие. Формы Им.п. этих слов образованы от иной основы, нежели их формы Вин.п. Следовательно, в морфологическом смысле признать эти слова одушевленными невозможно.
В культурно-психологическом и этическом плане эти слова имеют известные ограничения в употреблении: о себе неприлично слишком много говорить я; к малознакомым людям нельзя обращаться на ты; существует запрет на личное употребление указательного местоимения он - его («о присутствующих в 3-м лице не говорят»). В обычаях употребления заложены принципиальные собственные свойства языка, не зависящие от условностей и договоренностей его исследователей. Появляется еще один, прагматический, аргумент неодушевленности местоимения он.
В функциональном плане референтной соотнесенности слово он одинаково свободно указывает на лица и предметы без какого бы то ни было эффекта олицетворения. При определении лексического тождества он и его необходимо рассмотреть пути сложения единой супплетивной парадигмы он - его. Мы знаем только начальное различие и конечное современное тождество этого субстан-тива и имеем весьма смутное представление о промежуточных этапах довольно сложного процесса слияния форм И.п. онъ и косвенных его - ему.
По происхождению местоимение * - его - ему является относительным и называется анафорическим (см. [2, с. 352]). В сочетании с частицей же оно хорошо сохраняет эту функцию во всех своих формах. Для субстантива его - ему в письменный период встречаются только формы косвенных падежей, переход указательного местоимения 3-й степени дальности онъ в разряд относительных и личных - не общеславянское явление.
По своей недостаточной парадигме местоимение его схоже с местоимениями себе, некого и нечего. Субстантив его - ему употребляется в качестве «запасного» анафорического средства в конце коденотативных цепей, когда исчерпываются ресурсы указательных местоимений сей и тотъ и лексических повторов. Особенно востребованным местоимение его - ему становится в деловой литературе после XIV века, когда правовая практика требует все более и более развернутых описаний при все более многократных обращениях к одному и тому
1 В настоящей статье анафорическая (отсылочная) и собственно относительная (релятивная) функции условно объединяются под названием относительной.
2 Это условие является даже более строгим, чем Вин. = Род.п. Ему не подчиняются одушевленные существительные на -а (сестра, владыка, сирота), а долгое время не подчинялись и формы мн. числа.
же предмету речи. Это особенно хорошо видно на примере грамот новых жанров. Ср. Правую 1525 г. из Копийной книги актов на земельные владения Московского митрополичьего дома - Собр. Синод. б-ки № 276, до 1574 г. в АФЗХ I: тот Игнат с теми ж ... чем ты Федора Мануйлова и его товарищов уличаешь, и кому то ведомо, что они тебя били.? См. также АФЗХ I, Правые 1521 г., 1528 г. (из той же кн.)
Особо сложные отношения между субъектами права в правых грамотах побуждают к синтагматическому объединению словоформ онъ, его и т. д., за которым следует объединение парадигматическое и закрепление за субстантивом онъ - она - оно личного антецедента (как покажем, временное). В правых и жалованных грамотах указательное местоимение онъ проникает в парадигму его -ему особенно быстро. Не косвенные падежи подстраиваются к именительному, как это кажется с точки зрения школьной грамматики, а именительный присоединяется в самом конце кореферентной цепи, уже после его - ему, для выражения нового грамматического подлежащего и старого, хорошо известного предмета речи, которым оказывается лицо, поэтому в XVI - XVII вв. складывается именно личное местоимение онъ - его.
Как и другие слова, это слово развивается в условиях конкретных формул речи, например в конечной формуле санкции, в которой вместо тотъ в качестве соотносительного слова употребляется его - ему: А кто ся иметь о сей земли бранити, судъ ми съ нимъ предь Богомъ (АЮ, 1435-1447 гг., с. 150). См. также Тарханную 1462-1466 гг. в УА, с. 2; Жалованные 1522 г., 1526 г. в АФЗХ I. Такая замена указывает не на жесткую синтаксическую конструкцию, а на модель, предполагающую варианты. Статус относительного или указательного местоимения с анафорической функцией здесь более высок, чем в современных конструкциях. В условиях коденотации (анафоры равнозначности) происходит так называемый референциальный выбор, подчеркивается один предполагаемый прецедент, поэтому резко повышается строгость анафоры и вместо тотъ употребляется его - ему. В ранних грамотах такая замена была невозможна (первый пример - 1317 г.). В XV - начале XVI в. тотъ на его - ему стали заменять чаще, но в целом соответствующей синтаксической конструкции так и не сложилось, обороты типа кто... съ нимъ... оставались на уровне модели и даже традиционных формул, поэтому соотносительное слово его - ему грамматикализоваться (войти в синтаксическую подчинительную конструкцию) не могло, зато оно способствовало вычленению личных антецедентов из массы возможных.
Вместе с тем чаще стало указывать на лица и указательное местоимение онъ в начальной форме, например, в формуле учинити справу, срокъ тому, тому дЖлу: А которого суда игумен не всхочеть судить, и он тем людем учинить срок предо мною. и яз сам тому справу учиню (АСЭИ, т. II, Жалованная 153, 1450-1451 гг.). Формула появляется после завершения кореферентной цепи, и по смыслу возникает удаленная соотносительность а которого суда... тому... В отличие от этой формулы, схожие формулы учинити срокъ, учинити + инф. (стати) подразумевают кому.
Как видим, эта формула сочетается с другой, предшествующей: а которого суда не по(вс)хочеть кто-либо судити, и онъ.1 Уточняются правовые действия лица. Конструкция кто (а которого)... и онъ... внешне напоминает древнейшую местоименно-соотносительную модель кто... тотъ..., однако в действительности соотносительным словом в и онъ можно считать только и ‘то’, а онъ сохраняет прежнюю третью степень удаленности, которая постепенно стирается, и анафорическая функция с антецедентом-лицом выходит на первое место.
Типичная кореферентная или коденотативная цепь к XVII в. организуется в тексте в следующем порядке: люди - ті люди - ті мои люди - ихъ - они. Форма Им.п. онъ замыкает собою цепь2 (очень редко она могла возобновляться только на большом расстоянии), но только ту цепь, антецедентом которой является лицо. Именно в этом смысле и только в этом смысле в какой-то период истории русского языка, относительно поздний и недолгий, местоимение онъ -его было личным. До этого его не было вовсе (было относительное3 местоимение его - ему без Им.п. и указательное местоимение онъ - оный), после этого оно целиком стало относительным с полной супплетивной парадигмой онъ - его без различения личного и неличного антецедента. Неличная цепь обычно завершалась на его - ему и т. д., и не было необходимости еще раз обозначать тот же предмет речи в позиции синтаксического субъекта. Личная цепь в XVI в. могла завершаться как и онъ с переносом указуемого в позицию подлежащего, и только в XVII в. онъ регулярно стало употребляться без предшествующей частицы-союза и либо последующей энклитической частицы же.
Это хорошо интерпретируется как расширение кореферентных цепей сначала с личными, а затем и с предметными антецедентами: не только вот стол, я вижу его, но и он стоит в углу аудитории4. Только в наше время он свободно включается в кореферентную цепь. Ограничения лишь прагматические. Ср. следующие экспериментальные высказывания:
Окружающим добродетельные поступки бывают непонятны, их часто высмеивают, но они очень необходимы в нашей жизни;
Хозяйка, сидевшая напротив меня, протянула мне заливную, она мне понравилась;
1 С формулой смесного суда (см. о ней далее по тексту). Ей среди десятков других мы уделяем особое внимание, поскольку она чуть ли не единственная, в которой И.п. онъ употребляется как обязательный компонент.
2 Перед этим онъ в контактном расположении обязательно появляется и. Частица-союз и здесь настолько регулярна и употребляется настолько «навязчиво», что напрашивается вывод о восстановлении внутренней формы частицы-союза и (старый Им.п. *і при косвенных его - ему и т. д.) местоимением онъ. Этот оборот благополучно пережил все Средневековье и все еще активно употребляется в виде излюбленной современной нарративной конструкции. База данных Национального корпуса русского языка (http://www.ruscorpora.ru/) дает на сочетание и он 41 270 вхождений, на сочетание и она - 18 685, на сочетание и они - 14 443, на сочетание и оно - всего 2 271 вхождение, что вполне понятно: в узусе он как бы вернулось к своей исконной указательности в анафорической функции.
3 Если относительность считать только функцией, то указательное.
4 Все-таки даже с современной точки зрения это высказывание стилистически небезупречно. Мы бы и сейчас в живой речи опустили местоимение он и осуществили так называемую нулевую кореференцию, показав ее лишь интонацией. В высказывании там студент Иванов, я слышал про него, он занимается лексикой местоимение он необходимо. Пропуск этого местоимения будет восприниматься как недостаток. В нормативных грамматических пособиях XIX в. употребление местоимения он - его все еще ограничивается лицами, хотя это ограничение не соблюдается даже лучшими писателями. Так, Ф.И. Буслаев находит грамматико-сти-листическую ошибку у Жуковского: «По совершении молебствия начался ход вокруг монумента; первосвятитель окропил его (вм. оный, т. е. монумент) святою водою» [3, с. 126]. Но все это уже остаточные прагматические явления былого личного местоимения он.
- Где журнал? - Валяется на полке;
- Где Петя? - Он валяется на диване.
Выражение и онъ последовательно употребляется в клаузуле смесного суда жалованных грамот начиная с первой половины XV века в двух разновидностях.
1) И онъ употребляется в обоих случаях - и в отношении волостных (городских) людей, и в отношении монастырских людей (крестьян):
А будет виноват волостной человек, и он поедет. А будет виноват монастырской человек, и он поедет. А наместници мои и волостели в то ся не вступают (АФЗХ I, Жалованная конца 20-х - начала 30-х годов XV в.).
2) И он употребляется только относительно монастырского человека, при упоминании городского человека и он отсутствует. Особое внимание уделяется монастырским крестьянам, поскольку жалованная составляется от лица князя в адрес монастыря. Обратное соотношение (и он при городской человек, монастырский человек - без и он) отсутствует.
А прав ли будет, виноват ли манастырской человекъ, и он и в вині и в правді игумену. Также игумен не вступается в городского человека. (АСЭИ I, Жалованная 139, 1439 г.)
Онъ употребляется, когда есть альтернатива и речь в ближайшем контексте идет еще о ком-нибудь. Онъ замыкает собой не кореферентную в узком смысле, а коденотативную цепь, то есть относит к воображаемому (будущему), а не к видимому (в настоящем или прошлом). Обязательным синтагматическим условием появления онъ в формуле является препозитивное контактное и, находящееся в отношении дополнительного распределения с то. Мы находим этому факту одно объяснение: восстановление внутренней формы забытого Им.п. относительно-указательное местоимения и - его. Из прежнего нейтрального по отношению к лицу/не-лицу относительного местоимения и стали вычленяться указания на лица (была открыта личность), вместе с тем появляется новое кореферентное указание на то же «3-е» лицо онъ. Повышалась строгость анафоры в цепи тот -именно тот - тот самый. Грамоты и в других формулах показывают и онъ, в единичных случаях - а онъ; в Евангелии и житийных текстах чаще встречается онъ же, где же переводит греч. dё. Одно из первых независимых употреблений собственно личного местоимения они представлено в Псков. судн. грам. [4]. В наших материалах в ранних грамотах XIII - начала XIV в. на 5 случаев и онъ встречается только один случай онъ же и один - тогды онъ (РЛА, с. 26). На 15 случаев и онъ, и она, и они, и он і в грамотах второй половины XVI - начала XVII в., опубликованных в АММС, приходится 4 случая без и: они деи. (гр. 1602 г.), что они. (гр. 1609 г.), а какъ онъ. и что онъ. (оба - в Правой гр. 1564 г. по сп. 1682 г.). Следовательно, еще и в начале XVII в. преобладало и онъ. Расцвет употребления оборота и онъ приходится на XV - начало XVI в., когда подлежащее уже стало выражаться аналитически, затем происходил постепенный отрыв слова онъ от конструктивной и синтагматической (формульной) связанности. Субстантив онъ эмансипировался от синтаксического контекста и вошел в градуальный ряд личных местоимений я (азъ) : ты : онъ. Древнейшая не скрепленная морфологическими парадигмами языка эквиполентная оппозиция *і- : *и- (*і - его : овъ) уступает место градуальным оппозициям субстанти-
вов я : ты : онъ и атрибутивов сей : той (тотъ) : оный. Градации в синтагмах речи («плетение словес») дают лексические и морфологические парадигмы языка.
Местоимение онъ в Им. п. зависело в своем употреблении от конкретных условий дейктической системы текста (1 - автор, 2 - адресат или важный предмет речи, 3 - третье лицо), то есть было еще указательным с личным антецедентом, а не лично-относительным. В XV в. еще не было местоимения 3-го лица, которое в тексте выступало бы универсальным показателем любого субъекта, не совпадающего ни с говорящим, ни со слушающим. Оставались в силе ограничения, связанные с прежней указательной функцией слова онъ - функцией указательного местоимения 3-й степени дальности. Но открывается авторская точка зрения, исходным пунктом при том же предметоцентрическом дейксисе становится сам автор - первое условие перехода на новый эгоцентрический дейксис. «Достраивание» парадигмы по модели личных местоимений происходило и в Вин.п. и: сложилось отношение Вин. = Род.п., как и в местоимении я - мене (меня).
И в формуле смесного суда, и в других формулах местоимение онъ (они, он ф) появляется тогда, когда имеется еще ясная отсылка к третьим по порядку изложения лицам. В XV в. видим употребление личного местоимения онъ еще в условиях предметоцентрического дейксиса. Предложения типа вот дом, он стоит у реки (=который стоит у реки) пока не встречаются. Местоимение онъ еще не может считаться единым словом со всеми употреблениями другого слова его - ему в значении его начальной формы. В духовных грамотах с принципиально более простой расстановкой субъектов права и со множеством объектов права слово онъ отсутствует. Оно появляется в более новых усложненных жанрах языка права, в которых всегда в одном контексте фигурируют несколько спорящих сторон, разные категории ответственных лиц: судья, истцы и их представители, ответчики и их представители, свидетели и т. д. Это свидетельствует о резком повышении уровня правовой культуры в Московской Руси. Ср., например, сп. 1680-1682 г. с Правой грамоты суда царя и вел. кн. Ивана Васильевича по тяжбе о дер. Елданове 1564 г. (АММС, с. 165-195). Хотя говорящий, находясь все время на своей точке зрения, способен еще легко переносить ее на предмет, эгоцентрический дейксис уже ясно дает о себе знать. В современном русском языке точка зрения говорящего соблюдается намного последовательнее.
В поздних грамотах XV - XVII вв. в целом усиливается номинальная анафора (тотъ крестьянинъ), прономинальная анафора становится ее дополнением и уточнением в финале анафорической цепи (его., и онъ). Повторы и расширенные анафорические выражения (сеф у нихъ грамоты, тех его христиан) являются надежным средством продвижения текста вперед. Они необходимы для активизации антецедента в памяти. Многократно возрастают коденотативные и кореферентные цепи, завершающиеся наиболее строгими анафорами его - ему и онъ.
Эловая форма при этом из зависимой, вносящей дополнительную комментирующую информацию превращается в форму основного предиката, описывающего план прошлого. Если -л в этой форме восходит к удаленному дейктику эпохи обратной перспективы (у римлян Шв обозначало потустороннее, таинственное, невидимое), то в связи с переходом на прямую перспективу эловая форма
становится психологическим центром предложения, с которым согласуется подлежащее онъ. С точки зрения прямой перспективы предложения форма на -л занимает место главного предиката, как и формы на -ть, -тъ (есть, читает, читают, читал, читали - существо речи), зависимые от него формы - место дейк-сиса 2-й степени дальности (книгу, ее), онъ и любое другое подлежащее - место дейксиса 3-й степени дальности. В условиях эгоцентрического дейксиса предметный дейктик он - его входит немаркированным членом как в оппозицию предметного дейксиса этот - тот : он, так и в оппозицию личного дейксиса я -ты : он. Иными словами, в определенных условиях контекстуально эмансипированное анафорическое он может оказаться кореферентным и ты, и я, и тот, и этот. Эти свойства появляются только в процессе анафорической практики текста. Для я пришел и ты пришел прототипическим теперь является он пришел, а я является не одним из предметов (се азъ), но точкой отсчета (эти бедные селенья).
На заре нашей письменности еще сохраняются следы древнейшего дейксиса, связанного в виде форманта, гипотаксис действует только на уровне слова, но не сочетаний слов; дейктический компонент значения слова, выражающийся в форманте, играл словообразовательную роль. Переход к эгоцентрическому дейксису повлек за собой кардинальную перестройку в системе синтаксической: XV - XVI - века бурного расцвета препозитивного указательного местоимения-атрибутива (по В.В. Виноградову, «остатка местоимения») с анафорической и артиклеобразной функцией. Местоимение перестало играть словообразовательную роль, в остаточном виде сохраняет формообразовательную роль (-л из *о1ъ, ср. лонись, -ся из Вин.п. себе) и активно включилось в процесс образования новых синтаксических структур - иерархически выстроенных словосочетаний (та моя старая пожня) и предложений (. того, что.; ., потому что.): в синтаксисе начинает главенствовать гипотаксис.
Им. п. слова *і - его специализировался на строгом паратаксисе и не вошел в единую парадигму свободного слова со средствами гипотаксиса его - ему и т. д. Но сложились полные парадигмы с расширителями справа или слева иже -егоже и т. д., добръ-и - добра-(е)го (за исключением притяжательных).
Развитый паратаксис, в том числе потебнианское «паратактическое подчинение», позволяет создать не только модели и ... и ., но и а(же). то ., кто ... то(тъ). Слово в виде конкретной словоформы также выделилось из потока речи; после переразложения складываются модели собственно морфологического словообразования и, параллельно, словоизменения. Указательные местоимения-суб-стантивы развиваются как свободные и сами формируют свою морфологическую парадигму. У местоимения его - ему она была поначалу неполной. Местоимение то активно участвует в образовании вопросно-ответных относительных моделей типа кто. тотъ., в которых оно развивает собственно местоименную анафорическую функцию как субстантив. Указательное местоимение в таком «паратактическом подчинении» важнее (стабильнее и обобщеннее) относительного, которое переосмысляется в союз (иже, еже) или заменяется таковым (аже, аще).
Все это происходит еще в условиях преобладания предметоцентрического дейксиса. Формируются синтаксическая перспектива простого и анафорические
связи сложного предложения. Местоимения иерархически распределяются в градуальной оппозиции сей : тотъ : оный.
В условиях гипотаксиса препозиция указательного местоимения позволяет развить строгую анафору и факультативную определенную референцию. На уровне словосочетания, в котором выделилось главное слово (имя), местоимение входит в единый номинальный анафор с таким именем (та(я) пожня) - анафора ослабляется, референция усиливается. На уровне предложения оформляется такая же по типу группа ...того, кто... , в которой относительное местоимение оказывается важнее как показатель гипотактического подчинения определенного типа; в языке закрепляются такие новые конструкции сложноподчиненных предложений, в которых указательное местоимение или частица становятся и вовсе факультативными. Это происходит в условиях эгоцентрического дейксиса. Появляется новое слово - местоимение 3-го лица с полной супплетивной парадигмой он - его , которое сосуществует со старым относительным его без формы Им.п. В последние два - три века это местоимение выходит из разряда личных и соединяется со старым относительным его: слово он - его расширяет свои функции до относительно-личного местоимения и поглощает таким образом старое относительное местоимение его. На этой ступени действует приватив-ная оппозиция сей, этот+ : тот', оный.
Семантическое согласование нового местоимения онъ - его привело в XVII в. к его употреблению как атрибутива типа онъ Иванъ - его Ивана: говорящие открывают и уточняют референт, и слово начинает выражать необходимое для государственного правового строительства понятие. Когда в языке права усваивается слово-понятие, употребление препозитивного дейктика, точнее ква-зиартиклевого анафора тот, идет на убыль, а использование оборотов типа онъ Иванъ - его Ивана и вовсе прекращается, что видим уже в имперский период. В этот же период и позже складывается относительное (с возможной вторичной указательной функцией) местоимение он - его, уже не ограниченное личными антецедентами. Только в современном русском языке (и даже после Пушкина, если учитывать прагматику) сфера функций формы Им.п. онъ совпала со сферой функций форм косвенных падежей его - ему и т. д. Наконец восполнилась недостаточная парадигма относительно-указательного (для предметов и лиц) местоимения.
Происходит этот сложный процесс в условиях русского реализма3. Тенденция к артиклю может развиться до грамматической стадии лишь тогда, когда
1 Соотношения прямых и косвенных форм в одних и тех же сложных предложениях следующие. В Национальном корпусе русского языка для тот, кого имеется всего 373 вхождения, для тот, кому - 269, для тот, кем - 21; для того, кто - 2 558, для тому, кто - 1 565, для тем, кто - 3 284 вхождения (добавились омоформы Дат.п. мн.ч.). В наше время установилась лишь постпозиция придаточного, но осталось ярко выраженное тяготение к этимологически обусловленному къ-то с кореферентным соотносительной основе т-связанным -то в позиции подлежащего придаточного. Относительная функция местоимений кто, что лучше выполняется, когда они расширены указательной частицей -то.
2 Интересно, что в болгарском языке, который утратил падежную систему, для обозначения 3-го лица используется другое слово - той - та - то - те. Остатки косвеннопадежных форм Род. (го м.р., я ж.р., ги мн.ч.) и Дат. (му м.р., и ж.р., им мн.ч.) падежей уже не «ищут» себе подходящей начальной формы и функционируют как частицы. Новая супплетивная парадигма онъ - его... складывается в условиях хорошо сохраняющейся падежной системы имени и способствует ее развитию в речи.
3 См. труды профессора В.В. Колесова. Именно в безотчетно употребляющейся местоименной лексике старые ментальные тенденции сохраняются особенно отчетливо и долго.
гражданское общество и гражданское право становятся основой государственного строительства. У нас, в связи с преодолением последствий татаро-монгольского нашествия, государственное право опережало гражданское право, сила предписаний при собирании земель вокруг Москвы была намного выше силы частных «горизонтальных» договоренностей; образцами для канцелярии послужили не кореферентные цепи частных актов и протоколов прецедентного права, а коденотативные цепи законодательных актов, в которых вырабатывался понятийный аппарат, но не номинации внешних предметов. Это способствовало остановке тенденции к артиклю, характерной при отношении к слову с точки зрения номинализма, тенденции, идущей со стороны немецкоязычных оригиналов грамот и развившейся в языке саксонской и других германских канцелярий.
То, что называют «русским возрождением», проявляется в общественном и частном праве и словесности, связанной с этими важными потребностями государственной жизни. Происходило открытие автора во всех жанрах - от жития святого до частной грамоты. Личность автора потребовала обозначения личности персонажа через слово онъ. Но объединение словесности в литературном языке происходило не на основе деловой речи, а на основе языка церковнославянского. Открывается личность, появляется автор; переход на эгоцентрический дейксис осуществляется в стиле «второго монументализма» XVI в. [5]. Он распространяется и на законодательные государственные документы, и даже на некоторые документы частного права. Длинные кореферентные и коденотатив-ные цепи подкреплялись атрибутивом тотъ и субстантивами его - ему и онъ. Точка зрения автора, законодателя, субъекта права выражалась все более и более отчетливо и последовательно. В условиях абсолютизма XVIII в. государственная машина сравняла все субъекты права и сделала их объектами канцелярского управления. Особое местоимение 3-го лица оказалось теперь ненужным. Возникли новые бинарные оппозиции я : ты, он; я, ты : он.
Предпосылки сближения местоимений * и онъ необходимо искать в предыстории. Индоевропейский, особенно иранский, материал также показывает отсутствие специального местоимения для обозначения 3-го лица. Остатки допись-менных отношений между местоименными основами -)(е) и -(о)н видны в образовательных формантах. Если справедлива гипотеза агглютинации Ф. Боппа, в том числе что форманты -] и -н произошли, соответственно, от относительной (в латинском и общеиндоевроп. - в сфере «я») и указательной (дальней степени дальности) местоименных основ, то вполне отчетливо можно проследить их словоизменительную и словообразовательную антонимию, в частности действительного залога : среднего и страдательного залога (да-)-етъ, дающий {где -щ- из *4-)-}, давший {где -ш- из *-8-)-} : да-н-ъ); императива : 3-го л. мн.ч. индикатива (виждь {где -жд- из *-^-} : видят {где -ят- из *-ьп4-}); компаратива : положительной степени сравнения (краше {где -ш- из *-8-)-} : красьный); во мн.числе -И.п. м. рода : ж.(собир.) рода (столФ {где -Ф из *о-1} : стФны {где -ы из *а-п-8}); в ед. ч. - Мест. обстоятельственного п. : Вин. п. прямого объекта (столФ {где -Ф из *0-1} : столъ {где -ъ из *о-п}).
Основа *-) очень широко представлена в глагольной лексике. Возможно, она соотносила таким образом глагольную форму с именем - носителем признака.
Имена с основами на *-1 и *-)о могли обозначать диких животных и лиц (часто с опорой на значение принадлежности). Идея сопоставления предметов по качеству, давшая в конце концов сравнительную степень, также выражалась связанным относительным местоимением. Складывается впечатление, что суффикс *-)/-1 означает имя деятеля (вождь, гость, медвФдь). Помимо собственно относительного свободного местоимения его - ему, способствующего выражению длинной кореферентной цепи, в свободном виде паратактическая связь без переключения референции выражалась повтором и. и. в форме начального падежа. Различные употребления частицы и в разной степени унаследовали древнейшую относительную и соотносительную функцию. Союзная соедини-тельность восходит к соотносительности и далее - к относительности.
Постпозитивное контактное употребление местоимения и - его в местоименных формах прилагательных, субстантиватов и причастий выражает определенность и собирательность. Относительная функция «полусвободного» -и —(е)го подтверждается переводами греческого артикля либо свободным относительным местоимением иже - егоже, либо постпозитивным контактным -и - -(е)го.
Основа *-п выступает в глаголах как суффикс 2-го класса и инфикс 1-го класса (лягу, сяду) с инхоативным значением непереходных глаголов. Она же оформляет имена по качеству (дь-н-ь, сла-н-ъ), грамматикализуется в виде значения среднего и позже - страдательного залога, еще позже в великорусских говорах - в виде статального и акционального перфекта; в именах - как показатель Вин.п. и древнейшего Им.п. ср.р. Глагольный переход в состояние и обстоятельство («состояние») действия, переосмысленное как его объект, выражаемое именем, - значения, известным образом перекликающиеся. Понятно также, почему эти значения принадлежат тому же (по крайней мере по звучанию) *-п, что и местоименная основа -н: указывая на 3-ю степень дальности, она не входит в показатели лица *т(1), *8(1), *1(1) и может указывать только на зависимые от глагольного слова объекты или субъекты, например, их мн. ч. в *п1(1) или в действ. прич. наст. вр. в *п1 в виде инфикса *-п-)\ Как вторичный замещенный субъект воспринимается и слово онъ - прямая форма, при том что основ косвенных форм на )(е)-.
Новая парадигма онъ - его только тогда может считаться вполне морфоло-гизованной, когда обе ее супплетивные части - Им. и косвенных падежей - будут соединены во всей совокупности лексических функций нового комбинированного слова. Поэтому даже в XVII веке, когда онъ было только личным местоимением, оставалась неполная парадигма относительного (предметного) местоимения его - ему без формы Им.п. Единое лично-указательно-относительное местоимение он - его - продукт очень позднего времени. Обобщение функций субстантива онъ произошло в тот период, когда атрибутив оный окончательно перешел на стилистическую периферию языка, а его дейктические функции полностью стали выполняться местоимением тот.
1 Э.А. Балалыкина приводит убедительные литовские и древнерусские свидетельства линейного осложнения прилагательных составным формантом из рассматриваемых местоименных основ *-п-]-, давшим суффикс -н(ий) и имеющим указательно-выделительную функцию, например, краинии, коньчьнии [6].
Атрибутив онъ Иванъ - его Ивана известен в короткий промежуток времени XVII в. Эта синтаксическая инновация связана именно с кратковременным переходом онъ в личные местоимения: семантическое согласование с именем лица исчезает, когда он - его становится полностью относительным местоимением: личное местоимение 3-го лица в современном русском языке отсутствует так же, как и в домонгольский период. Только тогда действовали эквиполентные оппозиции я : ты и той : онъ, затем - градуальная сей : тотъ : онъ, а сейчас - прива-тивная я : не-я (тот), участники беседы (я, ты) : неучастники (он) = это : то = этот : он.
Итак, относительное местоимение *1 - его закономерно употреблялось только в формах косвенных падежей. Это историческая константа, принципиальных изменений в употреблениях этого местоимения в письменный период не наблюдается. К XV - XVII вв. часть его употреблений закрепляется за личным антецедентом. Возникла необходимость выражать личный субъект особым словом, и слово онъ стало специальным лексическим средством, обозначающим такой субъект-подлежащее. Часть употреблений указательного местоимения онъ, а именно в его простой форме субстантива Им.п., ограничивается в это же время тем же личным антецедентом и относительно эмансипируется от фразеологической и структурной идиоматики контекста. Только в это время, наряду со старым относительным его - ему с недостаточной парадигмой, функционирует личное местоимение 3-го лица онъ - его. Первое употребление формы Им.п. онъ относительно неличного антецедента встретилось нам только в грамоте от 4 марта 1684 г.:
А давать на тФ покупные товары выписи, что он Ф покупаны на денги; а гдф тФпокупныя товары въ продажФ будутъ. (УА, Жалованная, с. 11)
Осваивание форм Им.п. онъ, она, оно, они, онФ неличных антецедентов шло параллельно с распространением лексемы этот, вытесняющей сей. В наше время возникает эгоцентрическая корреляция я, ты : он = этот : тот = сей : оный = авось (из а во се) : а вот = вот : вон и др.
К нашему времени форма он, она, оно, они приобрели совершенно новое свойство указывать, помимо лиц, на предметы. Прагматические узуальные трудности ощущаются до сих пор, но в системе русского языка уже произошел «обратный» сдвиг: местоимение он - его из разряда личных перешло в указательно-относительное, наконец поглотив недостаточную парадигму его - ему1.
1 В методическом плане подчеркнем, что достоверно известны две разные лексемы: */' - его и онъ -оный, - разные исходные лексемы и разные объекты (или даже «субъекты») истории, и о вторичной третьей лексеме с новой супплетивной парадигмой онъ - его нужно говорить очень осторожно, все сомнения разрешать в пользу разных лексем, не навязывать далекому прошлому черт более знакомых и более близких нам эпох, а в настоящем видеть и различать неумолимую логику языковедческой науки и добрые традиции школьной грамматики. Эта третья лексема завершает переход, грубо говоря, из разряда личных в разряд указательных, если относительность считать не разрядом-классом, а всего лишь функцией местоимений, что не противоречит ни всему вышеизложенному, ни исторической реальности. Третья гибридная лексема личного местоимения появилась не в очень далеком прошлом, была недолговечной и сейчас является архаизмом. Она совпала по своим функциям с первой лексемой в результате расширения второй лексемы до исконной функции. В современном русском языке местоимение 3-го лица как отдельное слово отсутствует. Таков необходимый вывод в грамматической лексикологии [7].
Summary
D.G. Demidov. The Class of the Pronouns онъ - оный, его and онъ - его. Historical, Genetic and Cultural-Psychological Aspects.
By the 16th - 17th centuries, the demonstrative pronoun онъ - оный divided into personal онъ and demonstrative оный. The pronoun его - ему, which was originally relative and had no nominative case form, acquired personal antecedents and was fixed in a full suppletive paradigm with the initial form онъ. During the imperial period with the increasing role of the state, the personal pronoun онъ - его became relative-demonstrative.
Key words: demonstrative pronoun, relative pronoun, personal pronoun, deixis, anaphora, co-reference, category of a person.
Источники
АММС - Акты московских монастырей и соборов из архивов Успенского собора и Богоявленского монастыря / Под ред. Л.В. Черепнина и др. - М., 1984. - Ч. 1. - 443 с.
АСЭИ - Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV -начала XVI вв.: в 3 т. - М., 1952. - Т. I. - 804 с.; М., 1958. - Т. II. - 727 с.; М., 1964. -Т. III. - 687 с.
АФЗХ I - Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI вв. - М.: Изд-во АН СССР, 1951. - Ч. 1. - 400 с.
АЮ - Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. - СПб., 1838. - 514 с.
РЛА - Русско-ливонские акты, собранные К.Е. Напьерским. - СПб., 1868. - 462 с.
УА - Угличские акты (1400-1749 гг.) // Чтения в Импер. о-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те. - М., 1899. - Кн. 1. - С. 1-236.
Литература
1. Грамматика современного русского литературного языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. - М.: Наука, 1970. - 768 с.
2. Мейе А. Общеславянский язык. - М.: Изд-во иностр. лит., 1951. - 491 с.
3. Буслаев Ф.И. Учебник русской грамматики, сближенной с церковно-славянскою, с приложением образцов грамматического разбора: для сред. учеб. заведений. - М., 1873. - 215 с.
4. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. - СПб., 1890-1912.
5. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. - Л.: Худож. лит., 1987. - Т. 3. - С. 3-164.
6. Балалыкина Э.А. Роль сопоставительно-исторического метода в изучении адъективного словообразования в родственных языках // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. - 2005. - Т. 147, кн. 2. - С. 11-22.
7. Балалыкина Э.А. К вопросу о грамматической лексикологии как самостоятельной лингвистической дисциплине // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. -2006. - Т. 148, кн. 2. - С. 68-76.
Поступила в редакцию 03.05.10
Демидов Дмитрий Григорьевич - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Санкт-Петербургского государственного университета.
E-mail: [email protected]
