В.В. Меркурьев, С.С. Тихонова
Меркурьев Виктор Викторович — доктор юридических наук, профессор, начальник отдела по проблемам борьбы с терроризмом, экстремизмом и организованной преступностью Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, вице-президент Российской криминологической ассоциации
Тихонова Светлана Сергеевна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права Нижегородского государственного университета имени НИ. Лобачевского
К вопросу о презумпции справедливости санкций уголовного закона в системе уголовно-правовых презумпций
Уголовно-правовая презумпция, относящаяся к разряду материальных, отраслевых презумпций, есть юридико-технический прием, представляющий собой введение в текст УК РФ вероятного положения о наличии либо отсутствии юридических фактов, считающегося истинным и не требующим доказательств, но оспоримым. В этой связи уголовно-правовые презумпции выступают «органичными частицами Уголовного кодекса, как системы уголовного законодательства, и в составе системы участвуют в правовом регулировании и, таким образом, проявляют себя самостоятельным типом правовых установлений»1.
Конструкция правовой презумпции предполагает указание законодателем основания презумпции (устанавливаемого исходного наличного факта) и презюмируемого (презумптивного) положения (предполагаемого факта). Однако уголовно- правовая презумпция формулируется в УК РФ не явно, а косвенно и выводится путем умозаключений. В отечественной правовой науке высказывается резкая критика в адрес законодателя, использующего подобный способ закрепления правовых презумпций, при котором «отсутствуют достаточная четкость и ясность законодательного закрепления презумптивного положения, а отсюда нередко и однозначность ее восприятия практикой»2. Следует поддержать позицию авторов, считающих, что «признание самостоятельной регулирующей роли правовой презумпции требует отказа от идеи ее косвенного закрепления. Единственно оправданным является прямой способ закрепления»3.
Целью использования презумпций в уголовном законодательстве является облегчение деятельности правоприменителя за счет выведения презюмируемых положений из разряда положений, подлежащих доказыванию. Иными словами, правовая презумпция выступает в качестве юридико-технического приема, служащего быстроте судопроизводства, поскольку позволяет упростить процедуру доказывания. У правоприменителя при установлении основания презумпции возникает обязанность признать без доказательств презюмируемое положение, на которое есть указание в законе, установленным (существующим или отсутствующим) и разрешить в соответствии с этим юридическое дело.
В систему уголовно-правовых презумпций входят:
— презумпция взаимосвязи запрещенности и общественной опасности деяния, установленная частью 1статьи 14 УК РФ «Понятие преступления» (возможность опровержения предусмотрена части 2 статьи 14, статьями 37—42 УК РФ);
— презумпция правосубъектности (ст. 19—20 УК РФ) — способности лица нести уголовную ответственность за содеянное по достижении определенного возраста (возможность опровержения предусмотрена частью 3 статьи 20 УК РФ «Возраст, с которого наступает уголовная ответственность»)4;
1 Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России: Монография. — Воронеж,
2004. — С. 222.
2 Кругликов Л.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв. ред. В. М. Баранов. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 310.
3 Цуканов Н.Н. О критериях правовой презумпции // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв.ред. В. М. Баранов. — Н. Новгород, 2001. — Т. 1. — С. 509.
4 В связи с отмечающейся в последние годы акселерацией подрастающего поколения в отечественной уголовноправовой литературе неоднократно высказывались предложения о необходимости понижения возраста уголовной ответственности в РФ с учетом опыта зарубежных стран. См.: БоровыхЛ.В. Проблема возраста в механизме уголовно-правового регулирования: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 1993. — С. 13; ГалкинВ.А. К вопросу об изменении нижних возрастных границ уголовной ответственности за насильственные тяжкие и особо тяжкие преступления, совершенные несовершеннолетними // Уголовно-правовые, пенитенциарные принципы и их реализация: правотворческий, правоприменительный уровни: Доклады научно-практической конференции, Саратов, 28—29 марта 2005 года: В 2 ч. — Саратов,
2005. — Ч. 2. — С. 100—102; Иванцова Н.В. Уголовно наказуемое насилие и признаки, его характеризующие // Вестник ННГУ. — Серия: Право. — 2003. — Вып. 1 (6). — С. 128; ПавловВ.Г. Субъект преступления. — СПб., 2001. — С. 95; и др.
— презумпция вменяемости (ст. 19 УК РФ «Общие условия уголовной ответственности») — психического состояния лица, достигшего возраста уголовной ответственности на момент совершения общественно опасного деяния, позволяющего осознавать социальную значимость своего поведения и руководить им (возможность опровержения предусмотрена ст. 21 УК РФ «Невменяемость»);
— презумпция осознанности поведения в состоянии опьянения (ст. 23 УК РФ «Уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения») — сохранения лицом, находящимся в состоянии алкогольного, наркотического либо токсического опьянения, способности осознавать социальную значимость своего поведения и руководить им (возможность опровержения предусмотрена ст. 21 УК РФ «Невменяемость»);
— презумпция совершения тождественного преступления при сохранении за лицом права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, установленная статьей 47 УК РФ «Лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью» (возможность опровержения предусмотрена ст. 60, 64 УК РФ);
— презумпция пониженной общественной опасности — (1) понижения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии привилегирующих признаков либо смягчающих обстоятельств, предусмотренных статьей 61 УК РФ «Обстоятельства, смягчающие наказание» (возможность опровержения предусмотрена ст. 60, 63 УК РФ); (2) понижения степени общественной опасности лица при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (ч. 2 ст. 62 УК РФ «Назначение наказания при наличии смягчающих обстоятельств») при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных пунктом «и» части 1 статьи 61 УК РФ, и отсутствии отягчающих обстоятельств (возможность опровержения предусмотрена ст. 631 УК РФ);
— презумпция повышенной общественной опасности («большей виновности»)1 — (1) повышения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии квалифицирующих признаков либо отягчающих обстоятельств, предусмотренных статьей 63 УК РФ «Обстоятельства, отягчающие наказание» (возможность опровержения предусмотрена ст. 60—62, 64 УК РФ); (2) повышения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии рецидива (ст. 18 УК РФ «Рецидив преступлений») преступлений (возможность опровержения предусмотрена частью 5 статьи 68 УК РФ «Назначение наказания при рецидиве преступлений»);
— презумпция неспособности к исправлению (ст. 74 УК РФ «Отмена условного осуждения или продление испытательного срока») несовершеннолетнего, совершившего в период испытательного срока при условном осуждении умышленного преступления средней тяжести либо тяжкого (возможность опровержения предусмотрена частью 6.2 статьи 88 УК РФ «Виды наказаний, назначаемых несовершеннолетним»);
— презумпция «неисправленности» лица (ст. 79—80 УК РФ) — отсутствия исправления лица, отбывшего срок назначенного уголовного наказания не полностью (возможность опровержения предусмотрена ч. 1,5 ст. 79 УК РФ «Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания» и ч. 1 ст. 80 УК РФ Замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания»);
— презумпция утраты общественной опасности деяния и лица, его совершившего при наличии деятельного раскаяния либо примирения с потерпевшим, установленная статьями 75—76 УК РФ (возможность опровержения предусмотрена этими же статьями)2.
Несмотря на то, что в презумпциях закреплены наиболее устойчивые стереотипы юридического опыта, «не существует и двух книг с одинаковым перечнем презумпций»3.
Так, А.Л. Кононовым выделяется презумпция искупления вины, трактуемая как своеобразная презумпция невиновности лица, а точнее — непереносимости вины в прошлом преступлении на вновь совершаемое лицом преступление, если к моменту его совершения оно уже претерпело определенное ему приговором уголовное наказание и тем самым исчерпало уголовно-правовой упрек4. При таком подходе положения о рецидиве преступлений следует признавать контрпрезумпцией. Однако представляется, что отечественный законодатель исходит как раз из обратных предположений — предположений о повышении степени общественной опасности деяния ввиду неполного исправления
1 МолчановД.М. Рецидив преступлений и принцип справедливости // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Доклады Международной научно-практической конференции, Москва, 28—29 января 2010. — М., 2010. — С. 154.
2 Следует отметить существование в отечественной правовой науке позиции, в соответствии с которой положения статей 75—76 УК РФ относятся к уголовно-правовым фикциям. См.: Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 188; Курсова О.А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 453.
3 Черниловский З.М. Презумпции и фикции в истории права // Советское государство и право. — 1984. — № 1. — С. 102.
4 См.: Молчанов Д.М. Рецидив преступлений и принцип справедливости // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Доклады Международной научно-практической конференции, Москва 28—29 января 2010. — М., 2010. — С. 153—154.
совершившего его лица, если оно совершено в течение срока погашения судимости, исчисляющегося с момента отбытия лицом назначенного ему уголовного наказания. Что же касается уголовноправовых предписаний статьи 18 УК РФ «Рецидив преступлений», в которых наблюдается приравнивание к отсутствию судимости ее наличия за:
а) умышленное преступление небольшой тяжести;
б) за преступление, совершенное в возрасте до 18 лет;
в) за преступление, осуждение по которому признавалось условным либо лицу предоставлялась отсрочка исполнения приговора, — если они не отменялись, и лицо не направлялось для отбывания наказания в места лишения свободы, то это не что иное, как уголовно-правовые фикции1.
Точно так же уголовно-правовыми фикциями, а не презумпциями2 следует считать положения статей 78, 83 УК РФ, фактически приравнивающие (по юридическим последствиям) к лицам, утратившим общественную опасность в связи с позитивным постпреступным поведением, лиц, совершивших деяния, по которым истекли сроки давности привлечения к уголовной ответственности или обвинительного приговора.
Трудно согласиться и с выделением в отечественной правовой науке презумпции утраты общественной опасности деяния и лица, его совершившего, в связи с применением акта амнистии3. Поскольку в соответствии с актом амнистии лицо может быть освобождено как от уголовной ответственности, так и от уголовного наказания, причем как полностью, так и частично, либо не освобождено от уголовного наказания, а подвергнуто отбытию наказания в сокращенном варианте, применение данной льготы к виновным не всегда свидетельствует об утрате ими общественной опасности4. Более того, применение данной льготы не свидетельствует и о понижении степени общественной опасности лица и деяния, его совершившего, так как акт амнистии является весьма прагматичным документом, принятие которого обусловлено, в первую очередь, финансовыми интересами государства.
К разряду уголовно-правовых презумпций нередко относят и презумпцию знания закона — принятие законодателем за истину предположения о том, что после соблюдения установленного порядка вступления закона в силу, он становится общеизвестным и нельзя ссылаться на его незнание (ignorantio non est argumento)5. Однако отнесение данной логической конструкции к уголовно-правовым презумпциям представляется спорным. Несмотря на то, что в конкретном случае может быть доказана невозможность лица ознакомиться с текстом УК РФ, данное обстоятельство не может иметь юридического значения, так как оно не относится к обстоятельствам, исключающим преступность деяния, основаниям освобождения лица от уголовной ответственности или уголовного наказания.
Следует отметить, что проекты Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривали юридические последствия установления отсутствия знания закона лицом, совершившим преступление. Так, в части 1 статьи 31 проекта УК РФ 1994 года говорилось: «если лицо, совершая предусмотренное уголовным законом деяние, не осознавало и не могло по обстоятельствам дела осознавать его противоправность, оно не подлежит уголовной ответственности». Проект УК РФ 1995 года включал статью 29 «Ошибка в уголовно-правовом запрете», согласно которой, если лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать, что совершаемое им общественно опасное деяние запрещено законом под угрозой наказания, такое деяние признается совершенным невиновно, и в силу этого лицо не подлежит уголовной ответственности. Однако в окончательную редакцию УК РФ подобное уголовно- правовое предписание не было внесено.
В теории уголовного права и в настоящее время высказываются предложения о дополнении статьи 28 УК РФ положением об исключении уголовной ответственности при непонимании субъектом преступления
1 См.: Тихонова С.С. Юридическая техника в уголовном праве: Курс лекций. — Н. Новгород, 2008. — С. 135.
2 См.: Зуев Ю.Г. Уголовно-правовые презумпции: понятие, признаки, виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 338; Понятовская Т.Г. Правовое значение судимости: Монография / Т.Г. Понятовская, Г.Х. Шаутаева. — Ижевск, 2003. — С. 180.
3 См.: Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н. В. Жогин. — М., 1973. — С. 346.
4 Зуев Ю.Г. Уголовно-правовые презумпции: понятие, признаки, виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С.336.
5 См.: Горский Г.Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе / Г.Ф. Горский, Л.Д. Кокорев, П.С. Эль-кинд. — Воронеж, 1978. — С. 238; Зуев Ю.Г. Уголовно-правовые презумпции: понятие, признаки, виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В. М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 331, 337; КругликовЛ.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв. ред. В.М. Баранов. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 310—311, 316; Кругликов Л.Л. Презумпции в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев. — Ярославль,
2000. — С. 89; Кругликов Л.Л. Смягчающие и отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве. — Ярославль, 1979. — С. 9; Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России: Монография. — Воронеж, 2004. — С. 113, 204—205, 222; Панько К.К. Основы законодательной техники в уголовном праве России (теория и законодательная практика): Автореф. дис... д-ра юрид. наук. — Саратов, 2006. — С. 12, 35; Петрухин И.Л. Внутреннее убеждение суда и правовые презумпции // Советское государство и право. — 1964. — №3. — С. 63; Строго-вичМ. Учение о материальной истине в уголовном процессе. — Л., 1947. — С. 202; и др.
противоправности содеянного1 (по примеру зарубежного законодательства, в частности, § 17 УК ФРГ, ст. 122-3 УК Франции, ч. 3 ст. 14 УК Испании, ст. 20 УК Швейцарии, ст. 30 УК Польши и т. д.). Но впредь до реализации законодателем данных предложений предположение о знании уголовного закона не может быть опровергнуто. Таким образом, фактически презумпция знания закона является не чем иным, как важнейшим правовым принципом информированности граждан о принятых актах законодательства2.
Столь же спорным представляется существование презумпции отсутствия правосубъектности (ст. 19—20 УК РФ) — неспособности лица нести уголовную ответственность за содеянное в связи с недостижением определенного возраста3. Действительно, личность конкретного человека может и не соответствовать заложенному в законе представлению о моменте наступления юридической зрелости. Однако несмотря на то, что в конкретном случае с учетом индивидуального интеллектуального развития лица, не достигшего возраста уголовной ответственности, можно доказать его способность осознавать социальную значимость своих действий и руководить ими, данное лицо не может стать субъектом преступления. Возможность опровержения законодательного положения о признаках субъекта преступления действующим УК РФ не предусматривается.
Таким образом, при выделении презумпций правознакомства и отсутствия правосубъектности возникает своеобразная неоспоримая (неопровержимая) презумпция4 или презумпция, влекущая неопровержимые выводы5. Однако, исходя из определения уголовно-правовой презумпции как вероятного и оспоримого положения, таких презумпций не может быть, что последовательно доказывалось в рамках круглого стола участниками Международной научно-практической конференции «Правовые презумпции: теория, практика, техника» (Нижний Новгород, 23—24 сентября 2010 года) В.А. Сапуном, Л.Л. Кругликовым, АВ. Козловым. «Юридическая презумпция потому и называется юридической, что она имеет правовое значение»6. В этой связи «вовсе не отвергая права на существование абстрактного, сверхчувственного разума в сфере юридической науки, призовем юридическую
1 См.: Горячев И.Н. Об очевидности запретов в уголовном праве России с позиции международных стандартов // Глобализация и право: общепризнанные принципы и нормы национального законодательства: Сборник материалов VI международной конференции. — СПб., 2006. — С. 103.
2 См.: Василевич Г.А. Нормативные правовые акты как источники белорусского права: соотношение, действие, утрата юридической силы // Юридическая наука и образование. — 2008. — Вып. 1. — С. 56.
3 См.: Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Отв. ред. В.М. Баранов. — Н. Новгород, 2000. — С. 330; Горский Г.Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе / Г.Ф. Горский, Л.Д. Кокорев, П.С. Элькинд. — Воронеж, 1978. — С. 238; Зуев Ю.Г. Уголовно- правовые презумпции: понятие, признаки, виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 331, 337; Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М.,
2007. — С. 186; Кругликов Л.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв. ред.
В.М. Баранов. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 313; Кругликов Л.Л. Презумпции в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев. — Ярославль, 2000. — С. 89; Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России: Монография. — Воронеж, 2004. — С. 206—207, 216, 219; Петрухин И.Л. Внутреннее убеждение суда и правовые презумпции // Советское государство и право. — 1964. — № 3. — С. 63; СавюкЛ.К. Юридические фикции как приемы законодательной техники// Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Доклады Международной научно-практической конференции, Москва, 28—29 января 2010 года. — М., 2010. — С. 114; Тенилова Т.Л. Время и законодательная техника // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв. ред. В.М. Баранов. — Н. Новгород, 2001. — Т. 1. — С. 515; и др.
4 См.: Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 330; Баранов В.М. Презумпция истинности приговора: Монография / В.М Баранов, М.П. Поляков, О.Н. Сычева. — Н. Новгород, 2010. — С. 72—73, 82—84, 86—87; Березин А.С. Преюдиции в отечественном уголовном процессе: Дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2006. — С. 69; Зуев Ю.Г. Уголовноправовые презумпции: понятие, признаки, виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Отв. ред. В. М. Баранов. — Н. Новгород, 2000. — С. 331, 338; Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 186—187; Кругликов Л.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Отв. ред. В. М. Баранов. — Н. Новгород,
2001. — Т. 2. — С. 312—313; Кругликов Л.Л. Вопросы наказания и его назначение в проекте Уголовного кодекса // Проблемы уголовной ответственности и ее дифференциации. — Ярославль, 1994. — С. 29; Малхазов И.И. Важная гарантия социалистического правосудия. — Ростов-на-Дону, 1961. — С. 5—9; Панько К.К. Основы законодательной техники в уголовном праве России (теория и законодательная практика): Автореф. дис... д-ра юрид. наук. — Саратов, 2006. — С. 34; Полу-мордвинов Д.И. Законная сила судебного решения. — Тбилиси, 1964. — С. 57; Савюк Л.К. Юридические фикции как приемы законодательной техники// Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Доклады Международной научнопрактической конференции, Москва, 28—29 января 2010 года. — М., 2010. — С. 114; ФедотовА.В. Понятие и классификация доказательственных презумпций // Журнал российского права. — 2001. — № 4; и др.
5 См.: Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России: Монография. — Воронеж, 2004. — С. 215—216.
6 Горячев И.Н. О применении интердисциплинарного подхода в исследовании презумпций // Проблемы совершенствования юридической техники и дифференциации ответственности в уголовном праве и процессе. — 2010. — Вып. 5. — С. 159.
общественность к тому, чтобы, создавая правовые абстракции, мы не превращали это в самоцель, ибо в противном случае возникают юридические химеры, стремительно тающие при первом столкновении с реальностью»1. Таким образом, выделяемые в литературе презумпции правознакомства или отсутствия правосубъектности — это искусственные, фиктивные или квазипрезумпции2.
В системе уголовно-правовых презумпций некоторые авторы выделяют и презумпцию справедливости санкций уголовно-правовых норм, с оговоркой, что «в отношении верхнего предела эта презумпция неопровержима (неоспорима), так как законодатель не допускает возможность назначения наказания выше высшего предела, каким бы тяжким не было преступление»3. Но можно ли признать существование данной презумпции хотя бы в усеченном варианте — как «презумпции справедливости нижнего предела санкций уголовно-правовых норм»?
Перед тем, как углубиться в рассмотрение данного вопроса, следует определиться с понятиями. В литературе термин «санкция» имеет несколько вариантов смыслового наполнения: разрешение какого-либо поведения; подтверждение, утверждение чего-либо вышестоящей инстанцией; инструмент или мера воздействия (государственно-принудительного); часть закона, отражающая меру воздействия4. Представителями общей теории права санкция рассматривается как часть правовой нормы, которая может содержать в себе и негативные последствия (меры юридической ответственности), и позитивные (меры поощрения)5. При таком подходе к разряду уголовно-правовых санкций могут быть отнесены уголовноправовые предписания об освобождении от уголовной ответственности в случае совершения действий, направленных на примирение с потерпевшим, и т. п6.Однако для уголовного права традиционным является понимание санкции как структурного элемента правовой нормы, предусматривающего последствия ее нарушения — вид и меру юридической ответственности (в частности, уголовной) для нарушителя, чем и обеспечивается функциональное действие правовой нормы в целом7. Именно такое понимание мы и будем вкладывать в терминологическое сочетание «санкция уголовно-правовой нормы».
Известно, что санкции уголовно-правовых норм обладают качественно-количественными характеристиками.
Под качественной характеристикой санкции понимается определение в ней видов уголовных наказаний, отличающихся друг от друга по набору свойственных им правовых ограничений, по потенциальному карательно-воспитательному воздействию на виновного. Санкции, предусматривающие одно основное наказание, носят наименование единичные. Санкции, предусматривающие несколько основных наказаний — альтернативные. Как единичные, так и альтернативные санкции могут быть простыми, то есть не предусматривающими возможность применения дополнительного наказания, и сложными (кумулятивными, суммирующими) — напротив, предусматривающими такую возможность.
Изменение качественной характеристики санкций при переходе от простого к квалифицированным (особо квалифицированным) видам преступления должно осуществляться с учетом следующих положений:
— виды основных уголовных наказаний могут сохраняться полностью, сохраняться частично («сужение» альтернативы) с исключением более мягких видов, заменяться на более строгие виды;
— к основным уголовным наказаниям могут добавляться дополнительные наказания;
— виды дополнительных уголовных наказаний могут сохраняться полностью, сохраняться частично («сужение» альтернативы) с исключением более мягких видов, заменяться на более строгие виды;
— статус дополнительного уголовного наказания может сохраняться либо меняться с диспозитивного (факультативного) на императивный (обязательный).
1 Хохлов Е.Б. Юридические химеры как проблема современной российской науки // Правоведение. — 2004. — № 1. — С. 5.
2 О существовании искусственных/фиктивных презумпций см.: Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 327; Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. — М., 1948. — С. 89; Левченко О.В. Презумпции и преюдиции в доказывании. — Астрахань, 1999. — С. 57.
3 Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России: Монография. — Воронеж, 2004. — С. 208.
4 См.: Советский энциклопедический словарь. — М., 1980. — С. 1178; Юридический словарь. — М., 1956. —
С. 355—358.
5 См.: Мусаткина А.А. К вопросу о разновидностях санкций в теории права // Вектор науки ТГУ: Специальный выпуск «Правоведение». — 2008. — № 1 (1). — С. 91—96; Насыбуллин Д.Ф. Современные общетеоретические проблемы понятий санкции и юридической ответственности; Там же. — № 2 (2). — С. 146; Теория права и государства / Отв. ред В.В. Лазарев. — М., 1994. — С. 35—36.
6 См.: Звечаровский И.Э. Посткриминальное поведение: понятие, ответственность, стимулирование. — Иркутск, 1994.
7 См.: Базылев Б.Т. Сущность санкций в советском праве // Правоведение. — 1976. — № 6. — С. 34; Байтин М.И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). — Саратов, 2003. — С. 187; Козаченко И.Я. Санкции за преступления против жизни и здоровья: обусловленность, структура, функции, виды. — Томск, 1987. — С. 81; Теория государства и права / Отв. ред. А. С. Пиголкин. — М., 1996. — С. 384.
Под количественной характеристикой санкции понимается определение размеров уголовных наказаний заданных видов.
Изменение количественной характеристики санкций при переходе от простого к квалифицированным (особо квалифицированным) видам преступления должно осуществляться с учетом метода наложения. Согласно данному методу минимальный размер наказания определенного вида в санкции той части статьи, в которой описываются признаки квалифицированных составов преступления, должен быть выше минимального, но ниже максимального размера наказания этого же вида в санкции той части статьи, в которой описываются признаки основного состава данного преступления. В случае, когда квалифицирующие признаки содержатся в нескольких частях одной и той же статьи, определение новых, измененных пределов наказуемости преступных деяний должно осуществляется аналогичным образом.
Системное построение санкций с соблюдением метода наложения как раз и позволяет реализовать принцип справедливости (ст. 6 УК РФ): «наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного». Данный принцип обязывает законодателя выбрать санкцию, которая не только соответствует тяжести описанного в законе преступного действия, но и согласуется также с санкциями, предусмотренными за совершение других преступлений1. Но презюмируемое законодателем положение всегда должно подтверждаться предшествующим опытом, представлять собой вывод, основанный на наблюдении устойчивой, повторяющейся взаимосвязи явлений объективной действительности. «Повторяющиеся ситуации обобщаются, и при их повторении находят свое применение уже сформулированные ранее выводы»2. Каков же «предшествующий опыт» в отношении набора размеров и видов уголовных наказаний, предусмотренных законодателем за совершение конкретных преступлений? Пределы санкции не зависят от распространенности деяния. При этом параметры наказуемости деяний в УК РФ периодически меняются и во многом по соображениям политической либо социально-экономической целесообразности. «Основная масса законодательных новелл исходит из того, что законодатель в свое время неверно оценил опасность того или иного деяния и вынужден по истечении времени вернуться к данной оценке для ее изменения»3. В связи с этим проблема «тщательной разработки ценностных и социологических критериев для перехода от преимущественно интуитивного к научному подходу при выборе вида и определении размера наказания»4 с течением времени не утрачивает своей актуальности.
Так, например, в отечественной уголовно-правовой науке не раз отмечалось, что «законодательные конструкции санкций за преступления против интересов службы не основываются на каких-либо строго определенных, научно обоснованных правилах»5. В настоящее время, несмотря на периодически вносимые законодателем изменения в санкции статей УК РФ, предусмотренных главой 23 УК РФ «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях» диспропорции в санкциях, предусмотренных за служебные преступления, сохраняются. В частности, виды уголовных наказаний в статье 201 УК РФ «Злоупотребление полномочиями»: (ч. 1) штраф — обязательные работы — исправительные работы — лишение свободы (и арест); (ч. 2) штраф — лишение свободы с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Виды уголовных наказаний в статье 204 УК РФ «Коммерческий подкуп»: (ч. 1) штраф — лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью — ограничение свободы — лишение свободы; (ч. 2) штраф — лишение свободы с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Ощибка законодателя заключается в сохранении штрафа как наиболее мягкого вида наказания при исключении из альтернативных санкций, предусмотренных за квалифицированные виды соответствующих преступлений, более строгих видов уголовных наказаний.
При конструировании санкций встречаются и такие ошибки, как изменение дополнительного наказания в санкции той части статьи, в которой описываются признаки квалифицированных составов преступления, на более мягкий вид. Так, например, виды наказаний, предусмотренные санкциями в статье 290 УК РФ «Получение взятки»: (ч. 3) лишение свободы с лишением права занимать опреде-
1 См.: Панько К.К. Основные правила законотворчества в системе принципов уголовного права // Уголовно-правовые, пенитенциарные принципы и их реализация: правотворческий, правоприменительный уровни: Доклады научно-практической конференции, Саратов, 28—29 марта 2005 года: В 2 ч. — Саратов, 2005.
2 Крымов А.А. Правовые презумпции в уголовном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород,
2006. — С. 10.
3 Козлов А.П. Механизм построения уголовно-правовых санкций: Монография. — Красноярск, 1998. — С. 206.
4 Осипов П.П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций (аксиологические аспекты). — Л., 1976. — С. 120.
5 Шнитенков А.В. Ответственность за преступления против интересов службы: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Омск, 2006. — С. 13.
ленные должности или заниматься определенной деятельностью; (ч. 4) лишение свободы со штрафом или без такового. В данном случае при допустимом сохранении основного вида уголовного наказания наблюдается замена законодателем более строго вида дополнительного наказания на менее строгий вид, а также введение диспозитивности его назначения, что никак не вяжется с задачей ужесточения уголовной ответственности за квалифицированное получение взятки.
В отечественной уголовно-правовой науке отмечается и такая непоследовательность законодателя в описании дополнительных наказаний: «подчас отсутствует о них упоминание в частях 2, 3 или 4 статьи, в то время как применительно к менее тяжкой разновидности состава (ч. 1 или 2) возможность применения таких наказаний предусматривается»1. Как в УК РСФСР 1960 года2, так и в действующем УК РФ нередким является установление единых минимальных либо максимальных пределов уголовных наказаний, что дает судам возможность назначить за преступление, сопровождающееся квалифицирующими обстоятельствами, наказание, равное наказанию за преступление, оцененное по основному составу («понизить коэффициент судебной репрессии»3).
Так, например, обращаясь к новой редакции статьи 264 УК РФ «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств», следует отметить, что определение размеров одноименных видов уголовных наказаний в ней является ненадлежащим. Во всех шести частях данной статьи наблюдается единство минимальных сроков лишения свободы как основного наказания и лишения права управлять транспортным средством как дополнительного наказания. Более того, верхние сроки дополнительного наказания также едины во всех частях статьи 264 УК РФ. По мнению Н.Д. Евлоева санкции статьи 264 УК РФ в новой редакции, очевидно, должны быть подвергнуты критике и, в перспективе, влечь законодательную корректировку4. Однако оптимистическую убежденность автора сложно разделить. Из вносимых в текст УК РФ изменений и дополнений, затрагивающих санкции статей Особенной части УК РФ, складывается впечатление, что законодатель просто забывает о необходимости градации минимальных размеров дополнительных видов уголовных наказаний, указанных в санкции (как, впрочем, и некоторые представители отечественной уголовно-правовой науки, в том числе в диссертационных исследованиях5), устанавливая, таким образом, возможность назначения одинаковых видов и размеров наказаний за квалифицированные и неквалифицированные виды преступлений.
Рассматривая части 3, 4 статьи 131 УК РФ «Изнасилование» и части 3, 4 статьи 132 УК РФ «Насильственные действия сексуального характера» в редакции Федерального Закона от 15 июля 2009 года № 215-ФЗ и Федерального Закона от 27 декабря 2009 года № 377-ФЗ, необходимо отметить равенство нижних и верхних сроков дополнительных наказаний в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью и ограничения свободы. В санкциях статьи 134 УК РФ «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста» и статьи 135 УК РФ «Развратные действия», изложенных в новой редакции теми же законами, верхние сроки дополнительного наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельность дифференцированы лишь в первых трех частях статей (5—10—20 лет). Верхний срок лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью в части 4 статьи 134 УК РФ и в части 4 статьи 135 УК РФ равен верхнему сроку, предусмотренному частью 3 статьи 134 УК РФ и частью 3 статьи 135 УК РФ соответственно. Изменение нижних сроков данного дополнительного наказания отсутствует во всех частях статьи 134 УК РФ и статьи 135 УК РФ. Нижние и верхние сроки ограничения свободы в частях 2—4 статей 134—135 УК РФ едины.
Равенство нижних сроков лишения свободы наблюдается и в статье 143 УК РФ «Нарушение правил охраны труда», несмотря на новейшие редакционные изменения Федерального Закона от 6 мая 2010 года № 81-ФЗ. Подобные примеры можно продолжать.
1 Кругликов Л.Л. Сбои в конструировании санкций в уголовном законодательстве // Юридическая техника. —
2008. — № 2. — С. 112.
2 См.: Дементьев С.И. Сроки лишения свободы в законодательстве, судебной и исправительно-трудовой практике: Автореф. дис... д-ра юрид. наук. — Тбилиси, 1985. — С. 25—26; Раджабов С. Больше внимания законодательной технике // Социалистическая законность. — 1989. — № 1. — С. 56.
3 Козаченко И.Я. Санкции за преступления против жизни и здоровья: обусловленность, структура, функции, виды. — Томск, 1987. — С. 137.
4 См.: Евлоев Н.Д. К вопросу об уголовной ответственности за транспортные преступления // Уголовно-правовая защита конституционных прав человека (к 15-летию Конституции России): Сборник материалов Международной научно-практической конференции, Санкт-Петербург, 26—27 мая 2009 г. — СПб., 2009. — С. 195.
5 См.: Балашов С.К. Уголовно-правовая охрана безопасности движения и эксплуатации железнодорожного транспорта: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Ростов-на-Дону, 2007. — С. 9; КузахметовД.Р. Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем: вопросы теории, законодательного регулирования и практики: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Казань, 2006. — С. 10—12; Сучков Р.Н. Получение взятки: уголовно-правовое и криминологическое исследование: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Казань, 2007. — С. 8—13; и др.
На наш взгляд, еще в большей степени законодатель проигнорировал требования сложившихся научно обоснованных правил выбора вида и определения размера наказания при конструировании санкций статьи 205 УК РФ «Террористический акт» в редакции Федерального Закона от 12 декабря 2008 года № 321-ФЗ и Федерального Закона от 27 декабря 2009 года № 377-ФЗ.
Во-первых, законодателем не исправлено единство верхних сроков основного наказания — лишения свободы (20 лет), предусматривающихся в частях 2—3 статьи 205 УК РФ. Таким образом, по сути, уравнивается степень общественной опасности террористического акта, повлекшего умышленное причинение смерти человеку, и террористического акта, который не привел к подобным последствиям.
Во-вторых, законодателем введено единство верхних и нижних сроков дополнительного наказания — ограничения свободы в частях 2—3 статьи 205 УК РФ.
К слову сказать, такие же погрешности появились и в статье 206 УК РФ «Захват заложника». Благодаря изменениям, внесенным Федеральным законом от 12 декабря 2008 года № 321-ФЗ, в данную статью была введена новая часть (ч. 4), устанавливающая повышенную уголовную ответственность за умышленное причинение смерти при захвате заложника, с определением верхнего срока лишения свободы в 20 лет. Однако этот срок остался и в части 3 статьи 206 УК РФ. А благодаря изменениям, внесенным Федеральным законом от 27 декабря 2009 года № 377-ФЗ, в частях 2—4 статьи 206 УК РФ наблюдается единство верхних и нижних сроков ограничения свободы.
В-третьих, несмотря на то, что «важнейшим условием совершенства любой отрасли законодательства является принцип его системности, предполагающий внутреннюю согласованность всех его положений»1. санкция части 3 статьи 205 УК РФ, предусматривающая самое строгое наказание в виде пожизненного лишения свободы, не согласуется с санкцией части 2 статьи 105 УК РФ, предусматривающей ответственность за квалифицированные виды убийства, наказуемые не только пожизненным лишением свободы, но и смертной казнью. Как известно, 29 марта 2010 года были осуществлены террористические атаки против мирных граждан в московском метрополитене, повлекшие массовую гибель (39 человек) и ранения (95 человек) граждан. Возникает вопрос, чем руководствовался законодатель, устанавливая менее строгое наказание за совершение тождественных убийству умышленных действий, повлекших смерть человека при осуществлении теракта? Подарить жизнь террористам, оборвавшим одним взрывом жизни многих людей, — вряд ли означает следовать принципам уголовного права и способствовать решению задач Уголовного кодекса Российской Федерации, прежде всего адресованных законодателю (ст. 2 УК РФ).
«Беда в том, что законодатель не знает, чего он хочет»2. При анализе любой главы Особенной части УК РФ складывается впечатление, что во многих случаях законодатель конструирует санкции, «глядя на потолок» (достаточно, например, соотнести следующие показатели: (1) категорию преступления; (2) размер ущерба, причиненного преступлением, предусмотренный в диспозиции; (3) минимальный и максимальный размеры штрафа, предусмотренного за данное преступление в санкции)3. Правы авторы, отмечающие, что «до сих пор установление санкций в российском уголовном законодательстве носит умозрительный характер и не осуществляется на научной основе»4. Однако, несмотря на то, что отсутствие единой избранной законодателем методики построения санкций приводит к тому, что они формируются спонтанно, хаотично и, как следствие, нарушается системность уголовно-правового регулирования, следует помнить о том, что «право по определению справедливо»5. Поэтому презумпция справедливости санкций уголовно-правовых норм является не чем иным, как частным случаем общеправового принципа истинности и целесообразности норм права, обусловленного функциональными запросами государства, в соответствии с которым все юридические нормы предполагаются правильно отражающими общественные отношения и дающими им адекватную оценку.
1 Рарог А.И. Системность уголовного законодательства и перспективы его развития // Международное и национальное уголовное законодательство: проблемы юридической техники: Материалы III Международной научнопрактической конференции. — М., 2004. — С. 61.
2КозловА.П. Механизм построения уголовно-правовых санкций: Монография. — Красноярск, 1998. — С. 140.
3 Досюкова Т.В. Наказания за преступления в сфере экономической деятельности и принципы уголовного права: вопросы реализации // Уголовно-правовые, пенитенциарные принципы и их реализация: правотворческий, правоприменительный уровни: Доклады научно-практической конференции, Саратов, 28—29 марта 2005 года: В 2 ч. — Саратов, 2005. — Ч. 1. — С. 173—176.
4ИгнатовА.Н. О реализации принципа справедливости в уголовном праве России // Там же. — С. 41.
5 Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник. — М., 1997. — С. 28.