CC BY
116
Максим ЖИХ
К ПРОБЛЕМЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО УСТРОЙСТВА ГАЛИЦКОЙ И ВОЛЫНСКОЙ ЗЕМЕЛЬ ДОМОНГОЛЬСКОГО ВРЕМЕНИ1
Современный этап историографии проблем социально-политического устройства Древней Руси характеризуется отказом от ещё сравнительно недавно доминировавших теоретических рамок и поиском новых концептуальных положений, в которые историки могли бы «встроить» положения своих конкретно-исторических исследований. Поэтому особенно актуальной для каждого исследователя, занятого изучением древнерусской истории, является задача определения своего места в этом многообразии историографических школ и направлений, которое способно помочь ему в верной интерпретации сделанных им на основе анализа источников конкретно-исторических выводов. Не все ученые, однако, способны грамотно определить свое положение в современном теоретическом и историографическом контексте, что нередко приводит к появлению чисто описательных работ, либо к повторению выводов, давно уже сделанных в исторической науке, либо к тому, что автор не может связать собственные выводы с выводами других ученых.
Все эти «теоретические» соображения имеют самое прямое отношение к вышедшему недавно монографическому исследованию П.С. Стефановича, посвященному социально-политической истории одного из ключевых регионов Древней Руси - Галицкой и Волынской земель с начала их политической самостоятельности и до конца XII в.2
Несмотря на отмеченную выше плюралистичность современной историографической картины общественно-политического устройства Древней Руси, в ней отчетливо выделяются две «генеральные» линии: взгляд на древнерусские земли как на общинные по своей природе города-государства (полисы) и взгляд на них как на раннефеодальные монархии-княжества3. Вторая из названных концепций тесно связана с общим взглядом на Киевскую Русь как на раннефеодальное общество, оформленное в виде раннефеодального государства и еще совсем недавно доминировала в отечественной историографии, однако ныне, после падения господствовавших в СССР теоретических
установок, очевидно, находится в глубоком концептуальном кризисе, и ее сторонники в последнее время предлагают различные варианты модернизаций названной концепции в современных историографических условиях4, которые, впрочем, не снимают встающих перед ней вопросов, сама множественность вариаций ответов на которые говорит, на наш взгляд, о неспособности в рамках данной концептуальной парадигмы дать ответы на ключевые вопросы социально-политической жизни русского средневековья5. Это весьма наглядно показала рассматриваемая работа П.С. Стефановича, демонстрирующая недопустимое пренебрежение к теоретическим вопросам. Если говорить еще точнее - мы видим в ней полный теоретический вакуум. Автор нигде и ничего не говорит о том, как он понимает древнерусскую (и в частности галицко-волынскую) государственность, и она предстает у него чем-то аморфным и непонятным. При этом он постоянно употребляет применительно к существовавшим в домонгольский период в Галиции и на Волыни социально-политическим объединениям термин «княжество»6 - анахронистичный термин, не известный домонгольским источникам (а он встречается в источниках лишь с конца XIV в.)7, но несущий в себе вполне определенную смысловую нагрузку и подразумевающий существование в Киевской Руси института некоей княжеской монархии. Собственно, саму правомерность его употребления (повторюсь, это термин из другой эпохи) применительно к землям Древней Руси надо серьезно обосновывать, чего П.С. Стефанович не сделал, что, однако, не мешает ему бойко оперировать этим анахронистичным понятием. Дело доходит до явной нелепости, которую мы уже отмечали8: весьма странными нам кажутся слова П.С. Стефановича, который, полемизируя с А.В. Майоровым, заявляет, что целью автора было показать, что эти Галицкое и Волынское «княжества не являются исключением в ряду других "древнерусских земель-волостей"»9. П.С. Стефанович, упорно предпочитая реальным древнерусским понятиям волость и земля10 искусственный анахронистический термин княжество, в сущности, навязывает его древнерусским источникам и историческим реалиям с одной стороны и своим оппонентам - с другой. На наш взгляд, это абсолютно некорректно.
Теоретическая слабость работы П.С. Стефановича наложила серьезный отпечаток на его подход к историографическому материалу, который наш автор использует чисто «потребительски». Целью его работы является попытка вернуть в науку не получившие в ней особого распространения положения Н.П. Дашкевича и М.С. Грушев-ского11 о «единстве и корпоративности в исправлении должностей по управлению территориями»12 галицко-волынского боярства13, обусло-
вивших единство их «политических интересов» и ставших (вопреки мнению значительного числа ученых о крупном землевладении как основе могущества галицко-волынской аристократии) «экономической основой класса "местных бояр"»14. Согласно этой позиции,15 галицко-волынское боярство отличалось необыкновенной силой и сплоченностью (которой не было в других древнерусских землях) и препятствовало дроблению земли16. О самой этой концепции и ее перспективах в современном историографическом контексте поговорим ниже, а пока отметим, что современную историографию проблемы П.С. Стефанович знает явно недостаточно17. Достаточно сказать, что в его работе вообще отсутствуют упоминания о двух довольно давно защищенных диссертациях, посвященных общественно-политическому устройству Галицкой и Волынской земель - работах С.С. Пашина и Т.В. Беликовой18, последняя из которых посвящена непосредственно рассматриваемой П.С. Стефановичем теме - соотношению княжеской власти и боярства в Юго-Западной Руси, по причине чего незнакомство с ней П.С. Стефановича вызывает немалое удивление и определенным образом характеризует отношение автора к историографии.
Но этим пренебрежительное отношение к историографии у П.С. Стефановича отнюдь не исчерпывается. Как справедливо отметил недавно П.В. Лукин, «слабое знание историографии - большой недостаток. Однако гораздо хуже ее сознательное искажение»19, тем более такое искажение, которое имеет своей целью дискредитацию своих научных оппонентов. Увы, именно с этим явлением мы сталкиваемся в работе П.С. Стефановича20.
Речь идет о том, что П.С. Стефанович выставил в ложном свете целое историографическое направление, которое всегда было одним из ключевых в российской исторической науке. Речь идет о концепции, согласно которой древнерусская государственность была представлена в форме городов-государств, типологически сходных с античными полисами, основным институтом которых являлась община. В древнерусских источниках этот социально-политический организм именовался «волостью» или «землей» и представлял собой территориально-политическую структуру, построенную на основе иерархии общин и состоявшую из общины главного города, общин подчиненных ему «младших» городов (пригородов) и сельских общин. Как отметил А.В. Петров, «развивавшие в разное время эту концепцию историки были едины в ряде важных концептуальных положений»21. Впервые в целостном виде она была сформулирована И.Д. Беляевым22 и постепенно широко распространилась в отечественной науке. Ее в тех или иных вариациях принимало большинство дореволюционных уче-
ных23, существовала она в раннесоветской историографии24, где была во многом искусственно прервана, ее продолжали полноценно развивать эмигрантские историки25, а в советской историографии восстановили в правах26 Ю.Г. Алексеев27 и И.Я. Фроянов28. Ныне этой концепции придерживается и развивает ее целая плеяда историков, занимающихся русским средневековьем29.
Применительно к Галицко-Волынской Руси ее ныне разрабатывают И.Я. Фроянов, А.Ю. Дворниченко, Т.В. Беликова, С.С. Пашин (незнание П.С. Стефановичем работ двух последних ученых выше уже было отмечено) и А.В. Майоров, критике работы которого в значительной мере и посвящена работа П.С. Стефановича30. Разумеется, научная полемика по ключевым проблемам социально-политического устройства Древней Руси в целом и Галицко-Волынской Руси в частности - вещь закономерная и необходимая, но позитивными ее итоги могут быть, на наш взгляд, лишь в том случае, если она ведется академически-корректно, без подтасовок историографического материала и стремления с помощью них умышленно дискредитировать оппонента. К сожалению, П.С. Стефанович в полемике с И.Я. Фроя-новым и А.В. Майоровым избрал указанный весьма сомнительный путь - он все время пытается навесить на них ярлык «маргиналов», построения которых не имеют серьезной историографической опоры: «Нетрудно заметить в этих идеях (в концепции общинного устройства Древней Руси - М. Ж.) ориентацию на старые теории славянофильского толка. Стремление обозначить «особый путь» России представляет собой, очевидно, реакцию на настойчивые, однако далеко не всегда убедительные попытки советской историографии вписать историю России в европейские схемы. Конечно, можно понять неудовлетворенность И.Я. Фроянова и А.В. Майорова избитыми стереотипами, которыми в историографии характеризуется такое сложное явление как социально-политическая борьба в домонгольской Галицко-Волынской Руси, и тенденциозностью в интерпретации источников, свойственной многим (особенно советским) историкам»31. Таким образом, П.С. Стефанович выставляет дело так, что концепция И.Я. Фроянова и его учеников лишена серьезной опоры в отечественной историографии, идет вразрез с ней и является маргинальной и фантазийной. В качестве ее предшественников названы только какие-то непонятные «славянофилы» («ориентация на старые теории славянофильского толка»).
Это грубое искажение историографического процесса. Концепция И.Я. Фроянова, как уже выше было указано, - это всего лишь возвращение на новом уровне к традиционной для отечественной историографии линии. В.С. Брачев и А.Ю. Дворниченко верно отметили
недавно, что «подход И.Я. Фроянова к Киевской Руси - не что иное, как возвращение на новом уровне развития науки к магистральной... линии развития отечественной историографии»32. Таким образом, столь нелюбимые П.С. Стефановичем «идеи И.Я. Фроянова»33 вполне традиционны для нашей историографии (в том или ином виде их разделяли многие историки, по праву считающиеся цветом нашей науки (см. прим. 23-25), а не какие-то безликие «славянофилы»). Ни о чем этом у П.С. Стефановича нет и речи. Даже намека. Все выглядит так, как будто И.Я.Фроянов и его ученики - маргиналы, построения которых не имеют ни историографических корней, не перспектив. Такого рода утверждение можно объяснить только двумя причинами:
1) слабым знакомством П.С. Стефановича с историографией;
2) умышленным стремлением путем подлога выставить своих оппонентов в невыгодном свете.
Поскольку первый вариант, скорее всего, приходится исключить, речь должна идти о втором. Разумеется, применение такого рода нечистоплотных полемических приемов не может не характеризовать определенным образом всю работу П.С. Стефановича.
Подобное отношение к историографии не позволяет, на наш взгляд, П.С. Стефановичу верно определить место своей работы и содержащихся в ней наблюдений в историографическом контексте. Многие конкретные наблюдения Н.П. Дашкевича и следовавших за ним (отчасти) М.С. Грушевского и Б.А. Рыбакова, а ныне П.С. Стефановича представляют несомненный исследовательский интерес и вполне обоснованы показаниями источников34, однако, вопреки П.С. Стефановичу, они нисколько не противоречат общей концепции общественно-политического устройства Галицко-Волынской Руси, нарисованной в работах И.Я. Фроянова, А.Ю. Дворниченко, Т.В. Беликовой, С.С. Па-шина и А.В. Майорова. Бояре, бывшие, как показали работы названных ученых, в домонгольское время не столько крупными землевладельцами, сколько лидерами городских вечевых общин, выражали, в первую очередь, интересы соответствующих общин (что, впрочем, не означает того, что у них не было собственных корпоративных интересов, которые по мере социальной дифференциации общества усиливались. Однако в домонгольское время этот процесс не достиг еще критической фазы, при которой боярство полностью отрывалось от общины и превращалось в правящее сословие). Отсюда и их сплоченность, и единство политических интересов, и препятствование дроблению земли (бояре и община главных городов не желали обособления пригородов). Таким образом, построения И.Я. Фроянова и его учеников, с одной стороны и Н.П. Дашкевича, и П.С. Стефановича - с другой, прекрасно стыкуются друг с другом и хорошо объясняют все
особенности положения галицкого и волынского боярства.
При этом характерно, что П.С. Стефанович фактически отходит от построений А.А. Горского, видевшего в древнерусских боярах лишь княжьих людей35, и приходит вслед за Н.П. Дашкевичем к выводу о существовании «в Галиче класса «местных бояр», подобных новгородским (добавим - не только новгородским)»36, откуда шаг до столь нелюбимой им «общинно-вечевой теории И.Я. Фроянова» и бояр -общинных лидеров37.
Хочется надеяться, что при написании второй части своей работы38 П.С. Стефанович окажется внимательнее к историографическому контексту, теоретическим вопросам и построениям своих оппонентов, положения которых зачастую гораздо ближе стоят к его собственным выводам, чем ему кажется.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Рецензия на: Стефанович П.С. Отношения князя и знати в Галицком и Волынском княжествах до конца XII в. // Средневековая Русь. Вып. 7 / Отв. ред. А.А. Горский. М.: Индрик, 2007. С. 120-220.
2. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 120-220.
3. Жих М.И. О региональном политогенезе в Киевской Руси (к постановке проблемы) // Украшський юторичний збiрник / Редакционная коллегия: Т.В. Чухлiб (отв. ред) и др. Вип. 12. Кив, 2009. С. 42-48.
4. См., например: Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в. СПб., 2003; Горский А.А. Русь: от славянского расселения до Московского царства. М., 2004; Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 2008; Вилкул Т.Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины ХЬХШ вв. М., 2009; и др.
5. Жих М.И. Указ. соч.
6. Оно присутствует даже в названии его работы.
7. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 1. СПб., 1893. Стб. 1400, 1404.
8. Жих М.И. Указ. соч. С. 48. Прим. 27.
9. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 138.
10. Их конкретное содержание является дискуссионным (см.: Журавель А.В. С.В. Юшков - наш современник // Сборник Русского исторического общества. 2003. Т. 6 (154). С. 339-340; Горский А.А. Земли и волости // Древняя Русь: очерки политического и социального строя. С. 9-32; Жих М.И. О понятиях волость и земля в Древней Руси (предварительные замечания) // Славянские чтения, посвященные Дню свв. Кирилла и Мефодия: Материалы IX и X конференций студентов, аспирантов и молодых ученых. СПб., 20-21
мая 2007 г. СПб., 25-26 мая 2008 г. / Отв. ред. В.А. Якубский. СПб., 2010), однако это в любом случае реальные источниковые понятия, и противопоставлять их «кабинетному» княжеству, а уж тем более предпочитать им его совершенно недопустимо.
11. Это уже было отмечено П.П. Толочко: Толочко П.П. О «крамоле безбожных бояр галичских» // Кшв и Русь. Вибраш твори 1998-2008. Кшв, 2008. С. 331-332.
12. Стефанович П.С Указ. соч. С. 220.
13. По верному замечанию А.В. Журавеля, «вопрос о политической роли боярства традиционно является ведущим при изучении истории Юго-Западной Руси» (Журавель А.В. О школе И.Я. Фроянова. Размышления о будущем: http://www.hrono.ru/statii/2003/shkola.html).
14. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 220.
15. При этом П.С. Стефанович, как указал П.П. Толочко, не учитывает того, что впоследствии сходные мысли высказывал и Б.А. Рыбаков (Толочко П.П. Указ. соч. С. 333. Ср.: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 477).
16. При этом П.С. Стефанович несколько упрощает дело и не учитывает того, что взгляды М.С. Грушевского на роль галицкого и волынского боярства были несколько более сложны, чем то получается в его «линейной» историографической схеме (Толочко П.П. Указ. соч. С. 332-333), а заодно и необоснованно обрушивается на В.Т. Пашуто, якобы заимствовавшего многие положения у М.С. Грушевского, но при этом практически не ссылавшегося на него (Там же. С. 332).
17. Что касается дореволюционной и советской историографии, то её привлечение в рассматриваемой работе отличается сугубой избирательностью. Рассматривая тот или иной летописный сюжет, П.С. Стефанович всегда приводит лишь некоторые произвольно отобранные мнения некоторых историков, рассматривавших его прежде.
18. Пашин С.С. Боярство и зависимое население Галицкой (Червоной) Руси XI - XV вв. Л., 1986; Беликова Т.В. Княжеская власть и боярство Юго-Западной Руси в XI - начале XIII в. Л., 1990.
19. Лукин П.В. Деконструкция деконструкции. О книге Т.Л. Вилкул по истории древнерусского веча [Pavel V. Lukin, Deconstruction of Deconstruction. About the Book by Tatyana L. Vilkul on the History of the Old Rus' Veche (Political Assembly)] // Scrinium. Т. 4: Patrologia Pacifica and Other Patristic Studies / Edited by V. Baranov and B. Lourié. СПб. Axioma, 2008. С. 406.
20. Выше уже были приведены отмеченные П.П. Толочко примеры искажения П.С. Стефановичем историографического процесса (см. прим. 15, 16), но по сравнению с тем, о чем у нас пойдет сейчас речь, они являются менее значительными.
21. Петров А.В. К вопросу о характере и итогах социально-политического развития Великого Новгорода в XI-XV вв. Новгородика - 2008. Вечевая республика в истории России: материалы международной научно-практической конференции 21-23 сентября 2008 г. Ч. 1 / Сост.: Д.Б. Терешкина, Г.М. Коваленко, С.В. Трояновский, Т.Л.Каминская, К.Ф. Завершинский; НовГУ им.
Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2009. С. 13.
22. Беляев И.Д. Земский строй на Руси. СПб., 2004. Нам совершенно непонятно, почему П.В. Лукин называет «автором» «земско-вечевой или общинно-вечевой теории» В.И. Сергеевича, бывшего учеником И.Д. Беляева и лишь развившего его концепцию (Лукин П.В. Вече: социальный состав // Древняя Русь: очерки политического и социального строя. С. 34). 23. См., например: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. СПб.; Киев, 1907; Градовский А.Д. Государственный строй Древней Руси. СПб., 1868; Сергеевич В.И. Вече и князь. М., 1867; Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времён. Ч. I. М., 1908; Корф С.А. История русской государственности. Т. I. СПб., 1908; Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1903; Пасек В.В. Княжеская и докняжеская Русь // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1870. Кн. 3; Самоквасов Д.Я. Древние города России. СПб., 1873; Ключевский В.О. Курс русской истории. Часть I // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. I. М., 1987; Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993; Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 2005; и т. д.
24. См., например: Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении: (основы социальной динамики). Т. 1. Пг.; М., 1918; Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Исторический сборник. Вып. 1. Пг., 1924; Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке. Ч. 1, 2: От древнейших времён до второй половины 19-го столетия. М.; Л., 1931 (и любое предшествующее издание); Юшков С.В. Феодальные отношения и Киевская Русь. Саратов, 1925; Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. 2-е изд. Т. 1: Докапиталистические формации. Б. м., 1950. С. 83-106.
25. См., например: Вернадский Г.В. Киевская Русь. Тверь; М., 1996.
26. Разумеется, речь идёт не о механическом возрождении дореволюционной концепции, а о восстановлении её в науке на качественно новом уровне с учетом всех достижений советской историографии. О последнем аспекте см.: Алексеев Ю.Г., Пузанов В.В. Проблемы истории средневековой Руси в трудах И.Я.Фроянова // Исследования по русской истории и культуре. Сборник статей к 70-летию проф. И.Я.Фроянова. М., 2006. С. 3-23.
27. Алексеев Ю.Г. 1) «Чёрные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // Исторические записки. 1979. Т. 103; 2) Псковская Судная грамота и её время: развитие феодальных отношений на Руси XIV - XV вв. Л., 1980.
28. Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь: очерки социально-экономической истории. Л., 1974; 2) Киевская Русь: очерки социально-политической истории. Л., 1980; 3) Киевская Русь: очерки отечественной историографии. Л., 1990; 4) Мятежный Новгород: очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII столетия. СПб., 1992; 5) Древняя Русь: опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995; 6) Рабство и данничество у восточных славян (VI-X вв.). СПб., 1996; 7) Киевская Русь. Главные черты социально-экономического
строя. СПб., 1999; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988; Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история. Работы разных лет. СПб., 1997.
29. Дворниченко А.Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993; Пузанов В.В. 1) Княжеское и государственное хозяйство на Руси X-XII вв. в отечественной историографии XVIII - начала ХХ в. Ижевск, 1995; 2) Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007; Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб., 2003; Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь: очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001; Михайлова И.Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV - первой половине XVI века: очерки социальной истории. СПб., 2003; Петров А.В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003; и т. д.
30. Майоров А.В. Указ. соч.
31. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 139. Ранее П.С. Стефанович отметил, что «А.В. Майоров вслед за И.Я. Фрояновым пытается оживить старые теории русской дореволюционной науки о "земских боярах" и "общинном укладе"» (Там же. С. 138), но о том, кто в дореволюционной историографии придерживался этой концепции (а это весь цвет нашей исторической науки), равно как и о том, что она была в 30-е гг. ХХ в. искусственно и под воздействием во многом вненаучных причин оборвана (и ей на смену пришла теория «феодальных княжеств», которой, пусть и в сильно «смягчённом» виде, придерживается сам П.С. Стефанович, что выше было уже отмечено), он умалчивает.
32. Брачев В.С., Дворниченко А.Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета. СПб., 2004. С. 332.
33. При этом нельзя не отметить какую-то совершенно иррациональную неприязнь П.С. Стефановича к И.Я. Фроянову и ученым его школы. В.В. Пузанов недавно справедливо заметил, характеризуя рецензию П.В.Лукина и П.С. Стефановича на «Домонгольскую Русь» М.Б. Свердлова (Лукин П.В., Стефанович П.С. [Рецензия на: Свердлов М.Б. Домонгольская Русь.] // Средневековая Русь. Вып. 6 / Отв. ред. А.А. Горский. М., 2006. С. 371, 382, 386, 390, 392, 400): «Следует отдать должное авторам рецензии, взявшим на себя труд прочесть и проанализировать весьма объемное и трудно читаемое сочинение. Рецензия в целом имеет критическую направленность. Создается впечатление, что основная (если практически не вся) заслуга М.Б. Свердлова, с точки зрения рецензентов, заключается в том, что он "совершенно справедливо", "очень дельно", "по существу", "критикует фантастические", "противоречащие источнику и здравому смыслу" "построения И.Я. Фроянова"» (Пузанов В.В. Древнерусская государственность. С. 47-48. Прим. 128).
34. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 143-220.
35. См.: Горский А.А. Указ. соч. С. 106-109.
36. Стефанович П.С. Указ. соч. С. 218. Ср.: Дашкевич Н.П. Княжение Да-
ниила Галицкого по русским и иностранным известиям. Киев, 1873. С. 25.
37. О «княжеских» и «земских» боярах в Галицкой и Волынской землях см. в новых работах М.А. Несина: 1) Галицкое вече в событиях 11871188 гг. // Международный исторический журнал «Русин» [Кишинёв]. 2009. № 3 (17). С. 32-46; 2) Галицкое вече при Ярославе Осмомысле (в печати).
38. А оно в конце рассматриваемого исследования заявлено: «Анализ источников по истории Галицкого и Волынского княжеств в первой половине XIII в. должны подтвердить как эти выводы, так и последнее предположение» (Стефанович П.С. Указ. соч. С. 220).
В СОЮЗЕ С ЗАПАДОМ ПОЛЬША СЛАБЕЛА, А В СОЮЗЕ С РОССИЕЙ КРЕПЛА (Из интервью польского политика)
Профессор Болеслав Тейковски является, несомненно, одним из самых ярких представителей польской политической мысли наших дней. Панславист, искренний противник русофобии, столь свойственной польскому правящему классу, Тейковски всегда был убеждённым сторонником союза Польши с Россией, ратовавшим за необходимость объединения славянского мира. За несоответствие своих убеждений курсу официальной Варшавы Тейковски подвергался на своей родине судебным репрессиям, против него была развёрнута масштабная клеветническая кампания в СМИ.
ИА REGNUM Новости: Каким вы видите дальнейшее развитие Белоруссии и Украины? И Россия, и Польша рассматривают эти страны как свою сферу влияния. Как разрешить это противоречие?
Когда-то Русь была одна, со своей первой столицей в Киеве. Часть Руси сохранила самостоятельность со столицей в Москве и приняла название Россия. Другая часть Руси вошла в состав Польско-литовского государства и под его влиянием разделилась на Белоруссию и Украину. Это были русские страны, отчасти полонизированные. Окончательно они отошли от Польши после Второй мировой войны и были включены в состав Советской России. После распада СССР они стали независимыми государствами. Белоруссия и Украина были и есть ближе к России, чем к Польше, с учетом их русской национальной специфики и православного общества. С этой точки зрения не стоит рассматривать Белоруссию и Украину как территорию столкновений влияний Польши и России. Так считает Запад, используя славянскую Польшу для втягивания братских Белоруссии и Украины в НАТО и ЕС против России. Русский характер и польское влияние делают из Белоруссии и Украины ценную территорию для сближения русской России с Польшей. Конечно, будущее всех этих государств мы видим на одной лишь стороне - на стороне Славянской.
www.regnum.ru/news/1291979.html
