CC BY
333
2006 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 2, вып. 3
ИСТОРИЯ РОССИИ
В. В. Пузанов
К ВОПРОСУ О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Советская историография выработала несколько точек зрения на природу древнерусской государственности. Наибольшее распространение получило мнение, согласно которому Древнерусское государство, являясь продуктом классового общества, сформировалось в форме раннефеодальной монархии, а в XII в. распалось на независимые или полунезависимые княжества. В.И. Довжепок, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, И.Б. Греков и П.П. Толочко внесли коррективы в эту схему. В.И. Довженок первым выступил против противопоставления единой Руси IX-XI вв. русским княжествам периода феодальной раздробленности. Последние, по его мнению, возникли вместе с Киевским государством, являлись структурными его составляющими и не могли заменить собой единого государства. Киев сохранял роль общерусского центра и в период феодальной раздробленности.' Однако наибольший резонанс получила точка зрения В.Т. Пашуто. По его мнению, «и после триумвирата Ярославичей, и после Мономаха па Руси сохранялась общерусская форма правления, при которой киевский стол стал объектом коллективного сюзеренитета наиболее сильных князей».2 Эти взгляды в основных чертах принял Л.В. Черепнин. Исследователь полагал, что о раннефеодальной монархии можно вести речь лишь применительно к княжениям «Владимира, Ярослава, Святополка, Мономаха, Мстислава». С распадом этой формы «Русь представляет собой средневековую федерацию - союз князей, оформленный договорными отношениями на началах с юзерен итета- вассал итета »
В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнин, говоря о межкняжеских отношениях, в соответствии с устоявшейся традицией наполняли их феодальным содержанием. С таким подходом не согласился A.B. Назаренко. Модифицируя теорию семейно-родового владения Ру-сыо Рюриковичами, он пришел к выводу, что на Руси, как и в других феодализирую-щихся государствах, власть князя/короля являлась «прерогативой не одной личности, а всего правящего рода». Это вытекало из традиционных представлений о сакральной природе княжеской власти и праве «всякого сонаследника на часть наследства». Поэтому уделы эпохи родового сюзеренитета (до конца XI в.) и уделы эпохи феодальной раздробленности - «явления совершенно различные как по происхождению, так и по государственно-политической сути»/
Однако все эти тенденции следовали в русле, проложенном предшествующей историографией, рассматривавшей генезис государственности сквозь призму становления
© В.В. Пузанов, 2006
и развития классового общества. Между тем уже со второй половины 1960-х годов в советской науке наметились новые методологические подходы. Все больше и больше исследователей начинали тяготиться избыточной детерминированностью и жесткостью пятпчлеппой формационной схемы. Следствием этого явились попытки ее корректировки, выражавшиеся в выделении межформационных периодов, поиске новых формаций и т.п. В рамках таких поисков возобновляется прерванная на рубеже 1920-1930-х годов дискуссия об азиатском способе производства, а А.И. Неусыхин на новом уровне осмысления вновь поднимает вопрос о существовании особого «дофеодального» периода, предшествующего классовому обществу. Не остались без внимания и «надстроечные явления», в частности проблема генезиса государственности. А.И. Неусыхин высказал мысль о том, что так называемые варварские королевства в Европе представляли своеобразную форму доклассовой государственности («варварское государство»). Тогда же М.А. Вит-кпн пришел к выводу о возникновении государственности на Древнем Востоке еще до оформления классового общества. Важную роль в понимании процессов становления ран-пстосударствснпых образований сыграли наблюдения советских этнографов, выделивших так называемые потестарные институты, предшествовавшие государственным (Ю.В. Бромлей, Л.Е. Кубель и др.).г'
В изучении Древней Руси революционное значение имели труды И.Я. Фрояпова, которые не укладывались в рамки догматического марксизма и содержали элементы ци-вилнзациоипого подхода. Концепция И.Я. Фроянова, отрицавшая устоявшиеся представления о классовой природе древнерусского общества, оформляется в 1970-1980-е годы.'' В Киевской Руси X в. исследователь увидел грандиозный суперсоюз племен с центром в Киеве. Государственность па Руси XI - начала XIII в. была представлена городами-государствами, оформившимися па обломках племенных союзов и имела доклассовый характер7. Вследствие этого исследователь выступил против господствовавшего в историографии тезиса о феодальной раздробленности па Руси ХП-ХШ вв. По его мнению, главной причиной «раздробленности Руси XII в.» стало образование городов-государств.8
Работа, написанная совместно с АЛО. Дворничеико, окончательно оформляет концепцию городов-государств. В пей, придавая логическую завершенность научной конструкции, делается еще один принципиальный вывод: «социально-политическое развитие Руси XI - начала XIII в. протекало в едином русле», что, конечно, не исключало местных особенностей.9
В наиболее методологически закопченном и несколько откорректированном виде процесс генезиса государственности показан И.Я. Фрояповым в статье 1991 г. В ней генезис государственности представляется как длительный, «с VI по XI или XII вв.», последовательный процесс становления основных его элементов (признаков). Еще в племенную эпоху, на стадии суперсоюзов племен, появляются два элемента государственности - публичная власть и налогообложение в виде даней.10 «С крушением родоплеменного строя публичная власть сбрасывает с себя племенную оболочку, покрываясь общинной... К двум элементам государственности добавляется третий и последний - размещение населения на территориальной основе. Это означало, что складывание государства на Руси в главнейших его чертах» и в форме города-государства «завершилось»." Применительно к «Х1-ХП вв. мы можем говорить о наличии трех признаков государства...».12
Таким образом, согласно логике построений И.Я. Фроянова, города-государства вызревают на базе племенных союзов, по мере трансформации кровнородственных струк-
тур в территориально-общинные. «Древнерусская государственность сложилась в условиях доклассовых общественных связей», а классовым содержанием наполнялась... по мере созревания классов, которые оформились не ранее XIV-XV вв.'1
В 1980-е годы начинается научная деятельность ряда учеников И.Я. Фроянова, развивавших идеи новой концепции, главным образом на материале отдельных регионов Древней Руси (АЛО. Дворниченко, Ю.В. Кривошеев, A.B. Петров, С.С. Пашин). К числу новационных по интересующей нас проблеме следует отнести небольшую, но содержательную статью A.IO. Дворниченко, представлявшую собой удачную попытку реконструкции образа города в традиционной картине мира восточных славян.м На основе новейших методологических подходов, сравнительно-исторического анализа, использования широкого круга самых разнообразных источников автор показал сложность и многообразие представлений древнерусского человека о городе. В общественном сознании того времени город, как в целом, так и отдельные элементы его структуры, не только нес мощную сакральную нагрузку, но и представлялся сценой, на которой протекала драма жизни, сопереживаемая горожанином, местом, с которым «связан и такой важнейший элемент общественного сознания, как представления о богатстве». Но город в представлении древнерусского человека - это еще и «гражане», городская община, не только самоуправляющаяся, по и правящая, это неразрывное единство главного города, пригородов и волости.15 Автор пришел к выводу, что «понятия, символы и т.д., связанные с городом, были системообразующими в традиционной восточнославянской модели мира», и это неудивительно, поскольку «основой социально-политической структуры Древней Руси были города-государства»."'
Новые веяния в науке не обошли стороной и национальную историографию. Показательны взгляды белорусского исследователя Н.И. Ермаловича, который отказался рассматривать развитие феодализма в качестве главной и даже серьезной причины генезиса Древнерусского государства. По его мнению, «трудно говорить» о наличии феодализма даже в середине X в. «Скорее всего в это время существовала еще военная демократия, приспособленная прежде всего для организации набегов на другие, обычно более богатые земли с целью захвата добычи». Опираясь на положения К. Маркса, «империю Рюриковичей» исследователь считал «искусственным и потому недолговечным военно-административным объединением», не имевшим общей экономической базы, в которое «наспех и вопреки их воли и интересам включались племенные земли». В этой связи он пытался оспорить тезис о существовании единой древнерусской народности.17 Взгляды Н.И. Ермаловича оказали существенное влияние на изучение Древней Руси в современной белорусской историографии.
Украинский историк Ю.В. Павленко в 1980-е годы использовал элементы циви-лизационного подхода к изучению древних обществ и вел речь о раннеклассовых городах-государствах как всемирно-историческом явлении, в том числе в отношении Восточной Европы.18 Вместе с тем он жестко увязывал процессы формирования городов-государств и «перехода от первобытности к цивилизации» с процессом становления классовых обществ, пути формирования городов-государств «с той или иной формой становления классового общества».19
В начале 1990-х годов отход от признания классовой обусловленности образования Древнерусского государства становится массовым. Изменяются подходы к пониманию характера ранней государственности, трактовке сущности и этапов политогенеза. Русь X в. все больше видится историкам доклассовым образованием, разновидностью «варварского» (или «потестарного») государства, предгосударственным образованием,
более близким к суперсоюзам племен, чем к государству. Например, А.П. Новосельцев, охарактеризовал Русь X в. как «типичное варварское государство», представлявшее по форме «федерацию княжеств, возглавляемую Великим князем Киевским».20
Наметившийся отход от ортодоксальных марксистских теоретических положений привел к определенному методологическому кризису в области изучения проблем генезиса древнерусской государственности. В этой связи в более выигрышном положении оказались те исследователи, которые еще в доперестроечные годы вышли за рамки догматического понимания марксизма и выработали цельную концепцию социо- и поли-тогенеза у восточных славян эпохи Средневековья. Данное направление, представленное работами И.Я. Фроянова и сто последователей, органически выросло на основе тех нова-цнонпых процессов, которые будоражили советскую историографию 1960-х годов и которые сумели выстоять в условиях жесткого научного и административного прессинга 1970-1980-х.21
В поиске новых методологических ориентиров ряд исследователей обратились к идеям представителей западной полнтаптропологии. Речь идет прежде всего о теории вождества, получившей широкое признание па Западе. С конца 1970-х годов эти идеи стали распространяться в советской историографии, по особое развитие получили в постсоветской науке.22 Однако проникновение термина вождества в понятийный аппарат исследователей восточнославянского политогепеза затянулось па два десятилетня. При этом па начальном этапе инфильтрация новых идей осуществлялась посредством работ представителей «потестарно-политической» этнографии (Л.Е. Кубель и др.). Показательный пример - труды киевского археолога А.П. Моцн, кторый одним из первых попытался использовать теорию вождества в изучении восточнославянского политогепеза. Так, касаясь проблемы союзов племен и племенных княжений, он соотнес их с «двумя историческими периодами: военной демократии и вождества» - промежуточным этапом «от первобытного общества к классовому». Методологической основой для этих построений послужили труды Л.Е. Кубеля и В.П. Алексеева. В более поздних работах автор, не отходя от сути своих выводов, ссылается уже на труды Л.С. Васильева и Э. Сервиса.23 А.П. Моця синтезировал эти идеи с традиционными наработками советской историографии об этапах становления и раннефеодальной природе Древнерусского государства.
Важным рубежом в изучении генезиса древнерусской государственности стали «Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто» (апрель 1992 г.). Они положили па-чало не только прямому переносу теории вождества на восточнославянскую почву непосредственно из трудов представителей западной политантропологии, по и массовому отказу исследователей от классового подхода к проблеме восточнославянского полито-генеза.
Особую роль как в плане методологических новаций, так и в плане влияния на последующее изучение вопроса сыграли доклад и статья Е.А. Мельниковой.2,1 Она выступила против доминировавшей в советской историографии тенденции проводить прямую и тесную связь между такими явлениями, как формация, классовое общество, государство. По ее мнению, переход от родового к классовому (феодальному) обществу в Восточной и Северной Европе ... осуществлялся через несколько последующих типов социально-политических систем: вождийство, являющееся еще догосударственным образованием, дружинное государство, в котором потестарные структуры представлены военной организацией, и раннефеодальное государство. Дружинное государство в построениях Е.А. Мельниковой заняло место так называемого военного государства, выде-
ляемого в работах ряда зарубежных полнтантропологов. Основной особенностью политической системы этого «зарождающегося государства, по Е.А. Мельниковой, является то, что его функции выполняются главным образом военной организацией - дружиной», или аналогичной ей организацией. При этом и вождеству, и выделенному ею дружинному государству придается Е.А. Мельниковой универсальный характер.
Идеи Е.А. Мельниковой о дружинном государстве развил украинский историк Н.Ф. Котляр. Основные положения Е.А. Мельниковой и Н.Ф. Котляра принял Е.В. Пчс-лов.2Г' Присутствует и ряд различий. Например, Е.А. Мельникова отдает предпочтение мягким и осторожным формулировкам, корректно и в целом правильно определяет место марксистской традиции в изучении политогенсза. Н.Ф. Котляр признает, что «фор-мационное изучение исторического процесса принадлежит к основным теоретическим основам мировой науки нашего времени».21' Напротив, Е.В. Пчслов говорит о неприменимости «марксистско-ленинских положений к раннесредпевековой русской истории» и оперирует жесткими положениями типа: «совершенно очевидно», «абсолютно неправомерно», «безусловно» и т.п. Н.Ф. Котляр предлагает считать первым восточнославянским (по еще не Древнерусским) государством «Киевское княжество» Аскольда, которое «было тем этносоциальным и политическим ядром, вокруг которого начало складываться Древнерусское государство».27 По мнению же Е.В. Пчелова, княжество Аскольда и Дира «явилось переходным этапом от племенного княжения полян к "дружинному" государству славян и Руси во главе с Олегом»28 и т.д.
Положения о дружинном государстве применительно к восточнославянскому политогенезу постепенно завоевывают все более прочные позиции у российских и украинских исследователей.2' В этой связи уместно обратиться к историографическим истокам этой теории. Очевидно, что на разработку Е.А. Мельниковой концепции дружинного государства известное влияние оказали работы A.A. Горского. В 1980-е годы в рамках концепции «государственного феодализма» он выдвинул положение, согласно которому дружина являлась корпорацией, возглавляемой князем, объединявшей всю светскую часть господствующего класса. Дружина играла ведущую роль в обществе, являлась корпоративным верховным собственником земли, осуществлявшим корпоративную эксплуатацию населения посредством полюдья.-"1 Особенно, видимо, важное положение для формирования новой концепции имели выводы A.A. Горского, согласно которым «в раннее Средневековье военнослужилая знать» (дружина) «и государственный аппарат совпадали»." Сам A.A. Горский, анализируя выводы исследователей о «дружинном государстве», считает, во-первых, что «подобное определение... правомерно лишь в качестве одного из условных обозначений государства - по типу организации в нем элитного слоя... Во-вторых, если исходить из данного признака, о «дружинной государственности» на Руси можно говорить не до начала XI в., а примерно до второй половины XII в.», поскольку «даже во второй половине XII столетия» встречаются «указания на дружину как на совокупность представителей знати того или иного княжества». И «лишь в конце XII-XIII вв. дружину в этой роли заменяет двор».:й Кроме того, A.A. Горский не использует категорию вождество, предпочитая племенные княжения, союзы племенных княжений или славинии
Вместе с тем историографические предпосылки взглядам A.A. Горского и Е.А. Мельниковой можно найти еще в дореволюционной историографии, особенно в работах Н.П. Ламбина.^
Концепция «дружинного государства» встретила возражения со стороны ряда исследователей.г' Например, A.B. Майоров, полемизируя с Е.А. Мельниковой, «глав-
ным методологическим недостатком» ее построений, «как и некоторых других новейших авторов», назвал «отсутствие должной определенности в понимании самого исследуемого предмета - государства как такового, какими должны быть его наиболее универсальные признаки, в чем они проявляются, в какое время и при каких обстоятельствах происходит их формирование, наконец, в чем состоит процесс образования государства»^''
Не менее прочно в постсоветской историографии Древней Руси утвердились и представления о вождестве как универсальной форме социальной организации, непосредственно предшествующей государству.''7 Однако «восточнославянские вождества» стали результатом не столько изучения конкретного материала, сколько следствием механического переноса готовых теоретических схем па отечественную почву. Как следствие - методологическая неопределенность, наложение новой дефиниции на традиционные: «племенное княжение» = простое вождество и «союз племен или племенных княжений» = сложное вождество (Е.А. Мельникова); «племенное княжение» = вождество (Н.Ф. Котляр, Е.В. Пчелов, А.Н. Тимоиин38) и т.д. Е.В. Пчелов фактически отождествляет понятия «военная демократия» и «вождество»,39 «княжеская власть» и «вождество»/" Украинский археолог Я.В. Баран, вслед за Л.С. Васильевым, полагает, что «племя как социальное образование совпадает с понятием» вождество41 и т. п.
Возможно, именно это обстоятельство дало повод Е.А. Шииакову говорить о внешнем, «терминологическом» характере новаций в работах Е.А. Мельниковой и Н.Ф. Кот-ляра."2
Выведенная на этнографических материалах Океании, теория вождества сталкивается с проблемами при применении к конкретному материалу многих других регионов планеты. Внося известную методологическую стройность и упорядоченность в исторические схемы, она имеет те же недостатки в плане применения к конкретному историческому материалу, что и другие «универсальные» теории/3 Понимая уязвимость такого «универсализма», некоторые исследователи отказываются от использования понятия вождество, другие усматривают в вождествах лишь один из возможных путей полито генеза.
На древнерусском материале такой подход характерен для Е.А. Шинакова. Исследователь принял положение Е.А. Мельниковой о дружинном государстве, но лишь как одном из возможных путей политогенеза.'и По его мнению, «наличие дружины (в строгом смысле слова) еще пе говорит о «дружинном государстве»», о котором «можно говорить лишь тогда, когда дружина становится если не единственной, то главной внеш-невоенной силой, устраняя все другие виды формирований, монополизируя... как институт все управленческие функции».'15 Вождества, по его мнению, также не являлись единственным и универсальным потестарно-политическим организмом, предшествовавшим государственности. Он выделяет в Восточной Европе 1Х-Х вв. 5-6 зон потестар-ности, соответствующих если не форме, то этапу вождеств. Для Севера, например, характерны предгорода-республики, Юго-Запада - территориальные «вождества», для радимичей - религиозно-общинная потестарная организация и т.д. «Империю Рюриковичей» второй половины 1Х-Х вв. Е.А. Шинаков представляет как двухуровневое государство, «верхний ("федеральный", "имперский") уровень которого образует правящая военно-торговая корпорация "Русь", нижний - князья, вожди, старейшины отдельных подчиненных ей субгосударств - территориальных вождеств-княжеств и протогородов-государств».'"'
«Для Руси конца Х- середины XI в. основной являлась корпоративпо-дружнн-ная форма ранней государственности с элементами ( в регионально- или структурно-политическом плане) линий развития к городам государствам (не только Новгород, Псков и Полоцк, но и такой институт, как "вече", во многих городах, а также боярско-аристокрагические тенденции в Ростове, Галиче и др.). Эта основа дополнялась некоторыми элементами "политарной"... и феодально-иерархической... форм государственности»."7
Попытка миоголинейного и сравнительно-исторического подхода к решению проблемы генезиса Древнерусского государства, синтеза концептуальных положений и элементов основных современных теорий («вождеств», «потестарных обществ», «дружинного государства», «городов-государств», «государственного феодализма» и т.д.), предпринятая Е.А. Шинаковым, весьма интересна. Однако это же обстоятельство не в последнюю очередь придает построениям автора вид здания, в котором архитектор попытался совместить несовместимые стили и технологии. Трудно признать удачным и широкое использование им археологических методов в изучении сложнейших процессов политогенеза.
Однако не все исследователи находят место вождеству в качестве одного из звеньев в цепи политогенеза. Например, И.Н. Данилевский на основании летописного сказания о призвании варягов приходит к выводу, что первоначально народное вече «было источником власти князя».'18 Принимая точку зрения И.Я. Фроянова о нераздельности «военной силы и общественной власти» у восточных славян в период зарождения древнерусской государственности, И.Н. Данилевский предполагает существование «более или менее» устойчивого равновесия сил «между властью князя», опиравшегося на дружину, и «властью веча, за которым стояла военная организация горожан»."" Исследователь соглашается со все больше распространяющимся в историографии мнением о «общенародном» характере раннего государства, главной функцией которого являлась защита интересов граждан (подданных).1'" Отвергая господствовавшие в отечественной историографии «жесткие» характеристики государства, И.Н. Данилевский, опираясь на положения Р. Вольфа, Ю.В. Бромлея и Ю.И. Семенова, выделяет «две общие характерные черты» государства: 1) использование силы «с целыо добиться подчинения своим командам» и 2) претензию «на право командовать и право подчинять, т.е. на то, чтобы быть легитимным».1'1
Но и такое «мягкое определение»'72 государства, на наш взгляд, имеет существенные недостатки, поскольку фактически нивелирует грань между кровнородственными объединениями, различного типа общинами, союзами и т.п., с одной стороны, и государством - с другой.
Понятие «варварское государство» ввел в свою схему восточнославянского политогенеза в начале 1990-х годов М.Б. Свердлов.г'! В последнее время вместо понятия «варварское государство» в его работах фигурирует «потестарное государство»м (т.е. «властное»? - В.П.).
Белорусский исследователь Г. Саганович говорит о том, «что определенный тип государственности у восточных славян сложился уже в доваряжский период. Первоначальная Русь представляла... видимо, неустойчивую конфедерацию государствообразу-ющих центров», вокруг которых «объединялись другие восточнославянские племена» и их данники. «В середине IX в. восточнославянское государственное объединение распалось на "Русскую землю"» (Среднее Поднепровье) и «Верхнюю Русь» - полиэтничную конфедерацию на северо-западе Восточной Европы. В 882 г. Олег окончательно объеди-
пил эти две Руси, а Владимир Святославич «реформировал восточнославянскую конфедерацию, превратив ее в единое государство». Однако «более-менее единой Русь была только в государственно-политическом плане, однако государство не могло ликвидировать племенных границ»/'"'
Другой белорусский историк Г. Семенчук считает, что па этапе существования «племенпых княжений» создаются предпосылки для зарождения раннефеодальных отношений и формирования межплеменных государственных образовании». Он рассматривает «Княжество Рогволода», «государство Рюрика» и «государство Аскольда и Дира» как самостоятельные политико-административные образования, подобные «варварским королевствам» в Западной Европе. Используя терминологию А.П. Новосельцева и Л.В. Чсрепнина исследователи считают образовавшееся в 80-е годы IX в. «государство с центром в Киеве» или федерацией княжеств (А.П. Новосельцев), или ассоциацией «светлых и великих князей» (Л.В. Черепнип) во главе с великим князем киевским/'''
Менее заметны новации в изучении последующих этапов развития государственности. Например, по мнению Е.А. Мельниковой и Н.Ф. Котляра, на смену дружинному государству в конце X в. приходит раннефеодальная монархия. К кругу раннефеодальных монархий относит Русь («семейное владение Рюриковичей») и A.B. Назаренко.'7 Напротив, В.Я. Петрухин склонен считать Киевскую Русь «генеалогической федерацией», которая, после Любечского съезда 1097 г., превращается в «политическую».™ Как «политическую конфедерацию» рассматривает Русь X-XI вв. украинский исследователь А.Б. Головко
В трактовке политической природы древнерусской государственности XГI - первой трети XIII в. сохраняются подходы, выработанные еще в советской науке. Особо жизненными оказались идеи В.И. Довженка, В.Т. Лашуто и Л.В. Черепнина (II.П. Толочко, Н.Ф. Котляр и др.), И.Я. Фрояпова (АЛО. Дворпиченко, Ю.В. Кривошее«, A.B. Майоров, A.B. Петров и др.), присутствующие в современных исследованиях как в прямом, так и в .трансформированном виде. С одной стороны, речь идет о «феодальной раздробленности», которая, однако, не привела к разрушению Древнерусского государства, а лишь изменила его форму, превратив из единоличной монархии в федеративную/" а с другой - о дофеодальном периоде и городах-государствах как форме древнерусской, доклассовой по природе государственности. Однако среди представителей «Санкт-Петербургской школы» в последнее время преобладает стремление выйти за рамки домонгольского периода, проследить эволюцию социальных и политических институтов в сложных условиях ордынского ига, формирования «русско-литовской» и «московской» государственности.''1
Нередко в отношении Руси X-XI и даже ХП-ХП1 вв. применяется понятие «империя».''2 Такие подходы подверглись обоснованной критике со стороны A.A. Горского. По его мнению, «серьезных оснований видеть в Киевской Руси государство имперского типа нет. Типологически она ближе не к Византийской империи и империи Каролин-гов, а к моноэтничным европейским государствам Средневековья».''3
Рядом исследователей были предприняты попытки рассмотреть проблемы государственного устройства домонгольской Руси в терминологии изучаемого периода (A.A. Горский) и в соответствии с представлениями той эпохи (И.Н. Данилевский, А.П. Толочко, В.М. Рычка, В.В. Долгов). Например, по мнению A.A. Горского, сформировавшееся государство «состояло из волостей», управлявшихся князьями. «В XII в.... на основе волостей... формируется система самостоятельных политических образований - земелъ.м
И.Н. Данилевский, исходя нз представлений о теологическом по преимуществу характере Древнерусского государства (и вообще миллепаристского характера русских государств, «от Руси Киевской и... до Российской империи»),('г' пришел к выводу, что «Русь как единое целое» сохраняется в период «раздробленности».'''' «Новая "модель" существования единой "Русьской земли", представляющей теперь систему множества суверенных "государств", была найдена и легитимирована» во второй половине XI в. «Прежняя "государственная" идея была сохранена: все князья отныне держали "отчину свою", но при этом над "Русьской землей" "была рука Божия, даровавшая им единое сердце, чтоб исполнить повеление царей и князей, по слову Господню". Связующим звеном при этом... выступала церковная организация, глава которой носил титул митрополита Киевского и "всея Руси"».''7
Отдавая должное автору, много сделавшему в плане развития историко- п куль-турно-аптропологнческого подходов к древнерусской истории, правильного прочтения источников и т.д., нельзя не отметить его излишнюю увлеченность поисками параллелей древнерусским текстам в Священном писании, тотальную «теологпзацшо» древнерусских политико-идеологических и этнокультурных реалий. Наконец, кто являлся носителем всех этих «теологических» идей? Были ли единодушны в таком их восприятии даже представители узкого круга интеллектуальной элиты того времени, пе говоря уже о широких слоях населения, пребывающего в основной своей массе 1! язычестве. Насколько корректно в таком случае ставить вопрос о восприятии «государства» «глазами современников»? Может быть, корректнее конкретизировать этих «современников»?
Более продуктивным представляется подход АЛ I. Толочко. По его мнению, отрицание существования Древнерусского государства противоречит источникам: «... Для современников такое государство существовало». Более того, «образ государства, то, как оно себя мыслило на самом деле» в пауке, был найден давно, «благодаря разным вариациям так называемой родовой теории». Однако ее представители искали государство за пределами «родового быта». «Между тем государство уже существовало. Семья - это и была "форма" государства. Рюриковичи... были сакральным княжеским родом, для которого власть является имманентной сущностью, а государство - единым возможным способом существования. Государство... является самим этим родом, оно непосредственно идентифицируется с ним».1'8 Другими словами, «государство Русь является формой сожительства одной семьи, которая является и историческим собственником этого государства, и эмпирическим ее отождествлением и, что самое главное, идеальной формой существования этого государства».'®
Положения А.П. Толочко принял В.М. Рычка. По его мнению, о Киевской Руси как государстве можно вести речь со времен княгини Ольги. Ее переговоры в Константинополе имели «определяющее значение для легитимации Киевского государства в тогдашнем христианском мире. Став крестницей императрицы Елены, киевская княгиня продемонстрировала... свое духовное родство с византийским императорским домом. Соответственно с тогдашними представлениями восточных и южных славян их государственность будто бы происходила из Византии». Принятие христианства при Владимире «окончательно закрепило эту легитимность или угосударствило государственность».70
Упорно пытаясь взглянуть на древнерусскую государственность «глазами современников» исследователи, на наш взгляд, не учитывают в должной мере тот факт, что восприятие того, что они сами понимают под государством, не было единым у «совре-
менников». Не является оно таковым и сейчас. Сами исследователи не могут прийти к сколько-нибудь взаимоприемлемому решению, что не позволяет добиться и приемлемой степени корреляции результатов научного анализа. «Простота» решения порой обманчива. Например, А.П. Толочко, казалось бы, нашел общую для современных нам представлений точку соприкосновения - территориальный/географический образ государства, сформированный картой.71 Но то, что очевидно для любого осведомленного в географии человека, далеко не очевидно для того, кто плохо знает (либо вообще не знает) карту (сейчас это большинство молодого поколения).
Проведи мы исследование о том, как представляют наши современники государство, какие образы у них ассоциируются с ним, картина получилась бы весьма пестрая. Тем не менее определенная закономерность проявляется и в таком калейдоскопе: для кого-то это носители власти; для кого-то - образы «лесов, полей и рек» и т.п. Поэтому корректнее рассматривать такие «образы» по отдельным источникам (ведь здесь отражается индивидуальное восприятие автора) и в контексте полисемантичное™ самого восприятия. Известным образцом здесь, на наш взгляд, служит упоминавшаяся ранее работа АЛО. Дворниченко, в которой он выявил целую палитру связанных с городом ассоциаций, возникавших в представлении древнерусского человека. Она, кстати, - первая и до настоящего времени наиболее удачное исследование такого рода не только в отношении города, но и государства (учитывая государствообразующую роль древнерусского города).
Тенденции, заложенные в трудах И.Я. Фроянова и АЛО. Дворниченко, развил В.В. Долгов. По его мнению, каждая городовая волость воспринималась древнерусским населением в качестве «своеобразной коллективной личности», в каковом качестве они «сменили в общественной психологии древние племена».72 Касаясь восприятия Руси глазами современников, автор отметил, что «пути осмысления феномена Руси летописцем... отличались от того шаблона, с которым часто подходят к его произведению» современные исследователи. В центре внимания летописца «не народ и не государство», а «земля/страна», в неразрывном единстве территории, общности (этнической? - В.П.), культурного и политического пространства.73
Не следует забывать, что попытки «подстраиваться» под мироощущения далеких предков, стремление их глазами посмотреть на современную им действительность эффектны с точки зрения постановки исследовательской задачи. Однако в любом случае это будет восприятие современным человеком (да простится нам подобный литературный прием) восприятия человека древнего.
Динамичность историографической ситуации на постсоветском пространстве, обусловленная сменой научных парадигм, активизацией тенденций на миоголинейный подход в изучении процессов социогенеза и политогенеза, обострением национальных, социальных и политических противоречий (которые, увы, не могли не сказаться на исторической науке), не располагает к серьезным обобщающим выводам. Можно вести речь лишь о предварительных итогах и тенденциях развития.
Новые направления в изучении восточнославянского политогенеза, наметившиеся в 1960-е годы и нашедшие логическое завершение к началу 1990-х, представляли собой, с одной стороны, отход от ортодоксального марксизма в его советском варианте. С другой стороны - это была попытка, пе отрываясь от глубинной сущности системообразующего учения, использовать другие системы познания (например, элементы циви-лизационного подхода).
По сходному сценарию, но с хронологическим «запаздыванием»,'1 развивалось другое направление в изучении политогенеза, начало которому положило проникновение на отечественную почву неоэволюциопистской схемы развития социальной организации с ее теорией вождества. Новые идеи, в принципе, не противоречили основополагающим выводам советских ученых, полученным в ходе изучения так называемых потестарных и позднспогестариых обществ и на определенном этапе, как и последние, следовали (или пытались следовать) в русле творческого развития марксизма (наглядный пример - работы А.Г1. Моци). Эта тенденция, направленная на синтез, а не на противопоставление отечественных и зарубежных традиций, в известной мере присутствует и на современном этапе изучения древнерусского политогенеза (Е.А. Мельникова, Н.Ф. Котляр, Е.А. Шипаков и др.), несмотря на то, что в работах отдельных представителей данного направления наметился полный (как правило, более демонстративный, чем сущностный) разрыв с марксистской традицией (например, Е.В. Пчслов). Помимо прочего, этому способствует то, что теория вождества, родившаяся в недрах западной историографии, не является антимарксистской по своей направленности и коррелирует с наработками советской «погестарной» этнографии.
Вместе с тем современная историографическая ситуация в существенной степени подвела итоги исторической по накалу страстей полемики 1970-1980-х годов. Эти итоги «в пользу» И.Я. Фроянова и его последователей. Разработанные «ленинградскими» тогда еще учеными положения о доклассовом характере древнерусского общества и древнерусской государственности (равно как и выводы о невозможности подвести социальные конфликты в Древней Руси под категорию классовой борьбы) выдержали испытание временем. Напомним, что полемика тогда велась прежде всего по этим вопросам, которые были базовыми, принципиальными для советской историографии. Прямо оппоненты, естественно, «поражения» не признали, однако сам факт отказа от своих прежних точек зрения, от постулатов классовой обусловленности государствогенеза - красноречивее любых признаний. Об этом же свидетельствует и изменение тональности критики. Например, отошли в прошлое упреки в отходе от марксизма, в отрицании феодального классового общества и классовой борьбы в Древней Руси и т.п. Однако, как и прежде, присутствует досадное непонимание как самой концепции И.Я. Фроянова, так и отдельных ее составляющих. Например, в трактовке одного из современных исследователей И.Я. Фроянов и его ученики отрицают, якобы, «наличие на Руси домонгольского периода противостоящих друг другу в социально-экономическом и социально-политическом отношении общественных слоев».7Г' Но суть то концепции состоит как раз в том, что в Древней Руси была налицо имущественная и социальная дифференциация, но классы еще не сложились. Противоречия и «противостояния» были, по не имели классового характера.
Выдержали испытание временем и положения о важной роли городов и веча. Другое дело, что вопрос о социальной природе веча по-прежпему следует считать открытым, как и вопрос о типологии древнерусской государственности.
Конечно, концепция И.Я. Фроянова не идеальна, не лишена недостатков и противоречий, что, кстати, никогда не скрывали сами ее представители. Наименее разработанное и наиболее слабое звено в концепции - период трансформации суперсоюза племен в систему независимых городов-государств (конец X-XI вв.). Ведь если в конце X в. завершается в основных чертах процесс деструкции родо-племенпых связей, то Киевская Русь из суперсоюза племен должна была трансформироваться в иной тип объедине-
ння. И И.Я. Фроянов и АЛО. Дворничеико обходят данный вопрос стороной, поскольку основное внимание сосредоточивают на процессе генезиса отдельных городов-государств.
На наш взгляд, Киевская Русь X в. представляла собой сложный (включающий элементы, связанные разным уровнем интеграции) суперсоюз племен. По мере оформления городов-государств это образование трансформировалось в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность процессов соцно- и политоге-иеза в различных частях восточнославянского мира придавала Киевской Руси конца X - начала XI в. неоднородный характер: она сочетала в себе элементы и суперсоюза «племен» и федерации земель. В середине XI в. окончательно оформляется сложная федерация земель, состоящая из Киевской, Черниговской и Переяславской федераций, с разным уровнем интеграции входящих в них земель (городов-государств) по отношению к центру. Конец XI- первая половина XII в. - распад этой сложной конструкции на независимые города государства.71' Конечно, это лишь один из возможных вариантов объяснения сложных процессов политогенеза в домонгольской Руси.
Победа в некогда «стратегическом сражении» не гарантирует от поражений в будущем. Наука не стоит на месте. Появились новые методологические подходы, новая тематика исследований, многие традиционные проблемы и вопросы стали рассматриваться под нетрадиционным углом зрения. Наконец, кардинально изменилась социальная и общественно-политическая ситуация. В новых условиях не только «раскрепостились» исследователи, взращенные в советскую эпоху, но и сформировалось уже новое, молодое поколение ученых, не стесненных рамками жестких официальных догм и не отягощенных грузом прежних ошибок и конформизма. Их, как правило, мало интересуют те вопросы, которые волновали исследователей 1970-1980-х годов. Формируется новое историографическое пространство, и задача каждого современного научного направления найти в нем свою нишу, не оказаться в отсеке «историографических традиций».
1 Довжеиок В Й. Кит - центр Pyci is перюд феодально! роздроблспосп // Укра'шськии ¡с.торичний журнал 1959. № 6. С. 89-98 (далее - У1Ж).
- Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Череншт Л.В., Шушарии В.П., Щапов Я.Я. Дреииерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 76 п др.
1 Черепнии Л.В. К мопросу о характере и форме Древнерусского государства X - начала XIII is. // Исторические мински. М„ 1972. Вып. 89. С. 353-408.
л Назаренко A.B. Родоноп сюзерен тег Рюрпконичей над Русыо (X--XI im.) // Дрснпеишпе государства на территории СССР: Материалы и исследовании. 1985 год. М., 1986. С. 149-157.
' Пузанов В В. Феномен И.Я Фрояпона и отечественная историческая паука // Фрояпов И.Я. Начало христианства па Руси. Ижспск, 2003.
'' В основных чертах фрояповская концепция пол итоге пема оформилась после ныхода к спет монографии 1980 г.
7 Фроянов И. Я. Киснская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.
" Там же. С. 236 и др.
!) Фрожшв И. Я., Дворничеико А. Ю. Города-государстиа Древней Руси. Л., 1988. С. 252, 265-267 и др.
'" ФрояновИ.Я. К истории.«рождения русского государства// Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991. С. 61-93.
"Там же. С. 83-84,92-93.
12 Там же. С. 92.
13 Там же. С. 93 и др.
11 Дворииченко А.10. Город в общественном сознании Древней Руси IX-XII ив. // Генезис и развитие феодализма и России: Проблемы идеологии и культуры: К SO-летию проф. В.В. Мавродпиа. J1., 1987. С. 20-30.
Там же. Там же. С. 30.
Ермшннйч M.I. Старажытиая Беларусь: Полацм i иовагародсю нерыяды. 2-е иыд. Минск, 2001. С. 55-56.
IS Павленко 10.В. Оспоипые закономерности и мути формирования раннеклассовых городов-государств // Фридрих Энгельс и проблемы истории древних обществ. Кпев. 1984. С. 169-217. И1 Там же. С. 183-184 и др.
-" Новосельцев А. 11. Хазарское государство и его роль it истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990 и 21 Пулаиов ВВ. Указ. соч. С. 5-30.
-- Крадии H.H. Вождество: еоиремсниое сос тояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности / От ред. ВА. Попов. М., 1995. С. 11-61.
Мои,я А.П. 1) Давпьоруська пародшеть // У1Ж. 1990. № 7. С. 5; 2) Населения швдеппо-руських земель IX-XIII ст. Kiпи, 1993. С. 54; 3) Схипюслов'япськс сусшльство нанередодш утворення КиТвско; Pyci // Давня ¡стор!я Украпш. Ки'н), 2000. Т. 3. С. 477.
Мельникова H.A. I) К типологии становлении государства в Северной п Восточной Европе (Постановка проблемы) // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы: Чтения памяти чл.-кор. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 13-15 апреля 1992 г. Тезисы докладов / Отв. ред. А.Г1. Новосел).цев. М, 1992. С. 38-41; 2) К типологии предгосударствепиых и раппегосударстнеппых образований в Северной и Северовосточпои Европе (Постановка проблемы) // Древнейшие государс тва Восточной Европы. 1992-1993. М, 1995. С. 16-33.
к Котляр Н.Ф. О социальной сущности Древнерусского государства IX- первой половппы X в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993. С. 33-49; Пчелов Е.В. К вопросу о времени возникновения Древнерусского государства // Альтернативные пугп к ранней государетвеппостп. Международным симпозиум / Oib. ред. H.H. Крадпп, В.А. Лыпша. Владивосток, 1995. С. 117-127. 2<' Кош яр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 16.
Кошяр Н.Ф. О социальной сущности Древнерусского государства... С. 42-43. м Пчелов Е.В.Указ. соч. С. 125.
См., напр.: Соловьев К.А. Властители и судьи: Легитимация государственной власти в Древней и Средневековой Руси: IX - первая половина XV в. М., 1999. С. 29-30; Никольский С.Л. О дружинном праве в :>поху становления государственности па Руси //Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 4. С. 5; Ричка В.М. КиУвська Русь: проблеми, пошукп, штерпретаци// У1Ж. 2001. № 2. С. 26; Войтович Л.В. Серелиi шки в Укра'нп: хрополопя, проблемн иерюдизаци // У1Ж. 2003. № 4. С. 138.
Горский A.A. 1) Дружина п генезис феодализма па Руси // Вопросы истории. 1984. № 9; 2) Древнерусская дружина. М., 1989.
" Горский A.A. Древнерусская дружина. С. 33. 59-74 и др.
Горский A.A. Русь: От славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 109-114. 0 Горский A.A. 1) Феодализация на Руси: основное содержание процесса // Вопросы истории. 1986. № 8. С. 82-83; 2) О «племенной зпати» и «племенах» у славян // Florilcginm: К 60-лстию Б.Н. Флорп / Сост. A.A. Турплов. М„ 2000. С. 65-66 и др.
" Пу.ниюв В В. Княжеское и государственное хозяйство па Руси X-Xl! вв. в отечественной историографии XVI11 - начала XX в. Ижевск, 1995. С. 39-40.
ь См., напр.: Пузаиов В В. О спорных вопросах изучения генезиса восточнославянской государственности в новейшей отечественной историографии // Средневековая н Новая Россия: К 65-летию профессора Игоря Яковлевича Фрояпова. СПб., 1996. С. 160-162; Гимоиии А.Н. Проблемы генезиса Древнерусского государства. Уфа, 1997. С. 59.
м Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических о тношений и домонгольский период: Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. С. 30.
47 См. также: Соловьев К.А. Указ. соч. С. 29-30; Войтович Л.В. Указ. соч. С. 138; Давняя icropiM Укра'нш. Т. 3. С. 145-163.
Тимоиин А Н. Указ. соч. С. 102.
:|!| Пчелов E.B.Указ. соч. С. 119. 121. - Па принципиальное различие этих понятии указывал H.H. Крадии (Крадин H.H. Указ. соч. С. 19). т Пчелов Е.В. Указ. соч. С. 121. Данная irropiM Укра'шн. Т. 3. С. 156. 157, 160.
Шинаков Е.А. Плсмсчп! Восточной Европы накануне п в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации: генезис, функционирование, историческая динамика. СПб., 2000. С. 303, 334.
и Пузанов В. В. Образование Древнерусского государства: межэтническим симбиоз и иерархия территорий // Дол/ов В В., Котляров Д.А., Кривошеев ¡О.В., Пузанов В В. Формирование российской государственности: разнообразие взаимодействии «центр-периферия» (этнокультурный и социалыю-политический аспекты). Екатеринбург, 2003. С. 108.
1-1 Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. Брянск, 2002. С. 12, 30-33 и др. 13 Там же. С. 31-32.
1|' Шинаков Е.А. Племена Восточной Европы... С. 309-314, 333-334. 17 Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. С. 297.
"" Данилевский И.И. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). М., 1999. С. 78.
Там же. С. 80. 3,1 Там же. С. 164. 31 Там же. С. 163.
3- По словам самого H.H. Данилевского. 31 Пузанов В.В. О спорных вопросах...
31 Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в. СПб., 2003.
33 Са/анов'т Г. Нарыс псторьп Be.'iapyci ад старажытиаан да капца XVIII ст. Мшск, 2001. 3,1 Ссмянчук Г. 1) Полацкая зямля у ск:т)ме палггычпых адпосш Усходияй Еуропы IX- XI стст// Беларусь пам1ж Усходам i Захадам: Праб.чемы м1жиацыян., м1жрелп'и"ш. i м1жкультур. у заемадзеяпия, дыялогу i енггазу. MincK, 1997. Ч. 2. С. 11 -12; 2) Усяслау i Яраелав1чы. Ciicui>i(|)iка палггычпых адносшау Полацка i Kieua у другой паловс XI ст. // Украша в Цептралыю-Схицпй GBponi (з пандавпипих чаав до XVIII ст.). КиТн, 2002. Вин. 2.С. 42-43.
37 Назареико A.B. 1) Родовой сюзеренитет... С.149-157; 2) Порядок престолонаследия па Руси X-XII вв.: Наследственные разделы, сеньорат п попытки дссигпации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1 (Древняя Русь). С. 500-520;
3S Петрухин В.Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. С. 195-
198.
Еоловко О.Б. Формування державпих утворень у С.хЬчшй G и рои i в IX - перннй половши XIII ст. // Украша в Цептралыю-Схиний Сврош. 2004. № 4. С. 78-79.
Разиовидпосп)10 «федеративной теории» миля юте» представления о «конфедерации земель-княжеств» (Головко О.Б. Указ. соч. С. 79-80; Коваленко В.П. Пол ¡ти ч не становище швдсппоруських земель в XI 1-Х III ст. // Украша в Центрально-Схиипй Сврош. Вии. 2. С. 77; ср.: Коваленко В.II. Полщептризм давньоруськоУ ¡сгори XI 1-Х 111 ст. // Rhs Kiyowska i Polska vv Sreclinowiec/.н (X-XII I w.). Киевская Русь п Псинлпа в средние века (X-XIII вв.): Materiaty konlcTencIi Instytntu Historii PAN. Wars/.awa, 6-7. X. 1998 / Pod. red. S. Byliny. Warszawa, 2003. S. 94) и др.
IM Эта тепдепция наметилась уже в 80-е годы (А.Ю. Дворпичепко и С.С. Пашип). В настоящее время -это исследования самого И.Я. Фрояпоиа, А.Ю. Дворпичепко, С.С. Паннша, Ю.В. Крнвошеева, A.B. Петрова, И.Б. Михайловой.
Например, в работах Е.А. Мельниковой, В.П. Даркевича, Я.Н. Щанова, Г. Сагапоннча, Г. Семенчука, А.П. Моци, А.Б. Головко, С.Д. Федаки, Я.Р. Дашкевича, Л.В. Вой товича, В.П. Коваленко и др. ю Горский A.A. Русь... С. 115-120. |И Там же. С. 130-146, 334-335 и др.
1,3 Данилевский И.Н. 1) Древнерусская государственность и «народ Русь»: возможности корректного описания //Ab Imperio. 2001. № 3. С. 147-168; 2) Древняя Русь... С. 180-181.
т Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современником и потомков (X11-ХIV вв.). М., 2001. С. 26-27. 117 Там же. С. 39.
Толочко О.П. Русь: держава i образ державн. Кшв, 1994. С. 9-10 и сл. Там же. С. 30-31.
7" Ричка В.М. Кшвська Рус.....С. 26-28.
71 Толочко О.П. Указ. соч. С. 3.
72 Долгое, В В. Очерки истории общественного сознания Древней Руси XI--XII1 веков. Ижевск. 1999. С. 222 и др.
"Долгое В В. Древняя Русь: мозаика зиохн. Очерки социальном антропологии общественных отношении XI-XVI вв. Ижевск. 2004. С. 7-17.
71 Как следствие - в новых социальных и общсствепно-иолнтнческих условиях, со всеми вытекающими отсюда нюансами.
7Г' См., напр.: Горским A.A. Русь... С. 99.
70 Путное В.В. Образование Древнерусского государства... С. 99 -194 и др. Статья поступила в редакцию 30 марта 2006 г.
