CC BY
244
07.00.00 - ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 94
Ю.В. АНТЮХОВ
старший преподаватель кафедры истории государства и права Орловского государственного университета
E-mail: yuri2007a@yandex.ru
UDC 94 Y.V. ANTYUKHOV
senior lecturer of History of State and Law Department,
Orel State University E-mail: yuri2007a@yandex.ru
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР ОСОБЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОЙ ТРАКТОВКИ ЭКСТРЕМИЗМА В НАЦИОНАЛЬНОМ И МЕЖДУНАРОДНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ
THE HISTORICAL REVIEW OF FEATURES OF MODERN TREATMENT OF EXTREMISM IN THE NATIONAL AND INTERNATIONAL LEGISLATION
В последнее время происходит эволюция исторического восприятия правовой природы экстремизма в нормативно-правовых актах, что существенно влияет на определение экстремизма как одной из самых опасных глобальных угроз современности. Описание понятия экстремизма в современных российских и международных правовых источниках претерпело важные изменения. Сопоставление национального определения и международных подходов, принятых в европейской и мировой юридических практиках, серьезно влияет на понимание экстремизма.
Ключевые слова: экстремизм, экстремистские действия, Шанхайская организация сотрудничества, Женевские конвенции, Комитет по правам человека ООН, Европейская Комиссия за демократию через право (Венецианская Комиссия).
Recently there is an evolution of historical perception of the legal nature of extremism in normative legal acts that significantly influences definition of extremism, as one of the most dangerous global threats of the present. The description of concept of extremism in modern Russian and international legal sources was undergone by important changes. Comparison of national definition and the international approaches accepted in European and world legal practicians, seriously influences understanding of extremism.
Keywords: extremism, extremist actions, the Shanghai Cooperation Organization, the Geneva conventions, the United Nations Commission on Human Rights, the European Commission for democracy through law (Venice Commission).
В последнее время глобальные исторические тенденции все отчетливее высвечивают негативные вопросы, связанные с международной и национальной безопасностью. Растет опасность терроризма и экстремизма в региональных и локальных вооруженных конфликтах, что создает в современных условиях глобальную угрозу для международного мира, безопасности и национальной стабильности. В складывающейся ситуации важно понять, какие угрозы и опасности таит в себе экстремизм, и его многообразные проявления, как влияют они на мировой и региональный исторический процесс. Для того чтобы увеличить эффективность средств по противодействию негативным явлениям, связанным с экстремизмом, следует знать, что собой представляет феномен экстремизма, как можно более точно определить это одно из ключевых понятий эпохи как для мирового, так и для национального сообщества.
Необходимо признать, что в российской науке до сих пор нет достаточно консолидированной позиции по поводу определения экстремизма. Отсутствует единый взгляд на его виды и формы, нет четкого разграничения смежных с экстремизмом явлений. В настоящее время от научных изысканий, направленных на исследование феномена, понимание экстремизма перемещается в
практическую нормативную плоскость. Связь научных исследований, в особенности в сфере юриспруденции, с правоприменением в области экстремизма является наиболее сложной проблемой для России, к которой можно смело прибавить еще одну составляющую данного вопроса - это унификация национального законодательства с международным, в том числе в части понимания, описания и квалификации экстремизма.
Активизация усилий государств в борьбе с международным экстремизмом в последние годы выразилась в принятии ряда международно-правовых актов, направленных на противодействие экстремизму, сепаратизму, международному терроризму в аспекте регионального сотрудничества государств. В этой связи особо следует отметить Декларацию о создании Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), которая была подписана в Шанхае 15 июня 2001 г. главами государств Республики Казахстан, Китайской Народной Республики, Кыргызской Республики, Российской Федерации, Республики Таджикистан и Республики Узбекистан. Целями Шанхайской организации сотрудничества являются укрепление между государствами-участниками взаимного доверия, дружбы и добрососедства, поощрение эффективного сотрудничества между ними в поли-
© Ю.В. Антюхов © Y.V. Antyukhov
тической, торгово-экономической, научно-технической и иных областях, совместные усилия по поддержанию и обеспечению мира, безопасности и стабильности в регионе, построение нового демократического, справедливого и рационального политического и экономического международного порядка; она не является союзом, направленным против других государств и регионов, и придерживается принципа открытости. Единственное определение «экстремизма», содержащееся в международном договоре, являющимся обязательным для России, встречается именно в Шанхайской конвенции. В части 1 ст. 1 Шанхайской конвенции раскрывается определение экстремизма, под которым понимается «какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон» [2, 30]. Конвенция предусматривает, что Стороны в соответствии с положениями самой Конвенции, другими международными обязательствами, а также с учетом их национального законодательства осуществляют сотрудничество в области предупреждения, выявления и пресечения международного терроризма, сепаратизма и экстремизма, для чего создают центральные компетентные органы, которые, в частности, оказывают друг другу содействие путем обмена информацией, выполнения запросов, оперативно-розыскных мероприятий, разработки и принятия мер для предупреждения и пресечения международного терроризма, сепаратизма и экстремизма. Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г. вступила в силу для Российской Федерации 29 марта 2003 г.
По вопросам реализации Шанхайской конвенции 5 июля 2005 г. в г. Астане была принята Концепция сотрудничества государств-членов ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, которая определяет базовые цели и принципы сотрудничества государств в данной области в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, что прямо отражено в разд. 1 «Общие положения».
Концепция рассматривает терроризм, сепаратизм и экстремизм как антиправовые явления, которые не могут быть оправданы ни при каких обстоятельствах, независимо от их мотивов, а лица и организации, виновные в совершении таких действий, согласно Конвенции должны быть привлечены к ответственности. Концепция подчеркивает свою приверженность Уставу ООН. В рамках Концепции предусмотрены основные формы сотрудничества государств-членов ШОС по вопросам противодействия международному экстремизму, которые будут базироваться на проведении согласованных профилактических мероприятий,
оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, совместных антитеррористических мероприятий и других действиях.
Понятие «экстремизма» (экстремистские действия) в национальном законодательстве содержится в статье 1 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Наиболее значимые аспекты этого определения будут рассмотрены ниже. Прежде стоит обратиться к международному опыту в этой области и к критике, которой подверглось определение, данное в федеральном законе, со стороны международных организаций.
Даже поверхностный анализ международных правовых документов показывает, что они не могут в достаточной мере прояснить проблему определения «экстремизма», для этого требуются фундаментальные научные труды ведущих ученых по данной специализации. К тому же вопрос понимания экстремизма, в свою очередь, усугубляется еще тем, что каждое национальное законодательство и соответственно научное обоснование имеет собственную специфику, связанную с определением экстремизма. Тем более полезно провести компаративный анализ определения, подходов к нему, принятых в России, с описанием экстремизма в различных международных юридических документах. Опираясь на общепринятые научные и правовые подходы к экстремизму в международной юридической теории и практике, сравнивая их с определением из национального законодательства, можно выявить специфику понятия экстремизма в России.
Феномен экстремизма своими корнями уходит глубоко в историю, однако в фокус внимания международного сообщества экстремизм попал относительно недавно. Международные правовые документы, связанные с экстремизмом, направлены на поиски определения и наиболее эффективных средств его преодоления, но утверждать, что удалось снизить опасность экстремизма в мире едва ли возможно, скорее отмечается рост озабоченности проявлениями экстремизма в большинстве регионов земного шара.
Проблема экстремизма захватывает внимание мирового сообщества со второй половины XX века. После Второй мировой войны феномен экстремизма первоначально фиксируется в Женевских конвенциях 1949 года, в которых речь шла исключительно об экстремизме, связанном с внутренними немеждународными вооруженными конфликтами.
В последнее десятилетие XXI века мировое сообщество серьезно обеспокоено самыми разными проблемами, которые вызывают экстремизм и его различные формы. В мире отмечается рост угроз, источником ко -торых является экстремизм, поэтому поиски точного полноценного определения экстремизма составляют значимую повестку мирового исторического процесса.
В 1977 году в Женеве международное сообщество попробовало отграничить экстремизм во внутреннем немеждународном вооруженном конфликте в связи с тем, что он постепенно приобретал международный характер. В соответствии со ст. 1 Дополнительного про-
токола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающегося защиты жертв немеждународных вооруженных конфликтов (Протокол II), принятого в Женеве 8 июня 1977 года [7], любой вооруженный конфликт немеждународного характера можно расценивать как международный экстремизм, если его участники, выступающие оппозицией правительственному режиму, не соблюдают общепризнанные принципы и нормы международного права. В частности «Протокол не применяется к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения обстановки внутренней напряженности, таким как беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфликтами» [2, 198]. Спорадический характер военных действий путем вылазок и других нерегулярных действий, отсутствие прямо выраженной и открыто заявленной общегражданской программы, использование запрещенных международным правом средств и методов ведения войны, а также иные действия, идущие вразрез и с национальным правом государства, грубо нарушающие общепризнанные принципы и нормы международного права, ставят экстремизм на одну «доску» с терроризмом, который уже стал глобальной угрозой международному миру и безопасности, выйдя на уровень трансграничной опасности мирового масштаба.
В 2009 г. Комитет по правам человека ООН, рассмотрев шестой периодический доклад Российской Федерации (ССРК/С/8Я.2681), принял заключительные замечания, в которых обратил внимание на Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Комитет выразил сожаление, что определение экстремистской деятельности в Законе о противодействии экстремистской деятельности допускает произвольное толкование.
Комитет по правам человека ООН выразил обеспокоенность тем, что некоторые положения ст. 1 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» включают меры, не предусмотренные в УК РФ. Опасение вызвали и ссылки судов на мнение различных экспертов, обеспечивающие защиту государственных органов и должностных лиц от «экстремизма» (ст. 9 и 19 ССРК/С/8Я.2681) [8].
Комитет подтвердил свою ранее сформулированную рекомендацию (п. 20 ССРК/СО/79/Ш8): государству-участнику следует пересмотреть Закон о противодействии экстремистской деятельности, с тем, чтобы сделать определение экстремистской деятельности более точным и тем самым исключить любую возможность его произвольного применения, и рассмотреть вопрос об отмене поправки 2006 г. Кроме того, при установлении, является ли письменный материал экстремистской литературой, государству-участнику надлежит принять все меры по обеспечению независимости экспертов, на заключениях которых основываются решения судов, и гарантировать право обвиняемого на контрэкспертизу с привлечением альтернативного эксперта [8].
Надо отметить, что современное российское антиэкстремистское законодательство может стать нарушением положений не только Международного пакта о гражданских и политических правах, но и ст. 9 (свобода совести) и ст. 10 (свобода распространения информации) Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Уполномоченный по правам человека в РФ замечает, что «зачастую дела о признании религиозной литературы слушаются кулуарно, за закрытыми дверями, а участие верующих в рассмотрении дел исключено. Известны даже случаи, когда дела о признании материалов экстремистскими рассматривались в особом производстве - процедуре, известной тем, что она может быть применена при отсутствии спора о праве» [4].
В Европе задолго до того, когда в России этому явлению придали актуальный научный характер, понимание экстремизма как антонимичного понятию «демократия» стало аксиоматическим. Известный германский политолог Уве Бак Исес (Uwe Вас Ices) отметил, что «экстремистская позиция прямо или косвенно отрицает демократическое конституционное государство» [3, 11]. Кроме того, близкое определение получило международно-правовое закрепление в части 3 Резолюции 1344 (2003 г.) Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ), согласно которой «Независимо от своей природы экстремизм представляет собой форму политической деятельности, явно или исподволь отрицающую принципы парламентской демократии и основанную на идеологии и практике нетерпимости, отчуждения, ксенофобии, антисемитизма и ультранационализма» [9]. Экстремизм, по мнению европейских законодателей, находит питательную почву в социальном недовольстве населения и исповедует упрощенные, стереотипные решения в ответ на чувства обеспокоенности и неопределенности, бытующие у ряда социальных групп в условиях перемен, охвативших наше общество. Экстремисты перекладывают ответственность за эти трудности на представительную демократию, неспособную принять вызовы современности, и на выборных представителей и государственные институты, которые не могут удовлетворить чаяния граждан, или объявляют ту или иную группу населения виновной в переживаемых трудностях или источником потенциальной угрозы. Внимание уделяется экстремистским организациям, которые начинают пользоваться в Европе значительным политическим влиянием. «Экстремистские партии и движения зачастую представляют собой олигархические структуры с четкой иерархией, которым чужды демократические принципы. Групповая сплоченность подкрепляется идеологией исключительности, популистскими, упрощенческими представлениями и единоличным принципом руководства» [9].
В Резолюции 1754 (2010 г.) «Борьба с экстремизмом; достижения, недостатки, неудачи» Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) выделяется несколько форм экстремизма в Европе. Среди этих форм экстремизма «самую большую озабоченность вызывают расизм и ксенофобия». Еще одна опасность экстремиз-
ма находится в плоскости «мусульманского фундаментализма». «В европейских странах также действует ряд террористических групп, состоящих из иностранных граждан, которые не стремятся нанести вред стране, где они проживают, но занимаются пропагандой и сбором средств для достижения экстремистских целей в странах своего происхождения» [10].
В России, несмотря на то, что она тоже является членом ПАСЕ, экстремизм понимается несколько иначе. С момента подписания Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 года в нашей стране начались разработки «юридического определения» понятия «экстремизм», которое попало в Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».
Европейская Комиссия за демократию через право (Венецианская Комиссия) 15-16 июня 2012 года опубликовала мнение по поводу ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», которое дает представление об особенностях нормативной трактовки «экстремизма» в России. Была сделана попытка оценить определение «экстремизма» в свете соответствующих международных стандартов и Конституции РФ, в частности статьи 2. Для сравнительного анализа приводится понятие экстремистская деятельность (экстремизм) в редакции Федерального закона от 24.07.2007 № 211-ФЗ) Статья 1.1:
- «насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;
- публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;
- возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;
- пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
- нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
- воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;
- воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;
- совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте «е» части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации (совершение преступления по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы);
- пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экстремистских организаций;
(в ред. Федерального закона от 25.12.2012 № 255-ФЗ);
- публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;
- публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;
- организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;
- финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг» [5].
Европейская Комиссия за демократию через право (Венецианская комиссия) делает вывод, что определения «основных понятий» в федеральном законе «не дают общие характеристики экстремизма как понятия» [11]. Анализируя вышеприведенное определение, Венецианская Комиссия, в частности, отметила широту толкования понятия «экстремизм» правоохранительными органами. Также у Комиссии имеются сильные сомнения по поводу правомерности включения некоторых видов деятельности в список «экстремистских». Определение экстремизма из федерального закона отличается от приведенного определения «экстремизма» в Шанхайской конвенции, которое содержит в качестве существенного элемента применение насилия, в то время как не все виды «экстремистской деятельности» из федерального закона содержат в себе элемент насилия.
Венецианская комиссия, разбирая Статью 1.1, пункт 1 определения экстремизма: «насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации», поясняет, что «использование средств, которые не упомянуты напрямую в данном законе, но не включают в себя применение насилия, нельзя считать экстремизмом. Мы полагаем это очень важным, так как выражение отличной точки зрения, с одной стороны, и насильственное изменение основ конституционного строя, с другой стороны, - это совершенно разные вещи» [11]. Далее Венецианская комиссия разъясняет, что «защита права народов на самоопределение и мирное отстаивание иного территориального устройства внутри страны в целом не считается преступными деяниями и наоборот может рассматриваться как законное выражение взглядов человека» [11].
Статья 1.1, пункт 2 определения экстремизма: «публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность» потребовала Постановления Пленума Верховного Суда РФ, который отметил, что «не является преступлением, предусмотренным статьей 282 УК РФ, высказывание суждений и умозаключений, использующих факты межнациональных, межконфессиональных или иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях и текстах и не преследующих цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе» [6].
Статья 1.1, пункт 3 определения экстремизма: «возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни» в текущей редакции не упоминает признак насилия, так как он был изъят. Венецианская комиссия придерживается мнения, что для того чтобы «возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни» считалось «экстремистской деятельностью», в определении должен явно упоминаться элемент насилия, что позволит приблизить эту формулировку к определению экстремизма, которая зафиксирована в Шанхайской конвенции.
В Статье 1.1, пункт 4, на первый взгляд, повторяются распространённые положения международных договоров и национальных законов, направленные на противодействие дискриминации и запрещающие различное обращение с людьми по признаку их внутренних или унаследованных качеств, таких как раса, национальное происхождение, религия или языковая принадлежность. Однако, по мнению Венецианской комиссии, исходя из приведённых здесь пунктов, ««экстремизмом» считается провозглашение религиозного учения или прозелитской деятельности, нацеленной на доказательство превосходства какого-либо объяснения по поводу вселенной <...>. Такая практика может с лёгкостью быть использована недобросовестно в попытке подавить деятельность какой-либо церкви, что ущемляет не только свободу совести и религии, но и свободу ассоциации» [11].
В Статье 1.1, пункте 5 объединён целый ряд критериев экстремистской деятельности, по которым, по мнению Венецианской комиссии, сложно определить, в каком их сочетании на них распространяется Федеральный закон. Требуется разъяснение того, с каким намерением это было внесено. Если нарушение прав и свобод человека «в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии» в отсутствие какого-либо насильственного элемента является экстремистской деятельностью, то данная категория, очевидно, слишком широкая.
Сходным образом российский законодатель поступил в Статье 1.1, пункте 10, в котором побуждение к экстремистской деятельности само по себе является экстремистской деятельностью. Это положение, по мнению Венецианской комиссии, проблематично
в том отношении, что некоторые из вышеперечисленных действий вообще не должны попадать в категорию экстремистских.
Определение «экстремистской деятельности» в Статье 1.1, пункте 11 носит в особенности запутанный характер. Говоря обычными словами, ложные обвинения в экстремизме также считаются экстремизмом, но только если жертва ложного обвинения - государственный чиновник, а не обычный гражданин, на которого распространяется действие положений, относящихся к клевете и диффамации. Такой подход противоречит установившейся практике Европейского суда по правам человека, согласно которой официальные лица, действующие государственные чиновники должны выдерживать больше критики в свой адрес, чем обычные люди.
По мнению Венецианской комиссии, не вся деятельность, которая определена в Федеральном законе как экстремистская и которая даёт властям основание принимать меры профилактики и пресечения, содержит в себе элемент насилия и определена с достаточной чёткостью, чтобы человек мог регулировать своё поведение или деятельность организации с целью избежать применения подобных мер.
Сравнивая определение экстремизма, данное в Федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», с трактовкой, которую предлагает Европейское сообщество, можно обнаружить некоторую разницу. Кроме методического расхождения определений - слишком широкое, недостаточно ясное и допускает различные толкования, можно также говорить, что нормативное российское определение недостаточно связано с фундаментальными ценностями и нормами конституционного демократического государства, а скорее, является определением экстремизма как следствия реакции и отрицания, которое направлено на защиту существующей политической системы. В России определение понятия «экстремизм» разработано без учета политической сущности данного явления и, в первую очередь, без учета его психологического, а не поведенческого (деятельного) характера, играющего второстепенную роль.
Необходимо отметить, что в настоящее время далеко не все государства выступают за унификацию и гармонизацию подходов к экстремизму на базе четкого соблюдения общепризнанных принципов и норм международного права. Во многих государствах экстремизм до сих пор рассматривается как внутригосударственный конфликт, а попытки международного регулирования данного вопроса имеют негативный акцент «вмешательства во внутренние дела государства».
Россия в трактовке экстремизма больше полагается на собственный богатый исторический опыт. Принимая критику международного сообщества, национальное нормативное определение экстремизма претерпело ряд существенных изменений, но сближение международного законодательства с отечественным идет не просто ввиду того, что феномен экстремизма требует более тщательно выстроенной юридической стратегии.
Библиографический список
1. Действующее международное право. Т.2. Сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М., 1997. С.198.
2. Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Заключена в г. Шанхае 15.06.2001) // Бюллетень международных договоров. 2004. № 1. С. 30.
3. Extremismus in Deulschland. Erscheinungsformen und aktuelle Bestandsauf-nahme // Eundesministerium des Innern. Berlin. 2004. S. 11. См. также: Backes, Uwe: Politischer Extremismus in demokratischen Verfassungsstaaten. Elemente einer normati-ven Rahmentheorie; Opladen: Westdeutscher Verlag. 1989.
4. Доклад Уполномоченного по правам человека в РФ за 2007 г. // Российская газета, 14 марта 2008, № 4612.
5. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ (ред. от 25.12.2012) «О противодействии экстремистской деятельности» (принят ГД ФС РФ 27 июня 2002 г.) // Собрание законодательства РФ, 29 июля 2002 г. № 30. Ст. 3031.
6. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» // Российская газета, 4 июля 2011, № 5518.
7. Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв немеждународных вооруженных конфликтов (Протокол II). Женева, 8 июня 1977 года. http://www.icrc.org/rus/resources/documents/ misc/6lkb3l.htm
8. СултановА.Р. Экстремизм по-российски // Газета «эж-Юрист», 2010, № 22. http://www.gazeta-yurist.ru/article.php?i=1357
9. Парламентская Ассамблея Совета Европы. Резолюция 1344. Об угрозе для демократии со стороны экстремистских партий и движений в Европе. (2003). http://www.coe.int/t/r/parliamentary_assembly/
10. Парламентская Ассамблея Совета Европы. Резолюция 1754. Борьба с экстремизмом: достижения, недостатки и неудачи. (2010). http://www.coe.int/T/r/Parliamentary_Assembly/s
11. Европейская комиссия за демократию через право (Венецианская комиссия). Мнение по поводу федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности». Страсбург, 20 июня 2012. http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2012/07/
References
1. Operating international law. T.2 / Sost. Yu.M.Kolosov, E.S.Krivchikova. M, 1997. Page 198.
2. The Shanghai convention on fight against terrorism, separatism and extremism (It is concluded in Shanghai 15.06.2001)//the Bulletin of international treaties. - 2004 . - No. 1. Page 30.
3. Extremismus in Deulschland. Erscheinungsformen und aktuelle Bestandsauf-nahme // Eundesministerium des Innern. Berlin. 2004. S. 11. See also: Backes, Uwe: Politischer Extremismus in demokratischen Verfassungsstaaten. Elemente einer normati-ven Rahmentheorie; Opladen: Westdeutscher Verlag. 1989.
4. The report of the Commissioner for Human Rights in the Russian Federation for 2007//the Russian newspaper, on March 14, 2008, No. 4612.
5. The Federal law of July 25, 2002 No. 114-FZ (an edition of 25.12.2012) «About counteraction of extremist activity» (it is accepted by the State Duma of Federal Assembly of the Russian Federation on June 27, 2002)//Collection of the legislation of the Russian Federation, on July 29, 2002 No. 30. Art. 3031.
6. The resolution of Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of June 28, 2011. «About jurisprudence on criminal cases about crimes of an extremist orientation»//the Russian newspaper, on July 4, 2011, No. 5518.
7. The additional protocol to the Geneva conventions of the August 12, 1949, concerning protection of victims of not international armed conflicts (Protocol II). Geneva, on June 8, 1977. http://www.icrc.org/rus/resources/documents/misc/6lkb3l.htm
8. SultansA.R. Ekstremizm in Russian//»ezh Yurist» Newspaper, 2010, No. 22. http://www.gazeta-yurist.ru/article.php?i=1357
9. Parliamentary Assembly of the Council of Europe. Resolution 1344. About threat for democracy from extremist parties and movements in Europe. (2003). http://www.coe.int/t/r/parliamentary_assembly
10. Parliamentary Assembly of the Council of Europe. Resolution 1754. Fight against extremism: achievements, shortcomings and failures. (2010)http://www.coe.int/T/r/Parliamentary_Assembly/
11. The European Commission for democracy through law (Venice Commission). Opinion on an occasion of the federal law "About counteraction of extremist activity". Strasbourg, on June 20, 2012.http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2012/07/
