CC BY
70
УДК 81-11 ББК 81.2
ИСТОКИ ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ: ФОРМИРОВАНИЕ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИХ ПРОБЛЕМ ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКА В XVIII ВЕКЕ
E.J1. Пастернак
THE ISSUES OF THE FRENCH LINGUISTICS: THE MAIN PROBLEMS OF LANGUAGE SEEN BY THE EARLY FRENCH LINGUISTS OF THE XVIII CENTURY
E.L. Pasternak
Представлен обзор основных вопросов языка, решаемых в рамках французской предлингвистической традиции XVIII в. Это попытка логического осмысления языка, борьба божественной и небожественной теорий происхождения языка, определение совокупности черт отдельного языка. Цель работы состоит в определении корпуса знаний о языке, составившего теоретическую базу для создания основных принципов формирования лингвистики как отдельной науки.
Ключевые слова: грамматика, логика, семиотическая система, происхождение языка, гений языка, изменения в языке.
The article contains a general analysis of the main problems of language studies of the early French linguists of the XVIII century: logics of language, divine or natural origin of language, genius of a language. The purpose of the work is a representation of a language knowledge seen as a base of the future linguistics as a science.
Keywords: grammar, logics, semiotic system, origin of language, genius of language, changing of language.
Общепринятым в истории предлингвистиче-ского периода европейского языкознания считается деление языковедческих работ на собственно грамматики языков и сочинения по философии языка.
Французские «Грамматики» с широкой объяснительной частью решали помимо собственно грамматических вопросов и вопросы статусные, такие, как например, рационализация грамматической и орфографической систем французского языка и его оптимизация с целью закрепления за ним одного из определяющих мест в системе европейских языков.
Философские трактаты включали в себя языковедческие разделы, как правило, начинавшиеся с изложения теории знака.
В сознании мыслящего европейца теория знака слагалась из представлений, почерпнутых, в основном, из учений Аристотеля и Блаженного Августина (ср. высказывание Вяч. Вс. Иванова, называющего Августина «величайшим семиоти-ком древности»1). Как это будет показано ниже,
Пастернак Елена Леонидовна, докторант, кандидат филологических наук, доцент кафедры французского языкознания филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
разделение всей сферы научной практики на области, относящиеся к знаковым системам и все прочие, принадлежит Д. Локку, но Локк уже унаследовал сложившуюся задолго до него систему толкования знаков. Семиотическое, или, как принято его называть, предсеммотическое наследие, полученное Локком и Лейбницем, а за ними и их французскими последователями: Кондильяком,
Руссо, Кабанисом, было весьма обширным и исследованным настолько подробно, что оно вполне могло стать основой для проделанной ими фундаментальной аналитической работы, которая и позволила впоследствии отделить семиотику от философии, поместив ее в разряд отдельных областей гуманитарного знания.
Однако именно семиотика Локка, которая и была воспринята и унаследована французами, была скорее логической теорией знака, во всяком случае, сам Локк определял ее довольно многообразно. Например, в самом конце «Опыта о человеческом разумении» он дает среди прочих и такое определение логики, исследующей знак: «...так
Elena L. Pasternak, candidate for a doctor’s degree, associate professor of the French department of the Philological faculty of the Moscow State Lo-monossov University E-mail: [email protected]
как наиболее обычные знаки - это слова, то семиотику довольно удачно называют также Хоуисг) -«логика». Задача логики - рассмотреть природу знаков, которыми ум пользуется для разумения вещей или для передачи своего знания другим»2.
Таким образом, Локк спровоцировал ученых последующих лет на долгие споры и относительно дефиниций собственно сферы семиотики, и по поводу принципиальной возможности сближения, если не отождествления ее с логикой. Логическая семиотика, как направление, довольно широко разрабатывается и во французской традиции XVIII века, а логика, или искусство мыслить, со времен Арно и Николя все прочнее занимает умы мыслящих французов и как теория, и как практика.
Об особом стремлении к логике языка и логическим преобразованиям в системе французского языка свидетельствуют и «Замечания» к знаменитой Пор-Рояльской «Грамматике...» аббата Дюкло.
Французские философы, в особенности Кондильяк и Руссо, несомненно были вдохновлены логическими теориями Локка, которые нашли свое отражение в семиотических разделах их языковедческих теорий.
«Все ученые, испытавшие влияние Локка, ... от Ламбера до Гуссерля (в том числе и Пирс) рассматривали семиотику как философское изучение знаков, близкое к логике»3.
Влияние Локка на Кондильяка неоднократно признавалось им самим в его научных сочинениях (только в своем «Опыте о происхождении человеческих знаний» он ссылается на Локка десятки раз). Его приверженность математическому методу исчислений также не вызывает сомнений и его знаменитое высказывание: «Исчислять значит рассуждать и рассуждать значит исчислять» уже вошло в поговорку.
В «Логике» Кондильяк формулирует свой принцип логического определения языка. Сам по себе язык - это искусство рассуждения - « Искусство рассуждения в своей великой простоте есть не что иное, как хорошо организованный язык».
Таким образом, можно утверждать, что если для ученых XVII столетия главенствующим языковедческим понятием в сфере гуманитарных наук все еще оставалась риторика, правда не в прежнем, аристотелевском, а скорее, картезианском смысле слова, а именно, как искусство построения речи в соответствии с разумом, то через столетие его вытесняет логика, которую еще традиционно называют искусством мыслить, но ее статус возводится до лидирующего в научном обиходе.
Логика воспринимается и как свойство языка самого по себе, и тогда она будет называться внутренней логикой языка, его природной функцией. Логика считается еще и практическим навыком мыслящего человека, который умеет классифицировать идеи. Наиболее убедительным образом прирожденная способность человека к классификации идей, рождающихся и множащих-
ся с помощью языка, изложена в «Логике» Э.Б. де Кондильяка.
Вопрос о происхождении языка традиционно считался основополагающим и разрешался не только в пользу божественного происхождения языка, но и божественного управления всеми дальнейшими языковыми процессами. Вавилонская тема еще в XVII в. вполне последовательно развивается таким образом, что великое множество уже зафиксированных к тому времени языков может быть объяснено исключительно милостью и немилостью Бога в отношении их носителей.
Бернар Лами, один из наиболее авторитетных теоретиков языка XVII века, излагает свой взгляд на происхождение языка и последующее дробление протоязыка на множество других следующим образом:
«Древнееврейский, или язык древних патриархов был языком всей Земли. До того, как дети Ноя задумали возвести Вавилонскую башню, был всего один язык»4.
В дальнейшем рассуждении о смешении языков и разобщении людей Лами полностью следует тексту Писания, но, комментируя этот сюжет, все же делает попытку рационального объяснения самого процесса дробления языков. Поскольку он заключался, как полагает автор, не в бесчисленных преобразованиях словарного состава, что вряд ли возможно, то, стало быть, преобразование шло в рамках уже сформировавшегося и действующего языка по модели усечения слова, увеличения его или метатезических перемещений:
«После такого смешения каждая семья начала пользоваться своим собственным языком: так, вначале люди были разделены по семьям, а затем, в зависимости от тех мест, куда семьи были удалены, они стали различаться и по языкам. Бывало и так, что смешение проявлялось не в новых словах, но в каких-то переменах или перемещениях, в прибавлении или отсечении нескольких букв от тех форм, которые были в обиходе прежде»5.
Однако уже в сочинении Лами тема изменений в рамках отдельно взятого языка звучит совершенно иначе. То, что происходит в период существования языка, который с позиции ученого
XVII века может быть назван обозримым (пятьсот лет), интерпретируется с позиций рационального научного мировоззрения: «В языках, как и в прочих явлениях, происходят невидимые изменения, и со временем это приводит к полной перемене предмета, отличающей его от прежней формы. Мы уверены в том, что тот французский язык, на котором мы говорим, происходит от того языка, на котором говорили пятьсот лет назад, и вряд ли нам придется услышать тот язык, на котором говорили двести лет назад».
Очевидно, что сочинение Лами, традиционно включаемое позднейшими исследователями в область картезианской риторики, содержит в себе на первый взгляд вполне обоснованно сосуществую-
Пастернак Е.Л.
Истоки французской лингвистики: формирование основополагающих проблем исследования языка в XVIII веке
щие, но по сути - совершенно противоположные идеи о происхождении и развитии языка.
Противоречие может быть прочитано в том самом делении на периоды развития языка - древнейший и более или менее современный, или обозримое и необозримое прошлое. Таким образом, получается, что сами трансформационные процессы в языке в разные периоды совершенно различны по сути, и если божественное не должно и не может подлежать не только сомнению, но и комментированию и анализу, то как раз те самые «неощутимые процессы преобразования в языке, как и во всем прочем», представляют для ученого вполне ощутимый и подлинный научный материал.
Та же проблема найдет свою интерпретацию и в научных трудах последователей Нами: Кондильяка, Руссо, Ламетри, Кабаниса. Тема происхождения языка остается наиболее существенной и в их время. Однако в текстах ученых XVIII в. эта тема интерпретируется с возможным логически обоснованным примирением двух противоборствующих концепций - божественного и небожественного происхождения. Дар речи, способность к речевой деятельности, безусловно, имеют божественное происхождение, подобно вообще всей сфере жизненно необходимого для человека. Начиная с первых звуков, изданных при заданных обстоятельствах, человек сам перенимает функцию творца языка и изобретает, придумывает, а в дальнейшем - унифицирует и классифицирует созданный им языковой материал. В рассуждениях филосо-фов-грамматистов XVIII в. о происхождении языка особенно интересны начальные опыты антропологического и социологического анализа.
Вопрос об изменениях в системе языка также можно отнести к сумме центральных вопросов в сфере науки о языке в XVIII столетии. Понятие гений языка само по себе может свидетельствовать о том, насколько актуальными для науки того времени были научные рассуждения о духе языка, о сущности и выраженных особенностях каждого отдельного языка. «Рассуждения о гении различных языков встречаются во французской литературе настолько часто, что было бы бессмысленно приводить отдельные примеры»6 Действительно, по актуальности тема гения языка немногим менее важна для ученого XVIII века, чем например, тема происхождения языка. Актуальность ее возникает во французской литературе и философии как ответная реакция на укрепление французского литературного языка. Она может быть прочитана уже в сочинении Дю Белле «Защита и прославление французского языка» («Défense et illustration de la langue française»), изданном в 1549 г. С одной стороны, многочисленные положения и рассуждения
о гении языка могли способствовать разрешению вполне актуальной соревновательности между разными языками и культурами.
Гений языка представляет собой совокупность черт, присущих только одному этому языку.
Проявление собственно гения языка, по мнению большинства филологов XVIII века, можно увидеть в литературных текстах. Значит, носителями гения языка следует считать писателей, но не говорящих на этом языке людей.
В определении гения языка неминуемо возникает вопрос и о преимуществах (avantages) одних языков перед другими. Преподобный отец Лами, отдавая должное совершенству древних языков, формулирует принцип совершенства французского языка, основанный на развитии литературы: «К чему мы можем отнести это совершенство нашего языка, если не к той заботе, с которою наши авторы работают над своими сочинениями, питая их светом разума, и так обнаруживают истинные основы искусства речи?»7
Тот же принцип повторит и Дюкло в «Замечаниях к «Грамматике...» Пор-Рояля». Однако здесь он будет довольно основательно видоизменен, в соответствии с обозначившимся в середине
XVIII века расхождением между разговорным и письменным французским языком: «Основная
часть нации является полноправным хозяином разговорного языка, тогда как писатели имеют право на письменный язык.
В самом деле, писатели имеют право, более того, обязаны, исправлять то, что ими было испорчено.
...В этой области истинными законодателями являются грамматисты и литераторы»8.
Гений языка должен определяться исключительно на основе опыта, который, в свою очередь, состоит в умении определять выраженные свойства языка, которые, с одной стороны, являются неотъемлемыми данностями, и с другой - отличают его от прочих. В середине XVII столетия гений французского языка определялся просто. Это «netteté et naiveté» (Лами). Четкость и чистота, свойственные первозданности и свидетельствующие о близости к природе, отличают французский язык от древних усложненных самим человеком до уровня искусственно смоделированной системы.
Тогда речь еще не шла о первичности метафоры и о иероглифичности сознания и самовыражения древних людей, так же как и о первичности поэзии. Поэтому наиболее близким природе считался ясный и простой язык.
Фиксированный порядок слов тоже мог рассматриваться как признак особой близости французского языка природе, хотя наиболее близкими ей считаются итальянцы, но и в этой фиксированное™ просматривается некое участие гения языка, так как именно он определяет этот природный порядок, поскольку именно сама природа диктует следующее расположение: «Гений нашего языка состоит в том, что французская речь не была бы столь прекрасна, если бы слова не отражали бы всех идей в той очередности, в которой они следуют друг за другом»9. Таким образом, слова в высказывании располагаются строго в соответст-
вии с порядком их возникновения в представлении человека.
Древние языки, как, очевидно, более совершенные и развитые, пользовались неестественным порядком слов. По мнению французских теоретиков языка10, этот порядок противоречит последовательности возникновения идей в воображении. «Номинатив, который должен стоять во главе речи в соответствии с правилами здравого смысла, почти всегда стоит в середине или конце ёе»11. Порядок возникновения идей предметов считался естественным только в случае, если его можно было представить таким образом: имя существительное, начинающее высказывание, за ним следует глагол, за ним - имя атрибут (то есть дополнение). Для того, чтобы речь выглядела разумной, нужно следовать этому порядку. Природный порядок слов, по мнению Лами, это не выработанный навык, указывающий на определенную высоту развития цивилизации, но исконное свойство французского языка: «В прежнюю эпоху французы говорили так, как думали. Они не искали иного порядка, нежели природный порядок вещей, и высказывались в соответствии с возникновением у них идей, располагали слова, подобно тому, как мысли были расположены в их представлении»12.
Учитывая определенный выше гений французского языка, можно сделать заключение о том, к чему предрасположен этот язык, в отличие от древних, более расположенных к красоте слога и, соответственно, литературе. Этот язык более предрасположен для трактовки наук именно в силу своей точности и ясности. Французский язык
представляется теоретиком как язык научных изложений, что особенно существенно, учитывая, что еще к середине XVII столетия главенствующим научным языком все еще считалась латынь.
Кажется, что статус французского языка определен вполне, и в состязании с древними языками, которое длилось чуть не полтора столетия, он может занять особое и, вне всякого сомнения, почетное место. Его гений и структура могут служить критериями, по которым французский язык может быть признан наиболее удачным и для создания художественных сочинений, и для написания научных текстов.
1 Иванов В.В. Очерки по предыстории и истории семиотики И Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки русской культуры, 1999 T. I. С. 634.
2 Condillac Œuvres philosophiques en trois volumes. Paris. P.U.F., 1947
3 Иванов В.В. Цит. соч. С. 638.
4 Лами Б. «Риторика, или искусство речи» // Пастернак Е. Л. «Риторика» Лами в истории французской филологии. М.. Языки славянской культуры, 2002. С. 119.
5 Там же. С. 119.
6 Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М.. Языки русской культуры, 1986. С. 278.
7 Лами Б. Цит. соч. С. 151.
8 Арно А., Лансло К. Грамматика общая и рациональная Пор-Рояля. М.. Прогресс, 1998. С. 215.
9 Лами Б. Цит. соч. С. 103.
10 Там же. С. 101-103.
11 Там же. С. 65.
12 Там же. С. 102.
Поступила в редакцию 24 ноября 2009 г.
