CC BY
52
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 10 (420). Филологические науки. Вып. 114. С. 7—15.
УДК 81'42 ББК 81.1
DOI 10.24411/1994-2796-2018-11001
ИНТЕРПРЕТАТИВНЫЕ И ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИТЧЕВОГО ДИСКУРСА НОВОГО ЗАВЕТА (на материале немецкого и русского языков)
Е. М. Алексеева
Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург, Россия
Описывается претативное своеобразие идентификационных черт духовной картины видения относительно их интерпретативного и лингвостилистического выражения. Обнаруживается, что идентификационные черты, актуализирующие Верховный статус духовной картины видения, приобретают следующие претативные характеристики: «быть милосердным, сострадательным», «помощь ближнему», «милостыня», «быть источником духовной жизни», «духовное просветление / просвещение», «духовное зарождение», «духовная кульминация», «духовное прощение и воздаяние», «любовь», «духовное бодрствование», «состояние постоянной молитвы».
Ключевые слова: духовная точка зрения, претативные черты, интерпретация.
Мы рассматриваем притчевый дискурс Нового Завета как совокупность всех притчевых текстов и форм, в аспекте его порождения и осмысления, обращаясь к понятию интерпретации. Мы исходим из того, что евангельская притча содержит в самой себе в качестве ведущей парадигмы интерпретацию в сакрально-религиозном аспекте. Под евангельской притчей нами понимается аллегорический рассказ, обладающий претативным своеобразием и уникальной текстоментальной структурой, представленной с духовной точки зрения Иисуса Христа.
Категория интерпретации есть специфический способ мыслительной деятельности человека, при котором устанавливается значимость какого-либо ментального явления относительно других ментальных явлений и на этой основе придание ему определенного смысла, связанного с существованием и функционированием данного явления. Что касается интерпретации текста, то под ней понимается процесс установления ценностного своеобразия текстовых явлений с точки зрения субъекта-интерпретатора [7. С. 48—53]. Своеобразие текста евангельской притчи связано с духовным видением действительности, порождаемое точкой зрения Иисуса Христа. Именно эта Верховная точка зрения приводит к возникновению духовной картины видения, которая является интерпретативным содержанием всего притчево-го дискурса Нового Завета.
Интерпретативные особенности притчево-го дискурса Нового Завета выражаются в пре-тативно-ценностном своеобразии точки зрения,
развертывающейся относительно идентификационных черт ее лингвостилистического выражения: объект, предмет, цель, содержание и действие духовного наблюдения / видения Интерпретатора — Иисуса Христа. Претативно-ценностное (самоценностное) своеобразие в узком понимании есть способность видеть другого таким, каков он есть, признавая его индивидуальность и уникальность. Рассмотрим подробнее.
Относительно особенностей духовной точки зрения в евангельских текстах следует заметить следующее. Точка зрения Иисуса Христа создает сакрально-религиозную картину видения, в которой Душа/Сердце становится объектом Его духовного наблюдения и признается как величайшее благо, которое есть у человека: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» (Мк 8:36) [11]. Духовно-нравственные категории (кротость, милосердие, смирение, сострадание, верность в малом, любовь к ближним / к врагам, покаяние, прощение, творение милостыни, стремление к духовному самосовершенствованию, помощь ближнему) рассматриваются как претативно-ценностные черты/свойства внутреннего состояния человеческой души и выдвигаются на центральный план духовной картины видения. Языковая репрезентация объекта Душа/Сердце в притчевом дискурсе Нового Завета характеризуется богатством семантических дефиниций, коннотатив-но-оценочным потенциалом, стилистическим функционированием. Так, в притче «О милосердном самарянине» (Лк 10:23—37) лексемы der
Räuber (разбойник), der Priester (священник), der Levit (левит), der Samariter (самарянин) актуализируют семантику «духовно-нравственного состояния и поведения по отношению к ближнему/врагу» [11. C. 92—93; 17]. Объект духовного видения Душа/Сердце аллегорически идентифицируется с понятием «человек» в аспекте его определенных антропоморфных свойств (социально-трудовая принадлежность, национальный признак). В плане языкового выражения анализируемого объекта наблюдаем схожие стилистические признаки в обоих языках. Используется устаревшая лексика: der Pharisäer (фарисей), der Levit (левит), der Samariter (самарянин) [12; 14; 20]. Торжественность, свойственная данным лексемам, выражает в немецком и русском переводах благоговейное отношение к объекту духовного наблюдения, а также подчеркивает особую значимость описываемого объекта для Интерпретатора. Лингвостилистическая спецификация претативных черт отмечается тенденциями к противопоставлению лексем Räuber (разбойник), Priester (священник), Levit (левит) — Samariter (самарянин) и градационному перечислению их действий по отношению к оказавшемуся в беде человеку, выраженному в претеритальной форме глаголов в немецком языке и глаголами совершенного вида в прошедшем времени, указывающими на причинно-следственные отношения, а также деепричастиями в русском языке: Räuber (разбойник) — die zogen ihn aus und schlugen ihn und machten sich davon und ließen ihn halbtot liegen (сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым); Priester (священник) — Es traf sich aber, daß ein Priester dieselbe Straße hinabzog; und als er ihn sah, ging er vorüber (По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо); Levit (левит) — Desgleichen auch ein Levit: als er zu der Stelle kam und ihn sah, ging er vorüber (Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо); Samariter (самарянин) —jammerte er ihn; und er ging zu ihm, goß Öl und Wein auf seine Wunden und verband sie ihm, hob ihn auf sein Tier und brachte ihn in eine Herberge und pflegte ihn. <... > zog er zwei Silbergroschen heraus, gab sie dem Wirt und sprach: Pflege ihn; und wenn du mehr ausgibst, will ich dir's bezahlen, wenn ich wiederkomme (сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на сво-его осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; <..> вынул два динария, дал содержате-
лю гостиницы и сказал ему: «Позаботься о нем; и, если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе»). Следует подчеркнуть, что в рассматриваемых нами языках мы наблюдаем разную степень детализации описания отношения к человеку, выраженную в семантических расхождениях. Так, в немецком языке глагол schlagen эксплицирует семы «бить, ударить, поколотить» [18], а в русском языке глагол «изранить» актуализирует семы «нанести много ран, покрыть ранами» [15. C. 654]. Это позволяет говорить о тонких смыслоразличительных оттенках, которые придаются действиям разбойника в немецком и русском языках, моделируя тем самым разную степень интенсивности духовного видения. Также интересно проследить поведение священника и левита и по отношению к человеку и в вербальном плане в рассматриваемых языках. В ряду градационного перечисления священник указан первым, далее — левит. Они являлись служителями храма (священник считается посредником между Богом и человеком, левит — помощник священника), служили закону, принадлежали к числу учителей народа, и по своей деятельности должны были оказывать людям помощь [13]. Оба в результате прошли мимо (ging <... > vorüber), однако священник лишь увидев его (als er ihn sah), а левит еще и подошел, посмотрел (als er zu der Stelle kam und ihn sah). В этом текстовом фрагменте мы видим, что действия священника отличаются от действий левита. Употребление деепричастия в русском языке позволяет детализировать главное действие священника (шел), указывая на сопровождающие, сопутствующие действия (увидев), тогда как действия левита более четко конкретизируются (быв, подошел, посмотрел). Это придает текстовой картине видения характер динамического развития, выраженного в отстраненном поведении священника и левита к раненому человеку. При этом в немецком переводе действия священника и левита описываются через употребление глагола sehen, эксплицирующего семы «видеть, глядеть». В русском же переводе при описании действий левита используется глагол «посмотреть», выражающий сему «смотреть некоторое время», а для описания действий священника употребляется глагол «увидеть», актуализирующий сему «воспринять зрением». Это позволяет говорить о семантических различиях в духовно-нравственном аспекте: священнику достаточно было увидеть и пройти мимо, левит
же, напротив, определенное время затратил, чтобы подойти и какое-то время еще и посмотреть на человека, попавшего в беду.
С противоположной стороны описываются действия самарянина. Здесь следует указать на то, что иудеи того времени и самаряне враждовали между собой, а человек, которому самарянин оказал помощь, был иудеем [13]. В русском переводе при описании участливого отношения самаряни-на к израненному иудею используются глаголы совершенного вида в прошедшем времени (сжалился, перевязал, привез, позаботился), а также деепричастия (подойдя, возливая, посадив), характеризующие протекание вышеперечисленных действий. Использование деепричастий в русском языке устанавливает духовно-нравственную перспективу между действиями самарянина, выделяя главное и второстепенное — сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу. В немецком же переводе представлены лишь глаголы в претеритальной форме (jammerte, ging, goß, verband, hob, brachte, pflegte), выражающие последовательность сменявших друг друга в прошлом действий самарянина.
Таким образом, объект духовного видения Душа/Сердце приобретает в притче «О милосердном самарянине», с одной стороны, прета-тивные свойства «быть милосердным, сострадательным», «помощь ближнему», «творение милостыни», которые характерны для самарянина (Samariter). С другой стороны, актуализируются такие отрицательные свойства внутреннего состояния души, как «нарушение духовно-нравственных норм, отступление от праведного пути», выраженные через образы священника (Priester) и левита (Levit).
Предметом духовного наблюдения выступает Слово Божие как средство, с помощью которого душа преображается. Такие категории, как духовное спасение, вечность, духовное начало, источник духовной жизни, духовное просвещение, предназначенность для всех, связующее звено между реальным и трансцендентным миром, выдвигаются на передний план духовного видения Иисуса Христа и манифестируются в качестве претативных черт Слова Божия.
Рассмотрим, как раскрываются претативные особенности Слова Божия в притче о Сеятеле (Лк 8:5—15). Повествуя о судьбе семени в данной притче, Иисус Христос изображает четыре рода условий, в которые оно попадает при посеве и ко-
торые различно влияют на его произрастание: Es ging ein Sämann aus, zu säen seinen Samen. Und indem er säte, fiel einiges auf den Weg und wurde zertreten, und die Vögel unter dem Himmel fraßen 's auf. Und einiges fiel auf den Fels; und als es aufging, verdorrte es, weil es keine Feuchtigkeit hatte. Und einiges fiel mitten unter die Dornen; und die Dornen gingen mit aufund erstickten 's. Und einiges fiel aufgutes Land; und es ging auf und trug hundertfach Frucht. Als er das sagte, rief er: Wer Ohren hat zu hören, der höre! (Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; А иное упало на до -брую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!) (Лк 8:5—8) [11; 17]. В данной притче Слово Божие эксплицитно идентифицируется с семенем: Der Same ist das Wort Gottes (Семя есть Слово Божие) (Лк 8:11). Духовная картина Слова Божия организуется средствами натуро-морфической перспективы: приобретает семантические черты Семени (der Same) — размножение, развитие, изменение, действие, влечь за собой, причина, жизнетворный. Согласно энциклопедии символов, растения символизируют смерть и воскресение, жизненную силу, жизненный цикл, плодородие [5. C. 270]. Интерпретативное содержание предмета сакрально-религиозного видения Слово Божие составляет свойство «быть источником/началом истинной, духовной жизни»: «Освяти их истиною Твоею: слово Твое есть истина» (Ин 17:17) [11]. Что такое истинная жизнь по Евангелию: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин 17:3) [11]. Так, брошенное в человеческое сердце, при благоприятных условиях Слово Божие возрастает и приносит плоды — добрые дела и праведную жизнь: Das aber auf dem guten Land sind die, die das Wort hören und behalten in einem feinen, guten Herzen und bringen Frucht in Geduld (А упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце приносят плод в терпение) (Лк 8:15) [11; 17]. Подобно семени Слово Божие носит в себе живую силу, в нем скрыта вечно живая истина. Вспомним Послание Апостола Павла к Евреям: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души
и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные» (Екр. 4:12) [11].
Таким образом, предмет духовного видения Слово Божие в притче «О Сеятеле» приобретает претативные черты «быть источником духовной жизни». В Евангелии от Луки после притчи «О Сеятеле» (Лк 8:5—15) употребляется приточный образ, в котором Слово Божие имплицитно идентифицируется со свечой и светом по их действию на человеческую душу: Niemand aber zündet ein Licht an und bedeckt es mit einem Gefäß oder setzt es unter eine Bank; sondern er setzt es auf einen Leuchter, damit, wer hineingeht, das Licht sehe (Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет) (Лк 8:16) [11; 17]. Интересно отметить, что в немецком языке для обозначения понятий «свеча» и «свет» употреблена одна лексема das Licht. При этом в немецком языке данная лексема является устаревшей, если говорят о свече, которую зажигают, ein Licht anzünden [18; 19]. Свеча — это в первую очередь источник яркого, сияющего, пронизывающего своими лучами света окружающую тьму. Слово Божие приобретает семантические свойства лексемы «свеча», «освещение», «источник света», «излучать свет», «быть/сделать видимым/ светлым», «наполниться светом». Отсюда следует, что предмет духовного видения Слово Божие приобретает претативные черты «духовное просветление / просвещение».
Целью духовного наблюдения с точки зрения Иисуса Христа выступает Царствие Божие/ Небесное. В Новом Завете эта категория представлена как внутреннее духовное состояние человеческой души: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк 17:21) [11]. Царствие Небесное становится целью человеческой души, которой предстоит из греховного состояния перейти в состояние иное, блаженное. Претативные характеристики блаженного состояния души, угодной для Царствия Божия, представлены в Нагорной проповеди (Мф 5:3—12), для приобретения которого требуются следующие условия: нищета духа, плач, кротость, алчба и жажда правды, милосердие, чистота сердца, миротворчество, изгнание за правду, поношение, гонение и всяческое несправедливое поругание.
Так, в притчах «О десяти девах» (Мф 25:1—13), «О зерне горчичном» (Мф 13:31—32; Мк 4:30—33; Лк 13:18—19), «О злых виноградарях» (Мф 21:33— 44; Мк 12:1—12; Лк 20:9—19) Царствие Божие/
Небесное организуется средствами антропоморфической и натуроморфической картин видения. Царствию Небесному приписываются черты купца, хозяина дома, девы, зерна горчичного. Посредством сравнения gleichen (походить, быть похожим; подобно), помещенного в начальную позицию текста, начинающегося с союза denn (ибо), выражающего отношение причины, с наречий dann (тогда) и wiederum (еще), осуществляется аллегорическая идентификация Царствия Небесного с ценностным статусом человека и растений: Wiederum gleicht das Himmelreich einem Kaufmann (Еще: подобно Царствие Небесное купцу) (Мф 13:45), Denn das Himmelreich gleicht einem Hausherrn (Ибо Царствие Небесное подобно хозяину дома) (Мф 20:1), Dann wird das Himmelreich gleichen zehn Jungfrauen (Тогда подобно будет Царствие Небесное десяти девам) (Мф 25:1), Das Himmelreich gleicht einem Senfkorn (Царствие Небесное подобно зерну горчичному) (Мф 13:31). В притче «О зерне горчичном» (Мф 13:31—32) Царствие Небесное сравнивается с горчичным зерном, которое является меньше всех семян, но в процессе развития становится деревом, способным укрывать птиц в своих ветвях: Ein anderes Gleichnis legte er ihnen vor und sprach: Das Himmelreich gleicht einem Senfkorn, das ein Mensch nahm und auf seinen Acker; das ist das kleinste unter allen Samenkörnern; wenn es aber gewachsen ist, so ist es größer als alle Kräuter und wird ein Baum, so daß die Vögel unter dem Himmel kommen und wohnen in seinen Zweigen (Иную притчу предложил Он им, говоря: Царствие Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его) [11; 17]. Как и семя, постепенно превращаясь в колос, а затем в дерево, подчас незаметно для человека, так и Царствие Небесное, возрастая в душе человека в высшее состояние духовно-нравственного совершенства, постепенно заполняет ее, вытесняя все лишнее. Сема стадии роста, развития, которая представлена перечислением лексем Senfkorn, Samenkorn, Kraut, Baum (зерно горчичное, семя, злак, дерево), актуализирует претативные черты Царствия Небесного в аспекте «духовного зарождения и духовной кульминации». При этом наблюдается различная степень интенсификация духовного видения Царствия Небесного с точки зрения Иисуса Христа в немецком и русском
языках. При описании семени, которое человек сеет на своем поле, в немецком языке используется превосходная степень прилагательного das kleinste unter allen Samenkörnern, в русском языке употреблена сравнительная степень прилагательного — «меньше всех семян».
Таким образом, цель духовного видения Царствие Небесное/Божие приобретает в притче «О зерне горчичном» претативные свойства «духовное зарождение», «духовная кульминация».
Содержанием духовного видения в притче -вом дискурсе Нового Завета является Бог / Иисус Христос. Именно эта Высшая духовная картина видения приводит к возникновению и становлению сакрально-религиозной интерпретации. По мнению исследователей, автором любого жанрового образца религиозного дискурса, к которому относят и евангельские притчи, является Всевышний, Бог, некая высшая сущность, стоящая над миром людей [2. C. 45—46; 3; 4. C. 9; 8]. Категории «духовная забота», «прощение», «любовь», «спасение», «призыв к вере» становятся претативно-ценностными признаками Высшего порядка. Приведем пример из притчи «О блудном сыне» (Лк 15:11—32), в которой духовная картина Божественной категории организуется средствами антропоморфической перспективы: приобретает семантические черты Человека и Отца: родитель, покровитель, благодетель, защитник. В данной притче содержанием духовного видения становятся претативные признаки духовное прощение, духовное воздаяние, любовь Отца-Бога, выраженные градационным перечислением глаголов в изъявительной и императивной формах: jammerte (сжалился), fiel (пал) küßte (целовал), bringt (принесите), zieht (оденьте), gebt (дайте), bringt (приведите), schlachtet (заколите) — Als er aber noch weit entfernt war, sah ihn sein Vater, und es jammerte ihn; er lief undfiel ihm um den Hals und küßte ihn <..> Bringt schnell das beste Gewand her und zieht es ihm an und gebt ihm einen Ring an seine Hand und Schuhe an seine Füße und bringt das gemästete Kalb und schlachtet's (И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и пал ему на шею и целовал его <...> принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; И приведите откормленного теленка, и заколите) (Лк 15:20; 22). Следует заметить, что в немецком языке присутствует еще один глагол в ряду перечисления, описывающего действия отца, устремившегося на встречу к своему сыну, — это глагол lief (бежать, быст-
ро идти, торопиться). В русском переводе данный глагол отсутствует, что позволяет говорить об углублении интенсификации духовного видения категории Бог / Иисус Христос в немецком языке. Как отец, обнимающий и целующий возвратившегося к нему непутевого сына, Бог ласково принимает кающегося грешника. Христос, рассказывая эту притчу, показывает, что Он, как и Бог, любит прегрешающих и желает спасти их.
Обратим внимание на демонстрацию различных стилистических оттенков в рассматриваемых языках, когда сын обращается к отцу в момент раскаяния: Vater, ich habe gesündigt gegen den Himmel und vor dir (Отче! Я согрешил против неба и пред тобою) (Лк 15:18). Слово Vater (отец) в немецком переводе утрачивает стилистический компонент возвышенности, так как относится к нейтральной лексике [18]. В русском переводе, наоборот, за счет употребления цер-ковно-славянского архаизма (звательный падеж от слова «отец») «отче» происходит усиление эмоциональной экспрессивности категории Бог / Иисус Христос [16].
Таким образом, содержание духовного видения Бог / Иисус Христос в притче «О блудном сыне» составляют претативно-ценностные черты «духовное прощение и воздаяние», «любовь». Как отмечено, любовь Бога — это «безграничная любовь к людям, несмотря на их грехи и недостатки, — любовь, подобно родительской любви к своему ребенку» [2. C. 105].
Действием духовного наблюдения, с точки зрения Интерпретатора, выступает категория веры как связующее ядро текстоментально-го пространства притчевого дискурса Нового Завета. Данная категория выступает основой интерпретационной метаксивизации, под которой мы понимаем текстоментальный процесс видоизменения житейского уровня притчевого текста в духовно иной текстовый уровень, определяющий его трансцендентный смысл в сакрально-религиозном плане. Разъясним это положение. Суть интерпретационного «вмешательства» в текст, по мнению Н. Д. Маровой, состоит в акте посредничества/соотнесения семантических сфер разного плана, тем самым интерпретация вводит элементы текста в состояние нахождения «между». Данное посредничество автор называет метаксивизацией (греч. цехами «между, в промежутке» = цеха «промежуток, переход из одного состояния в другое; со-участие» + gtv «сноровка, умение») [7. C. 144—202]. По мнению
исследователей, слово «вера» восходит к древнему индоевропейскому слову «варатра» (веревка, канат), которое соотносится со значением «связывать» [6. C. 47]. Уникальность интерпретационной метаксивизации как посреднической процедуры заключается в процессе установления иного, Высшего «метавзгляда/видения» над рассматриваемым текстом. Согласно М. Николлу, вера приводит в действие ту часть сознания, которая не может питаться только ощущениями, и позволяет приблизиться человеку к тому миру, где господствуют иные отношения и иные ценности [10. С. 19].
Анализ притчевого дискурса Нового Завета показал, что основу текстоментального процесса сакрально-религиозной метаксивизации представляет акциональная составляющая (лат. action — действие), то есть глаголы и глагольные конструкции, выражающие духовные действия человеческой души на пути к вере. Этот процесс способствует возведению идеи готовности к восприятию того духовного, что находится за пределами житейского опыта. Через веру в Бога можно узреть категории/явления духовного мира, понять суть происходящих вокруг событий: как и для чего все сотворено, какова цель жизни, к чему надо стремиться и подобные категории — духовно и нравственно следовать Слову Божию, духовное искание, постоянная молитва, духовное совершенствование, вести праведную жизнь — рассматриваются как претативно-цен-ностные действия человеческой души, ставшей на путь к вере.
Рассмотрим в качестве примера евангельскую притчу «О хозяине и воре» (Мф 24:43—44): Wenn ein Hausvater wüßte, zu welcher Stunde in der Nacht der Dieb kommt, so würde er ja wachen und nicht in sein Haus einbrechen lassen. Darum seid auch ihr bereit! (Если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего. Потому и вы будьте готовы) (Мф 24:43—44). Глагольные конструкции wachen (бодрствовать) и bereit sein (быть готовым) эксплицируют семы «отсутствие сна», «находиться в состоянии, близком к чему-либо», призыв сделать все необходимые приготовления. Употребление повелительной формы Darum seid auch ihr bereit! (Потому и вы будьте готовы) выражает не просто побуждение, но требование к человеку, ставшему на путь к вере, неустанно молиться, пребывать в состоянии духовного внимания к своим мыслям. Из этого следует за-
ключить, что духовная жизнь есть деятельность непрерывная, постоянная. Это подтверждает и использование претеритальной формы конъюнктива в немецком языке и сослагательного наклонения в русском языке, которые относят действие wachen (бодрствовать) к настоящему и будущему времени. Следствие so würde er ja wachen (то бодрствовал бы), передаваемое с помощью кон-диционалиса I в немецком языке, подчеркивает нереальную возможность, но с точки зрения времени вполне могут быть осуществлены. При этом необходимо указать и на различие в оттеночном плане, которое проявляется только в немецком языке (so würde er ja wachen): использование частицы ja (же, ведь) усиливает возможность осуществления данного действия.
Таким образом, в притче «О хозяине и воре» духовное бодрствование, выражающее состояние постоянной молитвы, становится наивыс-шим/претативным свойством состояния человеческой души, верующей в Бога: So kommt der Glaube aus der Predigt, das Predigen aber durch das Wort Christi (Итак, вера — от слышания, а слышание — от Слова Божия) (Рим 10:17).
Формой выражения духовного наблюдения, благодаря которой осуществляется интерпретационное развертывание духовной точки зрения Иисуса Христа в притчевом дискурсе Нового Завета, выступает аллегория (притча с греческого языка napaßolr) — «располагать в ряд, бросать вдоль» — это то, что поставлено в один ряд с чем-либо для сравнения и сопоставления). По мнению А. В. Арапова, роль аллегории в сакральном тексте — открыть метафору и символ, стоящие за нарративом. Через метафоры читатель/слушатель может в какой-то степени понять переживание сакрального, а с помощью символов может сам испытать это переживание [1]. Как указывает В. П. Москвин, осмысление аллегории предполагает мысленный переход от ее первого плана ко второму, то есть интерпретацию [9. С. 341].
В заключение отметим следующее: интер-претативные особенности притчевого дискурса Нового Завета манифестируются посредством самоценностных признаков духовной точки зрения, развертывающейся относительно объекта, предмета, цели, содержания, действия духовного наблюдения/видения Интерпретатора — Иисуса Христа. Эти идентификационные черты, актуализирующие Верховный статус духовной картины видения, позволяют приблизить читателя к воссозданию системы восприятия действитель-
ности Интерпретатора, способов ее выражения в тексте, признания ее уникальности и специфичности. Сравнение текстов евангельских притч на немецком и русском языках относительно лингвостилистического выражения пре-
тативных черт идентификационных категорий показало, что каждый язык привносит в картину духовного интерпретационного видения что-то свое — возникают, не затрагивая существа веры, смысловые оттенки.
Список литературы
1. Арапов, А. В. Герменевтика сакрального текста : дис. ... д-ра филос. наук / А. В. Арапов. — Тула, 2008. — 282 с.
2. Бобырева, Е. В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения) : монография / Е. В. Бобырева. — Волгоград, 2007. — 375 с.
3. Гриненко, Г. В. Сакральные тексты и сакральная коммуникация: логико-семиотический анализ вербальной магии / Г. В. Гриненко. — М., 2000. — 436 с.
4. Данилова, А. М. Речевые акты в текстах евангельских притч : автореф. дис. ... канд. филол. наук / А. М. Данилова. — Алматы, 2008. — 31 с.
5. Купер, Дж. Энциклопедия символов / Дж. Купер. — М., 1995. — 401 с.
6. Маковский, М. М. Удивительный мир слов и значений: иллюзии и парадоксы в лексике и семантике : учеб. пособие для студентов вузов / М. М. Маковский. — М., 1989. — 200 с.
7. Марова, Н. Д. Парадигмы интерпретации текста: монография : в 2 ч. Ч. 1 / Н. Д. Марова. — Екатеринбург, 2006. — 209 с.
8. Мечковская, Н. Б. Язык и религия : пособие для студентов гуманитар. вузов / Н. Б. Мечковская. — М., 1998. — 352 с.
9. Москвин, В. П. Стилистика русского языка: теоретический курс : учеб. пособие для студентов вузов / В. П. Москвин. — Ростов н/Д, 2006. — 630 с.
10. Николл, М. Цель / М. Николл. — М., 2006. — 256 с.
11. Новый завет. Псалтырь. Притчи. — М., 2005. — 425 с.
12. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. — М., 1999. — 994 с.
13. Ринекер, Ф. Библейская энциклопедия Брокгауза / Ф. Ринекер, Г. Майер ; под общ. ред. В. А. Цор-на. — М., 1999. — 1120 с.
14. Словарь русского языка : в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. — 3-е изд., стер. — М. : Рус. яз., 1985—1988.
15. Словарь русского языка : в 4 т. Т. 3: П—Р / под ред. А. П. Евгеньевой. — М., 1987. — 752 с.
16. Толковый словарь русского языка : в 4 т. Т. 2: Л—О / под ред. Д. Н. Ушакова. — М., 1994. — 523 с.
17. Die Luther-Bibel von 1984 [Электронный ресурс]. — URL: http://www.die-bibel.de/online-bibeln/ luther-bibel-1984/ueber-die-lutherbibel/.
18. Duden. Das große Wörterbuch der deutschen Sprache. — Wiesbaden : Brockhaus, 1980—1984.
19. Universalwörterbuch: Duden: Deutsches Universalwörterbuch. — Mannheim, 1996. — 1820 S.
20. Wahrig, G. Deutsches Wörterbuch / G. Wahrig. — Gütersloh, 1997. — 1420 S.
Сведения об авторе
Алексеева Елена Михайловна — кандидат филологических наук, доцент кафедры профессионально-ориентированного языкового образования, Уральский государственный педагогический университет. Екатеринбург, Россия. welizhanina@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2018. No. 10 (420). Philology Sciences. Iss. 114. Pp. 7—15.
INTERPRETATIVE AND LINGVOSTYLISTIC FEATURES OF THE NEW TESTAMENT PARABLE'S DISCOURSE (on materials of German and Russian languages)
Ye.M. Alekseeva
Ural State Pedagogical University, Ekaterinburg, Russia. welizhanina@mail.ru
The article is devoted to the consideration of the pretative features in New Testament parable's discourse. On the material of the evangelical parables describes the pretative originality of the identification features (Soul, Word of God, Kingdom of Heaven, God/Jesus, Faith) on the base of their lingvostylistic expression: object, subject, goal, content, action. The uniqueness of the Gospel parable's text is connected with the spiritual vision of reality, conditioned by the point of view of Jesus Christ. This Supreme point of view leads to the emergence of a spiritual picture of the vision and it is the interpretive content of all the parable discourse of the New Testament.
It is found that the identification features that actualize the Supreme status of the spiritual picture of the vision acquire the following pretative characteristic: "to be merciful, compassionate", "to help one's neighbor", "alms", "to be a source of spiritual life", "spiritual enlightenment", "spiritual culmination", "spiritual forgiveness and reward", "love", "spiritual wakefulness", "the state of constant prayer". The analysis allows us to bring the reader closer to recreating the system of perception of the Interpreter's reality, the ways of its interpretative and lingvostylistic expression in the text, recognizing its uniqueness and specificity. Comparison of the texts of the Gospel parables in German and Russian languages is interesting in that each language introduces something of its own into the picture of the spiritual interpretation vision — meaningful shades arise without touching the essence of faith.
Keywords: spiritual point of view, pretative features, interpretation.
References
1. Arapov A.V. Germenevtika sakral'nogo teksta [Hermeneutics of the sacral text]. Tula, 2008. 282 p. (In Russ.).
2. Bobyreva Ye.V. Religioznyy diskurs: tsennosti, zhanry, strategii (na materialepravoslavnogo veroucheni-ya) [Religious discourse: values, genres, strategy (on material of orthodox dogma)]. Volgograd, 2007. 375 p. (In Russ.).
3. Grinenko G.V. Sakral'nye teksty i sakral'naya kommunikatsiya: logiko-semioticheskiy analiz verbal'noy magii [Sacral texts and sacral communication: logiko-semiotics analysis of verbal magic]. Moscow, 2000. 436 p. (In Russ.).
4. Danilova A.M. Rechevye akty v tekstakh yevangel 'skikh pritch [Speech acts in texts of evangelical parables]. Almaty, 2008. 31 p. (In Russ.).
5. Kuper Dzh. Entsiklopediya simvolov [Encyclopedia of symbols]. Moscow, 1995. 401 p. (In Russ.).
6. Makovskiy M.M. Udivitel'nyy mir slov i znacheniy: illyuzii iparadoksy v leksike i semantike [Amazing world of words and values: illusions and paradoxes in lexicon and semantics]. Moscow, 1989. 200 p. (In Russ.).
7. Marova N.D. Paradigmy interpretatsii teksta in 2 ch. Ch. 1 [Paradigms of text interpretation in 2 pt. Pt. 1]. Ekaterinburg, 2006. 209 p. (In Russ.).
8. Mechkovskaya N.B. Yazyk i religiya [Language and religion]. Moscow, 1998. 352 p. (In Russ.).
9. Moskvin V.P. Stilistika russkogo yazyka: teoreticheskiy kurs [Russian stylistics: theoretical course]. Rostov, 2006. 630 p. (In Russ.).
10. Nikoll M. Tsel' [The goal]. Moscow, 2006. 256 p. (In Russ.).
11. Novyy Zavet. Psaltyr'. Pritchi [New Testament. Psalter. Parables]. Moscow, 2005. 425 p. (In Russ.).
12. Ozhegov S.I., Shvedova N.Yu. Tolkovyy slovar' russkogo yazyka [Explanatory dictionary of Russian language]. Moscow, 1999. 994 p. (In Russ.).
13. Rineker F., Mayer G. Bibleyskaya entsiklopediya Brokgauza [Bible encyclopedia by Brockhaus]. Moscow, 1999. 1120 p. (In Russ.).
14. Evgen'yeva A.P. (ed.). Slovar' russkogo yazyka v 4 t. [Dictionary of Russian Language in 4 vol.]. Moscow, 1985—1988. (In Russ.).
15. Evgen'yeva A.P. (ed.). Slovar' russkogo yazyka. T. 3 [Dictionary of Russian Language Dictionary of Russian Language. Vol. 3]. Moscow, 1987. 752 p. (In Russ.).
16. Ushakov D.N. Tolkovyy slovar' russkogo yazyka v 4 t. T2 [Explanatory dictionary of in 4 vol. Vol. 2]. Moscow, 1994. 523 p. (In Russ.).
17. Die Luther-Bibel von 1984 [Bible by Luther of 1984]. Available at: URL: http://www.die-bibel.de/online-bibeln/luther-bibel-1984/ueber-die-lutherbibel/, accessed 01.04.2018. (In German).
18. Duden. Das große Wörterbuch der deutschen Sprache. Wiesbaden, 1980 — 1984. (In German).
19. Universalwörterbuch: Duden: Deutsches Universalwörterbuch. Mannheim, 1996. 1820 S. (In German).
20. Wahrig G. Deutsches Wörterbuch. Gütersloh, 1997. 1420 S. (In German).
