CC BY
89
ВЕСТНИК ТГГПУ. 2011. №3(25)
УДК 82.0
ИДЕЙНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ТАТАРСКОЙ И КОРЕЙСКОЙ НАТУРФИЛОСОФСКОЙ ПОЭЗИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА ДАРДЕМЕНДА И КИМ СО ВОЛЬ)
© Го Сун Ми
В статье устанавливаются типологические сходства и различия, проявляющиеся в натурфилософской лирике татарского и корейского поэтов. Сделан вывод о том, что стремление к постижению тайного смысла явлений у Дардменда и Ким Со Воль определяет расширение самих возможностей поэтического мышления, философствования. Это определяет принципы художественного обобщения в стихотворениях поэтов, совершаемого на путях символизации явлений. Но если образная система стихотворений Ким Со Воль выражает идею непрерывности жизни, необходимости уходить в трансцендентное небытие и возвращаться снова, то лирический герой Дардеменда приходит к заключению, что истина (макрокосм) близка, но недостижима, что определяет трагическое звучание его стихотворений.
Ключевые слова: корейская поэзия, татарская поэзия, натурфилософия, образы-символы.
Натурфилософией называют совокупность философских попыток толковать и объяснять природу (либо непосредственно, из переживания человеком природы, либо с помощью основных знаний из области естественных наук) с целью резюмирования и объединения наших общих знаний о ней или познания связей и закономерностей явлений природы. Общепринято определение, что натурфилософия - философия природы, умозрительное истолкование природы, рассматриваемой в ее целостности [1: 502].
Натурфилософия возникла еще до появления собственно философии из мифологии или, точнее, космогонии. Наиболее значительную роль философия природы играла в древности. Считается, что она явилась первой исторической формой философии. В дальнейшем понимание натурфилософии изменялось. По мнению М.Н.Эпштейна, по мере развития естественнонаучного знания "сферой постижения природы как целого, вместо старой умозрительной натурфилософии, все больше становится искусство, в частности поэзия с ее особым, образным философизмом. По мере того, как натурфилософия низвергалась со своего трона революционными науками о природе, возрастало значение медитативной, размышляющей лирики" [2: 21].
Э.Ф.Нагуманова отмечает, что поэтическая натурфилософия как художественно определившееся явление обозначилась в татарской поэзии сравнительно поздно - к началу ХХ века. Она проявилась в творчестве Дардеменда, М.Гафури, С.Сунчелея, Ш.Бабича, С.Рамиева и имела "корни, уходящие в далекое прошлое и достигающие времени мифологического мышления". Однако, по мнению исследовательницы, в виде ближай-
шей своей предтечи поэтическая натурфилософия имела философские и эстетические воззрения, проникшие в тюрко-татарскую культуру из Ирана и Средней Азии. И первое место в этом ряду занимает суфизм [3: 11].
В начале ХХ века в период формирования новой светской литературы идет активный поиск приемов и средств обогащения содержания художественных произведений и совершенствования их формы. В творчестве Дардеменда суфийские символы и мотивы стали предметом стилизации и своеобразным кодом данного типа культуры, определяющим двуплановость содержания. У поэта имеются и стихотворения суфийского толка [4:115]. С этой точки зрения можно установить типологические параллели между творчеством татарских и корейских поэтов. Общеизвестно, что элементы буддийского мировоззрения можно найти во многих произведениях корейской поэзии и прозы. Их авторами являются не только буддийские монахи, но и светские люди. Среди них особое место занимает творчество Ким Со Воль, бывшего буддийского монаха.
Дардеменд (1859-1921) - поэт, золотопромышленник Закир Рамиев - "с первых же шагов дал знать о своем намерении воплотить идеал "чистой" поэтической красоты" [5:71]. В своей лирике природы он стремится показать не столько красоту пейзажа, сколько выразить свои взгляды на окружающий человека мир, на закономерности бытия. Как отмечает Э.Ф.Нагума-нова, у Дардеменда одушевленная природа обретает черты самодостаточного существования [3: 12]. Близостью к ней определяется полноценность человеческого бытия и мировоззрение лирического героя:
Растаял снег, и обнажились горы, Освободился от зимы тугай.
Кто жив, уже увидит лето скоро,
Пройдет пять-десять дней, и будет май.
Пер. В.Думаевой-Валеевой [6: 31] Созерцающий эту картину лирический герой Дардеменда осознает свою сопричастность к красоте природы, которая превосходит все, что сотворил человек:
В стране красивых скал и гор,
Потоки бурные шумят.
На глади глянцевой озер Собираясь лебеди кричат.
Пер. В.Думаевой-Валеевой [6: 32] Действия и состояния природы одушевляются и отождествляются с действиями и состояниями человека. Красота природы становится источником переживаний человека, переполняет его чувствами и эмоциями.
Корейские литературоведы причисляют поэта Ким Со Воль (Джонсик) (1903-1934) к сторонникам символического воссоздания мира [7: 274-275]. Особо отмечается влияние на его творчество французских поэтов-символистов, в частности, Поля Верлена. Указывается, что пессимистические настроения, присущие французскому символизму, игра интонацией и звучанием, а также утверждение единства человеческой души и природы - то общее, что объединяет корейского поэта и французских символистов.
Л.В.Галкина, исследовав влияние французского символиста Поля Верлена на творчество Ким Со Воль, отмечает, что в его творчестве звукопись является средством выражения эмоционального состояния человека. Способы отражения, преломления внешнего мира в душе человека продемонстрированы ею на примере стихотворения Со Воля "Сеульская ночь":
Красные огни.
Зеленые огни.
Если путь открыт, зеленые огни,
Если путь закрыт, красные огни.
Огни сверкают Огни меркнут.
Огни снова горят.
Огни сторожат длинную, словно мертвую ночь.
В потаенных глубинах моей души,
Даже в этой глубине, где то светло, то темно,
Красные огни рыдают.
Зеленые огни рыдают.
Красные огни.
Зеленые огни.
А говорили, что улицы Сеула хороши.
А говорили, что ночь в Сеуле хороша.
В потаенных глубинах моей души Одинокие зеленые огни,
Одинокие красные огни.
Подстрочный пер. Л.В.Галкиной [8: 159-160] По мнению Л.В.Галкиной, в стихотворении механистический мир большого города переносится во внутренний мир человека. Мотив "внешнего мира" - улицы Сеула - представляет собой параллель внутреннему миру лирического "я", который представляют строки: "в потаенных глубинах моей души". "Представление о единстве "внутреннего" и "внешнего" мира реализуется как на смысловом, так и на звуковом уровне" [8: 160]. Поэт рассказывает о внутреннем противоборстве в душе человека, который всегда стоит перед выбором: разрешить себе или запретить тот или иной поступок.
Многие стихотворения Дардеменда, в которых объектом изображения является природа, воссоздают экзистенциальную модель бытия. Трагические ноты во многих стихотворениях появляются как следствие двойственности бытия: за явным скрыто нечто, что есть истина, что непостижимо человеком, приближение к нему ввергает душу человеческую в состояние ужаса [9: 56].
Стихотворение "В тоске лежу порой" наполнено грустью:
В минуту грустную одну,
Лежу, внимая тишину,
И достигает слуха вдруг,
Как будто звон, какой-то звук.
Я говорю:
- Что это? Отчего?
Тогда
На мой вопрос журчит вода,
Дрожит у берега ветла,
Шумит листва....
Пер. В.Думаевой-Валеевой [6: 12] Причиной необъяснимой грусти лирического героя выступает непостижимая тайна, которую природа скрывает от человека. Рассматривая это явление, А.М.Саяпова пишет: ".поэт подошел к той настроенности человеческого бытия, которая способна приблизить его, говоря языком М.Хайдеггера, к самому Ничто, в котором заключается тайна бытия и небытия, раскрывающаяся личности в процессе ее реализации, т.е. трансценденции" [9: 46]. Образ безмолвия истолковывается в экзистенциальном ключе: как застывание в ужасе перед сущем.
Утверждение непознаваемости бытия, сокры-тости сущего - один из основных принципов су-
физма. Человек стремится приблизиться к тайне мироздания, полностью раствориться в ней. Однако это дано лишь немногим. Прочтение стихотворения в суфийском контексте позволяет по-другому интерпретировать узнаваемые образы тишины и звуков: это особое состояние, позволяющее войти в транс, приблизиться к Всевышнему.
Стихотворение "Ветер и весна" Ким Со Воль созвучно стихотворению Дардеменда. Вопрошающий природу лирический герой предполагает существование истины, о которой говорят весна и ветер: не о жизни ли непрожитой они шепчутся? Не в самой ли жизни заключена тайна жизни? Над этими вопросами заставляет задуматься читателя образ "невыпитого вина в звонком кувшине":
О, ветреница весна!
О, вольный ветер весны!
Волнующий ветви ив,
Врывающийся в окно.
О чем говорите вы?
О том, что цветы цветут И в звонком кувшине ждет Невыпитое вино...
Подстрочный пер. наш - Г. С.М.
Буддизм предусматривает три признака проявленной вселенной. Первый из них - "все в мире постоянно подвержено процессу перемен" -представлен в данном стихотворении, на что указывают образы "волнующего ветра", "ветреницы весны" и "невыпитого вина". Л.В.Жданова отмечает, что тема вина в данной культуре связана с представлениями о жизни как об обреченном исчезнуть мгновении [10: 171]. Каждая весна, свободный ветер напоминают человеку не только о краткости, но и о непрерывности жизни. Как и у Дардеменда, образы природы выступают знаками непознаваемости бытия.
Поэт С.Хаким писал, что "Дардеменд пишет, вслушиваясь в голос ветра" [11: 8], имея в виду особое содержание образа ветра в его творчестве. Этот образ, наряду с образами песка, огня, раскрывает мировосприятие лирического героя поэта и в стихотворении "Мы" (1908), в котором речь идет о бренности земной жизни, о том, что любой человек на земле - путник, что земная жизнь подвергает людей тяжелым испытаниям. Ветры, понимаемые как судьба, как закон бытия или как непрерывность жизни, напоминают о бессилии человека перед высшими силами. Романтический образ странника, утратившего социальные корни и свободно перемещающегося между землей и небом, земным и потусторонним мирами, ведомого скорее предчувствиями, чем четко поставленной целью, создает трасцендент-
ную картину мира. По мнению Д.Ф.Загидулли-ной, поэт сознательно использует систему реминисценций: странник - мир - время - надежда -огонь, имеющих суфийский подтекст и определяющих восприятие стихотворения читателями: "человек сам сжигает всякие надежды, сам уходит из жизни, глотая ее огонь" [4: 91].
В стихотворении "Песня над речкой" Ким Со Воль тот же герой-странник наделяется способностью уходить в трансцендентное небытие и возвращаться снова. Картина мира представлена в стихотворении при помощи других образов, раскрывающих философию воскрешения:
Когда бы стал ты ветром вольным -Над речкой, у лесной опушки,
Резвясь, играл бы ты моей одеждой.
Когда б ты камнем стал над бездной И вниз сорвался - мы бы вместе Кружились в пляске бешеной паденья. Когда б мы коконами стали -То в непогоду под навесом Дни проводили бы в покое сладком.
Когда б я в пламень превратилась,
В твоем он запылал бы сердце -И нас обоих за ночь в пепел обратил.
Подстрочный пер. наш - Г. С.М.
Ветер символизирует свободу человека, кокон - спокойствие, камень - конечность земной жизни, огонь - превращение одной жизни в другую. Жизненный цикл представлен как движение по кругу: ветер - кокон - камень - огонь. Однако в стихотворении, в соответствии с философией буддизма, есть указание на то, что пепел превратится в ветер, и все начнется сначала. Таким образом, в творчестве татарского и корейского поэтов бренность, конечность жизни понимается по-разному.
Буддийская философия жизни, которую формируют категории "надежды" и ее "крушения", отражена в стихотворении Ким Со Воль "Послушайте, мама, и ты, сестра":
Послушайте, мама, и ты, сестренка! Давайте, поселимся у реки,
Где золотом блещет песок,
Где под стенами дома звонко Песню поют тростники...
Не правда ли, мам, и ты, сестренка,
Мы вместе поселимся у реки?!
Подстрочный пер. наш - Г. С.М.
В стихотворении образы природы: река, песок, песня тростника - символизируют жизнь. Строка: "Послушайте, мама, и ты, сестренка! Давайте, поселимся у реки", повторяется следующим образом: "Не правда ли, мам, и ты, сестрен-
ка, мы вместе поселимся у реки?". "Будущее" выпадает из звена "прошлое - настоящее - будущее" [12: 74]. Однако эта идея включает в себя два самостоятельных тезиса: надежда "поселиться у реки" позволяет человеку обустраивать свою жизнь, жить мечтой о завтрашнем дне. Вопросительная интонация последних строк указывает на невозможность поселиться у реки. Однако, показывая красоту мечты, создаваемой образами природы, поэт утверждает, что смысл жизни - в этой надежде. Даже зная о ее несбыточности, человек может жить мечтой. Окончательная смысловая конструкция создается соположением разных ценностных кругозоров.
Во многих романтических стихотворениях в татарской и корейской поэзии человек интерпретируется как часть макрокосмоса, связанная со всеми остальными элементами неразрывными узами. Поэты уравнивают природу и человека. Герой, стремящийся узнать тайнопись природы и вселенной, чувствует, что истина близка, но недоступна. Это положение является одним из главных в суфизме. В стихотворении Дардеменда "Туча прошла" актуализируется значимый для татарской культуры суфийский код, определяющий специфику переживаемых героем состояний. В нем лирический субъект, наблюдающий обычное явление природы, осознает свою причастность к потаенной жизни космоса через "ропот и грохот":
Гроза прошла. Грохочет гром далеко, Сель движется, вода журчит,
Крутит бурная речная вода.
.а в ушах - ропот и грохот,
... надолго, если не навсегда.
Пер. В.Думаевой-Валеевой [6: 69] Гроза, туча, потоки и водовороты, ропот и грохот - явления и звуки природы - несут в себе семантику непознаваемости бытия.
У Ким Со Воль в стихотворении "Шелковый туман" гранью между земной жизнью и потусторонним бытием выступает образ шелкового тумана:
Когда спускался шелковый туман И застилал глаза,
При встрече только плакали навзрыд,
А в час разлуки - разума лишались.
Когда спускался шелковый туман И застилал глаза,
Обиженная девушка в петле На почерневшей ветке умирала.
Когда спускался шелковый туман И застилал глаза,
Пьянели жаворонки в вышине
От неиспытанной истомы счастья.
Когда спускался шелковый туман И застилал глаза,
Шла на свидание первая любовь И первая разлука начиналась.
Подстрочный пер. наш - Г. С.М.
Шелковый туман - таинственная сила, которая может быть и осознанной истиной, и случайно обретенным земным счастьем, и пониманием конечности жизни ("Шла на свидание первая любовь, и первая разлука начиналась"). В то же время он свидетельствует о существовании "всеобщего организма" и открывает связи, ведущие к познанию миру как целого.
Аналогичен образу шелкового тумана образ нида (стона) в творчестве Дардеменда. А.М.Сая-пова называет его "глубинным пониманием сути жизни" [9: 48]. Как и у Ким Со Воль, этот стон -предвестник неизведанного - присутствует и в горе, и в радости, он бесконечен, как ветер, он наделен силой и пугает стремящегося приблизиться к истине человека.
В стихотворении Ким Со Воль "Осенним утром" "голос" провозглашает главный закон бытия: невозможность вернуть утраченное. Параллелизм "плачущего ветра", "намокших крыш", " густых туманов" и состояния человека, осознавшего безвозвратность пережитого, рождают вселенскую тоску:
Под небом, низким и темным,
Блестят намокшие крыши.
Среди редких и тощих деревьев Бродит плачущий ветер.
Со склона горы в долину Ползут густые туманы.
Листья, упавшие в реку,
Вмерзли в ледок прибрежный.
И, словно новорожденный,
Беспомощно и бессильно Плачут воспоминанья,
А не воркуют нежно.
" Знаю я: безвозвратно День незабвенный минул..."
Голос, звучащий лаской,
Баюкает сонное сердце.
Голос, звучащий лаской,
О которой тоскуют!
Подстрочный пер. наш - Г. С.М.
Приведенные примеры позволяют сделать вывод о том, что и в татарской, и в корейской натурфилософской поэзии лейтмотивом выступает идеи величественности, разнообразия мира и невозможности его познать. Утверждение красоты природы и окружающего мира объединяет натурфилософскую лирику татарских и корейских
поэтов. Необыкновенные картины природы передают ощущение цельности и одухотворенности ее бытия.
И Дардеменд, и Ким Со Воль большое внимание уделяют воссозданию переходных моментов в жизни природы, которые напоминают о конечности человеческой жизни, о невозвратимо-сти прошлого. Поэтому зачастую прекрасные картины природы овеяны грустью. Такие стихотворения приводят читателя к мысли, что в основе мироздания лежит непонятный человеку закон: достигнутое состояние совершенства обрывается смертью. У Дардеменда смерть - неизбежность, которая напоминает о том, что в мире господствуют хаотические стихии. В корейской поэзии отношение к смерти несколько иное: на фоне темных сил гармония и красота воспринимаются как благо.
Многие натурфилософские стихи и у татарского, и у корейского поэта проникнуты гносеологическими мотивами. Трагические ноты появляются в них как следствие двойственности бытия: за явным скрыто нечто, что непостижимо. В таких стихах образы природы выступают как элементы бытия, манифестанты его тайн. Непознаваемость бытия - один из основных постулатов суфизма. Человек стремится приблизиться к тайне мироздания, полностью раствориться в ней. У Дардеменда выразителями тайны выступают звуки, тишина, стон, ропот и т.д. Они напоминают о темной бездне бытия, пугающей человека, который стремится достичь истины, о величии потустороннего, перед которым человек, посмевший приблизиться к нему, чувствует свою ничтожность.
У Ким Со Воль эти образы напоминают человеку о непрерывности жизни, о необходимости уйти в трансцендентное небытие и вернуться снова. В данной идейно-эстетической концепции прослеживается связь с философией реинкарнации. Таким образом, в творчестве татарского и корейского поэта бренность, конечность жизни понимается по-разному.
Мотив надежды также интерпретируется поэтами по-разному и ведет к различным жанровостилистическим решениям. У татарского поэта осознание крушения всяких надежд в конце жизни - неизбежный закон бытия. В этом поэт видит трагедию человеческого существования. В корейской поэзии надежда, несмотря на ее неосуществимость, выступает как смысл жизни.
Многие натурфилософские стихотворения в обеих литературах раскрывают связь между макрокосмом и микрокосмом. В них утверждается целостность этих отношений. Однако если у Ким Со Воль единство и тождественность человека и природы являются одним из законов бытия, то лирический герой Дардеменда приходит к заключению, что истина (макрокосм) близка, но недостижима, что определяет трагическое звучание его стихотворений. Оба поэта широко используют условные формы художественной изобразительности, совершая поэтические обобщения на путях символизации явлений.
1. Философия: энциклопедический словарь I под ред. А.А.Ивина. - М.: Гардарика, 2004. - 1072 с.
2. Эпштейн М. "Природа, мир, тайник Вселенной.": Система пейзажных образов в русской поэзии. - М.: Высш. Шк., 1990. - 303 с.
3. Нагуманова Э.Ф. Поэтическая "натурфилософия" Ф.И.Тютчева и татарская поэзия начала ХХ века (сопоставительный аспект): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2004. - 23 с.
4. Загидуллина Д.Ф. Трансформация картины мира в татарской литературе начала ХХ века: на материале философских произведений (на тат. яз.). -Казань: Магариф, 200б. - 191 с.
5. Халит Г. Портреты и проблемы. - Казань: Татар. книж. изд-во, 19S5. - 344 с.
6. Дэрдменд. Стихотворения I авт. предисл. и пер. с тат. В.Думаева-Валиева. - Казань: Татар. книж. изд-во, 2009. - 1б0 с.
7. Ли Бэнги, Пак Чхоль. Кук мунхак чонсе. - Сеул, 19б8. - 12б с.
S. Галкина Л.В. Стихотворение П. Верлена "Дождь в городе" и поэзия Ким Джонсика (Соволь) (19031934 гг.) II Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. - М.: Наука, 1977. - Ч.2. - С.15б-1б9.
9. Саяпова А.М. Поэзия Дардменда и символизм.-Казань: Казан. педагог. ун-т, 1997. - 210 с.
10. Жданова Л.В. Стихотворения корейского поэта Чхве Чхивона (857-?), написанные осенью - зимой 884 г. - весной 885 г. (К структуре цикла) II Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. - М.: Наука, 1977. -Ч.2. - С.170-178.
11. Хаким С. Мастерство поэта II Дардеменд. Дуют ветры (на тат. яз.). - Казань: Татар. кн. изд-во, 1980. - С.3-9.
12. Юн Сук Сан. Исследование поэзии Ким Со Воля.
- Сеул, 1992. - 211 с.
THE SPECIFIC FEATURES OF TATAR AND KOREAN HILOSOPHIC POETRY (ON THE EXAMPLE OF THE WORKS BY DARDEMEND AND KIM SO WOL)
Go Sun Mi
Natural philosophy is the set of philosophical attempts of interpretation and explanation of nature. Poetic natural philosophy appeared in Tatar poetry by the beginning of the 20th century, and in Korean poetry -in the 1920s and 1930s. Both in Tatar and Korean natural philosophic poetry, the idea of the majesty and diversity of the world serve as a leitmotif, which is always incomprehensible. The common feature for the two literatures is the acception of the beauty of nature and environment. Many Tatar and Korean poets devoted their natural philosophic poems to the cognition motive. Frailty and the finiteness of life in these literatures are understood differently.
Key words: Natural philosophy, Tatar poetry, Korean poetry, image symbols.
Го Сун Ми — аспирант кафедры татарской литературы ХХ-ХХІ вв. и методики преподавания Института филологии и искусств Казанского (Приволжского) федерального университета.
E-mail: frontierchoi@mail.ru
Поступила в редакцию 07.09.2011
