CC BY
28
УДК 882С6 1
А.А.НЕНЕНКО
Ишимский государственный педагогический институт им. П. П. Ершова
ХИЛИАЗМ В ЛИРИКЕ
ГУРИЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА СИДОРОВА
Статья посвящена проблеме трактовки хилиазма в лирике Гурия Сидорова. Анализ лирики Гурия Сидорова 1920-х годов показывает, что наиболее востребованной для поэта оказалась идея хилиазма в его светском аспекте, воплотившаяся в образах «золотого века», мотиве земного процветания.
«Хилиазм (иначе милленаризм) — это учение о грядущем тысячелетнем царстве Божием и втором приходе Спасителя-Мессии» [1].В иудаистском варианте — это правление мессии, дающего избранному народу тысячелетие рая на земле, тысячу лет сплошных суббот. Эта идея во многом схожа с идеей социализма, который занимается построением такого «рая на земле». На разных этапах это хилиас-тическое представление присутствует в иудаистском, христианском и сектантском сознании и, наконец, в XIX веке отливается в форму «научного социализма» [2].
Согласно иудейским эсхатолого-хилиастическим верованиям, «...праведники будут проводить жизнь подобно тому, как они жили в дни своей юности или во время празднования субботы и произведут на свет тысячу детей. В те дни вся земля будет возделана и станет производить богатые и роскошные плоды. Деревья будут доставлять приятную прохладу, а земля в изобилии станет приносить виноградные лозы. И все места, засеянные на земле, будут доставлять тогда плоды в 1 ООО раз более обыкновенного, гак что одна маслина станет приносить 10 мер оливкого масла» [3].
В утопическом революционном сознании родились идеи о том, что тотальное переустройство социального мира предполагает судью, карающего всех классовых противников как носителей зла; что угнетенные станут судьями господ и будут судить их; что новый справедливый порядок грядет неизбежно, а царство добра и справедливости наступит в результате борьбы [4]. Так, известный мифограф М. Элиаде трактовал социализм как новый эсхатологический миф. Исходя из мнения Мирча Элиаде в марксистской философии существуют многие элементы родственные хилиазму; миф о золотом веке, наступающем в конце истории, мотив битвы двух сил, призванных изменить онтологический статус мира, - «сотериологи-ческого героя искупителя» (пролетариата) с хтони-ческим чудовищем (буржуазией) [5]. Помимо политического аспекта, эсхатологические мифы не обошли вниманием и различных художников, находящихся под влиянием революционных идей |6].
Творчество московских «экспрессионистов» (1919- 1921гг.) - одна из самых малоисследованных областей русского авангарда. К группе поэтов, провозгласивших себя «экспрессионистами», принадлежал Гурий Сидоров. Гурий Александрович Сидоров (1899-1967) - поэт, журналист, драматург. Участвовал в первых выступлениях группы московских поэтов-«экспрессионистов», автор сборников стихов, вышедших в 1920-м году: «Ялик», «Ведро огня», «Ходули», «Стебли», атакже поэмы «Расколо-
тое солнце» [7]. Наша задача — выявить специфику трактовки Г. А. Сидоровым хилиастических образов в аспекте эсхатологии.
Хилиастические идеи в творчестве «экспрессионистов» провоцируют возникновение целого ряда образов и мотивов, связанных с изображением нового, более счастливого мира. Среди таких мотивов можно выделить мотив процветания, мотив великой битвы, среди образов — образ «золотого века», связанный не только с грядущим, но и с настоящим временем, образы молодых и сильных героев.
В стихах Г. А. Сидорова хилиастические идеи реализуются в аспекте возвращения к «золотому веку». В понимании поэта, после эры хаоса и страданий должно наступить преображение мира Люди будут жи ть в счастливом обществе, в котором псе молоды (Сидоров постоянно подчеркивает молодость своих героев). Причем это будет не эфемерный мир, а мир материальный. Такое видение мира концентрируется в сборнике стихов «Стебли», само название которого ассоциируется с чем-то молодым, растущим. В Библии слово «стебли» упоминается как мессианский символ: «Во время воздаяния им они воссияют, как искры, бегущие по стеблю. Будут судить племена и владычествовать над пародами, а над ними буде т Господь царствовать во веки... Нечестивые же, как умствовали, так и понесут наказание.. .» [8|. В Ветхом Завете образ стебля связан с избранностью иудейского народа.
Хилиастические мотивы появляются уже в третьем стихотворении сборника «Стебли». Оно начинается строками: «Мы выходим. Молодость вьется // В каждой пряди наших кудрей» |9|. Создается образ динамичного поколения — поколения молодых и сильных героев. Местоимения «мы», «нас много» связаны с темами единства и молодости.
Необычайная жизненная сила отче тливо проявляется в сравнении молодых людей с солнцем: «Нас много, как много солнца // У русских степей» [с. 5]. В библейском смысле солнце тождественно праведнику. Путь, который проходит солнце, сравнивается с путем праведника. Мифологема солнца является наиболее характерной для мифотворчества авангарда. Солнце в авангардистской поэзии — один из основных символов утопии будущей райской жизни. Лирический герой Сидорова подчеркивает свои сверхчеловеческие возможности: «Я бы мог растолочь солнце в жемчужный гравий» [с. 3]. Солнце становится символом поколения, устремленного к светлому будущему, к «золотому веку». В лирике Г. А. Сидорова немало образов, которые иногда прямо, иногда в косвенной форме отсылают к символам «золотого века».
$ I
X | £ !
о I
Пятая и шестая строки стихотворения продуцируют те же витальные смыслы молодости и всемогущества. Появляются и новые образы, связанные с водной стихией: «Сегодня пешком на Оку — //В ветер — и грудь вперед! // Волна подплывет к песку // И с нами обратно уйдет» [с. 5]. В Библии вода — символ не только обновления, но и многочисленности.
Витальностью исполнено и описание женщин из этого идеального поколения людей. Они полны живой силы, являются подругами подстать героям: «Налитые плотыо девушки // Ходят, качая бедра // Так на коромыслах качаются // Полные ведра» [с. 5]. Акцент смещается на изображение телесного, об этом говорят существительные «плоть», «бедра». Преображение затрагивает только материальную сторону жизни, «девушки» сравниваются с «ведрами». Эти образы придают переменам нарочито бытовой, материальный характер. В изображении девушек новой эры подчеркивается их репродуктивная функция. Подобное изображение визуально ассоциируется с полнотой девушек во многих культурах от «венер» эпохи неолита до портретов мастеров Возрождения.
Образ солнца, вновь появляющийся в тринадцатой и четырнадцатой строках, продолжает изображать портрет нового поколения: «Солнце расчесывает граблями // Дыма тяжелое сено» [с. 5). Как божественное светило, солнце освобождает, «расчесывает» землю от хаоса, «дыма». С образом дыма связан сюжет о разрушении Богом двух городов — Содома и Гоморры. В данном контексте, возможно, этот образ символизирует то, что все катастрофы оставлены в прошлом и люди стоят у истоков нового, блаженного времени.
Далее рисуется картина безмятежной жизни в новом мире, с его заводами и фабриками: «Солнце расчесывает граблями // Дыма тяжелое сено // Город наш — веселые фабрики, // Взращенные в пеленках леса. // Дрожат румяна заката // На скользкой щеке реки, //Ас фабрики ватной // Свистки. // Ходит волна, находит, // Крутит плоты // А на заводе // Гремят листы» [с. 6]. Представление о мире как городе позволяет' заключить, что идеалом будущего для поэта становится урбанистическая цивилизация. Происходит завоевание человеком природы. В один ряд ставятся природные и антропоморфные факторы, такие, как закат и свис тки. С помощью противительного союза «а» поэт создает антиномию дикой природы и природы окультуренной. Природа побеждена, она становится искусственной, это подчеркивается в метафорах «румяна заката», «щеке реки», «пеленках леса». В этих десяти строках отражена одна из основных мифологем советского времени, миф о том, что человек способен управлять природой, стать подлинным «венцом творения».
С хилиастическим оптимизмом автор изображает картины безмятежной жизни, показателен здесь также и мотив процветания. Процветание понимается поэтом в буквальном, физическом смысле: «Молодость! // Плавай на лодках, // Клуб на горе открой! // Нет крепче водки, // Чем наша кровь» [с. 6]! Катание на лодках одно из распространенных увесе-ле ний. Однако в данном контексте образ лодки носит более сложный эсхатологический оттенок. Плавание на лодке (ковчеге?) — это плавание Ноя, которому суждено стать родоначальником нового человеческого рода. И в каком — то смысле первым человеком новой эры.
Онтологически важным у Гурия Сидорова является образ горы. Гора во многих культурах, как и ми-
ровое древо, — символ космоса. Центральным топо-сом освоенной вселенной у поэта становится клуб. Это публичное место, где люди развлекаются, по своей природе носитдесакрализованныйхарактер. Его централизация сводит хилиастические представления поэта в плоскость материального, редуцирует их до уровня низкого быта, например, пьянства: «Нет крепче водки // чем наша кровь» [с. 6] в этом главное отличие иудейского хилиазма от его «марксистского» варианта, предложенного Гурием Сидоровым.
В следующих четырех строках возникает образ В. И. Ленина: «Под кепкой серой // От дум потеет голова - // И с губ, распахивая двери, // Бегут слова...» [с. 6]. Эту эмблематическую интерпретацию позволяет предл°жить визуальный атрибут вождя — кепка. Ленин предстает как мыслитель и оратор. Эти качества присущи пророку, его речь способна вести людей за собой, передавать высшую волю.
Далее в тексте вновь изображается молодое поколение. Девушки с длинными косами — еще одна иллюстрация витальности. Жизненная сила подчеркивается и в гротескном сравнении «У наших девушек косы // Длинней митинговых речей» [с. 6], напоминающем лозунги первых лет советской власти. Длинные волосы во многих культурах свидетельствуют о знатности. У библейского царя Самсона сила находилась в длинных волосах [10].
Следующая строфа воспроизводит образы с коннотацией «золотого века: «роса», «побег», «весна», «заря». Данные образы символизируют обновление, наступление новой эры. Примечательно, что новое время у поэта наступает не по воле Божества — человек сам становится его творцом: «Наша плоть — это росы // На побегах весенних полей // Это мы раскрасили землю // В цвет молодой зари» [11].
В стихотворении Гурия Сидорова встречается аллюзия на ветхозаветный сюжет из Книги Исхода. В Ветхом Завете Бог велит Моисею пометить кровью каждый дверной косяк в доме иудеев, когда насылает казнь на Египет. Подобную корреляцию с ветхозаветным сюжетом в тексте Г. А. Сидорова позволяет провести образ «знамени» (знамя, кумач — красные как кровь) и образ «двери», как и образ «стебля», в данном контексте становящиеся знаком избранности: «Знамен величавые стебли // Расстели у каждой двери»; «Вьется на стебле тонком // Обмытый в огне кумач» [с, 6].
Смысл следующих строк соотносится с важнейшим мотивом «марксистского» хилиазма — борьбы двух героев антагонистов, пролетариата и буржуазии. Победу, естественно, одерживает светлый герой, то есть пролетариат: «Это мы засмеялись звонко // Когда зарыдал богач» [с. 6].
Концептуально важной для поэта становится идея избранности. В стихотворении «Мы выходим. Молодость вьется» эта идея приобретает смысл скорее эмпирический, нежели религиозный. Всеобщее процветание редуцируется до уровня благополучного быта.
Философия новой жизни — это радость от труда. Идеальный мир представляется Г. А. Сидорову как вечный праздник, где люди работают, соединяясь в едином порыве. Провозглашается всеобщее единство, выраженное глаголом «сольемся» и формой множественного числа местоимения «мы». Сила, которой наделены герои Сидорова, подчеркивается в строках: «Нет, не устанем в смехе, // Не опустим плечо в труде — // Сольемся в беге // К зардевшей звезде» [с. 7]!
Образ «золотого века» непосредственно связан с прямой символикой солнца как золота. Это получа-
ет поэтическое подтверждение в заключительном отрывке: «Нет, не разовьется молодость, // Останется в кольцах кудрей, // Не заржавеет наше золото // Только станет мудрей» [с. 7]! Актуализируется данный образ и в семантике цвета; в поэзии Г. Сидорова неоднократно встречается упоминание эпитета «золотой», «золота»: «наше золото», «пух золотой», «трава золотая».
Реалии советского быта обрамляются сказочными рамками утопического, идеального общества. Мифологическая образность соединяется с бытовой сферой жизни и порой пронизывает ее. Однако, полагает Сидоров, прежде чем наступит время благоденствия, человечество должно пройти ряд очистительных испытаний. В «марксистском» хилиазме к таким испытаниям можно отнести сражение сил добра (пролетариат) и зла (буржуазии). Так, в стихотворении «Не хотим мы кирпичных громад» актуализируется мотив великой битвы: «Вот тюрьмы, пушки, заводы, // Вот дым выедает глаза... //Темные, темные своды // И трупов за возом воза...» [с. 9]. Эсхатологическую ретроспективу подчеркивает масштаб изображаемых событий — это целый мир. Наиболее подходящей стратегией для передачи масштабности происходящего является использование гротеска: «Бедным дорогу, смерть - богатым! // Эхо звенит в городах, // Крошат лес огромные танки, // Руки раскинув, лежит человек...» [с. 10]. После избиения, ужаса и страданий наступает новая эра: «Головы юношей расцветайте веселым цветом! // Груди девушек//вбирайте солнечный воск» [12]! Это актуализирует самоидентификацию лирического героя: «Я юноша // я восторженный инок» [13].
В духе хилиазма изображается и время. Светлое настоящее выступает антиподом дикого, первобытного прошлого.
В стихотворении «Не хотим мы кирпичных громад» все катаклизмы оставлены в прошлом: «Соорудим стоверстые музеи, // Спрячем в них весь двадцатый аек — //Ив театральной затее-// Покажем, как жил человек» [14]. Прошлое предстает как эра хаоса и страданий, рисующихся в апокалиптических тонах: «В улицах разметались гремящие канаты // Камни площадей гнулись под топотом толп» [15]. Прошлое — время варварства: «Таились в дымных пещерах, // На головах были красные перья, // А у ног — // Глаза воспаленных костров» [16].
Мыслимое настоящее является контрастом минувшему: это время скороходов, электрических богов, время новых героев, похожих на сверхчеловека: «Мы скороходы! Везде нас летят колеса! // Мы скороходы! // Взрываем, ныряем, песни моторов, // песни первые // Мы сверхбезумцы отчаянной свободы» [17]. Мировое зло было побеждено: «Миллионами убитых далась победа, // Расползся, шипя, капитал» [18] и теперь наступает время созидать новую цивилизацию: «Мир за работу встал... //О, сколько было пролито пота // На каждый земли аршин! // Воздвигали на торфяных болотах // Сотни электрических машин» [19]!
В этом светлом настоящем людям живется легко и свободно, что отвечает ожиданиям мессианского времени. Они могут преодолевать пространства, их мечты становятся явью: «И была тяжела работа. // Редок был отдых наш, // Но зато теперь без заботы // Ложимся под вальс, встаем под марш» [20]. Действия «новых» людей динамичны, но механистичны. Они «ложатся подвальс», «встают подмарш». В этом контексте появляются образы героя — авиатора и солярного кузнеца-демиурга: «Есть у нас стальные
крылья, // Захотел - лечу! // Греза любая станет былью: // Рычаг нажму, колесо пущу! // Есть у нас мастерские, // Где делаем солнца и луны — // Рейсы свершаем большие: // Марс — и Земная Коммуна» [21 ]. В связи с трактовкой образа солярного кузнеца-демиурга Е. М. Мелетинский пишет: «Первоначальное возникновение элементов мира может быть результатом труда демиурга, который лепит людей из глины, кует небесные светила в кузнице» [22].
Итак, хилиазм связан в стихах поэта с образом рая, финальной битвы между силами добра и зла. «Марксистский» хилиазм как светский аспект хилиазма воплощается в лирике Гурия Александровича Сидорова в образе «золотого века», мотиве земного процветания.
Научная новизна статьи заключается в том, что образы в лирике Г'. А Сидорова (1920 г.) впервые проанализированы в аспекте хилиазма. Практическая значимость исследования заключается в возможности применять его результаты в работах филологов по вопросам творчества «экспрессионистов», в курсах истории русской литературы XX в., в спецкурсах и спецсеминарах по проблемам изучения русского поэтического авангарда.
Библиографический список
1. Григоренко А, Ю. Эсхатология, милленаризм. адвентизм: история и современность. Философско-религиовед-ческие очерки (научное издание). / А. Ю. Григоренко. - СПб.: Европейский Дом, 2004. - С. 52
2. Философский энциклопедический словарь / Гл. ред. Л. Ф. Ильичев, П Н, Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. -М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 765-706.
3. Григоренко А. Ю. Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность. Философско-религиовед-ческие очерки (научное издание). / А. Ю. Григоренко. - СПб.: Европейский Дом, 2004. — С. 59.
4. Волков Ю Г. Энциклопедический словарь. / Ю Г. Вол-коп. - М : Гардарики. 1999 - С. 217.
5. Элиаде М. Аспекты мифа. 2-е изд., испр. и доп. Пер. с франц. / М. Элиаде. — М.: Академический проект, 2001. — С. 195.
6. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринтное. / Ё. М. Мелетинский. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. - С. 28-29.
7. Русский экспрессионизм: Теория. Практика. Критика / Сост. В. Н. Терехина. - М.: ИМЛИ РАН, 2005. - С. 479.
0. Мень А. В. Как читать Библию. В 3-х ч. - Ч.З. / А. В Мень — СПб.: Фонд им. Александра Меня и Общество друзей Священного Писания, 1998. — С, 1002
9. Сидоров Г. А. Стебли / Г. А. Сидоров. - М., 1920. - С. 5. Далее тексты стихотворений цитируются по данному изданию с указанием страниц в квадратных скобках.
10. Энциклопедический словарь символов / Авт.-сост. Н. А. Истомина. - М.: ООО «Издательство АСТ» : ООО «Издательство Астрель», 2003. - С. 114.
11. Сидоров Г. А. Стебли / Г. А Сидоров. - М., 1920. - С. 6. Далее тексты стихотворении цитируются по данному изданию с указанием страниц в квадратных скобках.
12. Русский экспрессионизм: Теория. Практика. Критика / Сост. В. Н. Терехина. - М/ ИМЛИ РАН, 2005. - С. 98.
13. Там же.
14. Сидоров Г. А. Стебли / Г. А. Сидоров. - М., 1920. — С. 6.
15. Русский экспрессионизм: Теория. Практика. Критика / Сост. В. Н. Терехина. - М.: ИМЛИ РАН, 2005. - С. 99.
16. Там же. - С. 104.
17. Там же. - С. 105.
18. Сидоров Г А. Стебли / Г. А Сидоров. - М., 1920. - С. 10.
19. Там же. - С. 10.
20. Там же.
21. Там же.
22. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринт-мор. / Е. М. Мелетинский — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000 ~ С. 198.
НЕНЕНКО Александр Александрович, аспирант кафедры литературы.
Статья поступила е редакцию 24.10.06. © Нененко А. А.
удк io.oi.o3 М. А. КЕЧЕРУКОВА
Санкт-Петербургский государственный университет
СИМВОЛИКА И ПРОБЛЕМАТИКА РОМАНА-ПРИТЧИ УИЛЬЯМА ГОЛДИНГА «НАСЛЕДНИКИ»
Данная статья посвящена литературоведческому анализу романа-притчи английского писателя Уильяма Голдинга »Наследники». Результатом анализа является собственный взгляд автора на композиционную структуру, основные проблемы и ключевые символы произведения. Статья представляет интерес для специалистов в области зарубежной литературы.
Роман английского писателя Уильяма Голдинга «Наследники» (The Inheritors) вышел в 1955 году, спустя год после публикации «Повелителя мух» и во многом как бы продолжал его, дополняя и углубляя заявленную в первом романе тему. Одной из главных ! проблем всего творчества Голдинга является проблема соотношения добра и зла в человеческой природе и непосредственно связанная с ней проблема человека и цивилизации. На этот раз в поисках ответа па вопрос об истоках человеческого зла Голдинг отправляет' читателей в загадочный мир наших далеких предков.
Известно, что при создании своего дебютного романа Голдинг воспользовался произведением другого писателя л качестве отправной точки для пересмотра определенных идей, а именно -- романом P.M. Баллантайна «Коралловый остров». Этот же прием используется писателем и в «Наследниках». На этот раз объектом для полемики становятся взгляды Герберта Уэллса, выраженные им в «Очерках истории цивилизации» и рассказе «Страшный народ» (The Grisly folk), в котором писатель художественно воплотил теорию вытеснения неандертальцев людьми современного типа. Вся вина здесь возлагается | на беспощадных неандертальцев, не хотевших мир! ного сосуществования. Они нападали на безобидных ; людей, крали и съедали их детей. (Один из эпизодов : рассказа — похищение неандертальцами ребенка — | переигрываете» в «Наследниках»). Новые люди вы-j нуждены были сражаться со своими свирепыми i предшественниками и, будучи, несомненно, умнее ! и сплоченнее, в конце концов, окончательно уничтожили «страшныхлюдей». С точки зрения Уэллса, действия новых людей вполне оправданны. Они уничтожают неандертальцев, потому что те стоят на ступень ниже в своем эволюционном развитии, их эра прошла, и они должны уступить место современному человеку. Ведь новые люди сильнее и умнее, они социально организованы, у них уже есть свои зако-Ц ны и традиции. Их сознание максимально приближено к нашему с его «...скрытыми желаниями и
сомнениями, смехом и фантазиями, снами и мечтами» [7:65]А неандерталец коварен и жесток, «...до самого своего конца он так и остался низколобым, неразвитым существом».' Иными словами, поднявшись выше в своем умственном развитии, человек поднялся выше и в своих нравственных качествах. Чем выше интеллект человека, тем выше и его моральные достоинства — вот основная мысль, выраженная Уэллсом в этом коротком рассказе.
Голдинг не разделяет оптимистичный взгляд Уэллса на теорию прогресса. Благодаря службе в военно-морском флоте Англии во время Второй мировой войны он не понаслышке знал, на какую поистине бесчеловечную жестокость способен умный, образованный человек. Хотя рассказ Уэллса был опубликован до печальных событий середины столетия, опыт Первой мировой войны уже давал основания усомниться в том, ч то эволюция сознания является прямо пропорциональной эволюции нравственной. Опровергнуть теорию прямолинейности технического и нравственного прогресса Голдинг пытается в романе «Наследники».
Однако проблематика «Наследников» оказалась намного шире литературного спора с Уэллсом. Полемика с автором «Очерков истории» и «Страшных людей» (равно как до этого — с создателем «Кораллового острова») переросла в глобальные размышления Голдинга о способностях человека к нравственному совершенствованию, о соотношении эво люции сознания и морального прогресса, о том, какие жестокие утраты несет с собой развитие цивилизации.
В коротком рассказе Герберта Уэллса все происходящее изображается исключительно через призму восприятия новых людей. В романе же «Наследники» Голдинг дает читателю возможность посмотреть на столкновение первобытных племен с разных точек зрения. С этим связана необычная композиционная структура романа. В первых десяти главах мы видим мир таким, каким он мог предстать неразвитому, примитивному сознанию неандертальца, в
