CC BY
22
Филологические науки / Philological Science Оригинальная статья / Original Article УДК 82
Гротеск в прозе Фейзудина Нагиева (на примере повести «Счастливые»)
© 2017 Кадимов Р. Г., Меджидов А. А.,
Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, Россия; e-mail: [email protected]; [email protected]
РЕЗЮМЕ. Целью данного исследования явилось изучение эстетики гротеска в повести Ф. Нагиева «Счастливые». Методы. Культурно-исторический метод, сравнительно-типологический; исследование по-этико-жанровой системы прозы проводится с одновременным изучением творческой биографии писателя и его влияния на творчество. При этом как базовые выступают эмпирический, типологический, системный, аналитический, герменевтико-интерпретационный, текстологический методы исследования. Результаты. Проведенное в статье исследование выявило, что проза известного лезгинского писателя многообразна по жанровым характеристикам, поэтике, стилю и языку. Выводы. Жанр гротеска в дагестанской и северокавказской прозе, по причине его отсутствия, в научном плане не рассматривался. Этот факт делает изучение данной темы актуальной и востребованной для более глубокого понимания идейной и мировоззренческой стороны прозы одного из многогранных творческих личностей современной дагестанской литературы.
Ключевые слова: Кавказ, Дагестан, лезгины, литература, проза, Фейзудин Нагиев, гротеск, покорившиеся, счастливые.
Формат цитирования: Кадимов Р. Г., Меджидов А. А. Гротеск в прозе Фейзудина Нагиева (на примере повести «Счастливые») // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. 2017. Т. 11. № 4. С. 48-52.
Grotesque in Feyzudin Nagiev's Prose (in the context of "Happy People" Story)
© 2017 Ruslan G. Kadimov, Abil A. Medzhidov
Dagestan State Pedagogical University, Makhachkala, Russia; e-mail: [email protected]; [email protected]
ABSTRACT: The aim of the reasearch is studying the aesthetics of grotesque in F. Nagiev's story "Happy People". Methods. Cultural-historical method, comparative-typological; the study of poetic and genre system of prose is carried out with the simultaneous study of the creative biography of the writer and its influence on his creativity. At the same time, empirical, typological, systemic, analytical, hermeneutical-interpretative, textual research methods act as the basic ones. Results. The research carried out in the article revealed that the prose of the well-known Lezghin writer is diverse in genre characteristics, poetics, style and language. Summary. The genre of the grotesque in the Dagestani and North Caucasian prose, because of its absence, in scientific terms was not considered. This fact makes the study of this topic relevant and popular for a deeper comprehension of the ideological and ideological side of the prose of one of the many facets of creative personalities of modern Dagestan literature.
Keywords: Caucasus, Dagestan, Lezghins, literature, prose, Feyzudin Nagiev, grotesque, conquered, happy.
For citation: Kadimov R. G., Medzhidov A. A. Grotesque in Feyzudin Nagiev's Prose (in the context of "Happy People" Story). Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2017. Vol. 11. No. 4. Pp. 48-52. (In Russian)
Введение
Поэт, писатель, драматург, публицист, переводчик, ученый литературовед Фейзудин Нагиев является одним из ярких и интересных представителей современной дагестанской литературы. Продолжая лучшие традиции лезгинской прозы (точность и ясность фразы А. Фатахова, бытописание М. Гаджиева, пейзаж-ность К. Меджидова, динамичность ритма Р. Хаджи), Ф. Нагиев вносит в лезгинскую прозу новые жанры и методы раскрытие духовного, нравственного мира человека. Творчеству писателя близки эстетические традиции национального фольклора, мотивы мифов и сказок, преданий и легенд, обрядов и песен, колыбельных и плачей. Образы и события, вымышленные писателем, связаны с его жизненным пространством, с миром малой и большой родины.
В дагестанской и северокавказской литературах прием гротеска встречается лишь в произведениях поэтической сатиры (Етима Эмина, Сулеймана Стальского, Гамзата Цадасы и др.). «Дагестанские поэты сатирики владели многообразием художественных приемов, мастерски используя гротеск, гиперболу, аллегорию, пародию и т. п.» [3, с. 189-192].
В данной работе рассматриваем линию гиперболизированного гротеска, на примере повести «Счастливые» («Бахтлубур», 1990). События в повести разворачиваются в гротескном сюжете (слово «счастливые» автор заключает в кавычки, очевидно, намекая на иллюзорность понятия в данном контексте). Начало повести светлое и оптимистичное. Она начинается с описания рассвета, где «...в просторном небе величаво парит одинокий орел. Здесь в небесах простор и воля. Здесь стихия орла» [7, с. 22]. Но на фоне простора и свободы далее писатель показывает оппозицию двух миров: мира свободного духа и мира рабской покорности; орла - символа свободы и живущих в земляных норах ласов 'покорившихся'; бескрайнего неба -стихии орла и голой серой земли - страны ла-сов.
Материалы и методы исследования
Завязка сюжета начинается с прибытия в страну «счастливцев» молодого человека по имени Мазан, изгнанного из своей страны за вольнодумство. Ироническое описание жизни в стране «счастливцев» перерастает в гротескные образы ласов. Автор создает особую нереальную страну, отрезанную от остального мира, где живут «счастливые» люди, принявшие особый гражданский статус - «лас», что означает «покорившийся», «духовно сломлен-
ный». Все население этого царства, за исключением царя Бакуршара и верховного жреца Йасея, проживает в земляных норах. «Мы сотворены из земли, живем в земле и уйдем в землю» - такова основная духовная мантра ласов. [6, с. 33].
Целый день гнувшие спину в тяжелой работе ласы к вечеру толпятся в очереди за трудовым вознаграждением - лизанием меда с пальца своего царя. А по утрам получают благословение на труд - удар царским хлыстом по спине. Ласы счастливы, что у них есть «сладкий царский палец» и «благословенный царский кнут», что каждый из них носит на шее свое ярмо - священный знак покорившихся. Эти чуждые человеческой природе символы -«сладкий палец», «благословенный кнут», «ярмо на шее», являясь приметами выдуманной, нереальной жизни, вступают в противоречие с самим названием повести, вкладывая в слово «счастливые» язвительную иронию и создавая гротескную ситуацию.
Для этого покорившегося своей судьбе, довольного и счастливого народа, вне их мира нет ничего. Здесь нет войн. Нет вражды и зависти. Нет богатых и бедных. Здесь все равны. Здесь живут посвященные в избранную касту «ла-сов» «счастливые» люди.
И вот в такую мирную и счастливую жизнь ласов врывается странный и смешной для них «чужак, у которого даже хомута на шее нет». А для певца Мазана страна ласов, где люди живут как в первобытном строе, оказывается еще больше диковинной, чем его страна Ран. «Нет, для ласа он не годится ...С такой прямой и гордой осанкой. С гордым и наглым взглядом», -сразу оценивает его царь этой страны Бакур-шар [5, с. 26]. Но Бакуршар пытается склонить Мазана на свою сторону и использовать его для своих целей: «Мне нужен такой человек как ты. Ты на киме (место сбора - А. А.) скажешь моим ласам. Как в моем царстве удивительно хорошо. Как здесь вольготно. Какой хороший у ласов царь: добрый, заботливый, щедрый, сладкорукий» [8, с. 26].
Бакуршар строго предупреждает его, что «обратной дороги отсюда нет», что ему лучше скорее избавляться от его «дурных привычек» - «проницательного взгляда, уверенной речи, гордой осанки» и стать одним из них: «Стань ласом и заслужи себе ярмо».
Но Мазан не может привыкнуть к порядкам страны ласов. Свободолюбивого юношу возмущает рабские нравы ласов. Для него смерть становится желанней, чем превратиться в ласа.
После нескольких безуспешных попыток бежать, Мазан решает посвятить свою жизнь освобождению ласов и возвращению им физической и духовной свободы.
Но в глазах ласов Мазан сам выглядит странным и чужим, ненормальным и смешным. Он совершенно не похож на них: «...у него на шее нет ярма, он ходит прямо как палка, и речь у него другая. Он даже не желает отведать «сладкого пальца» и «благословенного кнута» царя. И этот несчастный еще смеет сказать им, настоящим ласам, что так жить нельзя» [7, с. 30]. Старания Мазана, разбудить в ласах человеческое достоинство, ни к чему не приводят. Тогда, чтобы освободить ласов, он идет на крайний шаг и убивает царя.
Но ласы такое освобождение не принимают. Они плачут по «медовому пальцу» и «царскому кнуту», которых лишились по вине чужака: «Как же нам жить без «сладких пальцев! Как же нам жить без «сладких кнутов! Без нашего Бакуршара мы осиротели!» [6, с. 39]. И разъяренная толпа убивает своего освободителя.
Результаты и их обсуждение
Прозу Ф. Нагиева отличает особая поэтика языка и мысли с емкой философской насыщенностью. Не прямолинейное, а опосредованное выявление идеи произведения через детали сюжета, поступки и действия героев также является отличительной особенностью прозы Ф. Нагиева. Для каждого своего произведения и конкретного сюжета автор подбирает определенные художественные приемы и их видоизменения. Особым художественным даром писателя является многослойность его текста с ассоциативностью повествования, лексико-се-мантической полифонией, универсальностью обобщения даже на уровне одной фразы, большой свободой в стихии лезгинского языка.
В основе философии Ф. Нагиева лежит гуманистическая идея свободы личности, воскрешения в самом падшем человеке его природного свободного человеческого духа, воссоздания гармонии свободной личности и красивой природы. Писатель поднимает проблему свободы личности и общества в органической взаимосвязи человека и природы. Для понимания цены свободы писатель показывает человека и общество в условиях потери свободы, что приводит к потере человеческой индивидуальности, деградации личности. Проблема «свободы и несвободы» - одна из центральных проблем всего творчества Ф. Нагиева. Писатель предупреждает что, потеря внутренней свободы,
внутреннего «я» приводит к разрыву органической связи души и тела и трагедии личности. Писатель вкладывает в уста своего героя Мазана простую по своей глубине и простоте изложения философскую идею: «Лучше смерть, чем превратиться в ласа и жить покоренным». Недаром имя героя (Мазан) на лезгинском означает «сказитель, вещатель».
Образы ласов, их мировосприятие мифологичное: они олицетворяют мифологические явления и объекты природы в гротескном виде. Многослойный, многоуровневый контекст повести с ее внутренним действом (сюжетом) вступает во взаимодействие с семиотической культурной средой действительности, с элементами национального фольклора.
Изображение восприятия нормального за ненормальное становится важным приемом поэтики гротескной прозы. Обычное и привычное в одном обществе, может оказаться предосудительными ущербным в другом. Так, в глазах сломленных духом и потерявших человеческий облик ласов певец Мазан выглядит человеком ущербным. Пусть герою не удается изменить образ жизни ласов, хотя отдает жизнь за их свободу. Но эта жертва не является напрасной. Картина полета орла в финале повести показывает торжество свободы человеческого духа, порабощение которого не дано никому. Образ изгнанника из своей страны Мазана, пожертвовавшего собой в чужой стране за спасение человеческого духа, становится символом свободы и человеческой гордости.
Любовь к свободе, любовь к людям, гуманизм главного и единственного положительного героя повести - Мазана, словно космическая энергия, словно свет и тепло солнца, обнимает все пространство, весь мир. Образ орла, держащего в крыльях солнце, оптимистичен: ведь орел - символ свободы, а солнце, дающее свет и тепло, - символ жизни.
Страна «ласов - счастливцев» напоминает тоталитарное государство, где на словах для народа «политика пряника», а на деле - «политика кнута». Привыкший к «прянику» и «кнуту», покорившийся перед несправедливостью и бесправием народ становится безвольным инструментом в руках власть имущих. Покорившиеся обреченно и безропотно несут на горбу все тяжелеющее бремя жизненных забот.
Как и все творчество Ф.Нагиева, повесть «Счастливые» также отличает богатая полифония языка. Создание особого языка ласов достигается различными средствами: использо-
ванием разных стилей(высокий стиль используется лишь в разговоре между царем Бакурша-ром и жрецом Йасаем, а средний - в речи Ма-зана);изобретением особой специфической речи для ласов ('покорившихся'), использованием народного разговорного языка (урай вместо авурай 'пусть делает', ун вместо эхь 'да'); введением в текст диалектизмов (шун вместо фин 'идти'),архаизмов (лахъут 'бревно', т1ама 'трон', йидег 'соратник'), неологизмов (икир 'поклон', макьсан 'мудрец') и составленных из корней реальных слов лексических конструкций (уьртаяр 'собиратели меда',верц1иким 'место сладостного схода', верц1ит1уб 'медовый палец', верц1икъирмаж 'сладкий кнут').
Создав образ ласа, писатель расширяет семантику глагола «лас хьун» 'становиться послушным', обычно применяемого по отношению к курочке наседке, под которую кладут яйца и сажают для высидки. Образ ласа в прозе Ф. Нагиева напоминает образ айтматовского манкурта (Айтматов, «И дольше века длится день»).
Для создания языка, соответствующего уродливому образу покорившихся, автор использует метатезы и инверсии в речи ласов, допускает вместо литературных вариантов «ида-кай чи итим жедайди туш» диалектные формы «индакай жи этем жерид туч (из него наш мужик не получится)» [7, с. 30]. Такой язык произведения с искаженными словами в речи ласов, с символикой и семантикой сарказма, мотивами мифичности и архаичности события усиливает эффект гротеска.
По Ю. Бореву, текст представляет собой некая система «знаков, кодирующих художественную информацию», и «художественных образов», «вырастающих на основе заключенного в этой информации смысла внезнаковых образований». [2, с. 184].
Заключение
Гротескная символика встречается практически на всех уровнях повести «Счастливые»: в сюжете, в композиции, в образной системе в говорящих названиях произведений и именах героев. Ласы 'покорившиеся' имеют характерные клички, раскрывающие их образы: Мут1 (Мут 'картавый'), Луц1 (Луц 'проныра'), Барц1ил (Барцил 'волчонок'), Шаму ('дыня'), Кербал ('глиняный мастер), Цапур ('флюгер'), Цуршар ('медный царь'), Бак1аршар (Бакур-шар'царь-верблюд'), Йасей ('ущербный, уменьшающийся') и др.Необычное в произве-
дении и то, что многочисленным кличкам противостоит лишь одно положительное имя -Мазан ('сказитель, певец'). Хотя за прямохож-дение ласы и его награждают кличкой Ланшак (Ланшакь 'палка, дубина').
В гротеске Ф. Нагиева некоторые стороны социалистического, советского строя с ее болевыми проблемами предстают перед нами в авторском видении и осмыслении. Писатель, критик Гаджи Ильясов о повести «Счастливые» отозвался так: «Нестерпимую душевную боль излил автор на бумагу. Создавая страну «счастливцев», он наверняка думал о своем народе, о его проблемах и чаяниях. А не наша ли это загадочная «счастливая» страна? Не похожи ли мы на этих ласов? Каждое слово выстрадано и намешено на душевной боли. В каждой строке чувствуется страдание, переживание автора за судьбу своего народа, своей страны. Это поймут и почувствуют лишь те, кто на жизнь, заботы, проблемы простых людей и целых народов могут посмотреть открыто и честно, прислушиваясь к голосу совести. Но много ли таких?!» [1], [9, с. 183-184].
Ф. Нагиев использует гротеск для показа разрушения духовных устоев и традиций общества на фоне безумия мира, диктатуры власти, насилия и беззакония, включающие процесс разрушения государства и создает потрясающую галерею фантасмагорических, гротескных, запоминающихся образов.
«Полоумие того или иного героя - признак глобального разрушения мира. - считает Е. В. Шабалдина. - Социальная незащищенность и ожесточение человека уничтожают гуманистические отношения в обществе, такое конфликтное состояние реальности является одним из основных источников безумия» [10, с. 177].
Исследование приема гротеска в прозе Ф. Нагиева имеет научное и практическое значение для дагестанского литературоведения. Гротескные произведения способствуют пониманию внутреннего мира писателя, его идеологических и духовно-ценностных ориентиров, что, в свою очередь, содействуют более полному пониманию творчества писателя. Гротескная проза Ф. Нагиева обогащает дагестанское литературоведение новыми жанрами и направлениями, особенностями поэтики и языка.
В конце повести автор вновь возвращается к образу свободно парящего в небе орла: «В бескрайнем небе парит орел. Вдруг он видит, как с земли в небесную высь поднимается еще один орел. Широк размах его крыльев. В них
чувствуется сила и мощь. Теперь крылья двух орлов покрыли все небо... » [6, с. 22]. Не дух ли Мазана поднимается в небо в образе орла? Свободолюбивый и гордый дух, который предпо-
1. Азизов Э. Ночь в Терсепуле. Размышления об одной книге // Лезги газет. 1996, 19 июль. (на лезг. языке)
2. Борев Ю. Б. Эстетика. М.: Политиздат, 1988. 496 с.
3. Голубева Л. И. Литературы народов Северного Кавказа и Дагестана. [Электронный ресурс]/. Режим доступа: http://feb-web.ru/feb/ МД!8Л!8-1892.Мт [дата обращения: 26.08.2017]
4. Кукуева А. А. Витальные образы в системе евразийской культурно-исторической парадигмы литературы // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. 2015. №4 (33). С. 80-85.
5. Нагиев Ф. Ночь в Терсепуле. Махачкала: ДКИ, 1996. 240 с. (на лезг. языке)
1. Azizov E. Night in Tersepul. Reflections about one book. Lezgi Gazet paper. 1996, July, 19. (in Lezg. language.)
2. Golubeva L. I. Literature of the peoples of the North Caucasus and Dagestan. [Electronic resource]. Access mode: http://feb-web.ru/feb/ ivl/vl8/vl8-1892.htm [accessed 26.08.2017]
3. Borev Yu. B. Aesthetics. Moscow, Politizdat Publ., 1988. 496 p. (In Russian)
4. Kukueva A. A. Витальные образы в системе евразийской культурно-исторической парадигмы литературы [Vital images in the Eurasian cultural-historical paradigm of the literature]. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. 2015. No. 4(33). Pp. 80-85. (In Russian)
5. Nagiev F. Night in Tersepul. Makhachkala, DKI publ., 1996. 240 p. (in Lezg. language)
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ Принадлежность к организации
Кадимов Руслан Гаджимурадович,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории русского языка, ДГПУ, Махачкала, Россия; e-mail: [email protected]
Меджидов Абил Абдурахманович, соискатель кафедры литературы, ДГПУ, Махачкала, Россия; е-mail: [email protected]
чел смерть рабской покорности ласов? А, может, орлы специально закрывают своими крыльями ласам свет солнца, чтобы они продолжали жить в выбранной ими добровольно тьме и беспросветном невежестве?
6. Нагиев Ф. «Бахтлубур» («Счастливые») в кн.: Ночь в Терсепуле. Махачкала, 1996. С. 22-41. (на лезг. языке)
7. Нагиев Ф. «Дневник подвешенного» в кн.: Терсепулда йиф (Ночь в Терсепуле). Махачкала, 1996. С. 4-22. (на лезг. языке)
8. Нагиев Ф. Дневник подвешенного (подстрочный перевод автора) [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.proza.ru/ 2015/09/ 13/1730 [дата обращения: 26.08.2017]
9. Омаров А. Я на этой, ты на той стороне... (Статьи и эссе о лезгинской литературе) // Новый Кавказ - Кюринские зори, 2016. 326 с.
10. Шабалдина Е. В. Безумие как сквозной мотив в творчестве М. А. Булгакова (генезис, варианты реализации) // Вестник КГПУ им. В. П. Астафьева. № 1(23). 2013. С. 177.
6. Nagiev F. Happy People. In: Night in Tersepul. Makhachkala, 1996. Pp. 22-41. (in Lezg. language)
7. Nagiev F. Suspended Man's Diary. In: Night in Tersepul). Makhachkala, 1996. Pp. 4-22. (in Lezg. language)
8. Nagiev F. Suspended Man's Diary (substring translation of the author). [Electronic resource]. Access mode: https://www.proza.ru/ 2015/09/13/1730 [accessed 26.08.2017]
9. Omarov A. I am on this bank, and you are on the other one... (Articles and essays on Lezghin literature). New Caucasus - Kyuri Dawns, 2016. 326 p. (In Russian)
10. Shabalina E. V. BBezumie kak skvoznoy motiv v tvorchestve M. A Bulgakova (genezis, varianty realizatsii) [Madness as a cross-cutting theme in M. A. Bulgakov's works (genesis, realization variants)]. Bulletin of V. P. Astafiev KSPU. No. 1(23). 2013. P. 177. (In Russian)
INFORMATION ABOUT AUTHORS Affiliations
Ruslan G. Kadimov, Doctor of Philology, professor, the head of the chair of Theory and History of Russian, DSPU, Makhachkala, Russia; e-mail: [email protected]
Abil A. Medzhidov, applicant, the chair of Literature, Dagestan State Pedagogical University (DSPU), Makhachkala, Russia; e-mail: [email protected]
Литература
References
Принята в печать 12.09.2017 г.
Received 12.09.2017.
