CC BY
103
МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
'В.С. Панфилов, Ы.Щ.. 'Ш.окин, ^~У. 0ураков
ГОСУДАРСТВО В РОССИЙСКОМ НЕФТЕГАЗОВОМ СЕКТОРЕ^
Для правильного понимания взаимоотношений «бизнеса» и «власти» в постсоветской России необходимо признать фактическое отсутствие у «власти» всех уровней долгосрочной стратегии в сфере экономической политики. Данная ситуация имеет в основе не слабость и инертность самой «государственной власти», а конкретные условия и обстоятельства трансформации национальной экономики.
Рыночные реформы начались в момент глубокого кризиса плановой экономики, фактически утратившей управляемость (точнее, централизованную управляемость). Массовая приватизация, которая представлялась средством выхода из кризиса, этот кризис еще более усугубила. Иллюзии «власти» по поводу того, что «невидимая рука рынка» сама по себе справится с проблемами структурно деформированной экономики, демонстративное «невмешательство» в процессы адаптации структуры экономики к новым рыночным условиям привели к тому, что федеральная власть упустила момент, когда разработка и использование инструментов конструктивной экономической стратегии стали настоятельно необходимыми.
Можно без особых преувеличений утверждать, что ни в период радикальных экономических реформ, ни в постреформенный период в России не было, и по настоящее время нет целостной экономической политики, понимаемой как стратегическая линия действий Государства в области производства, распределения, обмена, потребления, накопления, экспорта и импорта экономического продукта. Соответственно, отсутствует ясная и четкая координация отдельных фрагментов экономи-
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 04-02-00152а).
ческой политики: структурной, институциональной, научно-технической и инновационной, финансово-кредитной, ценовой, бюджетной, внешнеэкономической, социальной и т.д.
Цели и задачи воздействия государства на энергетический сектор в стабильной экономике, как правило, состоят в реализации стратегии экономического развития через средства экономической политики; обеспечении сбалансированного социального развития, особенно в региональном аспекте, энергетической безопасности (стабильности и доступности энергоснабжения для потребителей), доходов государства (фискальной функции).
В период «шоковых» рыночных реформ в современной России добывающие, перерабатывающие, генерирующие, транспортные мощности энергетического сектора оказались настолько избыточными (в виду обвального сокращения производства), что задача обеспечения энергетической безопасности была фактически не актуальна. В отличие от приватизации и «продажи» пакетов акций нефтяных компаний на залоговых аукционах, институциональные преобразования (т.е. реорганизация социалистических предприятий в акционерные общества) в самом энергетическом секторе были проведены, пожалуй, достаточно разумно и взвешенно, во всяком случае, без очевидного депрессивного воздействия на производство.
В результате, основными объектами внимания государства выступают фискальная политика (как налоговая, так и таможенная) и, в отдельные периоды, ограничение скачкообразных взлетов цен на энергоносители. Задача насыщения дефицитного бюджета в условиях долговременной гиперинфляции, решавшаяся, прежде всего, за счет доходов от энергетического сектора, отодвинула далеко на второй план все остальные компоненты экономической политики.
Образовавшуюся нишу частично заполнили собственной инициативой некоторые субъекты РФ (особенно активно данный процесс происходил в начале 1990-х годов в среднем Поволжье и на северном Кавказе). С одной стороны, это выразилось в принятии локальных законов, регулирующих экономические отношения на территории субъектов РФ, с другой - в значительно более активном (по сравнению с федеральным центром) участии локальных властей в непосредственном административном регулировании действий хозяйствующих субъектов.
Конституции и Уставы ряда субъектов РФ в последствии довольно долго «приводились в соответствие» с нормами федерального законодательства. Тем не менее, данный процесс был завершен к концу 1990-х годов. Однако традиция восполнять за счет собственной
инициативы пробелы федеральных правовых норм закрепилась достаточно прочно и частично сохранилась до настоящего времени.
После ликвидации прямых правовых коллизий между федеральными и локальными законами основных инструментами региональных властей стали, во-первых, трактовка и интерпретация положений федеральных законов и подзаконных правовых актов, во-вторых, «детализация» и «конкретизация» правовых норм локальными подзаконными актами.
Субъекты РФ неправомочны принимать подзаконные правовые акты, непосредственно детализирующие нормы федерального законодательства. Поэтому, как правило, применяется следующая технология. Субъект Федерации в лице своего законодательного органа принимает Закон субъекта РФ (региональный закон), определяющий те же правоотношения, что и закон федерального уровня. Например, в некоторых субъектах Федерации приняты и действуют свои законы «О недропользовании» (или законы с несколько иными названиями), призванные конкретизировать действие федерального закона «О недрах» на территории того или иного субъекта РФ. Нормы этих локальных законов никак не противоречат нормам федерального законодательства. Однако со вступлением в силу локального закона, органы исполнительной власти субъекта РФ получают возможность издавать подзаконные нормативные акты, регламентирующие исполнение уже как бы «своего» регионального закона. Таким образом, региональные власти получают возможность регламентировать порядок правоприменения по всем вопросам, непосредственно не прописанным в законах федерального уровня. Прежде всего, это касается всевозможных проверок и инспекций, прав доступа к информации и отчетности субъекта хозяйственной деятельности, выдачи ему распоряжений и предписаний (т.е. вмешательства в его хозяйственную деятельность) и т. д.
Например, в Республике Татарстан приняты и действуют региональные законы «О недрах», «О нефти и газе», «О соглашениях о разделе продукции». В развитие указанных законов введены в действие Временное положение о порядке лицензирования пользования недрами, Положение о плате за пользование недрами.
На территории Тюменской области действуют отдельно областные специальные законы, а также законы Ханты-Мансийского и ЯмалоНенецкого автономных округов (данные автономные округа входят в состав Тюменской области, но являются, наряду с ней самой, субъектами РФ). В Тюменской области приняты и действуют законы «О недрах», «О нефти и газе». В Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком АО действуют также собственные (окружные) законы «О недропользовании». Кроме того, в Ханты-Мансийском округе действуют также специальные законы
«О разработке месторождений углеводородов на территории автономного округа», «Об участии Ханты-Мансийского автономного округа в соглашениях о разделе продукции, поиске, разведке и добыче минерального сырья на территории автономного округа».
В Республике Башкортостан был принят не просто Закон, а Кодекс «О недрах». Локальный закон «О недропользовании» действует также в Новосибирской области.
Таким образом, «продублировав» законы федерального уровня на уровне субъектов Федерации, региональные власти как бы частично «перехватили» у федерального центра не столько законотворческие полномочия, сколько инициативу правоприменения.
Особенностью правового положения субъекта хозяйствования (компании, предприятия, индивидуального предпринимателя) является то, что он правомочен обжаловать действия локальных исполнительных властей, как правило, в судебном порядке. При этом нижние судебные инстанции (местные судебные органы и суды субъектов РФ) часто склонны выносить решения в пользу локальных органов исполнительной власти. На реально объективное рассмотрение дела хозяйствующий субъект может рассчитывать в значительной части случаев лишь в суде федеральной инстанции (для этого он должен последовательно дождаться вынесения судебного решения нижестоящей инстанции и обжаловать его в установленном порядке в вышестоящем суде). Обычно весь бизнес-проект, в отношении отдельных деталей которого инициируется процедура судебного разбирательства, на период рассмотрения дела во всех инстанциях оказывается полностью или частично замороженным, что не может не наносить ущерб бизнесу. Рассчитывать на полную компенсацию такого ущерба (как, например, упущенной выгоды) локальными властями в случае признания их действий неправомерными практически невозможно.
Другой стороной правового положения хозяйствующего субъекта является то, что действия властных структур, наносящие ему ущерб, могут быть предприняты в административном порядке, а значит -совершены быстро и непублично. Так, например, действие лицензии на разведку и добычу полезных ископаемых может быть приостановлено по инициативе местных властей, обратившихся с соответствующим представлением в территориальный орган Федерального агентства по недропользованию. Восстанавливать действие лицензии (обжаловать действия локальной административной власти) придется сначала в административном порядке, т. е. в вышестоящем органе ФАНП, и лишь затем, в случае оставления жалобы без удовлетворения - в судебном порядке. Таким образом, локальным властям
для ущемления интересов недропользователя достаточно затратить несколько часов, тогда как недропользователю на «восстановление справедливости», возможно, придется потратить многие месяцы.
Данный диспаритет правового положения «власти» и субъекта хозяйственной деятельности широко используется локальными администрациями для оказания давления на бизнес. Для предприятий добывающих отраслей (недропользователей) первоначально незначительный конфликт, например, по второстепенным (с их точки зрения) пунктам лицензионного соглашения, может привести к вынужденной необходимости приостановления утвержденной программы работ и графика инвестирования, согласованного уровня добычи минерального сырья. Невыполнение утвержденной программы работ может быть интерпретировано уже как нарушение существенного условия лицензионного соглашения или СРП со всеми вытекающими из этого последствиями (вплоть до аннулирования лицензии).
Наиболее распространенным средством оказания давления на добывающие предприятия является полное или частичное невыполнение установленных соглашением обязательств локальных властей по отношению к недропользователю. Как правило, имеет место не явный отказ от выполнения того или иного обязательства, а несоблюдение установленных сроков совершения конкретных действий. Приостановка работ и замораживание инвестиционных программ «в ожидании» совершения надлежащих (т.е. предусмотренных соглашением) действий исполнительной власти интерпретируется ею как преднамеренное невыполнение недропользователем существенных условий соглашения (особенно «незащищенными» в этом плане являются проекты, осуществляемые на основе СРП).
В настоящее время обозначилась тенденция к централизации управляющего воздействия государства на экономику в целом и энергетический сектор в частности. Однако этот процесс проходит достаточно плавно, без стремления к форсированию событий. Федеральный центр избегает «резких движений», стараясь не вступать в прямые конфликты с локальной исполнительной властью, последовательно, но постепенно возвращая властные прерогативы. Соответственно, меняются приоритеты влияния государства и адекватные этим приоритетам средства воздействия на энергетический сектор.
Анализируя практику применения средств государственного воздействия в постреформенный период, можно выделить следующие основные группы средств регулирования российского нефтегазового сектора:
• экономические методы, общепринятые в хозяйственных системах рыночного типа: величина и структура налоговой на-
грузки, ставки экспортно-импортных пошлин, налоговые преференции при инвестировании чистого дохода и т.п.;
• регулирование доступа к природным ресурсам (минеральным запасам) через правила выдачи лицензий, правила допуска к участию в конкурсах и аукционах;
• административное регулирование доступа к рынкам: экспортные квоты, ограничения по транспортировке трубопроводным транспортом (так называемые «лимиты прокачки»), ограничения на отгрузку на морских нефтеналивных терминалах;
• специальные (целевые) методы стимулирования сопряженных инвестиций (в транспортную и грузоперевалочную инфраструктуру, в геологическое изучение и подготовку месторождений к эксплуатации), в применение отдельных видов технологий и др.;
• особые (временно устанавливаемые) режимы администрирования рынка сырой нефти и нефтепродуктов;
• средства управления государственной собственностью в нефтегазовом секторе (государство - акционер).
Применение экономических методов регулирования и их эволюция описаны в статье Панфилова А.В «Эффективность инвестиций в российский нефтегазовый сектор», опубликованной в данном сборнике.
На уровне регулирования доступа к природным ресурсам основным инструментом стали лицензионные соглашения. Такие соглашения (или соответствующие разделы СРП) в случае их заключения, помимо «обязательных» предметов, установленных федеральным законом «О недрах», могут содержать и всевозможные дополнительные пункты, в том числе и позиции, вообще не имеющие отношения к недропользованию (участие недропользователя в социальном развитии территории, выполнение общеобразовательных программ, сооружение объектов инфраструктуры общего пользования и т.п.).
Необходимо особо отметить, что собственно федеральный закон не трактует лицензионное соглашение как строго обязательную (неотъемлемую) часть самой лицензии. В федеральном законе «О недрах» термин «лицензионное соглашение» упоминается всего один раз (ст. 12), причем содержание лицензионного соглашения федеральным законом не раскрывается. «Временные методические рекомендации для оформления лицензий на право пользования участками недр для геологического изучения, разведки и добычи полезных ископаемых», утвержденные Распоряжением №459-р Министерства природных ресурсов от 15 ноября 2002 года, трактуют лицензионное соглашение уже как приложение к лицензии, являющееся ее неотъ-
емлемой частью (ст. 2, п. 6, подп. 2 Рекомендаций). При этом указывается, что лицензия на пользование недрами может дополняться иными условиями, не противоречащими Закону Российской Федерации «О недрах» и Положению о порядке лицензирования пользования недрами (ст. 2, п. 5). Указывается также, что перечень дополнительных приложений к лицензии и условия пользования недрами конкретизируются в процессе ее оформления в зависимости от вида полезного ископаемого и вида пользования недрами (ст. 2, п. 7). В свою очередь, в Положении о порядке лицензирования пользования недрами, утвержденном Постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 15 июля 1992 г. № 3314-1, указано лишь, что «лицензия может определять иные права и обязанности ее владельца, не противоречащие действующему законодательству Российской Федерации и настоящему Положению» (ст. 16.3).
Руководители федеральных ведомств в публичных выступлениях (интервью в прессе и др.) неоднократно отмечали недопустимость включения в лицензионные соглашения «социальных», «инфраструктурных» и иных обязательств, не имеющих прямого отношения к недропользованию. Однако ни один из них не сделал ничего для практической коррекции нормативно-правовой базы, позволяющей представителям самих федеральных ведомств и в особенности локальным органам власти произвольно толковать такие термины как «другие», «иные», «прочие» обязательства недропользователей.
В области административного регулирования доступа к рынкам основным объектом управляющих воздействий исполнительной власти было и отчасти остается распределение товарных ресурсов нефти между внешним и внутренним рынком. Актуальность и острота проблемы определяются тем, что, во-первых, цены внутреннего рынка (как и рынков стран СНГ) ниже так называемых «мировых цен»; во-вторых, емкость внутреннего рынка (измеряемая в физических единицах) относительно невелика.
Производственные мощности нефтяной промышленности СССР были рассчитаны на массовый экспорт нефти и продуктов ее переработки. Соответственно производственные мощности России, оставшиеся после распада Советского Союза, кратно превосходили потребность страны в нефти для собственных нужд. Даже простое поддержание производственных мощностей в пригодном для эксплуатации состоянии требовало более высокого уровня нефтедобычи, чем внутренняя потребность. Резко сократить экспорт в тот период означало не только лишить государство основного источника дохода, но и необратимо развалить отрасль.
Кроме того, экспорт нефти обладал значительно более высокой доходностью, чем ее реализация на внутреннем рынке. К относительно более низким ценам внутреннего рынка с началом экономических реформ добавился еще и такой фактор, как «кризис неплатежей», сделавший проблематичным своевременное получение выручки от продаж на внутреннем рынке. Гиперинфляция и отсутствие эффективных финансовых инструментов, в свою очередь, сделали практически невозможной аккумуляцию накоплений для инвестиционных нужд.
Экспорт сырой нефти стал в тот период «якорем стабильности» как для отрасли, так и для экономики страны в целом.
В данных обстоятельствах естественным образом резко повысилось внимание государства к администрированию как товарных ресурсов нефти, так и нефтяного экспорта. В несколько меньшей степени и на менее продолжительное время прямому государственному администрированию подвергся также внутренний рынок нефти и нефтепродуктов.
Первой масштабной мерой прямого вмешательства государства в функционирование нефтяного рынка стал контроль над внутренними ценами на энергоносители.
До сентября 1992 г. внутренние цены на сырую нефть устанавливались индивидуально для каждого нефтедобывающего предприятия (в тот период они назывались «нефтегазодобывающими объединениями»). Считалось, что цены должны устанавливаться с учетом горно-геологических и хозяйственных условий добычи и «выравнивать» доходность производственной деятельности всех предприятий, а также учитывать качество добываемой нефти.
Взрыв гиперинфляции, произошедший после либерализации рынков потребительских товаров и услуг, сделал прямое индивидуальное установление цен практически невозможным. С учетом реальной инфляции их следовало бы менять два-три раза в месяц или даже чаще.
С 1 сентября 1992 г. был установлен единый норматив рентабельности в размере 10% цены реализации товарной продукции. Это означало, что вне зависимости от фактической себестоимости добычи и величины накладных расходов, связанных с товарной подготовкой и транспортировкой нефти, прибыль продавца не могла превышать 10% суммы сделки (выручки от продажи товарной партии нефти). По замыслу Правительства, данная мера должна была ограничить необоснованную «инфляционную прибыль» нефтяных компаний. На практике это привело к тому, что добывающие компании создали подконтрольные им цепочки торговых предприятий-посредников, каждая из которых последовательно добавляла свою 10-процентную наценку, пока цена конечной (для системы произво-
дитель плюс трейдеры) реализации не достигала достаточного, с точки зрения производителя, уровня.
В дальнейшем данная система реализации нефти сыграла существенную роль совершенно в другой сфере. Добывающие предприятия оказались в «долговой кабале» у собственных трейдеров, контролировавших товарно-финансовые потоки и систему расчетов. При последовавшей приватизации нефтедобывающих компаний фактически только две из них: «Сургутнефтегаз» и «ЛУКОЙЛ» сумели сохранить самостоятельность и профессиональный кадровый состав руководства. Остальные были интегрированы в состав финансово-коммерческих групп, рассматривавших нефтедобывающие компании скорее как коммерческий, нежели как долгосрочный промышленный актив.
Нормативное ограничение рентабельности продаж действовало до июня 1994 г., когда было отменено как очевидно неэффективная антиинфляционная мера.
С 1 сентября 1992 г. был также введен институт так называемых « спецэкспортеров» нефти и нефтепродуктов. Следствием либерализации внешнеэкономической деятельности, с одной стороны, и «ножниц цен» и состояния платежной дисциплины на внутреннем и внешнем рынках, с другой стороны, стала скупка товарных ресурсов нефти торговыми посредниками с целью последующего экспорта. Главной проблемой для государства в этой связи стал возврат в страну экспортной валютной выручки от внешнеторговых сделок. Группы «профессиональных» трейдеров регистрировали множество компаний-однодневок, которые исчезали, совершив одну - две экспортные операции. При этом валютная выручка оставлялась на счетах компании-трейдера в зарубежных банках либо на счетах доверенных лиц. Таможенные пошлины, которые такая компания была обязана уплатить после завершения сделки (т. е. по факту поступления на ее счета внутри страны валютной выручки), также не выплачивались. Кроме того, относительно мелкие трейдеры в массовом порядке занимались ценовым демпингом. Значительные скидки были по существу своеобразной платой за возможность «придержать» выручку на зарубежных счетах или вообще направить ее на счета трейдеров в оффшорных зонах.
Компания, получавшая статус спецэкспортера, принимала на себя два основных обязательства: во-первых, полностью и в установленные для определенных видов сделок сроки переводить валютную выручку на специально зарегистрированные банковские счета внутри страны; во-вторых, уплачивать таможенные пошлины авансом, т. е. до факта пересечения товаром таможенной границы России. В то же время, компания-спецэкспортер получала право, не являясь про-
изводителем нефти покупать нефть либо нефтепродукты внутри страны (т. е. по низким внутренним ценам с оплатой в обесценивающихся рублях) и продавать на внешнем рынке за твердую валюту. Другим торговым посредникам такие сделки была запрещены.
Кроме того, только компания, имеющая статус спецэкспортера, могла получить квоту на транспортировку нефти из страны по трубопроводам.
Перечисленные меры привели к действительно позитивным результатам. Поток валютной выручки в страну резко увеличился, собираемость таможенных платежей по данным видам операций приблизилась к 100%, средняя цена экспортируемой нефти и нефтепродуктов установилась на уровне, сложившемся на мировом рынке.
В начале 1995 г. выдача «спецлицензий» была заменена обязательной регистрацией (сертификацией) экспортных контрактов. Спецэкс-портеры утратили монопольное положение: любой производитель нефти или коммерческий посредник мог самостоятельно осуществлять продажу нефти на экспорт, но на условиях по существу тождественных, установленным «спецлицензией». Первоначально именно такие условия и фиксировались в экспортном сертификате.
В дальнейшем, по мере нормализации экономической ситуации внутри страны и постепенного сближения внутренних и внешних цен на нефтепродукты, рынок был окончательно либерализован. Более значимым инструментом регулирования доступа к внешним рынкам стал доступ к экспортным трубопроводам. Однако полное упразднение института спецэкспортеров (уже как компаний, уполномоченных осуществлять специальные государственные поставки для инвестиционных нужд) произошло только в 2000 г.
Тем не менее, идея придания «особого статуса» экспортерам углеводородов не забыта и по сей день. Попытки вернуться к олигополии «избранных» периодически осуществляются «заинтересованными лицами» путем внесения в Государственную Думу РФ соответствующих законопроектов. В 2002 г. группой депутатов был даже внесен законопроект «О введении государственной монополии на экспорт нефти и нефтепродуктов», предполагавший создание государственной внешнеторговой компании-посредника, которая осуществляла бы экспорт нефти и нефтепродуктов на основе договоров комиссии с производителями. Однако идея законопроекта была отклонена комитетом Государственной Думы по экономической политике и предпринимательству, что продемонстрировало последовательность российских законодателей в намерении и впредь обеспечивать равные права всем субъектам хозяйственной деятельности в доступе к внешним рынкам.
В начале 1990-х годов использовалось прямое квотирование экспортных поставок каждой нефтедобывающей компании. Доступ к системе экспортных трубопроводов стал главным инструментом регулирования экспорта нефти в начале 1995 г. Постановлением Правительства РФ от 30.01.1995 г. № 94 была учреждена «Межведомственная комиссия по регулированию вопросов, связанных с использованием системы магистральных нефтепроводов, нефтепродукто-проводов и терминалов в морских портах для вывоза нефти, нефтепродуктов, за пределы таможенной территории Российской Федерации», устанавливающая «лимиты на прокачку» как непосредственным производителям нефти, так и трейдерским компаниям. Функции Комиссии по существу состояли в квотировании экспорта путем распределения лимитов транспортировки нефти и нефтепродуктов по магистральным трубопроводам и лимитировании доступа к экспортным нефтеналивным терминалам. Фактически был установлен прямой административный контроль над вывозом нефти и нефтепродуктов с таможенной территории России.
В «сферу ответственности» Комиссии первоначально не был включен железнодорожный транспорт и внутренние (речные) нефтеналивные терминалы, способные обслуживать суда (танкеры) класса «река-море». Данное обстоятельство имело следствием скачкообразный всплеск спроса на железнодорожные цистерны и танкеры указанного класса. По данным таможенной статистики в отдельные периоды более трети экспортируемой сырой нефти вывозилось из страны по железной дороге. В период 2003-2005 гг. объем сырой нефти, вывозимой железнодорожными цистернами, составил порядка 30-35 млн. т нефти в год. Не исключено, что сводные данные таможенной статистики являются заниженными. Одна только НК «ЮКОС» в 2003 г. вывезла из России железнодорожным и водным транспортом (танкерами река-море) около 20 млн. т сырой нефти.
В ноябре 2000 г. действовавшая Межведомственная Комиссия была преобразована в Комиссию Правительства Российской Федерации по вопросам использования систем магистральных нефтегазопроводов и нефтепродуктопроводов (Постановление № 843). Тем самым были не столько расширены ее полномочия, сколько повышен административный статус. Фактически Комиссия не занималась самостоятельной разработкой графиков экспортных поставок и формированием квот доступа к экспортоориентированным транспортным и грузоперевалочным мощностям. Она лишь контролировала и утверждала квоты и графики, которые разрабатывало Федеральное агентство по энергетике (бывшее Министерство энергетики РФ) и «Транснефть». Однако Комиссия вы-
полняла весьма важную роль арбитра в постоянном конфликте интересов между нефтяниками и транспортниками.
Сами же экспортные квоты (в дальнейшем квоты доступа «к экспортной трубе») традиционно распределялись Министерством топлива и энергетики РФ с момента его создания. В соответствии с «Положением о Министерстве топлива и энергетики Российской Федерации», одной из его функций была «подготовка и организация исполнения предложений по установлению квот для экспортно-импортных операций по номенклатуре продукции топливно-энергетического комплекса, участие в формировании и распределении квот на передачу из России нефти, газа, угля и продуктов их переработки и электроэнергии с доведением квот производителям этой продукции в соответствии с установленным порядком» (в настоящее время эту функцию выполняет ФАЭ).
Для российских нефтедобывающих компаний установлена «единая базовая квота» экспорта сырой нефти через систему Транснефти, составляющая 30% объема добычи (данная норма не распространяется на СРП). Временное исключение было сделано в 2000-2001 гг. для малых (объем добычи до 500 тыс. т) и средних (объем добычи до 1,1 млн. т) нефтедобывающих предприятий, которым была установлена квота в 70%. Данная мера имеет целью обеспечить внутренний рынок нефтепродуктами (прежде всего моторным топливом) в объеме, достаточном для предотвращения опережающего роста цен. В отдельные периоды (как правило, в сезон сельскохозяйственных работ) дополнительно вводились прямые административные ограничения на экспорт нефти и особенно нефтепродуктов.
Статистика экспорта углеводородов из Российской Федерации будто бы подтверждает эффективность мер административного регулирования рынка: вывоз сырой нефти из России после 2000 г. в целом едва превышает 30% добычи. Тем не менее, фактический экспорт сырой нефти крупными компаниями доходит до 50% и более. Увеличение доли экспортируемой продукции осуществляется, во-первых, за счет распределения так называемых дополнительных квот, предоставляемых, как правило, именно крупнейшим компаниям, во-вторых, за счет альтернативных видов транспорта.
Следует отметить, что экспортные квоты (согласованные объемы «прокачки на экспорт») по установленным в России правилам практически всегда можно было «переуступать», т.е. по существу продавать другим компаниям. «Цена» переуступки (продажи) экспортной квоты существенно зависела от уровня жесткости административного контроля в тот или иной период. С целью получения «резервных»
квот крупные нефтяные компании шли на создание зависимых (но формально не аффилированных) предприятий, единственной задачей которых было получение квоты с целью ее последующей переуступки «материнской» компании. Возникла также особая сфера бизнеса: создание специализированных юридических лиц для получения квот с целью дальнейшей продажи.
К числу специальных режимов административного регулирования рынка углеводородов и деятельности нефтедобывающих компаний в целом можно отнести такие меры, как увязка поведения компании в качестве налогоплательщика с доступом к внешним рынкам и к инвестициям.
Так, специфическим изобретением российских администраторов является обусловленность выделения экспортной квоты отсутствием у нефтяной компании-экспортера задолженностей по налоговым и иным обязательным бюджетным платежам. В период с 1993 по 2005 гг. Правительство РФ выпустило целый ряд нормативных актов разного статуса (постановлений, распоряжений, положений и т.д.), касающихся ограничения «доступа к экспортной трубе» для нефтяных компаний, имеющих задолженность по выполнению налоговых обязательств. В период всеобщего «кризиса неплатежей» основным требованием было заключение соглашения о сроках и формах погашения задолженности (соглашения о реструктуризации). В период нормализации финансовой ситуации требования стали более жесткими и переориентировались на безусловное погашение долга.
В этой связи интересно отметить, что лидером экспорта нефти «в обход трубы» стала именно НК «ЮКОС», накопившая наибольшую задолженность по налоговым платежам и упорно не желавшая реструктурировать ее на принятых другими нефтедобывающими компаниями условиях. Одиозный проект строительства компанией собственного экспортного трубопровода в какой-то мере стал вызывающим «ответом» на установленные государством условия получения квот для доступа в действующую магистральную систему.
Необходимо подчеркнуть, что в Налоговом кодексе Российской Федерации не содержится каких-либо пунктов, предусматривающих такую санкцию, как «отлучение от трубопровода» или снижение квот за неуплату налогов. Данное условие является результатом правотворчества исполнительных властей, причем властей федерального уровня.
Отсутствие задолженности по налоговым платежам было также использовано в качестве критерия выбора компаний для участия в некоторых привлекательных инвестиционных проектах. Так, в свое время было объявлено, что к участию в строительстве нефтеналивного комплекса (в том числе, нефтеперерабатывающего завода) в г. При-
морске (Ленинградская область), открывающему новый стратегический маршрут морского экспорта, будут допущены только те нефтяные компании, которые не имеют задолженности по бюджетным обязательствам. Таких компаний среди вертикально интегрированных нефтяных компаний оказалось две: «Роснефть» и «Сургутнефтегаз». Именно они и стали основными операторами проекта.
Анализируя ситуацию применительно к экспорту сырой нефти и других энергоносителей, нельзя не отметить отсутствие в России правового механизма регулирования объемов экспорта государством. В странах - участниках ОПЕК сформировано правовое поле, позволяющее государству (в лице исполнительной власти) непосредственно управлять объемами экспорта углеводородов. Проблема России состоит в том, что при необходимости ограничения экспорта (по соглашению с другими странами-экспортерами или для приоритетного обеспечения внутреннего рынка) исполнительная власть вынуждена прибегать либо к использованию действующего правового поля (трактуя и приспосабливая его нормы под конъюнктурные задачи), либо брать на себя правотворческие функции (что чревато выходом за рамки конституционной правоспособности).
Обусловленность доступа к экспорто-ориентированным транспортным мощностям всевозможными обстоятельствами, не имеющими никакого отношения к установленным законодательством правам юридических лиц и других субъектов хозяйственной деятельности, является следствием отмеченного «пробела» в российской правовой системе.
Воздействие государства на энергетический сектор осуществляется не только через правовые нормы и систему правоприменения, но и посредством управления государственной собственностью в нефтегазовом секторе.
Существует две основополагающих точки зрения относительно участия государства как акционера в капитале компаний национальной экономики.
Первая точка зрения - доля государства в капитале компаний должна быть сведена к нулю. В качестве обоснования данной точки зрения часто приводится тезис о том, что государство является неэффективным собственником. Поэтому государство должно только «задавать правила игры», т.е. влиять на развитие и функционирование отраслей экономики посредством формирования норм, правил и процедур, а не становится по сути одним из хозяйствующих субъектов, который конкурирует с частными компаниями.
Вторая точка зрения - государство правомочно и экономически эффективно может участвовать в капитале компаний, относящихся к
стратегическим отраслям экономики, а собственно доля государства в капитале определяется из конкретных исторических, экономических и других обстоятельств. Следует отметить, что нефтегазовая отрасль является одной из стратегических отраслей экономики.
По сути, в 1990-е годы в российской экономике вообще, и нефтяном комплексе в частности, реализовывался принцип «государство априори не эффективный собственник». Государство отстранилось от прямого участия в управлении нефтяным сектором, т.е. от управления капиталом в данной отрасли, перейдя в основном к регулятивному воздействию. Как показывает анализ, чисто либеральный подход к регулированию отрасли в не устоявшихся институциональных условиях оказался малоэффективным.
Переход нефтяных компаний в собственность финансовых структур и появление менеджеров, ориентирующихся в основном на краткосрочные финансовые показатели функционирования компаний, привели к смене стратегии развития отрасли. По сути, произошла смена приоритетов: от жизнеобеспечения производств и наращивания ресурсной базы за счет освоения новых месторождений - к гонке за краткосрочной прибылью в ущерб долгосрочной и повышению капитализации. Безусловно, в нормальных условиях основная задача менеджмента заключается именно в росте благосостояния акционеров, что выражается в увеличении рыночной стоимости акций компаний и, соответственно, в росте капитализации. Однако повышение благосостояния акционеров в ущерб интересам других стейкхолде-ров2 не может быть устойчивым в долгосрочной перспективе. В России же рост капитализации ряда крупнейших частных компаний имел место как раз на фоне нарушения интересов как государства, так и общества в целом. В частности, это выражалось в максимальном использовании заделов, созданных еще в Советском Союзе, без осуществления инвестиций в долгосрочное развитие. В конечном счете, цель собственников ряда российских нефтяных компаний заключалась не в том, чтобы максимально эффективно осуществлять добычу и переработку, а в том, чтобы продать по рыночным ценам активы, которые были приобретены в результате приватизации по сильно заниженным ценам, в том числе с использованием залоговых аукционов.
Другая особенность ряда российских частных нефтегазовых компаний - они не являлись национально-ориентированными в отличие от большинства зарубежных корпораций. Причем национальная ориентация зарубежных компаний проявляется не только в ориентации на раз-
2 От англ. stakeholder — заинтересованная сторона, заинтересованное лицо.
витие национальной экономики (официально эти компании могут декларировать независимость от государства и его политики, но национальный рынок для данных компаний является приоритетным), но и в том, что капитал западных компаний национален по своей структуре, их владельцами являются (через систему специализированных институциональных инвесторов) миллионы акционеров (включая и пенсионные фонды с накоплениями в миллиарды и десятки миллиардов долла-ров)5. Структура собственности определяет и мотивацию, и направленность принимаемых на уровне компании решений - ей соответствуют все действия менеджеров подобных компаний. Олигархический капитал стремится извлечь максимальную прибыль и практически не вкладывает ресурсы в развитие. Ярким подтверждением этого является сравнение дивидендной политики ведущих российских компаний нефтегазового сектора (см. Приложение).
Так, объем денежных средств, направляемых ОАО «Газпром» на выплату дивидендов в период с 2000 по 2005 гг. составлял не более 9% объема денежных средств, выделяемых на финансирование инвестиций в основной капитал. В то же время в компании «Сибнефть», за исключением 2004 г., выплаченные дивиденды существенно превышали капвложения.
Частные компании, мажоритарные акционеры которых планировали продать (или уже продали) свои пакеты акций, проводили агрессивную дивидендную политику, направляя на выплату дивидендов существенную часть чистой прибыли. Иными словами, кроме значимого дохода от прироста рыночной стоимости капитала («Сибнефть», «ТНК-ВР»), акционеры стремились получить максимальный текущий доход в ущерб инвестированию в долгосрочное развитие.
Важнейшая черта российского нефтегазового сектора состоит в том, что недра являются собственностью народа (государства). В России приватизировались добывающие и перерабатывающие активы, в то время как собственник недр - государство - не менялся. В этом контексте естественно, что государство рассматривает функционирующие в России нефтегазовые компании как операторов. В интересах собственника недр - максимально эффективное их использование. «Хищническая» добыча, которая приводит к снижению извлекаемости энергоресурсов, к катастрофическим экологическим последствиям, заведомо не эффективна. Наблюдаемое в последнее время стремление государства увеличить свою долю в нефтегазовом секторе можно рас-
5 Шафраник Ю.К. Вызовы времени и механизмы формирования адекватных ответов нефтегазового сектора России // Открытый семинар «Экономические проблемы энергетического комплекса», заседание от 26 апреля 2005 г. М.: ИНПРАН, 2006.
сматривать как попытку сменить менее эффективного управляющего с точки зрения собственника недр, на более эффективного.
В отличие от ряда других стран (из последних примеров - Боливия), имеющих существенные запасы энергоресурсов, в России рост доли государства происходит, по крайней мере, формально, с соблюдением рыночных принципов. В частности, ориентиром для определения цены, по которой «Газпром» приобрел 72,66%4 акций «Сибнефти», являлась рыночная цена акций данной компании5. Покупка «Газпромом» 20% акций независимой газодобывающей компании «Новотэк» также осуществлялась с ориентиром на рыночную цену акций данной компании.
Рассмотрим более детально процесс перехода в собственность «Роснефти»6 (компании с доминирующим государственным участием) компании «Юганскнефтегаз» - основного нефтедобывающего актива НК «ЮКОС».
Во-первых, необходимо принять во внимание то обстоятельство, что реструктурировать (например, по процедуре продажи для случая банкротства) всю вертикально интегрированную нефтяную компанию (ВИНК) «ЮКОС» было нереально. Продажа только промышленных активов (собственно нефтедобывающих «дочерних» компаний) является более предпочтительной, так как именно они и представляют реальную ценность. Очевидно, государство не хотело приобретения этих активов ни одной из действующих частных национальных ВИНК, поскольку это нарушило бы сложившееся конкурентное равновесие в важнейшей отрасли. Допускать иностранные компании к активу, являющемуся для сегодняшней России несомненно стратегическим, государство по соображениям национальной безопасности также не могло. Но, вероятно, более всего государство не хотело допустить покупки промышленных активов «ЮКОСА» национальной финансово-промышленной группой, не представленной прежде в нефтяном секторе. Это означало бы организовать своими действиями «передел собственности» в рамках национального крупного бизнеса.
В итоге выбор был сделан в пользу достаточно надежного, хотя и весьма неизящного решения - покупки основного производственного актива государственной нефтяной корпорацией, причем через промежу-
4 Включая акции Сибнефти, приобретенные «Газпром Финанс Б.В.»
5 Следует отметить, что «Газпрому» в некотором смысле желательно располагать нефтяными активами и быть производителем товарной сырой нефти. Подобно тому, как у российских нефтяников существует давняя проблема: что делать (экономически эффективно) с попутным нефтяным газом, так и у «Газпрома» существует проблема: что делать с «попутной» нефтью. Имея в своем составе профессионального оператора добычи и рынка нефти, «Газпром», вероятно, мог бы более эффективно действовать в этом сегменте своего бизнеса.
6 Сегодняшняя «Роснефть» примерно в 4 раза превосходит по многим показателям «Роснефть» до приобретения «Юганскнефтегаза».
точную сделку с частной компанией. Тем не менее в результате цепочки сделок с промышленными активами, принадлежавшими «ЮКОСУ», была обеспечена возможность их последующей поэтапной реприватизации, исключающей перечисленные выше «нежелательные» исходы.
Во-вторых, кардинально различались объявленная цена аукциона по продаже пакета акций Юганскнефтегаза (8,85 млрд. долл. США) и оценки справедливой стоимости данной компании, выполненные по заказам Минюста РФ и самого «ЮКОСА». «JP Morgan» в качестве подрядчика «ЮКОСА» оценил стоимость «Юганскнефтегаза» в 16-20 млрд. долл. США за вычетом долга и текущих обязательств по налогам. «Dresdner Kleinwort Wasserstein» по заказу Министерства юстиции РФ оценил основное добывающее производство «ЮКОСА» в 14,7-17,3 млрд. долл. США с учетом налоговых претензий. Следует отметить, что изначально результаты исследования «Dresdner Kleinwort Wasserstein» имели гриф «строго конфиденциально», но они были опубликованы после того, как Минюст сообщил, что данный банк оценил «Юганскнефтегаз» в 10,4 млрд. долл. США. В конечном счете, «Юганскнефтегаз» был приобретен практически неизвестной компанией ООО «БайкалФинансГрупп» за 9,35 млрд. долл. США, которая впоследствии была куплена НК «Роснефть».
Разницу между оценками справедливой стоимости и ценой аукциона отчасти можно объяснить следующим образом. И «JP Morgan», и «Dresdner Kleinwort Wasserstein», судя по диапазону полученных оценок, не учитывали вариант отзыва лицензий на добычу. Они, по сути, оценивали «Юганскнефтегаз» как компанию, имеющую не лицензию на добычу, а имеющую право собственности на данные месторождения. Министерство природных ресурсов РФ в свою очередь в этот период (октябрь 2004 г.) заявило о том, что оно может отозвать у «Юганскнефтегаза» все лицензии на добычу полезных ископаемых. При таком сценарии оценки справедливой стоимости и в 16 млрд. долл. США, и даже в 10 млрд. долл. США были бы излишне оптимистичными, так как данный актив следовало бы продавать в соответствии с ликвидационной стоимостью зданий, оборудования и т.п., которые находятся у него на балансе. Поэтому, применительно к ситуации вокруг «ЮКОСА», говорить о том, что российское государство не соблюдало хотя бы видимости законности, нельзя. В то же время можно согласиться с тем мнением, которое, например, высказывалось в докладе комитета по правам человека Парламентской ассамблеи Совета Европы, что государство «нарушило принцип равенства перед законом, произвольно выбрав объект преследования». Налоговую политику, которая стала причиной бан-
кротства «ЮКОСА», вели и другие компании, как нефтегазового сектора, так и других отраслей. Показательное наказание только одной крупной компании может указывать на то, что государство не преследовало целей вернуть под свой контроль нефтегазовый сектор, а стремилось, скорее, к нормальному, с точки зрения соблюдения налогового законодательства, функционированию нефтегазовых компаний.
Говоря о тенденциях к «увеличению доли государства в капитале нефтедобывающих компаний», следовало бы добавить, что большинство аналитиков пренебрегают фактом появления в России новой частной нефтяной компании. Речь идет о НК «Русснефть», созданной в 2002 г. бывшим руководителем «Славнефти» М. Гуцирие-вым и ушедшей вместе с ним частью команды менеджеров «Славнефти». Промысловый потенциал компании был собран буквально «по клочкам» в Западной Сибири, Приуралье и Поволжье. К середине 2006 г. компания вышла на уровень добычи около 17 млн. т нефти, имела свыше 600 млн. т извлекаемых запасов, три небольших НПЗ (суммарной мощностью 9,5 млн. т нефти в год), собственную сеть АЗС. Целью компании на ближайшую перспективу является увеличение нефтедобычи до уровня 20-25 млн. т в год.
Увидеть в создании одним из топ-менеджеров некогда государственной корпорации собственной нефтяной компании знаковое событие, обозначившее «перелом тенденции к огосударствлению отрасли» - ни одному, даже тенденциозному «аналитику» пока не удалось. Любые же «технические» действия, связанные с реструктуризацией нефтяных компаний, охотно интерпретируются как экспансия государства в нефтяной бизнес.
Тем не менее, активизация участия государства в капитале нефтегазового сектора периодически преподносится в зарубежных средствах массовой информации как потенциальная угроза частному бизнесу в данном секторе экономики. Вообще говоря, не следует излишне драматизировать тот факт, что государство набирает вес как акционер нефтегазового комплекса. Как показывает анализ мирового опыта, периодически переход под контроль государства, в том числе под полный контроль, происходил не только в так называемых развивающихся странах, но и в развитых. В качестве примера можно привести национализацию компаний металлургического сектора в европейских странах, в частности в Великобритании, Франции и т.д. В Великобритании металлургия была национализирована в 1967 г.7 Точнее было национализировано около 90% отрасли. В результате данного процесса
7 «History of British steel», www.corus.com.
из 14 основных металлургических компаний была создана корпорация «British steel». Основная цель национализации - оздоровление отрасли после длительного периода неэффективных инвестиций. Для этого была принята 10-летняя программа, по которой предполагалось в результате ежегодных инвестиций в размере 3 млрд. фунтов стерлингов преобразовать «British steel» из объединения большого количества мелких производственных мощностей, к тому же сильно изношенных, в гораздо более компактную организацию, состоящую из крупных конкурентоспособных производственных дивизионов. Реализация стратегии сопровождалась большим количеством трудностей, а в 1988 г. состоялась приватизация британской металлургии.
По поводу национализации французской металлургии можно отметить то, что в 60-70-е годы прошлого века во Франции было много крупных металлургических компаний. Эти компании, как отмечают некоторые французские исследователи, фактически занимались политическим шантажом: они требовали субсидий от правительства, угрожая масштабными увольнениями. Собственно говоря, в эти годы многие металлургические компании выживали за счет государственных субсидий. Дело кончилось тем, что в 1991 г. французское правительство национализировало металлургическую промышленность. Была проведена ее решительная реструктуризация.
При всех исторических условностях приводимых примеров отметим следующее. Увеличение доли государства как акционера в отдельных отраслях экономики (или даже их национализация) не обязательно может быть связана с «переделом собственности» в негативном смысле. Достаточно часто, когда в тех или иных отраслях существуют определенные проблемы, которые частный бизнес не в силах или не заинтересован решать, частичная национализация осуществляется с целью оздоровить данную отрасль, скорректировать направление ее развития. Другой вопрос - как часто частичная национализация способствовала решению проблем отрасли.
Подводя итоги вышеизложенного, можно оценить перспективные действия по пересмотру законодательной базы хозяйственной деятельности в целом и в недропользовании в частности. По всей вероятности, в вопросах недропользования будет наблюдаться расширение прерогатив «центра» и ограничение роли локальных властей в принятии и контроле выполнения решений.
В ближайшей и среднесрочной перспективе в Российской Федерации сохранится ситуация своего рода коллизии права и правоприменения. Данная коллизия будет иметь две проекции:
(1) между федеральными законами и подзаконными правовыми актами органов исполнительной власти федерального уровня;
(2) между федеральными законами, законами субъектов Федерации и администрированием исполнения этих законов компетентными органами власти локального уровня.
На федеральном уровне тенденция к ограничению «правотворчества» исполнительной власти будет достаточно интенсивной. На локальном уровне субъекты РФ будут стремить удержать статус-кво всеми доступными средствами; будет продолжаться дублирование федеральных законов локальными с целью их прямого администрирования «на местах».
Государство на длительную перспективу сохранит за собой монополию на регулирование доступа хозяйствующих субъектов к внешним рынкам сбыта и продолжит квотирование или иное административное управление экспортом жидких углеводородов при сохранении монополии на транспортировку природного газа.
Реструктурируемые нефтедобывающие компании и фрагменты компаний, оказавшиеся в структуре «Газпрома», будут реформированы и приватизированы (реприватизированы). Вероятно, в составе «Газпрома» сохранится небольшая специализированная нефтяная компания.
Политика в отношении допуска иностранных компаний к разработке новых нефтегазоносных месторождений и их участия в разработке месторождений, находящихся в эксплуатации, останется «сдержанно прохладной». Такая политика, вероятно, будет продолжаться до тех пор, пока Россия будет иметь потенциал экстенсивного расширения (поддержания уровня) нефтегазодобычи. Радикальные изменения могут возникнуть тогда, когда будет осознана необходимость сдерживания экстенсивного расширения (поддержания) нефтедобычи, перехода к технологиям более полного извлечения запасов, в том числе на малых и средних месторождениях.
Энергетическая хартия в ее современном виде в РФ не будет ратифицирована. Сотрудничество с Евросоюзом в энергетической сфере будет конструктивным только в случае «невраждебного» отношения к проникновению российских нефтегазовых компаний на Европейский рынок. В случае «дружественного» отношения к российским нефтегазовым компаниям допуск иностранных компаний в российский нефтегазовый сектор будет либерализован.
Приложение
Дивидендная политика ведущих российских компаний нефтегазового сектора
Показатель 2000 г. 2001 г. 2002 г. 2003 г. 2004 г. 2005 г.
1. Компании с доминирую-
щим государственным уча-
стием
Газпром
Чистая прибыль*, млрд. руб. 340,0 11,5 29,0 159,08 211,7 315,9
Кап. вложения, млрд. руб. 57,7 81,2 141,1 144,4 197,7 274,4
Дивиденды/кап. вложения, % 6,0 7,0 7,0 6,0 7,0 9,0
Дивиденды/чистая прибыль, % 1,1 51, 36 5,3 6,9 7,6
Роснефть
Чистая прибыль, млрд. долл. 0,46 0,48 0,32 0,39 0,84 4,16
Кап. вложения, млрд. долл. 0,29 0,40 0,39 0,82 0,85 2,09
Дивиденды/кап. вложения, % 4,9 11,1 15,0 8,3 7,2 6,5
Дивиденды/чистая прибыль, % 3,1 9,2 17,9 17,6 7,3 3,2
2. Частные компании
Лукойл
Чистая прибыль, млрд. долл. 3,3 2,1 1,8 3,7 4,3 6,4
Кап. вложения, млрд. долл. 1,7 2,5 2,1 2,9 3,3 4,0
Дивиденды/кап. вложения, % 8,0 10,7 20,9 18,9 27,4 18,7
Дивиденды/чистая прибыль, % 4,0 12,8 23,5 14,7 21,0 11,6
Сибнефть
Чистая прибыль, млрд. долл. 0,7 1,3 1,2 2,3 2,1 2,8
Кап. вложения, млрд. долл. 0,2 0,6 1,0 1,0 0,9 1,0
Дивиденды/кап. вложения, % 235 137 115 136 10,2 222
Дивиденды/чистая прибыль, % 80 65 95 59 4,4 81
ЮКОС
Чистая прибыль, млрд. долл. 3,7 3,2 3,06 * * ,3
Кап. вложения, млрд. долл. 0,59 0,95 1,3 0,39**
Дивиденды/кап. вложения***, % 17,5 49,6 22,2 609,5**
Дивиденды/чистая прибыль, % 2,8 15,0 9,2 178,6**
TNK-BP International limited
Чистая прибыль, млрд. долл. 1,5 2,8 4,0
Кап. вложения, млрд. долл. 0,6 0,9 1,3
Дивиденды/кап. вложения, % 23,4 70,0 298,1
Дивиденды/чистая прибыль, % 9,0 21,2 96,2
* Волатильность чистой прибыли объясняется влиянием отложенного налога на прибыль.
** За 9 мес.
*** С учетом выкупа собственных акций.
Источники: Финансовая отчетность ОАО «Газпром» за соответствующие годы, www.gazprom.ru; Финансовая отчетность ОАО «Роснефть» за соответствующие годы, www.rosneft.ru: Финансовая отчетность ОАО «Лукойл» за соответствующие годы, www.lukoil.ru; Финансовая отчетность ОАО «Сибнефть» (с мая 2006г. — Газпромнефть) за соответствующие годы, www.sibneft.ru (Примечание: Газпром объявил о приобретении более 75% акций Сибнефти в IV кв. 2005 г.); Финансовая отчетность ОАО «Юкос» за соответствующие годы, www.yukos.ru: Финансовая отчетность TNK-BP International limited за соответствующие годы, www.tnk-bp.ru.
