CC BY
66
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ РИСКА В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕЙ СОВРЕМЕННОСТИ
© 2005 г. Г.И. Лукьянов
В характеристиках современного общества преобладает частичка «пост». В частности, распространены термины «постиндустриализм» и «постмодернизм». По этому поводу У. Бек иронизирует следующим образом: «"пост" - ключевое слово нашего времени. Все теперь "пост"» [1].
Происходящие в обществе конца XX - начала XXI в. изменения чаще всего описываются теорией постиндустриального общества, основу которой положили Д. Белл, Д. Рисман, Э. Тоффлер, З. Бжезинский, Дж. Гэлб-рейт, А. Турен и др. С конца 60-х начинает развиваться теория постиндустриального общества, отличительными чертами которого называют массовое распространение творческого, интеллектуального труда, качественно возросший объем и значение научного знания и информации, развитие средств коммуникации, преобладание в структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью и сельским хозяйством.
Постиндустриальное общество начинает рассматриваться как качественно новая ступень развития не только Запада, но и всего человечества, т.е. как глобальное явление. В 70-е и 80-е гг. концепция постиндустриального общества развивается главным образом как футурологическая и социологическая теория, призванная описать воздействие новейших информационных технологий на социум. Так, Д. Белл заявляет, что в наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет развитие нового социального уклада, зиждущегося на телекоммуникациях. Становление постиндустриального общества он связывает с развертывающейся революцией в организации и обработке информации и знаний, в которой центральную роль играет компьютер. Компьютер, по мнению американского социолога, является символом и одновременно материальным носителем технологической революции.
Таким образом, ключевая роль в новом обществе отводится информации и электронным средствам, обеспечивающим техническую базу для ее использования и распространения. В связи с этим широкое распространение получил термин «информационное общество», в общем-то дублирующий понятие «постиндустриальное общество» и использующийся для обозначения цивилизации, в основе развития и существования которой лежит особая субстанция, именуемая «информацией», обладающая свойством взаимодействия как с духовным, так и с материальным миром человека и, тем самым, определяющая одновременно и социокультурную жизнь человека, и его материальное бытие.
Следует отметить, что у теоретиков постиндустриального общества не наблюдается единого мнения по поводу названия новой, охватывающей весь мир стадии социального развития, - так, для ее характеристики наряду с понятием «информационное общество» используются довольно широкий спектр эпитетов. Но чаще всего для обозначения нового общества употребляются термины, содержащие приставку «пост». Так, У. Дайзард отмечает, что стремление выразить сущность нового информационного века вылилось в целый калейдоскоп определений (исследователи ведут речь о посткапиталистическом, постмодернистском, постцивилизацион-ном, постэкономическом, постисторическом обществе).
Общая приставка этих терминов, по мнению У. Дайзарда [2], отдает каким-то осенним чувством увядания, свойственным концу XX в. Применение терминов, содержащих приставку «пост», для характеристики наступающей эпохи во многом обусловлено тем, что она находится лишь в стадии становления, и у теоретиков в полной мере не сложился ее образ, позволивший бы им оперировать более содержательными понятиями. Между тем, на наш взгляд, есть определения современного общества, которые обходятся без приставки «пост». Это его трактовка как общества «поздней современности» (Э. Гидденс) и как общества риска (У. Бек). Оба определения взаимосвязаны.
«Жить в эпоху "поздней современности" (late modernity) значит жить в мире случайности и риска, - отмечает Э. Гидденс, - неизменных спутников системы, стремящейся к установлению господства над природой и рефлексивному творению истории. Року и судьбе не отведено никакой формальной роли в этой системе, основанной, в принципе, на том, что я называю открытым человеческим контролем над природным и социальным мирами. Весь мир будущих событий открыт для преобразования людьми» [3].
Понятие «общество риска» охватывает страны, вступившие на путь перехода от промышленных к компьютерным технологиям, от книжной к посткнижной культуре, от вещной реальности к виртуальной, и потому является глобальной характеристикой. «Во взаимном наслоении и конкуренции проблемных ситуаций классового, индустриального и рыночного общества, с одной стороны, и ситуаций общества риска, с другой, в сложившихся условиях и масштабности релевантности побеждает логика производства богатства - и именно поэтому в конце концов побеждает общество риска» [1, с. 54].
По мнению П. Уорсли, «до наших дней человеческого общества как целого не существовало» [4].
Лишь с конца XX в. стало возможным реально говорить о формировании социальных связей, охвативших всю планету. «Мир стал воистину единой социальной системой в результате усиления отношений взаимозависимости, затронувших сегодня практически каждого человека» [5]. Глобализация - это усилившаяся взаимозависимость мирового сообщест-
ва, это преобразование пространства и времени современного существо -вания человечества, в том числе на основе объединяющей его системы телекоммуникационных и информационных технологий.
Новые технологии (включая информационные) создали материальную базу для осознания человечеством своего единства. Немалую роль в этом сыграли угрозы (цивилизационные вызовы), ставшие общими для целых стран и континентов.
В рамках существующих на сегодняшний день теорий выделяются следующие ключевые тенденции, возникающие при вступлении в эпоху глобализации и дополняющие характеристику современного общества. Во-первых, важной особенностью глобализации является доминирование глобального над локальным. «Глобальное» приобретает статус высшей нормативной ценности. Семья, малые группы, местные организации, движения и институты глобализируются прямым и непосредственным образом, демонстрируя новые формы участия в глобальных процессах.
Во-вторых, глобализация сопровождается некоторым ослаблением национально-государственного фактора. Глобализационные тенденции подрывают значение национализма во всех его проявлениях, будь то нации-государства, национальные социокультурные традиции или соответствующие типы сознания.
В-третьих, инновации приобретают вес глобальной релевантности. Процесс трансформации проникает во все микроструктуры общества (семья, малые группы, повседневность), делая проницаемыми прежде герметичные социальные образования. Быть замкнутым на себе и огражденным от внешнего мира сегодня означает перечеркнуть свое будущее [6].
И, наконец, любые формы социальной динамики связаны прежде всего с открытостью систем, формирующих сетевые структуры общения, поддержки и социального контроля. Более того, локальные структуры могут сохранить себя только в том случае, если между ними складываются сетевые связи, способные к глобализации на своем уровне.
«Со скоростью технического прогресса современный мир увеличивает глобальный разрыв между языком обозримых рисков, в рамках которых мы мыслим и действуем, и миром необозримых угроз, которые мы также создаем» [7].
Таким образом, современное человечество столкнулось с ранее небывалым цивилизационным вызовом.
Угрозы, возникающие относительно целых сообществ, А. Тойнби обозначил термином «вызовы» (современные авторы назвали бы их «рисками»). Цивилизационные вызовы порождены географическими, климатическими, культурными, политическими, экономическими факторами социального развития. Все это время от времени ставит цивилизацию в ситуацию неопределенности, и выбор цивилизацией своей стратегии развития содержит момент риска.
Вызов побуждает к росту. Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры состояние. Отсутствие вызовов, иначе - отсутствие рисков, означает отсутствие стимулов к росту и развитию.
Цивилизационные вызовы на рубеже тысячелетий носят масштабный характер; многие из угроз имеют техногенное происхождение. К числу таких угроз можно отнести экологические проблемы, возможности технологических катастроф; сохраняют свое значение проблемы, коренящиеся в социально-психологической сфере (наркомания и т.п.); нельзя забывать о политических, экономических и иных рисках (терроризм и т.п.).
В статье «Политическая динамика в глобальном обществе риска» У. Бек дает подробную характеристику новому типу общества. Раскрывая вопрос о том, что же нового в этом обществе рисков, Бек отмечает, что понятие риска - это современное понятие. Оно предполагает решения и призвано сделать непредсказуемые последствия цивилизационных решений предсказуемыми и контролируемыми. Риски - это избегаемые негативные последствия решений, которые воспринимаются как предсказуемые, исходя из степени вероятности их возникновения.
Новое в глобальном обществе риска - в том, что своими цивилизаци-онными решениями мы создаем глобальные проблемы и угрозы, которые коренным образом противоречат сложившимся средствам контроля над ситуацией. Именно в этом, по мнению Бека, состоит политическая взры-воопасность глобального общества риска.
Другая сторона признаваемого присутствия угроз - это беспомощность институтов, которые оправдывают свое существование утверждениями, что угрозы находятся под их контролем.
Бек выделяет три измерения угроз в глобальном обществе риска, каждое из которых следует своей логике конфликта, поднимает или вытесняет иные темы, отбрасывает или устанавливает иные приоритеты: во-первых, экологические кризисы, во-вторых, глобальные финансовые кризисы и, в-третьих, террористические угрозы со стороны транснациональных сетей террора [7, с. 12].
Во всех трех измерениях угроз, несмотря на все различия, виден, однако, общий рисунок политических шансов и противоречий в глобальном обществе риска: в эпоху, когда теряется вера в Бога, класс, нацию, правительство, осознаваемый и признаваемый глобальный характер угроз превращается в источник взаимосвязей, в поле которых вдруг плавятся и изменяются константы политического мира, казавшиеся прежде незыблемыми.
В то же время возникают другие линии конфликтов и политические альтернативы, которые вновь ставят под сомнение единство глобального общества риска: как же можно преодолеть эти угрозы на фоне исторической разновременности отдельных стран и культур?
Глобальный характер зримых угроз имеет два лица: с одной стороны, он вызывает к жизни новые формы политических альянсов, направленных против общих угроз, а с другой - усиливает региональную разновременность или же неравенство между странами, подверженными этими рискам.
Для преодоления проблемных ситуаций необходимы глобальные политические усилия. Такие глобальные экологические проблемы, как, например, потепление климата, могут способствовать тому, что население Земли (нынешние и будущие поколения) будет воспринимать себя как «сообщество одной судьбы».
Однако этот процесс развивается отнюдь не бесконфликтно. Например, возникает вопрос, насколько оправданы требования промышленно развитых стран о том, чтобы развивающиеся страны защищали такие глобально важные ресурсы, как тропические леса, в то время как сами они претендуют на львиную долю энергоресурсов. Но уже такие конфликты создают некую общую платформу, показывая, что необходимо искать глобальные решения, причем не на путях войны, а только посредством переговоров.
«Это, однако, не означает, что имеется лишь один ответ на вызовы глобального общества риска. Пути, ведущие в глобальное общество риска, для европейских и внеевропейских государств и культур столь же различны, как могут быть и будут различны пути из глобального общества риска. В этом смысле уже сегодня можно предположить, что в будущем будет существовать много современных обществ» [7, с. 13].
В глобальном обществе риска европейская монополия на тип модернизации окончательно распалась. Об этом свидетельствует дискуссия об азиатском, китайском, российском, южноамериканском или африканском современных обществах. Внеевропейская радикальная критика современности, критика «необузданного индивидуализма», утраты «культурной идентичности и достоинства», одним словом, критика «макдоналдизации мира» оказывается не просто отрицанием модернизации, но скорее попыткой предложить и испытать другие модели современности, которые выборочно используют элементы западной модели модернизации.
Обществу нового типа требуется новый тип мышления, адекватный глобализации риска. Формирующийся тип мышления является многокомпонентным, охватывает различные аспекты изменяющейся реальности. Чтобы найти успешные ответы на возникающие вызовы и уменьшить ситуацию риска, современной цивилизации нужен высокий уровень самосознания, достаточная степень развития интеллекта и его способности влиять на рационализацию социальных процессов.
В частности, важной целью научных исследований является выработка точных и эффективных средств контроля, оценок степени и характера отрицательного влияния техногенных факторов на организм человека, состояние окружающей среды, прогнозирование возможных альтернатив,
анализ экономических, социальных, юридических, политических, психологических и других оценок как сегодняшних, так и перспективных научно-технических достижений [8]. В последние десятилетия получила развитие специфическая область научного знания, занимающаяся изучением риска научно-технического прогресса.
Важно не только приспосабливать самого человека в соответствии с потребностями технического прогресса. Гармонизация создаваемых технических устройств, технологий и внутренних средств человеческой деятельности - задача социотехническая.
Оценка риска при внедрении новых технологий не может игнорировать человеческий фактор. Статистика показывает, что значительная доля несчастных случаев, аварий и катастроф связана с тем, что создатели новой техники плохо учитывают характеристики человека, который должен ею пользоваться [12]. Всесторонний учет человеческого фактора при создании и внедрении новой техники и технологии должен опираться на признание противоречивости этого процесса. Имеется в виду приспособление машины к человеку и приспособление человека к машине, достигаемое путем последовательных, постепенных приближений. Решение этой задачи предполагает также и правильную социальную ориентацию в человеческих аспектах научно-технического прогресса. Все это означает, что создание новой техники и технологии, оценка возникающего при этом риска — задача не только инженерная, но и социальная, нравственная. Поэтому научный подход к оценке технологического риска должен учитывать человека.
Суммируя имеющиеся подходы, необходимо отметить, что развитие теории социальной оценки технологии создает благоприятные возможности для выработки общих методологических подходов к решению такой проблемы. Здесь важны учет технических мер и человеческого фактора и объективное сопоставление альтернативных вариантов.
Процедура анализа технологического риска тесно связана с социально-экономическим прогнозированием, которое препятствует созданию и применению видов технологии и техники, способствующих увеличению отрицательных последствий от их использования, превышающих социально приемлемый уровень риска.
Конечно, следует учитывать, что на практике эти требования реализуются далеко не всегда и часто по причине забвения роли человеческого фактора, увлечения чисто экономическими результатами, распространенности технократического подхода к развитию научно-технического прогресса.
Современная эпоха принесла новые нюансы в трактовку соотношения риска и рациональности, внесла коррективы в понимание самой рациональности и свидетельствует о переходе к «постсовременному» типу рациональности. Представляя собой особую нормативно-теоретическую парадигму, глобализация перечеркивает и прежнюю концепцию рацио-
нальности, сложившуюся в рамках «современного общества». Новая модель рациональности, предполагающая прежде всего свободу многообразия, находит свое воплощение в «теории мультикультуризма», в основу которой положен принцип мозаичности культурных «карт» региональных и профессиональных групп.
Первая черта кризиса рациональности состоит в том, что в современных теориях риска нарушается монополия науки на рациональность. Существуют конкурирующие, конфликтные претензии, интересы и точки зрения различных участников модернизации и групп пострадавших, которые в дефинициях риска поневоле должны рассматриваться в единстве -как причина и следствие, виновник и пострадавший.
У. Бек аргументирует этот тезис следующим образом. Многие ученые берутся за дело со всем пылом и пафосом своей деловой рациональности, их профессиональные усилия возрастают пропорционально растущему политическому содержанию их дефиниций. Но по самой сути своей работы они зависят от социальных факторов, потому как бы заранее заданных ожиданий и оценок: где и как проводить границу между уже учтенными и более не поддающимися учету вредными воздействиями.
Претензии научной рациональности на объективное выяснение уровня риска в опасных ситуациях постоянно противоречат сами себе: они основываются на карточном домике спекулятивных предположений и колеблются исключительно в пределах вероятностных высказываний; содержащиеся в них прогнозы безопасности не могут быть опровергнуты даже реально происходящими авариями. Кроме того, чтобы вообще осмысленно говорить о рисках, нужно занять определенную нравственную позицию.
Как полагает У. Бек, занимаясь цивилизационными рисками, наука всегда покидала почву экспериментальной логики и вступала в полигамный брак с экономикой, политикой и этикой или, говоря точнее, она сожительствует с ними «без официального оформления отношений» [1, с. 31-32].
Вторая черта кризиса рациональности состоит в том, что научная и социальная рациональность оказались разделены, но в то же время остаются в зависимости друг от друга, так как соединены множеством нитей. Строго говоря, даже различать их становится все труднее. Научные занятия рисками индустриального развития в той же мере соотнесены с социальными ожиданиями и оценочными горизонтами, в какой социальная полемика и восприятие рисков, в свою очередь, зависят от научных аргументов. «Исследование рисков идет чуть ли не застенчиво, вслед вопросам, задаваемым «врагами техники», которых оно призвано обуздать, благодаря чему в последние годы на его долю выпало невиданное материальное поощрение. Научный рационализм без социального пуст, социальный без научного - слеп» [1, с. 31-32].
В трактовке рисков находит выражение еще не развившийся симбиоз естественных и гуманитарных наук, обыденной рациональности и рациональности экспертов. «Одновременно они ни то, ни другое в отдельности. Они то и другое вместе, причем в новой форме» [1, с. 32].
За всеми трактовками риска, по существу, рано или поздно встает вопрос о том, как современное общество хочет жить, как сохранить человеческое в человеке и природное в природе.
Литература
1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000. С. 9.
2. Дайзард У. Наступление информационного века // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.
3. Гидденс Э. Судьба, риск и безопасность // THESIS. № 5. М., 1994. С. 107-134.
4. Worsley P. The three worlds: culture and world development. London, 1984.
5. Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 483.
6. Глобализация. Модернизация. Россия: Круглый стол // Полис. М., 2003. № 2. С. 35-36.
7. Бек У. Политическая динамика в глобальном обществе риска // Мировая экономика и международные отношения. М., 2002. № 5. С. 11.
8. Тоффлер Э. Футурошок. СПб., 1997. С. 25.
9. Измалков Б.И., Измалков А.Ж. Техногенная и экологическая безопасность и управление риском. СПб., 1998.
Волжский политехнический институт,
филиал Волгоградского политехнического университета 25 января 2005 г.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И КОНФЛИКТЫ В ПАРАДИГМЕ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
© 2005 г. В.В. Шнюков
Интенсификация интеграционных и модернизационных процессов, ускорение темпов общественного развития в современном мире обостряют старые противоречия и порождают новые многообразные конфликты. Особое внимание исследователей и политиков привлекают этнические конфликты, оказывающие столь заметное влияние на события в СевероКавказском регионе. При этом все более явно осознается связь региональных конфликтов с глобальными экономическими, политическими и культурными процессами. Одним из важных направлений изучения конфликтов становится рассмотрение их в связи с процессами глобализации (В. Егоров, Е. Степанов и другие). Однако и сам концепт «глобализации» нуждается в осмыслении и уточнении. Как представляется, существует
