CC BY
37
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ЕВРОПЕЙСКИЙ УРОВЕНЬ, РУССКИЙ ЯЗЫК, БЕЛОРУССКИЙ АВТОР И ШАГ ВПЕРЕД ДЛЯ УКРАИНСКОГО РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ Хромец И. С. Введение в антропологию Карла Ранера. Монография. — Кш'в: Дух i Лггера, 2014. — 168 с.
Книга Ирины Хромец «Введение в антропологию Карла Ранера», вышедшая в киевском издательстве «Дух 1 Лггера» в такой непростой для Украины год, является наглядным свидетельством того, что украинское религиоведение не просто находится на пути в Европу вместе со всем нашим государством, а уже вправе чувствовать себя полноценной частью европейской науки о религии. Нормальная для европейских исследователей концентрация на узком аспекте творчества одного мыслителя, опора на общеевропейскую историографию, использование источников на различных языках (в том числе — на языке оригинала) свидетельствуют о высоком профессиональном уровне автора. При необходимости автор касается связи Ранера с другими выдающимися богословами и философами, но всегда старается вернуться к магистральной теме, не отвлекаясь на то, что не является основным предметом исследования. При этом заявленная в начале книги цель свидетельствует о том, что речь идет не о введении в творчество Ранера вообще, а о введении в его творчество постсоветского читателя, не знакомого с западноевропейской традицией исследования работ теолога, но уже созревшего до того, чтобы познакомиться с нею. «Показать возниновение, развитие и влияние этих ключевых антропологических идей ("предвосхищение бытия", "сверхъестественный экзистенциал", "человек как Слушатель Слова". — Р. Х.) К. Ранера на основные темы его теологии и является задачей данной монографии» (с. 4). Кроме того, по свидетельству автора, монография призвана заполнить лакуну, обусловленную отсутствием солидных исследований антропологии Ранера на русском языке (с. 5). Как пишет автор, в западноевропейской науке уже существуют обстоятельные работы, посвященные антропологическому учению Карла Ранера, тогда как русскоязычный (и украиноязычный) читатель как раз испытывает нехватку знаний об одном из величайших христианских мыслителей ХХ в. Безусловно, стоит отметить, что заявленные цели были достигнуты в ходе исследования, кроме того, были реализованы и некоторые другие, косвенные, задачи.
Концентрация исследования на одном (наиболее существенном, с точки зрения автора) аспекте творчества одного мыслителя позволяет решить сразу
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 2
369
несколько косвенных задач, помимо основной цели — заполнения лакуны, вызванной отсутствием исследований антропологии Ранера на русском языке: во-первых, сужение темы позволило автору четко развести свое исследование с уже существующими русскоязычными работами, посвященными Ранеру и католической теологии в целом и не повторять уже известных русскоязычному читателю выводов; во-вторых, автор получил возможность обратиться именно к тем иностранным источникам, которые репрезентируют антропологическое учение Ранера, снимая с себя обязанность обращаться к тысячам исследований, посвященным Ранеру на разных языках (с. 9). Стоит отметить, что Ирина Хромец демонстрирует завидное знание литературы не только по антропологии Ранера, но и по другим аспектам его творчества, ориентируясь как в германоязычных текстах (и прежде всего оригинальных текстах самого Ранера), так и в литературе на русском, английском, итальянском, польском языках. Критическому обзору существующей литературы посвящено, в значительной степени, введение (с. 6-10). Отдельного историографического раздела в монографии нет, хотя стоит заметить, что небольшая историография или хотя бы список рекомендованной литературы для дальнейшего знакомства с творчеством Ранера сделали бы книгу еще более полезной в качестве введения в проблематику для неподготовленного читателя.
Первая глава монографии — «Теоретико-методологические основания антропологии Карла Ранера» (с. 11-69) состоит из трех параграфов, последовательно знакомящих читателя с проблемой соотношения философии и теологии в ранеровской антропологии, с методикой изучения антропологии Ранера и базовыми категориями учения о человеке католического мыслителя. В некотором роде эту главу можно считать философской пропедевтикой в антропологию Ранера, тогда как вторая глава сконцентрирована вокруг богословских следствий из этого антропологического учения. Обе главы предварены небольшим комментарием, причем если в начале первой главы в комментарии указаны задачи, которые автор собирается решить с ее помощью (проанализировать основные точки пересечения философии, философии религии, теологии и антропологии в учении Ранера; прояснить основания ключевых положений теологии Ранера и обосновать продуктивность экзистенциального подхода в интерпретации его теологии; рассмотреть ключевые понятия антропологии Ранера, прежде всего введенные им концепты-неологизмы) (с. 12-13), то вторая глава начинается подробным описанием параграфов, ее составлющих (с. 71-72). Возможно, эта асимметричность свидетельствует о большей теоретической нагрузке первой главы, тогда как вторая глава имеет характер больше описательный и вся призвана решить единственную задачу: рассмотреть основные теологические блоки в учении Ранера, где основное внимание уделено человеку. К сожалению, главы не обрамлены выводами, где могло бы быть засвидетельствовано выполнение конкретных задач каждого раздела. Выводы в сжатом виде находятся только в следующем за обеими главами Заключении.
Первая глава монографии посвящена расшифровке методологических установок Карла Ранера и начинается с рассмотрения его отношения к философии религии, причем автор отмечает, что Ранер видел в философии религии скорее
метод апологетической философской теологии, нежели рационалистическое
объяснение феномена религии, а основным предметом философского исследования немецкий мыслитель видел взаимоотношения человека и Бога (с. 14). Раскрывая проблему соотношения антропологии и теологии в учении Ранера, автор отмечает, что антропология у Ранера является первыми пунктом теологической концепции, тогда как Фома Аквинский (последователем которого был, в некоторой степени, и Ранер) обращается к сущности человека, только изучив сущность Откровения, адресатом которого человек является. Сущность человека, человеческого духа и познания рассматриваются Ириной Хромец на материале двух наиболее фундаментальных с точки зрения антропологического учения работ Ранера (при том что специального труда, систематически освещающего антропологическое учение, теолог не оставил) — «Дух в мире» и «Слушатель Слова». Именно способность человека слышать Божественное Слово и делает возможной теологию как откровение Бога человеку, а не как продукт человеческих размышлений о Боге. Принципиально важная роль человека в процессе откровения заставляет Карла Ранера уделять центральное место в своей теологии антропологическому учению, а Ирину Хромец — поставить антропологию Карла Ранера на главенствующее место среди других разделов наследия теолога.
Помимо фокусирования на антропологии, автор предлагает поставить еще одну линзу для более четкого рассмотрения теологии Ранера: экзистенциализм (не в смысле экзистенциализма как философского течения, а в смысле сосредоточения вокруг проблемы существования, т. е. вполне в томистском ключе) (с. 29-30). Экзистенциальный подход в теологии и философии религии Ранера в значительной степени связан с экзистенциализмом Мартина Хайдеггера, у которого будущий теолог учился. Вслед за Хайдеггером Ранер ставит в центр внимания человеческое существование, но только делает это не в области философии, а в теологии, где на тот момент такой подход не практиковался. Ирина Хромец описывает это нововведение следующими словами: «Принципиальная новизна подхода теолога заключается в том, что теология для него становится антропологией. В основаниях веры он начинает с возможности познания Бога, то есть с характеристики человека» (с. 33). Данное заявление может прозвучать слишком смело, ведь теология Ранера все же не останавливается на человеке, а двигается к Богу, но суть антропологического поворота при определении начального пункта теологического учения отражена точно. Отдельный параграф первой главы монографии посвящен основным, с точки зрения автора, категориям антропологии Ранера: отдельные пункты рассказывают о понятиях «пред-восхищение бытия», «сверхъестественный экзистенциал», «самосообщение Бога». Ирина Хромец останавливается в третьем параграфе отдельно только на этих категориях, тогда как другие специфические понятия теологии Ранера либо раскрываются по ходу повествования («трансцендентальное», роЬепНа оЬое^епНаНв), либо получают освещение во второй главе книги («слушатель слова», «анонимное христианство»). В начале параграфа автор приводит небольшой экскурс в источники, на основе которых написана данная часть исследования (с. 36-37). Следует отметить, что, хотя основное внимание уделяется иностранным источникам, автор не отказывается от русскоязычной исследовательской традиции и ссылается на нее там, где это возможно.
Во второй главе монографии автор рассматривает конкретные направления теологического учения Карла Ранера, а именно учение об отношении человека с Богом, о спасении человека, а также о смерти и воскресении. Данные тематические блоки укладываются в специфику теологии Ранера: «...вследствие того, что К. Ранер не представляет целостного учения о человеке как таковом и данные темы им разрабатывались в рамках небольших статей, им не затронуты все разделы христианской антропологии, равно как и не все темы католической теологии рассматриваются теологом с применением антропологического подхода» (с. 71). В связи с этим автор монографии останавливается только на нескольких отдельных блоках, отражающих и антропологический метод Ранера, эксплицитно им разработанных, а также являющихся важными для католической теологии в целом. При этом избранные тематические блоки позволили автору остановиться также на христологии, учении о Троице, о грехе и некоторых других аспектах учения теолога. Так, учение о человеке как слушателе Слова логично начинается с рассмотрения человеческой роли в диалоге с Богом, затем речь идет о Христе как воплощении Слова, а завершается параграф пунктом о Троице. Наиболее обстоятелен христологический подраздел, поскольку христология является центральной точкой учения Ранера и квинтэссенцией его антропологии (ведь в личности Христа соединилось и Божественное Слово, и совершенный Человек). Христологический подраздел построен в основном на анализе текстов самого Ранера, хотя там упоминаются также наиболее релевантные критические исследования. Стоит заметить, что иногда автор книги приводит только название текста, и далее непонятно, послужил ли данный текст при написании монографии. Упущением кажется также то, что в разделе о христологии Ранера нет ни одной ссылки на тексты Романа Зибенрока, названного Ириной Хромец «известнейшим исследователем христологии К. Ранера» (с. 78). Однако концентрация на текстах самого Ранера позволяет нивелировать это упущение, поскольку критика первоисточника всегда выглядит убедительнее, нежели критика критики.
Второй параграф второй главы посвящен сотериологическому учению Ранера и касается таких вопросов, как учение о трансцендентальной и опосредованной свободе, учение о грехе, а также концепции «анонимного христианства». Именно последней уделено наибольшее внимание в параграфе, соответствующий раздел выглядит максимально проработанным, а его выводы основаны на анализе многочисленных текстов теолога. Подраздел о трансцендентальной и опосредованной свободе построен в основном на анализе ранеровской книги «Основание веры. Введение в христианское богословие», с незначительным количеством ссылок на критику, тогда как подраздел «Особенности учения о грехе Карла Ранера» включает и обзор произведений других авторов, в том числе Мартина Хайдеггера. Подробный разбор понятия «анонимное христианство» автор монографии делает не столько в силу важности этого концепта для теологии Ранера, сколько в силу важности этого концепта для католической теологии после II Ватиканского собора, а именно — для учения о возможности спасения для не-католиков, для теологии религии и католических учений о религиозном плюрализме (с. 118-119). Рассмотрено постепенное развитие идеи «анонимного христианства» от признания скрытой благодати, которая может дароваться
человеку без официальной принадлежности к Церкви, до понимания под «анонимным христианством» жизни по благодати «после события Христа» (с. 120) людьми, которые еще не услышали евангельскую весть. Отдельно Ирина Хромец рассматривает критику концепта «анонимного христианства» последующими поколениями теологов, но выступает в защиту Ранера, утверждая, что этот концепт вовсе не претендует на отрицание значимости бытия христианином, а только является логическим развитием антропологии Карла Ранера. Завершает вторую главу параграф, в котором поднимаются вопросы эсхатологии и танатологии в учении Карла Ранера, в частности понятия автономной и теономной смерти, проблема смерти как следствия греха, а также антропологические следствия из смерти и воскресения Иисуса Христа. Конкретные подразделы, как и в случае других параграфов, предварены кратким, но емким обзором и соответствующих трудов самого Ранера и критической литературы на тему смерти и воскресения. Проблематика смерти у Ранера сравнивается, как и многие другие аспекты его учения, с философией Мартина Хайдеггера, при этом христианская ангажированность Ранера идет на пользу целостности концепции и восполняет недостатки хайдеггеровского учения о смерти. Смерть в учении Ранера рассмотрена как с позиции наказания за грехи и реализации права человека на отказ от Бога, так и с позиции соумирания со Христом и спасения.
Появление монографии Ирины Хромец решает сразу несколько проблем украинской (и шире — постсоветской) гуманитарной науки: во-первых, русскоязычный читатель действительно получил качественное пособие по антропологическому учению выдающегося христианского богослова Карла Ранера; во-вторых, книга станет полезна не только светскому религиоведению, но и нарождающейся академической теологии, которая в Украине только недавно получила серьезный импульс к развитию, а в России уже некоторое время развивается на государственном уровне; в-третьих, монография свидетельствует об успешном сотрудничестве как украинского и российского (а в некотором смысле — и белорусского) религиоведческого сообществ, так и университетской институции и серьезного автономного издательства, что может стать добрым примером для других исследователей. В силу того, что книга была напечатана в Украине (тираж в книге не указан), можно предположить, что ареал ее распространения будет ограничен, к сожалению, украинским научным сообществом, тогда как интерес к монографии наверняка появится на русскоязычном пространстве других стран. В связи с этим представляется логичным издание дополнительного тиража в России, что станет еще одним поводом сотрудничества украинской и российской науки.
Р. Х. Халиков
