CC BY
32
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Сер. 2, вып. 2
A.B. Воронин, Т.П. Соколова
ЭВОЛЮЦИЯ СИСТЕМЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ МЕСТНЫХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ И КООПЕРАЦИИ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ В ГОДЫ РЕВОЛЮЦИИ И ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ:
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ЭТАПЫ
Кооперация Европейского Севера1 начала XX в. - один из наиболее мощных отрядов кооперативного движения России. Здесь получили развитие все виды кооперативной деятельности: она отличалась высокой степенью кооперированности населения и значительной активностью ее членов, северные кооператоры не ограничивались экономической деятельностью, они энергично участвовали как в политической жизни, так и в идеологических дискуссиях.
Заметная роль кооператоров на Севере видна, например, в том факте, что многие из них были выдвинуты кандидатами на выборах в Учредительное собрание. Так, оба олонецких кандидата кадетов работали в кооперации, а один из двух избранных депутатов, меньшевик М.Д. Шишкин, был членом Всероссийского Совета кооперативных съездов. Кооператорами являлись и архангельские депутаты - эсеры A.A. Иванов и М.Ф. Квятковский.
Место, которое занимала кооперация в хозяйственной жизни региона, заставляло пришедших к власти большевиков заняться выработкой политики по отношении к ней. Однако это было весьма непросто, учитывая, что здесь они не имели опоры. Руководство кооперации выразило резко негативное отношения к перевороту 25 октября. Так, кооператоры Петрозаводского уезда, «обсудив вопрос о захвате власти большевиками», выразили «протест против насилия над свободой печати и над личностью граждан».2 Подобная позиция отразилась в выступлениях северных кооператоров на Северо-Вос-точном областном (декабрь 1917г.)ина1 Всероссийском кооперативном съездах (февраль 1918 г.).
Наиболее жесткую позицию среди кооператоров Европейского Севера заняли архангельские кооператоры. В качестве меры противостояния большевикам они выдвинули идею создания самостоятельного экономического объединения на Северо-Восто-ке страны, которое, если «будет поставлено перед разрешением политических задач ...от разрешения [их]... не должно уклоняться. Возможно также для этого объединения столкновение с центральной властью».3
В поисках средств борьбы с большевиками оппозиция обратила свои взоры и за рубеж. Когда летом 1918 г. кооператоры в поисках средств обеспечения населения продовольствием начали переговоры о поставках хлеба из США, они не сомневались «в неизбежности... крупных событий в северном районе в связи с вмешательством союзников... Хлеб предшествует армии», - говорилось в письме представителя Общества оптовых закупок от 3 июля 1918 г.4
© A.B. Воронин, Т.П. Соколова, 2007
Логика развития взаимоотношений архангельской кооперации с Советской властью вела их от «критики словом» к «критике оружием». Кооператоры стали активными участников вооруженного выступления в Архангельске 2 августа 1918 г. Неудивительно, что в сформированном Н.В. Чайковским правительстве 5 из 8 его членов были связаны с кооперацией. Тем самым часть представителей северной кооперации не только выразила готовность, но и вступила в вооруженную борьбу с большевиками.
Однако кооперативное движение имело и иную, более слабую тенденцию. Уже в январе 1918 г. Пудожский потребсоюз заявил о стремлении «идти в контакте с существующей властью».5 Каргопольские кооператоры в марте 1918 г. согласились с необходимостью представительства уездного исполкома в союзе.6 Более лояльную позицию заняли и вологодские кооператоры. Это объяснялось как тем, что на позицию кооператоров влияли настроения составлявшего основную массу членов организации крестьянства, так и восприятием руководителями кооперации власти большевиков как явления временного. Но главное - на взгляды кооператоров влияло хозяйственное положение кооперации, основным экономическим партнером которой все более становится государство. Существовала объективная потребность в сотрудничестве кооператоров с государством даже при политической враждебности к нему. Так, союз смолокуренных артелей Шенкурского уезда Архангельской губернии, выразивший весьма негативное отношение к Советской власти в целом, одновременно предложил уездному съезду Советов: «работать вместе по вопросам экономическим».7
Тем более позитивно был встречен на Европейском Севере декрет «О потребительской кооперации»» (апрель 1918 г.). «В высших правительственных кругах в настоящее время установилось благожелательное отношение к кооперации», - писал по этому поводу журнал вологодских кооператоров «Северный хозяин».8 Более того, мероприятия декрета признавались «элементарными требованиями хозяйственной жизни».9
Осенью 1917 - весной 1918 г. местные органы власти почти не занимались вопросами кооперации. Это объяснялось как их второстепенностью по сравнению с другими проблемами, так и неразработанностью общесоветских подходов к кооперативному движению. В то же время поскольку действия местных властей не препятствовали деятельности кооперативов, а линия на ликвидацию частной торговли укрепляла позиции кооперации, на практике создавалась благоприятная среда для ее развития. А с конца весны начинаются и поиски контактов с кооперацией со стороны части северных Советов. Олонецкий губернский съезд Советов (июнь 1918 г.), например, заявил о необходимости привлечения кооперативов к проведению товарообмена, заготовок и распределения.10
Однако нередки были и случаи закрытия кооперативов, реквизиции имущества, аресты кооператоров, причиной которых чаще всего была непродуманная политика, нежелание или неумение понять кооператоров. Показательны события в г. Шенкурске Архангельской губернии в апреле 1918 г., где зарекомендовавший себя политически неблагонадежным уездный смолокуренный союз обратился к Совету с предложением об экономическом сотрудничестве. Посчитав обращение признаком слабости, исполком Совета решил использовать этот подходящий, казалось, момент для установления контроля над союзом: было выдвинуто встречное требование «работать совместно... и по вопросам политическим». Отказ повлек за собой аресты. Однако арестованные сумели бежать и начать агитацию против исполкома. Агитация имела успех: исполком был переизбран, в конечном итоге противостояние переросло в вооруженную борьбу.11 Тем самым неумелая, негибкая политика спровоцировала конфликт, причем именно тогда, когда возникла возможность сотрудничества.
Проявляемая кооператорами оппозиционность стала стимулом к наступлению на кооперацию, выразившимся в попытке объединения ее с продовольственными органами. Так, в октябре-декабре 1918 г. была проведена кампания по слиянию продовольственных организаций Олонецкой губернии.12 Завершить предпринятую попытку ввиду прямого запрета из центра на этот раз не удалось, однако стратегию местных властей она отражает вполне отчетливо. По-видимому, корни этой стратегии лежат не только во враждебности кооперации или недооценке ее роли местными властями. Речь, скорее, должна идти о крепнущей идее перехода к «новой кооперации», о чем говорилось, например, в решениях II Олонецкой губпартконференции в декабре 1918 г., предлагавшей «развить в деревне кооперацию... и на практике проводить в жизнь идеи социализма путем создания трудовых коммун».13
Еще более позитивным было отношение к кооперации вологодских властей, стремившихся привлечь ее к сотрудничеству. Неудивительно поэтому, что если Октябрьский переворот кооператоры встретили враждебно, то уже к осени 1918 г. они начинают не только подчеркивать близость кооперации к «новым формам, подсказанным социалистическим разумом»,14 но даже приветствовать «неслыханное, нигде не переживаемое вмешательство государства в общественную жизнь».15 Более того, кооператоры сами настаивают на своем участии в составе продорганов.16 Журнал «Северный хозяин» прямо заявлял, что развитие вологодской кооперации шло в тесном сотрудничестве с экономическими органами власти.17 Выделение экономических органов здесь не случайно: с одной стороны, кооператоры подчеркивают свою политическую нейтральность, но с другой - это отражение ситуации, когда высшие губернские органы совершенно не интересуются кооперацией: вплоть до апреля 1919 г. ими не принято в данной области ни одного решения. Возможно, этим и объясняется доброжелательность во взаимоотношениях вологодских властей и кооперации.
Для рассматриваемого периода можно вывести определенную закономерность: чем пристальнее интерес к кооперации, тем негативнее к ней отношение. Более частое обращение архангельских (6 документов за полгода) и олонецких (6 документов за год) властей к кооперативным проблемам совпадает с большей критикой со стороны кооператоров в их адрес. Однако, сравнивая размах антисоветской деятельности кооператоров на Севере с отношением к ним местной власти, нельзя не признать, что последняя в целом более благожелательна, чем могла бы быть. Количество документов позитивного характера явно превышает число негативных даже в Архангельской губернии.
Видимо, именно поэтому Советской власти удалось на контролируемой ею территории обеспечить лояльность кооперации к концу 1918 г. (см. табл.).
Соотношение позитивных и негативных документов по северным губерниям в 1918 г. (в %)*
Регион Архангельск Карелия Вологда
Позитив 67 50 0
Негатив 33 17 0
’Подсчитано по: Гос. архив Архангельской обл. Ф. 352. Оп. 1. Д. 127, 45, 46, 92; Оп. На. Д. 1; Гос. архив общественно-политических движений и формирований Архангельской обл. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1468; Гос. архив новейшей политической истории Вологодской обл. Ф. 290. Оп. 1. Д. 16, 25; НАРК. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2,5-9 и др.
Если изменение кооперативной политики центра относится к весне 1919 г., то новый характер отношений с кооперацией местных властей на Севере окончательно определился лишь к осени 1919 г., когда началась реализация декрета о потребительских коммунах. Намерения власти на сей раз отчетливо антикооперативны, однако сопротивление кооперации довольно слабое. Дело, видимо, в том, что она была подготовлена к такому повороту событий. Недаром один из руководителей олонецкой кооперации А.П. Тихомиров назвал декрет документом, «обобщающим и завершающим прежде изданные распоряжения власти, с которыми кооперация, несмотря на ее отрицательное в общем отношение ...считалась и признавала для себя возможным работать».18 Неудивительно поэтому, что, выразив протест против декрета,19 кооператоры вначале высказались за участие в его осуществлении.20 Расчет строился на том, что удастся «повлиять на выработку инструкций по декрету» и тем самым добиться «сохранения кооперативных принципов в... потребительских коммунах».21
Однако вскоре обнаружилась беспочвенность этих надежд. Линия властей оказалась вполне последовательной. Из 8 решений, принятых в Олонецкой губернии в отношении кооперации в течение 1919 г., только одно (13%) оказалось в ее пользу, а вот 6 (74%) носят негативный характер. Здесь и отказ в удовлетворении жалобы, и решение о чистке кооперативного аппарата от «враждебных элементов», и очередное решение о слияния кооперации с продорганами и мн. др.22
Правда, политика вологодских властей как будто более благожелательна. Здесь позитивных решений в 3 раза больше (40%), в то время как негативных почти в 4 раза меньше (20%), чем в Олонце. Однако и тут к концу года начинает нарастать негативизм, что особенно проявилось в закрытии Вологодского Общества сельского хозяйства (ВОСХ).23
По мере уяснения невозможности изменить кооперативную политику Советской власти недовольство кооператоров начинает нарастать, следствием чего стали столкновения с местными органами. Уже первые попытки провести реорганизацию в Вологде вызвали критическую резолюцию Областного инструкторского съезда (сентябрь 1919 г.). И хотя последний решил продолжать инструкторскую работу, одновременно он заявил о сохранении за собой «свободы критики... некооперативного существа новых хозяйственных образований».24
Еще сильнее разгорелись споры на съезде Северосоюза (1-3 октября 1919 г.), где «старые кооператоры», не довольные лояльной к властям политикой правления, попытались изменить его просоветский состав. Попытка не удалась,25 но она спровоцировала власти на закрытие 16 октября 1919 г. ВОСХ, сочтенного виновником этой акции.26 Это породило, в свою очередь, конфликт между беспартийным Контрольным Советом и «советским» правлением Северосоюза,27 что неблагоприятно отразилось на положении союза: уменьшилась его возможность влиять на кооперированные массы, снизилась эффективность работы. Таким образом, вторжение в фундаментальные основы кооперации, которые с очевидностью вели к ее ликвидации, создало атмосферу недоверия кооператоров к действиям властей, что привело к попыткам сопротивления.
Впрочем, подобные настроения, будь то кооператоров, будь то целых социальных групп, все меньше принимаются во внимание. Эйфория успехов на фронтах и усиливающиеся под ее влиянием военно-коммунистические иллюзии делают местных большевиков глухими и слепыми в отношении реального положения дел. Их все меньше волнует экономическая эффективность проводимых мероприятий, они готовы делать все более радикальные шаги в избранном направлении. Отсюда - жесткая «штурмовая»
политика по всем линиям общественного развития, в том числе и в отношении кооперации.
С конца 1919 г. все чаще принимаются решения, нацеленные на превращение кооперации в составную часть государственного аппарата. По всем северным губерниям вновь прошла волна национализации кооперативных союзов. В сентябре 1920 г. произошло слияние губсоюзов с продкомами в Архангельской губернии, в ноябре 1920 г. - в Вологодской, такая же попытка была предпринята в Мурманске и Петрозаводске.28
Вмешательством центра эти слияния были отменены (Декрет от 25 ноября 1920 г.), однако само стремление к ним весьма показательно с точки зрения перспектив кооперативной политики этапа. Большинство местных руководителей не сомневались в необходимости огосударствления кооперации. «Власть идет по пути упразднения кооперации», - уверенно заявлял губпродкомиссар Олонецкой губернии Гурьев на съезде губсоюза в декабре 1920 г.29
Анализ государственно-партийных документов этого периода отчетливо подтверждает преобладание таких настроений в кооперативной политике местных органов власти: с 20 до 79% возросло число решений негативного характера в отношении кооперации в Вологодской губернии в 1920 г. (число же позитивных сократилось с 40 до 7%). Еще более очевидна эта тенденция в Карелии, где степень негативизма составила 90% (позитив - 10%).
Впрочем, это не означает безусловного принятия такой политики всеми местными коммунистами. Так, член Вологодского губкома Заонегин на пленуме губкома высказал тревогу по поводу того, «что слияние кооперации и продорганов может отразиться на настроениях населения... В крестьянских массах есть тяга к организации разного рода артелей, а слияние кооперации с продорганами может создать инертность к такого рода объединениям».30 И это - отнюдь не исключение. В Олонецкой губернии, например, на совещании секретарей и организаторов РКП(б) в марте 1920 г. были приняты тезисы Дорофеева, в которых говорилось, что «кооперация имеет за собой громадное будущее».31 И здесь не так уж важно, что взгляды таких коммунистов на это будущее весьма отличались от представлений кооператоров. Важно само понимание невозможности исключить кооперацию из реальной жизни.
Таким образом, несомненно наличие двух течений в региональной кооперативной политике: 1) более сильного и в конечном итоге победившего - «революционного» и 2) явно слабеющего, могущего влиять лишь на степень и темп огосударствления, - «дипломатического», выступающего за более осторожный подход к кооперации. Последнее - свидетельство наличия на местах, пусть слабых, но все же предпосылок будущего «нэповского» поворота.
Особое положение сложилось в Архангельской губернии. Если до августа 1918 г. кооператоры занимали враждебные по отношению к большевикам позиции, то к 1920 г. происходят решительные изменения в их взглядах. Восприняв переход власти к Верховному правительству Северной области как освобождение кооперации от «вмешательства государственной власти в ее внутренние дела» и предоставление «широких возможностей в достижении ее задач»,32 с осени 1918 г. она начинает проявлять признаки недовольства новыми порядками. Действия ВУСО оказались также направлены на то, чтобы «делать из свободной кооперации подчиненный орган административного аппарата».33 Еще недавно надеявшиеся на зарубежную помощь, теперь кооператоры протестуют против того, что «вся торговля... сосредоточенна в руках иностранцев».34
К их удивлению «работники, глубоко преданные идее демократии», придя к власти, вместо того чтобы поощрять кооперацию, приступили к созданию условий роста частного капитала. Так, Земская управа Пинежского уезда предоставила права на закупку продуктов не кооперации, а торговцу, что было расценено как попытка частного капитала «отвоевать господствующее в хозяйственной жизни положение».35 Впрочем, представители последнего, в свою очередь, обвиняли правительство в предоставлении кооперации несправедливых льгот, требуя «одинаковых условий свободы и конкуренции».36
Все эти и многие другие факты - свидетельство того, что политика «огосударствления» не являлась изобретением большевиков, что здесь мы имеем дело с несомненной закономерностью развития экономической политики в условиях военно-революцион-ного времени. Однако здесь же обнаруживается и то различие, которое вносит в нее идеология. Пытаясь действовать в рамках либерализма, ВУСО в то же время должно было считаться с реалиями военного времени. Это вело к непоследовательности, а значит, и к низкой эффективности его экономической политики. Такая политика в конечном итоге не устраивает никого, поэтому неудивительно, что жалобы поступают одновременно с самых разных полюсов.
В результате, проводимая политика в Северной области оказалась малопригодной для обеспечения поддержки со стороны кооператоров существовавшему там политическому режиму. Более того, именно она толкнула кооперацию в объятия большевиков: уже первый после восстановления Советской власти съезд губпотребсоюза заявил, что слияние губпродкома и кооперации «отвечает жизненным интересам населения»37, и избрал в руководство коммунистов. И здесь не так важно, что кооперативная политика Советской власти была еще более жесткой. Поскольку кооперация при любом варианте проигрывала, непоследовательная и невнятная политика ВУСО оказывалась «большим злом», нежели жесткая, но четкая политика Советской власти.
Но столь же очевидно, что при условии отсутствия того опыта, что имела архангельская кооперация, политика большевиков выглядела весьма для кооперации в целом неблагоприятной. Поэтому вполне понятен рост оппозиционности северных кооператоров. Правда, оппозиционность выражалась скорее в настроениях, царящих в кооперативной среде: в резкой, хотя и с оттенком безнадежности и разочарования, критике мер властей, в попытках при выборах в руководящие органы кооперации выставить особые «списки беспартийных» или забаллотировать коммунистов, наконец, в пассивности в хозяйственной работе. Так, если в январе 1919 г. из 103 обсужденных на заседаниях правления Олонецкого Крайсоюза вопросов 36% касались мелких учрежденческих проблем (прием на работу, установление окладов и т.п.), то в январе 1920 г. этот процент поднялся до 54. Недаром правление критиковали за то, что оно «больше заботилось о бумажной, канцелярской стороне дела».38
Впрочем, в ряде случаев деятельность кооператоров начинает выходить за эти рамки. Так, в июне 1920 г. руководством Вельского уездного союза Вологодской губернии был создан Союза хлеборобов, выступивший против продразверстки и фактически ставший инициатором вспыхнувшего весной 1921 г. в уезде восстания. Таким образом, развитие кооперации, а вместе с тем и кооперативной политики вступило к концу 1920 г. в полосу кризиса, обусловленного как общим кризисом «военно-коммунистической» политики, так и внутренними закономерностями развития самой кооперации. И только переход к нэпу обеспечил новый поворот во взаимоотношениях государства и кооперации.
1 Территория современных Архангельской, Вологодской, Мурманской областей и Карелии.
2 Известия Олонецкого губ. Совета. 1917. 17 ноября.
3 Национальный архив Республики Карелия (далее - НАРК). Ф. 509. Оп. 2. Д. 16. Л. 4.
4 Там же. Оп.1. Д.86. Л. 45.
5 Там же. Д. 16. Л. 81.
6 Там же. Л. 59.
7 Известия Архангельского Совета. 1918. 20 апреля.
8 Северный хозяин. 1918. № 7. С. 3-4.
9 Там же.
10 Известия Олонецкого губ. Совета. 1918. 4 июля.
" Известия Архангельского Совета. 1918. 20 апреля; 4 июля.
12 Олонецкий кооператор. 1918. № 3-4. С. 43.
,3 Известия Олонецкого губ. Совета. 1918. 13 дек.
14 Северный хозяин. 1918. № 20. С. 2.
15 Там же. №21. С. 12.
16 Там же. С. 2.
17 Там же. № 24. С. 4.
18 ЦГА РК. Ф. 509. Оп. 1. Д. 201. Л. 5.
19 Так, совещание представителей Северной областной кооперации (апрель 1919 г.) заявило, что «считает декрет в настоящем его виде неприемлемым» (Вестник Совета Кооперативных Съездов Северной области. 1919. № 3-4. С. 33-34.)
20 Так, резолюция Инструкторской коллегии Вологодского Общества сельского хозяйства предлагала «принять ближайшее участие в проведении декрета в жизнь» (Северный хозяин. 1919. № 15-16. С. 37.)
21 Там же.
22 НАРК. Ф. 509. Оп. 1. Д. 201. Л. 5.
23 Красный Север. 1919. 21 окт.
24 Северный хозяин. 1919. № 33-34. С. 13.
25 Там же. №38-39. С. 31.
26 Красный Север. 1919.21 окт.
27 Северный хозяин, 1919. № 43-46. С. 27-29.
28 Впрочем, в качестве причин назывался недостаток кадров и параллелизм функций двух аппаратов.
29 НАРК. Ф. 509. Оп. 1. Д. 449. Л. 5.
30 Государственный архив новейшей политической истории Вологодской области. Ф. 1853. Оп. 4. Д. 5. Л. 127.
31 Карельский государственный архив новейшей истории. Ф. 4. Оп. 1. Д. 135. Л. 1.
32 Тбварищеское дело. 1918. № 12-13. С. 7; № 14. С. 2.
33 Там же. 1919. № 13-14. С. 6.
34 Там же. 1918. № 19-20. С. 14.
35 Там же. № 15-16. С. 23.
36 Там же. С. 99.
37 Известия Архангельского Совета. 1920. 22 сентября.
38 НАРК. Ф. 509. Оп. 1. Д. 765. Л. 3; Подсчитано по протоколам заседаний правления Олонецкого Крайпотребсоюза (Ф. 509. Оп. 1. Д. 93).
Статья принята к печати 28 декабря 2006 г.
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Сер. 2, вып. 2
С.О. Кузнецов
ОТКРЫТИЕ РАДИ СПАСЕНИЯ.
НАЦИОНАЛИЗАЦИЯ СТРОГОНОВСКОГО* ДОМА В1919 г.
Несмотря на значительное число опубликованных работ,1 вопрос перехода произведений искусства в собственность государства после Октябрьской революции исследован недостаточно полно. В трактовке событий 1917-1919 гг. много противоречий. «Классическим примером» мирного сотрудничества между старой и новой властью стал Фонтанный дом, владелец которого граф П.С. Шереметев в декабре 1917 г. передал ключи от здания наркому просвещения A.B. Луначарскому. Хранителем был назначен Н.Г. Пиотровский, который, будучи свидетелем многочисленных грабежей, писал, что между Февралем и Октябрем 1917 г. «произошел массовый захват ценных особняков и полное расхищение художественных и особенно исторических ценностей».2 К их числу не относился Строгоновский дом. После Февральской революции он не пострадал, хотя в здании разместился клуб Балтийского экипажа, матросы которого поселились на третьем этаже здания. В июле 1918 г. было конституционно оформлено создание Российской Советской Федеративной Социалистической Республики - РСФСР. 15 июля Петроградская Художественно-историческая комиссия решила преобразовать дома Шереметева и Строгонова в музеи. 31 июля декретом Совнаркома Северной Коммуны второй из них был объявлен национальной собственностью. Это означало, что он перешел в ведение Отдела имуществ при Народном комиссариате просвещения (Нарком-просе) РСФСР. Правда, только 5 октября после издания Декрета о регистрации имущества, находившегося в частных руках, была создана правовая база для перехода частного имущества в собственность государства. И именно тогда утратил свою силу закон Российской империи от июля 1817 г., учреждавший по указу императора Александра I нераздельное имение графов Строгоновых. В его состав входил дом на Невском проспекте, переход которого в другие руки воспрещался.
Работа по национализации была проведена силами сотрудников созданного в ноябре Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины. Его начальником стал В.И. Ерыкалов - молодой человек, имевший склонность к художествам. Четвертая секция отдела должна была заняться «практической национализацией» домов, которыми завладел Отдел имуществ еще летом. Строгоновский дом был поручен Е.С. Рахлину-Румянцеву, который застал здание «загроможденным квартирами служащих, кладовыми, дровами на дворе», а также встретился с Н.К. Либиным,
* В литературе XX в. доминирует написание фамилии как Строгановы. Однако автор считает необходимым вернуться к форме, используемой самими членами семьи, т.е. Строгоновы. При этом автор опирается на написанную биографом рода Н.М. Колмаковым статью «Дом и фамилия Строго-новых. 1752-1887» (Русская старина. СПб., 1887. Т. 53. С. 576-602, Т. 54. С. 71-94; далее Колмаков, 1887); см. также: Кузнецов С.О. Пусть Франция поучит нас танцевать. Создание Строгоновского дворца в Петербурге и своеобразие придворной культуры России в первой половине XVIII века. СПб., 2003.
© С.О. Кузнецов, 2007
