CC BY
669
УДК 811.111 ББК 81.00
Н.В. Петрова, Е.Б. Лашина
ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ ТЕОРИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ
Статья посвящена рассмотрению идейно-теоретических истоков интертекстуальности. В ее основе лежит ключевая мысль о том, что понятие интертекстуальности не является исключительным достоянием постструктуралистов.
Ключевые слова: интертекстуалъностъ; теоретические истоки; мимесис; сходные сюжеты; диалогические концепции; структурализм; постструктурализм
N. V. Petrova, Е.В. Lashina
EXCURSUS ТО THE HISTORY OF INTERTEXTUALITY
The article is focused on the theoretical sources of intertextuality. We challenge the popular belief that the notion of intertextualty is the legacy of poststructuralists.
Key words, intertextuality; theoretical sources; mimesis; similar plots; dialog conceptions; structuralism; poststructuralism
Поиск истоков теории интертекстуальности в работах, посвященных изучению взаимодействий между текстами разных семиотических систем, обычно ограничивается вкладом в разработку данной теории французскими постструктуралистами, главным образом в лице Ю. Кристевой [Кристева, 2004] и Р. Барта [Барт, 1989]. В задачу настоящей статьи входит расширение круга теоретических изысканий, которые сыграли значительную роль при становлении теории интертекстуальности.
По мнению М.Б. Ямпольского, основными источниками теории интертекстуальности стали теория полифонического романа М.М. Бахтина, учение о пародии Ю.Н. Тынянова и теория анаграмм Ф. де Соссюра [Ямпольский, 1993]. Термин М.М. Бахтина «полифоничность» означает многоголосие, т.е. соприсутствие в одном произведении идеологически равноправных голосов персонажей, включая автора [Бахтин, 1972]. Анаграмма - это способ формально-семантической организации текста, при котором повторы звуков и слогов (букв и комбинаций) воспроизводят центральное в смысловом отношении слово данного текста [Лукин,
2005, с. 120]. Принцип анаграмм, по Ф. де Соссюру, заключается в зашифровке и передаче отдельных слогов, фонем и целых текстов древних языков для воссоздания некоторых черт древних поэтических текстов. Ф. де Соссюр обнаружил, что в гимне «Ригведы» зашифровано имя Бога, произносить и писать которое в древности было запрещено [Соссюр, 1977, с. 640]. Учение о пародии Ю.Н. Тынянова, представителя русской формальной школы, нацелено на изучение вторичных текстов, в основе которых лежит подражание тексту-оригиналу [Тынянов, 1977].
Считаем, что список представителей русской формальной школы, стоящих у истоков теории интертекстуальности, следует продолжить. Несомненную ценность для теории интертекстуальности представляет теория эволюционного развития литературного произведения. В рамках данной теории выдвигался тезис о том, что основной движущей силой эволюции литературного текста является система взаимоотношений между самими литературными произведениями; все заимствования, включенные во вновь созданные литературные тексты, являются обновленными литературными формами, поэтому принадлежат только создателю произведения [Шкловский, 1983; Томашевский, 1996; Жирмунский, 1977]. По этому поводу Б.В. Томашевский, в частности, писал следующее: «В борьбе с механизацией приема употребляется подновление приема в новой функции и в новом осмыслении. Подновление приема аналогично употреблению цитаты из старого автора в новом применении и с новым значением» [Томашевский, 1996, с. 206].
Взгляды русских формалистов, несомненно, сыграли важную роль в становлении теории интертекстуальности, однако, истоки вопросов, связанных с проблемой интертекстуальности, еще более древние. Их следует искать в трудах Платона [Платон, 1970; 1971] и Аристотеля [Аристотель, 2000], в их учении о мимесисе, суть которого заключается в подражании. Аристотель, в частности, считал, что благодаря подражанию человек приобретает знания. Оно естественным образом привносится в художественное произведение [Там же. С. 31] и является важным свойством ораторской речи: при включении «чужого текста» речь оратора звучит более убедительно [Там же. С.230].
Исследователей издавна интересовала проблема сходных сюжетов, наблюдаемых в текстах у разных народов. В разных культурах встречается сюжет о бое отца с неизвестным ему сыном: в античном эпосе - бой Одиссея с Телегоном (сыном Одиссея, родившимся в его отсутствие и поехавшим на розыски отца), в германском - Гильдебранда с Гадубрандом, в иранском - Рустама с Сохрабом, в русском - Муромца с Сокольником. Сюжет о царе, который превратился в нищего, а потом опять в царя после долгих испытаний, есть у индийцев (1-Ш вв. н.э.), в римских сказаниях, в украинской и русской сказках. Сюжеты о докторе Фаусте и Дон Жуане переходят от автора к автору [Тимофеев, 1971].
Подобного рода примеры одних исследователей приводили к мысли о «странствующих» или «бродячих» сюжетах, других - к мысли о модификации известных сюжетов. По Э. Берну, сюжеты начали создаваться, когда на земле появились первые человекоподобные существа, и нет оснований считать, что сцены, диалоги и финалы их сценариев сильно отличаются от современных [Берн, 1999]. Согласно данной точке зрения, писатель неизбежно пользуется созданным ранее сюжетом. Он может как-то модифицировать его, наполнить своим содержанием, однако при этом связь с первоначальным сюжетом не утрачивается. Получается, что опора на уже готовый сюжет есть объективная реальность. Модификация, к которой прибегает писатель по отношению к уже готовому сюжету, есть не что иное, как проявление интертекстуальности.
Предостерегая от тенденции однобокого подхода при «поиске интертекста» исключительно в теориях современных авторов, Ю.С. Степанов не без оснований замечал, что «подлинное “открытие интертекста” лежит в исторической поэтике второй половины XIX в., особенно в ее ядре - в “поэтике сюжетов”» [Степанов, 2001, с. 8].
Ярким представителем исторической поэтики является А.Н. Веселовский (1838-1906), который, в отличие от теорий, обобщающих те или иные факты литературы, выдвигал требование о сравнительном историческом исследовании, направленном на изучение явлений мировой литературы [Веселовский, 1940]. В соответствии с выдвигаемым требованием, научный интерес А.Н.Веселовского был направлен на изучение эволюции поэтического сознания и его форм. Под поэтическими формами ученый понимал литературные роды и виды, стиль, стилистические приемы, сюжетные схемы, символику, образы и т.д. Согласно его теории, формы обладают постоянством, они переходят по наследству из поколения в поколение. Подвижным и меняющимся является содержание, которое, вливаясь в старые формы, обновляет их в соответствии с той или иной исторической эпохой, из чего следует, что метающееся содержание, способное обновить форму, есть не что иное, как развиваемая в динамике интертекстуальность.
Выдвигая тезис о том, что генезис сюжетов принадлежит доистории, А.Н. Веселовский пытался объяснить не только происхождение сходных сюжетов, но и их развитие, рассматривая при этом мифологическую теорию, теорию заимствования, этнографическую теорию, которые в той или иной форме продолжают свое существование по настоящее время.
По мифологической теории (Ф.В. Шеллинг, братья А. и Ф. Шлегель, братья В. и Я. Гримм, А. Кун, В. ТТТвартт и др.), зародившейся в эпоху Романтизма в первой трети XIX в., сюжеты возникли из первоначальных мифов. Такое объяснение опровергается отсутствием общей мифологии у ряда этносов, однако эта теория может быть действенной при объяснении сюжетов как проявлений интертекста у этносов, имеющих общую мифологию на определенном историческом этапе развития.
По теории заимствования сюжетов, датируемой второй половиной XIX в. (Т.Бенфей, М. Мюллер и др.), сходство сюжетов есть результат той или иной исторической связи народов. Хотя теория заимствования имеет уязвимое место: она не может объяснить возникновение сходных сюжетов и других сходных проявлений культуры у народов, не имеющих общих контактов, тем не менее, процесс заимствования и создаваемый при этом интертекст на определенных этапах развития этносов и при определенных условиях вряд ли можно подвергать сомнению.
Антропологическая школа (Э. Тейлор, Э. Лэнг, Т. Вайц, Д. Фрэзер и др.), возникшая в Европе во второй половине XIX в., но чуть позже теории заимствования, исходила из идеи единства человеческого рода и единообразия развития культур. Согласно этой теории, получившей также название теории самозарождения сюжетов, объяснение одинаковых форм верований, мифа и обряда кроется в одинаковом генезисе психики и мышления первобытного человека. На основе богатейшего этнографического материала представители данной школы пришли к выводу о том, что все этносы проходят общие ступени в развитии культуры, последующие периоды сохраняют в себе пережитки предшествующих. Теория самозарождения сюжетов указывает, таким образом, на то, что, с одной стороны, в той или иной культурной среде могут возникнуть сходные сюжеты, а, с другой стороны, допускает развитие сюжетов после момента их зарождения на интертекстуальной основе1.
Обобщая взгляды исследователей разных школ и направлений о сходных сюжетах, отметим, что для теории интертекстуальности важны: 1) сам факт их существования, свидетельствующий об их многократной повторяемости из текста в текст; 2) отсутствие единства мнений по поводу объяснения причин возникновения сходных сюжетов, наводящий на мысль о заведомой несостоятельности поиска изначального текста-источника; 3) необходимость исследования не отдельного текста, а текста в связи с другими текстами, что вытекает из постулируемого А.Н. Веселовским сравнительно-исторического подхода к изучению текста; 4) целесообразность обращать внимание на особенности изменений, которые имеют место в тексте-реципиенте при использовании сходных сюжетов, а также иных проявлений интертекстуальности, ведущих к порождению нового смысла.
Продолжая исторический экскурс в теорию интертекстуальности, в которой, как можно уже сказать, переплетаются концепции и идеи представителей разных научных направлений (философских, этнографических, филологических и др.), обратимся к так называемым философским диалогическим концепциям, исходящим из понятия интерсубъективности, которое явилось своего рода мостиком при возникновении понятия интертекстуальности. Интерсубъективность, как философская категория, есть «особая общность между познающими субъектами, условие взаимодействия и передачи знания (или - значимости опыта познания)» [НФС,
2006, с. 265].
Диалогические концепции восходят к Сократу, считавшему, что диалог - это «непосредственный контакт собеседников, совместный поиск истины в ходе бесед и споров» [Кессиди, 2001, с. 134]. Его последователи в лице М.Бубера [Бубер, 1995], М.М. Бахтина [Бахтин, 1972; 1986; 2000], B.C. Библера [Библер, 1991] и других ученых рассматривают диалог как универсальную категорию человеческого бытия. По этому поводу М.М. Бахтин писал: «Диалогические отношения - это почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение <...>. Где начинается сознание, там начинается и диалог» [Бахтин, 1972, с. 71].
Диалог М.М. Бахтина - это, с одной стороны, взаимодействие и взаимопонимание участвующих сторон, а, с другой стороны, диалог - это «сохранение своего мнения» и «сохранение дистанции (своего места)» [Бахтин, 1986, с. 430], из чего закономерно вытекает его учение о полифонии, при которой каждый голос имеет право на свое существование.
Диалог может осуществляться только в феномене культуры, «как бесконечное развертывание и формирование все новых смыслов» [Библер, 1991, с.300]. Поскольку текст - это связующее звено в общении, он является основным средством развертывания нового смысла [Библер, 1991; Бахтин, 2000].
Во французском поструктурализме в лице Ю. Кристевой в результате переосмысления диалогизма М.М. Бахтина на место понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуальности [Кристева, 2004, с. 166]. Переосмысление Ю. Кристевой бахтинского диалогизма, как следует подчеркнуть, осуществлялось с позиций постсруктуралисткой «философии
1 Подробно о мифологической школе, школе заимствования и теории о самозарождающихся сюжетах см. в «Литературном энциклопедическом словаре» [ЛЭС, 1987, с. 58, 220, 222].
множественности», противопоставленной «философии единства». Суть последней сводится к тому, чтобы «сквозь эмпирическое многообразие и видимую хаотичность явленного мира прозреть изначальное тождество его Первоосновы, за особенностями разглядеть общее, за непредсказуемостью - необходимость и за движением - покой» [Косиков, 2008, с. 20].
«Философия множественности», как отмечает Г.К. Косиков, подрывает саму идею центра и периферии, предлагает распад бытия на его составляющие, выдвигает на первый план такие понятия, как нестабильность, неоднородность, неопределенность, фрагментарность, мозаичность, прерывность. Мир при таком понимании предстает как некий «хаос множественности». Стратегическая задача «философии множественности» при этом «состоит вовсе не в том, чтобы этот хаос обуздать, но, напротив, в том, чтобы заставить его заговорить» [Там же. С. 26].
Перенос «философии множественности» на текст в наиболее ярком виде сделан Р. Бартом: «Тексту присуща множественность. Это значит, что у него не просто несколько смыслов, но что в нем осуществляется сама множественность смысла как таковая - множественность неустранимая, а не просто допустимая. В Тексте нет мирного сосуществования смыслов - Текст пересекает их, движется сквозь них; поэтому он не поддается даже плюралистическому истолкованию, в нем происходит взрыв, рассеяние смысла. Действительно, множественность Текста вызвана не двусмысленностью элементов его содержания, если можно так выразиться, пространственной многолинейностью означающих, из которых он соткан (этимологически «текст» и значит «ткань») [Барт, 1989, с. 415].
«Философия множественности» лежит и в основе определения интертекста Р. Бартом: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т.д. - все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек» [Там же. С. 418].
Практически одновременно с постструктуральной французской научной школой возникла Тартуско-Московская семиотическая школа (конец 60-х гг. XX в.), научные построения которой нашли и находят достойное место в разрабатываемой сегодня теории интертекстуальности [Лотман, 1996; 1999; 2005; Гаспаров, 1983; Левин, 1998; Тороп, 1981 и др.].
Наличие взаимодействий между текстами у представителей Тартуско-Московской семиотической школы обозначено термином «текст в тексте» [Лотман, 2005; Левин, 1998], который соответствует ныне принятому в теории интертекстуальности понятию «интертекст». Следует подчеркнуть, что Ю.М. Лотман понятие «текст в тексте» связывал с понятием трансформации, ведущей к порождению нового смысла [Лотман, 1999, с. 17]. Это положение, а также введенное П.Х. Торопом понятие «интекст» имеет важное значение для теории интертекстуальности.
Подведем итог нашего экскурса в историю развития теории интертекстуальности. Открытие интертекста произошло значительно раньше его осмысления в рамках поструктуральной научной парадигмы (Р. Барт, Ю. Кристева). Истоки теории интертекстуальности прослеживаются: 1) в теории мимесиса Платона и Аристотеля; 2) в восходящих к Сократу диалогических концепциях М. Бубера, B.C. Библера, М.М. Бахтина; 3) в учении М.М. Бахтина о полифонии, вытекающем из его диалогической концепции; 4) в теории о сходных сюжетах представителей мифологической школы (Ф.В. Шеллинг, братья А. и Ф. Шлегель, братья В. и Я. Гримм, А. Кун, В. ТТТвартт и др.), школы заимствования (Т. Бенфей, М. Мюллер и др.) и английской антропологической школы (Э. Тейлор, Э.Лэнг, Т. Вайц и др.); 5) в исторической теории сюжетов А.Н. Веселовского; 6) в эволюционной концепции литературных текстов
русских формалистов (В.Б.Шкловский, Ю.Н.Тынянов, Б.В. Томашевский, В.М. Жирмунский), согласно которой заимствования являются обновленными литературными формами; 7) в учении Ю.Н.Тынянова о пародии, рассматриваемой в качестве одной из форм интертекстуальности; 8) в принципе анаграмм Ф. де Соссюра; 8) в понятиях «текст в тексте» Тартуско-Московской семиотической школы (Ю.М. Лотман, Ю.И. Левин) и «ин-текст» (П.Х. Тороп), в положении о возникновении нового смысла в условиях интертекстуальности.
Библиографический список
1. Аристотель. Поэтика. Риторика [Текст] / Аристотель. - СПб. : Азбука, 2000. - 347 с.
2. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика [Текст] / Р. Барт. - М.: Прогресс, 1989. - 616 с.
3. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского [Текст] / М.М. Бахтин. - М.: Худ. лит., 1972. - 470 с.
4. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахтин. - М.: Искусство, 1986. - 444 с.
5. Бахтин, М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук [Текст] / М.М. Бахтин. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.
6. Берн, Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Вы сказали «здравствуйте». Что дальше? Психология человеческой судьбы [Текст] / Э. Берн. - Екатеринбург : ЛИТУР, 1999. -576 с.
7. Библер, B.C. От наукоучения - к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век [Текст] / B.C. Библер. - М.: Политиздат, 1991. - 413 с.
8. Бубер, М. Два образа веры [Текст] / М. Бубер. - М.: Республика, 1995. - 464с.
9. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика [Текст] / А.Н. Веселовский. — JI.: Гослитиздат, 1940. - 464 с.
10. Гаспаров, Б.М. Функции реминисценций из Данте в поэзии Пушкина [Текст] / Б.М.Гаспаров // Russian Literature. - 1983. - Vol. 14. - С. 317-350.
11. Жирмунский, В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика [Текст] / В.М.Жирмунский. - JL: Наука, 1977. - 405 с.
12. Косиков, Г.К. Текст / Интертекст / Интертекстология : вступительная статья [Текст] / Г.К. Косиков // Н. Пьеге-Гро. Введение в теорию в теорию интертекстуальности. - М.: Изд-во ЛКИ, 2008. - С. 8-42.
13. Кессиди, Ф.Х. Сократ [Текст] / Ф.Х. Кессиди. - СПб.: Алтетейя, 2001. - 352 с.
14. Кристева, Ю. Избранные труды : Разрушение поэтики Изменение функций литературы [Текст] / Ю.Кристева. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. - 656 с.
15. Левин, Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика [Текст] / Ю.И. Левин. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 824 с.
16. Литературный энциклопедический словарь [Текст] / под общ. ред. В.М. Кожевникова. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.
17. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история [Текст] / Ю.М. Лотман. -М.: Языки русской культуры, 1999. - 464с.
18. Лотман, Ю.М. Лермонтов. Две реминисценции из «Гамлета» [Текст] / Ю.М.Лотман // О поэтах и поэзии. -СПб.: Искусство-СПб, 1996. - С. 543-545.
19. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Статьи. Заметки. Выступления (1962-1993) [Текст] / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство - СПб, 2005. - 704 с.
20.Лукин, В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа [Текст] / В.А. Лукин. - М.: Ось-89, 2005. - 560 с.
21. Новейший философский словарь [Текст] / В.А. Кондратов, Д.А. Чекалов, В.Н. Копорулина. - 2-е изд. -Ростов н/Д.: Феникс, 2006. - 672 с.
22. Платон Сочинения [Текст] : в 3 т. / Платон; пер. с древнегреч. - М. : Мысль, 1970. - Т. 2. - 611 с.
23. Платон Сочинения [Текст] : в 3 т. / Платон; пер. с древнегреч. - М. : Мысль, 1971. - Т. 3. - 687 с.
24. Соссюр, Ф. де. Курс общей лингвистики [Текст] / Ф. де Соссюр; пер. с франц. под ред. А.А. Холодовича // Труды по языкознанию. - М.: Прогресс, 1977. - С. 31-285.
25. Степанов, Ю.С. «Интертекст», «интернет», «интерсубъект» (к обоснованию сравнительной концептоло-гии) [Текст] / Ю.С. Степанов // Известия РАН. Сер. литературы и языка. - 2001. - Т. 60, № 1. - С. 3-11.
26. Тимофеев, Л.И. Основы теории литературы [Текст] / Л.И. Тимофеев. - М.: Просвещение, 1971. - 464 с.
27. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика [Текст] / Б.В. Томашевский. - М.: Аспект Пресс, 1996. -334 с.
28. Тороп, П.Х. Проблема интекста [Текст] / П.Х. Тороп // Текст в тексте: Труды по знаковым системам / Тартуский гос. ун-т. - 1981. - Вып. XIV (567). - С.33-45.
29. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино [Текст] / Ю.Н. Тынянов. - М.: Наука, 1977. - 576 с.
30. Шкловский, В.Б. О теории прозы [Текст] / В.Б. Шкловский. - М.: Советский писатель, 1983. - 384 с.
31. Ямпольский, М.Б. Память Тиресия : Интертекстуальность и кинематограф [Текст] / М.Б. Ямпольский. - М.: Культура, 1993. - 464 с.
