ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ НАУКА ВУЗАМ_
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ В ТЕКСТАХ КУЛЬТУРЫ
Н.И. Степанова
Аннотация. Задачей статьи является сравнительный анализ широкой и узкой трактовок понятий «интертекстуальность» в текстах культуры. Под «текстом» автор понимает связный знаковый комплекс, семантически значимую систему, причем не только вербальную. Содержание понятия существенно варьируется в зависимости от теоретических предпосылок, которыми руководствуется исследователь. В узком варианте оно ограничено сознательно используемыми и маркированными связями текста с другими текстами.
Ключевые слова: текст культуры, интертекстуальность, интертекстуальные средства.
Summary. The purpose of this article is comparative analyzis of wide and narrow variants of notions "intertextuality" in texts of culture. The "text" means a connected complex ofsigns, a semantically significant system, and not only verbal one. The notion's meaning is widely varied and depends on theoretical conceptions of scientist. Narrow variant is restricted by consciously used and marked text's connections with the other texts.
Keywords: texts of culture, intertextuality, intertextual means.
360
Термин «интертекстуальность», введенный в 1967 г. теоретиком постструктурализма Ю. Кристевой, происходит от латинского "г^еЛехШт", означая «вплетенное внутрь». Современная лингвистика использует также родственные термины: «феномен прецедентно-сти», «чужое слово», «межтекстовые связи». С целью конкретизировать предмет исследования, ограничим его содержательно-смысловым уровнем. Взаимодействие на прототипическом (жанровом) уровне, рассматриваемое в классической теории интертекстуальности, а также особый тип взаимодействия - интер-дискурсивность остаются за рамками данной статьи. Нас будет интересовать содержательно-смысловая незамкнутость текста по отношению к иным текстам.
Основы понятийной базы интертекстуальности заложены в 20-е гг.
XIX в. М.М. Бахтиным и развиты такими учеными, как Ю.Н. Тынянов, В.В. Виноградов, А.Н. Веселовский, В.М. Жирмунский, Б.М. Эйхенбаум. М.М. Бахтин, развивая концепцию диалогичности текста, приходит к выводу, что «два высказывания, отдаленные друг от друга и во времени и в пространстве ... при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция» [1, с. 303]. Текст же рассматривается им как «своеобразная монада, отражающая в себе все тексты (в пределе) данной смысловой сферы» [там же, с. 282]. Таким образом, каждый текст оказывается связанным с другими текстами особыми диалогическими отношениями.
Теория М. М. Бахтина легла в основу широкого (литературоведческого)
Преподаватель |_
3 / 2012
подхода к интертекстуальности, рассматриваемой как универсальное свойство текста. Данный подход связан также с именами Ю. Кристевой и Р. Барта и соотносится с аналогичным (то есть широким) пониманием текста и кода. Впоследствии он нашел продолжателей как в отечественной науке (Ю.М. Лотман, И. П. Смирнов, Б. М. Га-спаров, П. Х. Тороп), так и за рубежом (Ж. Женетт, М. Риффатер и др.).
Ю. Кристевой «литературное слово» трактовалась как «место пересечения текстовых плоскостей, как диалог различных видов письма» [2, с. 428]. Статус слова при этом определялся в двух «плоскостях»: горизонтальной -«слово в тексте одновременно принадлежит и субъекту письма, и его получателю», и вертикальной - «слово в тексте ориентировано по отношению к совокупности других литературных текстов - более ранних или современных» [там же, с. 429]. И хотя, по мнению Ю. Кристевой, у М.М. Бахтина разграничение этих двух осей, называемых диалогом и амбивалентностью, проведено недостаточно четко, все же именно ему принадлежит вывод, положивший начало научной идентификации феномена интертекстуальности: «любой текст -это впитывание и трансформация какого-нибудь другого текста» [3, с. 167].
Настаивая на безграничности интертекстуального диалога, Ю. Кристева выдвинула идею открытого поливалентного текста. Характеризуя особенность деконструктивистского подхода к теории интертекста, необходимо также остановиться на бартовском понятии «Текст». Как известно, именно в преподнесении Р. Барта теория интертекста обрела «права гражданства» [4, с. 8]. Для исследователя принципиально важно разграничение текста-чтения (про-
изведения) и текста-письма (собственно Текста). Если произведение - «наглядно», «зримо», то текст «доказывается, высказывается в соответствии с определенными правилами (или против известных правил)» [5, с. 415].
Р. Барт настаивал на семантической открытости текста, на «неустранимой множественности» его смыслов, которые невозможно уловить даже «образцовому» читателю, поскольку текст «бесконечно открыт в бесконечность», и никто «не в силах остановить движение текста» [там же, с. 425]. С этой точки зрения каждый текст является интертекстом. «Другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты культуры окружающей» [6, с. 218].
Особенность бартовского подхода к интертекстуальности также в том, что необходимым условием смыслообразо-вания считается взаимодействие «Текста» с семиотическим пространством культуры. Таким образом, интертекст превращается в «размытое поле анонимных формул, ... бессознательных или автоматических цитат без кавы- 361 чек», а интертекстуальность становится конституирующим признаком любого текста: «текст существует лишь в силу межтекстовых отношений» [5, с. 428].
Можно согласиться с Н. Пьеге-Гро, что в данном подходе интертекстуальность предстает «как сугубо экстенсивное понятие, включающее в себя . любые формы реминисценций, . ровно как и все те способы обмена, которые могут устанавливаться между конкретным текстом и современной ему языковой целокупностью» [7, с. 53]. В связи с этим широкий литературоведческий подход оказывается не применим к практике лингвистического анализа. Как от-
3 / 2012
Преподаватель XX
ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ НАУКА ВУЗАМ
362
мечает В.Е. Чернявская, рассматривая всякий текст как интертекст, а интертекстуальность как сущность литературной коммуникации, он «растворяет» сами понятия текста и текстуальности [8, с. 14]. Снять противоречие двух подходов попыталась Р. Лахманн. Аспекты текста исследовательница предложила разделить на два уровня: онтологический и дескриптивный [9, с. 66]. Первый предполагает диалогичность как всеобщее измерение текста, второй - как особый способ смыслопорождения, многовариантный по интонации диалог с иной смысловой позицией.
Лингвистический подход отличается от литературоведческого тем, что рассматривает интертекстуальность как категорию, характеризующую коммуникативные отношения текста с другими текстами. Эти отношения устанавливаются на разных уровнях (содержательном, лексическом, синтаксическом, стилистическом) и, что особенно важно для анализа, выражаются посредством языковых маркеров (лингвистических средств реализации интертекстуальных связей). Последние называются также интертекстемами или «интертекстуальными средствами».
Для обозначения текстов, с которыми устанавливаются связи, вводится понятие «прецедентной единицы», производной от языковых знаков, имевших ранее место в языке и служащих смысловым и структурным основанием для последующих случаев ее языкового употребления [10, с. 152]. Прецедентная единица является лингвокогнитивным знаком прецедента, который в данной трактовке представляет собой «стереотипный образно-ассоциативный комплекс», значимый для определённого социума и регулярно актуализирующийся в речи его представителей» [11, с. 30].
В рамках узкого подхода, к примеру, определял интертекстуальность Ж. Же-нетт: как межтекстовые отношения, создаваемые через отношения соприсутствия. Исследователь позиционировал ее как один из видов трансцеден-тальных отношений, названных им обобщающим термином «транстекстуальность». Интертекстуальность предполагает непосредственное присутствие одного текста в другом тексте, которое реализуется в таких приемах, как цитата, аллюзия, плагиат и др. [12].
Л. Женни также предлагал говорить об интертекстуальности лишь тогда, когда в тексте можно обнаружить «такие элементы, которые были структурированы еще до его возникновения» [7, с. 39]. С его точки зрения предмет интертекстовой теории сужается до проблематики «текста в тексте», а ее задача - до выявления «бесспорных и доказуемых связей между текстами», а не субъективно-ассоциативных перекличек смыслов, как у Р. Барта и Ю. Кристевой. Причем на первый план выходит функция трансформации: «интертекстуальность обозначает не беспорядочное и маловразумительное накопление различных влияний, но работу по трансформации и ассимиляции множества текстов, которую осуществляет текст-центратор, удерживающий за собой роль смыслового leadership» [7, с. 75].
Таким образом, лежащему в основе литературного подхода пониманию интертекстуальности как фактора, определяющего деятельность автора вне зависимости от его воли и желания, здесь противопоставляется ее трактовка как сознательно используемого приема. Следовательно, интертекстуальность сводится к намеренно маркированной: автор осознанно включает в свой текст фрагменты пре-текстов и другие разно-
Преподаватель XX
3 / 2012
видности прецедентных единиц. А адресат, определив авторскую интенцию, воспринимает текст не иначе, как в его диалогической соотнесенности.
Проанализировав использование термина «интертекстуальность», можно сделать вывод, что содержание данного понятия существенно варьируется в зависимости от теоретических предпосылок, которыми руководствуется исследователь. Интертекстуальность понимается как соотношение текста и жанра, взаимодействие всех вербальных прото-текстов, включенных в рамки текста, как видимое присутствие одного текста в другом. Она простирается от предельно широких границ (Р. Барт, Ю. Кристева, Ж. Деррида: каждый текст является интертекстом) - до узких (Ж. Женетт, Л. Женни, У. Бройх, М. Пфистер, Б. Шульте-Мидделих).
В узком варианте данное понятие ограничено сознательно используемыми и маркированными связями текста с другими текстами и становится пригодно для практики текстового анализа, в частности, для применения к текстам классификаций интертекстуальных средств. Причем, на наш взгляд, оно перспективно для анализа текстов культуры в широком смысле - как знаковых комплексов любых семиотических систем, не только вербальных. Такой подход позволяет исследовать музыкальные произведения, произведения изобразительного искусства, печатную рекламу и другие культурные объекты.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г. Бочаров; Текст подг. Г.С. Бернштейн и Л. В. Дерюгина; При-
3 / 2012-
меч. С. С. Аверинцева и С.Г. Бочарова. -М.: Искусство, 1979. - С. 300-307.
2. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1993, № 4. Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. с франц., сост., вступ. ст. Г.К. Косикова. -М.: ИГ Прогресс, 2000. - 536 с.
3. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. 2004. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОС-СПЭН). - Сер.: Книга света. - 656 с.
4. Косиков Г.К. Идеология. Коннотация. Текст. Предисловие // Ролан Барт. «S/Z». Пер. с фр. 2-е изд., испр.; под ред. Г.К. Косикова. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 232 с.
5. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: Прогресс, 1989. - 616 с.
6. Барт Р. Тех! // Encyclopedia universalis.
- Vol. 15. - P., 1973. - p. 78. (Цит. по: Интертекстуальность // Современное зарубежное литературоведение: Энциклопедический справочник / Под ред. И.П. Ильина и Е.А. Цургановой. - М., 1996. - 312 с.).
7. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности: Пер. с фр. общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: Изд-во ЛКИ, 2008. - 240 с.
8. Чернявская В.Е. Открытый текст и открытый дискурс: интертекстуальность -дискурсивность - интердискурсивность // Лингвистика текста и дискурсивный анализ: традиции и перспективы / Отв. ред. В.Е. Чернявская. Сб. научн. тр. - СПб: СПбГУЭФ, 2007. - С. 7-26.
9. Lachmann P. Intertextualitat als Sinnkonstruktion // Poetica. - H.15. - S. 66-107.
10. Голубева Н.А. Слово. Текст. Дискурс. Прецедентные единицы // Голубева Н. А. Language, Communication and Social Environment (Язык, коммуникация и социальная среда). / Сбор. научных трудов под ред. профессора В.Б. Кашкина. - Вып. 5.
- Воронеж: ВГУ, 2007 - С. 152-168.
11. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1988. - 215 с.
12. Genette G. Palimpsestes. La litterature au
363
second degre. - P., 1982. J
Преподаватель