CC BY
35О, Дудченко, А В. Мытиль
ДВЕ МОДЕЛИ АДАПТАЦИИ К СОЦИАЛЬНЫМ ИЗМЕНЕНИЯМ
1, ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ. МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
В рамках совместного (• кросс культурного*) исследования нашей задачей был анализ полученной информации с тачки зрения сопоставления адаптационных процессов в двух странах. Инструментарий давал возможность характеризовать успешность н особенности адаптации с трех позиции; а) различия в уровнях социального самочувствия; б) особенности освоения социального будущего; в) адаптационные характеристики модального ннднвида.
Соцнальвое самочувствие. Для его выявления использовалась методика «социальный термометр», построенная на самооценке респондентом своего благополучия в настоящий момент и в ретроспективе с поправкой на уровень притязаний1. На основе разности данных между сегодняшней и ретроспективной самооценкой были выделены три групиы йи степени социальной адаптнрованноегк:
— «потери» — отрицательная динамика; вошедшие в ату группу ощущают ухудшение своего положения;
— «стабильность* — самооценки сегодняшнего и прошлого уровня благополучия совпадают;
— «приобретения» — положительная динамика.
Освоение будущего. Еще один способ оценки степени адапти-
рииаНниети — включен и« в набор выбранных карточек (при «я»-идентификации) таких характеристик, как «я — человек с будущим» или «я — человек без будущего». Мы считаем» что именно
1 Вопрос; ээданался следующим образом: *Пред&1аныв себе шкалу из десяти пунктов, некоторой справа (а точке Ю) —люди, которых лично ем считаете наиболее благополучными, а слева (в точке 1) — наибопее, с. вашей точки зрения, неблагополучные. Где на этой шкале вы поместили бы себя: а) в настоящее время; б) где вы находились пять лет назад: в) какое место вы считаете подобающим для себя''1». Как показали лабораторные исследования, проведенные при валидиэации этого инструмента, доминантой самооценки, как правило, является именно-нымешмее- самочувствие индивида, Его влияние на оценку пришлого иуиовеньпритязаний проявляется сильнее, чем обратное воздействие, Поэтому самосценка динамики социа/ъ-ного самочувствия трактовалась нам и прежде всего как показатель успешно«™ адал-тации человека к социальным изменениям к моменту опроса.
20 — 4601
продлеиность позитивной оценки своих достижений в будущее наиболее надежно характеризует адаптационные ресурсы личности2.
Модальность. Данные исследования позволяли получить и косвенную характеристику той среды, об адаптации к которой идет речь. Б наборе карточек «я»-идентификаций была возможность выбрать позицию «я — такой, как все». Идентификационную склонность * быть такими, как большинство» мы называем модальной идентичностью. Анализ сочетаний различных идентификационных наборов с этой характеристикой дает некоторое представление с том, из каких персонажен, по мнению респондента» преимущественно соптоит та социальная среда, равновесие с которой он стремится сохранить,
Показателя адаптации. Уровень социального самочувствия и характер освоения будущего мы рассматриваем в качестве индикаторов адаптированности личности» При этом первый показатель является базисным элементом* свидетельствующим об определенных достижениях респондента в конкретной ситуации* Описывая динамику своего благополучия» человек как бы говорит: «Да, сейчас я живу лучше, чем прежде* — или наоборот, В этой оценке содержится элемент ситуатнвности. Второй показатель говорит о том, уверен ли респондент в позитивных перспективах* Характер освоения будущего определяет уровень адаптивности (как особенность) личности, объем ее адаптационных ресурсов, В этом случае человек оценивает себя так: «Что бы ни случилось в будущем, л смогу с этим справиться*,
В нашем исследовании характеристики социального самочувствия и ощущения временной перспективы оказались взаимосвязанными (для российской выборки — eta coef, = 0,232), Другими словами, если человек положительно оценивает свое нынешнее благополучие, го он с большей вероятностью идентифицирует себя с теми, кто имеет будущее.
! Введена дополнительного индикатора подсказывалось выявленным в предыдущих опытах использования «социального термометра" феноменом превышения достигнутой позиции на шкале благополучия над желаемым (по мнению самого респондента) уровнем. Этот феномен отражает ситуации« когда собственные достижения оцениваются индивидом как. чрезмерные, случайные, как результат особого везении, а несправедливый итог его усилий Доля лиц, дающих такие оценки, обычно не превышала 5%, однако пренебрегать интерпретацией этого феномена, на наш взгляд, неправомерно. Во-первых, петому, что часть похожих ситуаций — логично было бы предположить — нивелируется посредством рационализации, своего рода ^подтягивания» притязаний под реальные (по самооценке респондентов) достижения Во-вторых, потому что период бурных социальны* изменений богат примерами стремительной социальной мобильности, которая вполне может найти сражение е подобной самооценке.
Индикаторы адаптационных ресурсов. В выбранных респондентами «я»-идентификациях находят отражение индивидуальвые адаптационные ресурсы, т. е. те социальные характеристики, ко-торые обусловливают их стартовую позицию в процессе адаптации. «Мы»-идентификации, на наш в&гляд, * большей степени дают информацию о дополнительных ресурсах (как с положительным, так и с отрицательным знаком), которые человек приобретает, ассоциируя себя с той или иной социальной общностью.
2. АДАПТИРОВАВШИЕСЯ К ПЕРЕМЕНАМ И ДЕЗАДАПТАНТЫ
Итак, в росси не ко-польском исследовании при работе с блоком * я »- и дентиф икаци й у респондентов была возможность выбрать карточки «человек с будущим«человек без будущего» и «такой, как все*. Поскольку речь шла именно о возможности выбора (а не об оценке по шкале, как при работе с блоком «мы»-идентификаций), доля остановивших свое внимание на той или иной карточке может свидетельствовать об актуальности, значимости данного критерия. Так, критерий самооценки жизненных перспектив — «человек с будущим», «человек без будущего» — оказался значимым для 69% россиян. Примерно столько же {54%) обнаружили склонность считать себя «такими, как нее»- !^ти данные говорят о том, что и шкала временной перспективы, и модальность актуальны для само презентации россиян.
Общая ситуация. Из тех, кто счел для себя значимой самооценку жизненной перспективы, большинство (две трети и соответственно 37% из всей выборки) сочли себя «людьми с будущим». Менее утешительным оказалось распределение самооценок социального благополучия. Напомним, что здесь фиксировалась разность между самооценкой сегодняшнего статуса и того положения, который был у респондента пять лет назад. Оказалось, что только 19% опрошенных россиян ощущают положительную динамику. Не столь велика была и доля «стабильных»'— 24%. Большинство же (57% ) отметило снижение уровня своего благополучия.
Б принципе, само по себе ощущение «потерь» является вполне закономерной и типичной реакцией в процессе любых изменений, особенно если они затрагивают ценностно-ориентациюнный уровень. Даже для тех, кто обладает максимальными адаптационными ресурсами, период социальных трансформаций означает утра-ту ощущения стабильности, необходимость приложения спецналь-
2Я*
ных усилий по сохранению и тем более приращению своего социального статусе. И это нередко ведет к ухудшению социального самочувствии.
По сравнению с данными, полученными tío польской выборке, доля российских «потерявших* оказывается чересчур большой. У поляков позитивную динамику благополучия отмечают 25% (в Рос-сии — 19); считают свое положение стабильным 83% (в России — 24); относят себя к группе потерявших прежний статус — 42% (в России — 57). Само по себе соотношение контрастных групп — «потерявших» и «приобретших*, которое в Польше составляет 1,7, а в России — 3 раза, является косвенным свидетельством, большей деприаирпвапности и социальной дифференцированности российского общества.
Социальные характеристики. В российской выборке групиы ♦выигравших* (ощущающих положительную динамику социального благополучия) и тех, кто выбрал карточку «я — человек с будущим», обладают схожими социально-демографическими и социальное сих ол о ги чески ми характеристиками. Это более молодые, более образованные люди, имеющие более высокий доход. Чаще это жители мегаполисов, крупных и средних городов. Характерная черта, выделяющая +лтодей о будущим» и «выигравших», — превалирование ориентации на собственные силы (а не на помощь «извне»), уверенность в себе.
Мы сделали попытку проанализировать связь оптимизма в оценке своего будущего с наличием детей в семье. Двумерные корреляции в этом отношении малоинформативны. Доля * оптимистов» оказалась значительно выше среди бездетных, что вполне понятно, поскольку основную часть не имеющих детей составляют молодые люди- Неожиданный результат выявил трехмерный анализ следующих переменных: склонность полагать себя «человеком с будущим» или «без будущего»; выбор (или наоборот) карточки, обозначающей родительскую роль («я — мать», вя — отец»), и фактическое наличие детей (табл. 1 ).
Бели в общем случае идентификация о функцией родителя теснейшим образом коррелирует с наличием детей, то для «людей без будущего» характерна совершенно иная картина. Доля фактически именпцнх детей, но не идентифицирующих себя именно как родителей здесь существенно выше, чем диктуется общей закономерностью. На наш взгляд, это позволяет предположить, что отторжение или незначимость родительских ролей (при наличии детей) связаны с более пессимистическим восприятием будущего или, в нашей терминологии, большими трудностями адаптации к общественным переменам.
Таблица 1
Соотношение россиян, идентифицирующих с*А* как «человек с будущим* н «человек без будущего* в зависимости от наличия детей н значимости родительской роли (%)
Pfif:ïïnH^ftKTU, Rhlfi рЛ В- шпе карточки : Вмбрлнм сине ЮДКТРЛЬ- роли Не выбраны роди-тельские роли
Есть дети Нет детей Есть дети Нет детей
«люди г. будущим» 95 9 91
«люди RRH будущего* Q7 _1 â i 42
Модальность н адаптивность. Представители адаптированных групп (те, кто называет себя «человеком с будущим», и те, кто отмечает положительную динамику социального самочувствия) значительно реже, чем в среднем по совокупности, ассоциируют себя с модальным типом («такой, как все»). Как видно из табл. 2, социальные характеристики модальной и адаптированных групп рос-сиян прямо противоположны.
Помимо этого, для »таких, как все» характерно несколько более отчужденное отношение к другим народам по сравнению и с выборкой в целом и, в частности, с адаптированными группами. Среднее значение индекса локальной замкнутости3 для »типичных» людей — 2*4; для »людей с будущим» — 1.9; для тех, кто ощущает положительную динамику социального благополучия — 1,8. Исходя из этого можно предположить, что адаптированные группы россиян в значительно большей степени, чем »модальные» люди, ориентированы «вовне», в меньшей степени сосредоточены ка ощущении своей уникальности — этнонациоиальной и по признакам «землячества» (места проживания).
Итак, наиболее дееспособные» активные, адаптированные россияне не считают себя «такими, как все» и по всем показателям контрастны с представителями медалькой идентификации (полагающими, что они «такие» кок все»)>
В Польше Же к модальности тяготеют «продвинутые» слои — дееспособные, активные люди, имеющие стабильный средний уро-
3 Индекс покальной замкнутости рассчитывался как сумма бэппоп, начиспиьшик-ся при ответа* на вопросы блока 'Какие народы нам близкие, а кз*ие далекие?» до еыбор варианта -совсем далекие". Индекс ншодитсн в пределах ото [нет народов, которые были бы совсем далекими) до 6 < все народы оцениваются как. совсем далекие).
Таблица 2
Сопоставление характеристик россиян, ОтвОСрщпМ себя к адаптированвым и «типичвыи» людям
Показатель Модальная идентификация: россияне, полагающие себя ■ такими, как псе* Адалти ро вав вость: россияне» идентифицирующие гейя как »человек с будущим», а также те, кто отмечает положительную дин амии у социального самочувствия
Пол В большей степени пред- СТАВЛеры ж^ни^икм Б большей степени представлены мужчины
Возраст Люди более пожилые, кем в среднем по выборке Модальный интервал 4$— года Средний виарлст — 47 лиг Люди более молодые, чем в среднем по выборке Модельный интервал 26— 34 года Средний возраст — ЗУ лет ¿*ньс игравшие*) И 35 лет (*лтоди с будущим*)
Образование Респонденты с более низким уровнем образования 44% нмрнуг неполное среднее обрпзование и ниже Респонденты с более высоким уровнем образования Неполное среднее образование н ннМе имеют соответственно 21 и 25%
Место жительства В большей степени — деревня и малый город В большей степени — мегаполисы, крупные города
Уровень дохода Респонденты из низкодозсод-ных групп, и« имеющие возможности дополнительного заработка Респонденты иа среднедоходных групп, регулярно или время от времени имеющие возможность Дополнительного заработка
Социальная СТ[]уКТу[1Л Среди работающих — смещение в сторону менее квалифицированного персонала Среди неработртощих — пенсионеры и домохозяйки Среди работающих — смещение а сторону руководителей и собственников предприятий Среди неработающих - студенты
Интер нальность Смещение в сторону ни а кого уровня иктернальности Смещение в сторону высокого уровня интер не. льноегм
две МОДЕЛИ АДАПТАЦИИ к социальным ИЗМЕНЕНИЯМ
615
вень благополучия. Чаще других социальных групп «типичными» считают себя специалисты.
Таким образом, для россиян быть «таким, как все» — это ощущать свою ущербность, депривированность, т. е. как бы заявлять: я — не лучше других. Для поляков принадлежность к модальности свидетельствует о другой самооценке: я — пе хуже других.
3. АДАПТАЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ РОССИЯН И ПОЛЯКОВ
Контрастность модальной и адаптированных групп проявляется и при выборе идентификационных оснований. В табл. 3 и 4 приведены данные сравнительного анализа идентификационных матриц этих групп. Те параметры, которые чаще (статистически значимо чаще) выбирали «адаптированные», мы отнссли к идапта-ципнным ресурсам. Те же, которые были более значимы для «модальных*, мы назвали адаптационными барьерами.
Интересно, что набор адаптационных ресурсов наиболее богат и разнообразен именно у людей, оптимистично оценивающих свои перспективы. Возможно, это подтверждает гипотезу о том, что ведущей компонентой адаптированности является не столько сегодняшнее позитивное самочувствие, сколько ощущение перспективы, «пролоягированности» благополучия,
В российской выборке наблюдалась очень сильная дифференциация В отношении «н»-идентификации между адаптированными и неп дотированным и группами. В Польше различий было существенно меньше.
Если рассматривать конфигурацию идентификационных матриц как отражение совокупности лдпптацнонншх ресурсов» то можно заключить, что в России успешность адаптации в значительно большей степени определяется именно уникальными сочетаниями зтих ресурсов* а на следоланийм итпипааым* адаптационным стратегиям.
Возможно также, что множественность и большая значимость «я»-идептифнкационных различий в российской выборке и в то же время большая сглаженность в выборе групповых идентификационных оснований {табл* 4) свидетельствуют о слабой и неустойчивой структурированности российского общества. Данные польской выборки показывают большие возможности групповой самоидентифнкпции как адаптационного ресурса.
Таблица $
Адаптацнояяые ресурсы и Паркеры: параметры «я*-идентификации (сравнение нодальвий ■ адантнриваинык групп россиян)
Параметры, ло которым выявлено статистически значимое различие между модальной И обе ни к адаптирован н ьсм и группами
[[арамстры, по которым выявлено статистически значимое различие между модальной группой н респондентами, относящими себя к «людям с будущим»
Параметры,, пл которым выявлено статистически значимое различие между МО-дольной группой И респондентами с положительной динамикой социального самочувствия
Адаптационные ресурсы (идентификации, более значимые для адаптированных групп)
Молодой* Европеец
Студе-нт школьник Представитель своей про-
Обеспеченный фессии
Хозяин своей судьбы Интеллигент —
Работник предприятия, Гражданин нелнкон дер-
учреждения жавы |
П редп ри н иматсл ь Демократ |
Адаптационные барьеры, (идентификации, бел?« .^ачнлие для модальной группы}
Советский человек
Родительские ролн
Пожилой
Пенсионер
Бедный
Жертва реформ — —
Сторонник жесткого по-
рядка б стране
Гражданин страны, ко-
торая перестала быть ве-
ликой державой
* Названия карточек для * л »-идентификации приведены в таком виде, в которой они предъявлялись респондентам-
Таблица 4
Адаптационные ресурсы и барьеры: параметры «ми»'идентификации (сраапеяно модальной н ддаптиредапвых групп рмсняв)
И дентнф нкицион ные группы, частота выбора которых статистически значимо различалась в модальной н в обеих адаптированных ЛОД&ыборках респондентов
Иде нтификациоккые группы, частота выбора которых статистически значимо различалась в макальной групп« к в иодныбирк« ресиондек-тов, сткосЯщИх себя К «людям с будущие»
Иде нтнфн ка цип нчые группы, Чистота выбора которых статистически значимо различались в модальной группе и в под выборке респондентов с поло-жит-едьнок динамикой СОЦИАЛЬНОГО самочувствия
Адаптационные ресурсы {идентификации, более значимые для адаптированных групп)
Те, Кто НВ ждет манны Товарищи [то работе
небесной Люд« Той ?ке профессии
Тс, кто добился успеха —
Тс, Кто палимгн-уся сво-
им бизнесом
Адаптационные барьеры ('идентификации, более значимые д.чл медальной группы )
Советский народ Те, кто жиде? в нашей
Те, кгп постоянно нуж- городе, поделке
дается
Та, кто уверен, что от
его Действий ничего не
зависит
4, СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ
АДАПТАЦИИ В РОССИИ И ПОЛЬШЕ
Социальыо-профессиональяая позиция н уровень адаптирован-ности, В России среди работающих к «выигравшим» можно уверенно отнести только тон-менеджеров н владельцев предприятий: между ними и остальными существует »пропасть» в смысле самооценки динамики благополучия.
Б Польше ситуация не столь контрастна во всех подгруппах занятого населения, Более того, эдссь можно говорить о стабильности как таковой: примерно в равной степени представлены разные типы социального самочувствия («вьшгр&вшие», «проигравшие*, «стабильные»). Это деожно наблюдать ни примере груш! служащих» квалифицированных рабочих и владельцев предприятий. В России же феномен ощущения стабильности своего положения отсутствует. Во всех социально-профессиональных группах численность «стабильных» несопоставима с численностью «падающих* вниз или продвигающихся внерх. Для россиян характерна нисходящая социальная мобильность (реже — восходящая). У поляков же Значимо представлено чувство относительной устойчивости своего положении в обществе..
Существенны межстранойые различия в отношении социального самочувствия специалистов (профессионалов), а также пенсионеров. В польской подвыборке среди «выигравших* наиболее велика доля специалистов (53%) в сравнении с другими социальными группами, в том число топ-менеджерами и владельцами предприятий (соответственно 50 и 35%). В России же уровень «выигравших» среди специалистов существенно ниже (26%), чем среди топ менеджере в и хозяев предприятий (соответственно 43 и 46%). При этом социальное самочувствие российских «профессионалов» не зависит от того, заняты они в бюджетной сфера (с низкой зарплатой и ее задержками) или в частном секторе. Конечно, в негосударственной сфере несколько больше «выигравших» (33%) и меньше «проигравших* (45%), чем среди «бюджетников* (соответственно 24 и 52%). Однако эти различия не столь значимы.
Таким образом, социальное самочувствие польских и российских специалистов кардинально различается (1=6,39, р<0,0001): в Польше они относят себя кбезусловно выигравшим, в России — к безусловно проигравшим.
Столь же основательно различается положение российских к польских пенсионеров. Несмотря на естественное влияние возрастных и социален о-статусных изменений, польские пенсионеры демонстрируют значимо большую стабильность своего положения. Российские же в подавляющем большинстве относят себя К «проигравшим« ,
Исходя из этого можно предположить, что польские реформы в большей степени учитывали адаптационные возможности граждан.
Характерно, что в Польше более активную гражданскую позицию занимают «выигравшие*. В России же ситуация прямо противоположная: «проигравшие* значительно чаще проявляют интерес К происходящим политическим событиям, чем «выиграв-
шие», а также более массово участвуют в парламентских выборах <р<0,0001).
Идентификационные различия. Для всех россиян более значимым групповым идентификационным основанием оказалась общность «люди моей национальности». При этом интересно, что национальная идентификация практически оторвана от ощущения близости к местным и тем более »русским национальным традициям». Так, «п рои гран лгие» ¡этнические русские ассоциируют себя с людьми своей национальности в 67% случаев, а с приверженцами русских традиций — только в 40%. Для «выигравших» зтот разрыв примерно такой же — соответственно 61 и 33%, У ПОЛЯКОВ и »выигравшие», и «проигравшие» считают себя в первую очередь сторонниками польских традиций (соответственно 63 и 55%), а уже потом — липами определенной национальности (соответственно 45 и 42%).
Для всех поляков гораздо более важно, чем для россиян, ощущать близости с »европейцами», а тпкже «со всеми людьми на планете». В российской выборке вопрос о степени близости »со всеми людьми на планете» вызвал максимальное количество затруднений, Можно предположить, что ассоциации себя со всем человечеством еряд ли являются актуальными. Столь же не актуальна для россиян и «шкала европейства». Интерес к сопоставлению себя с европейским сообществом в какой-то мере проявляется только в группе выигравших в результате реформ. Впрочем, у них увеличивается и доля ассоциаций с «не европейцами»*
Возможно, это различие в отношении к внешнему миру как своеобразному эталону отчасти объясняется тем, при каком материальном положении люди считают себя богатыми. Поляки оценивают свое положение как бы по западноевропейским стандартам, потому и кажутся себе «беднее». Наши сограждане, видимо, сравнивают себя с теми, кому еще хуже, и на этом фоне испытывают определенный оптимизм.
Россияне в большей степени, чем поляки, ассоциируют себя о теми, «от чьих действий ничего не зависит». Наряду с этим соотечественники проявляют большую интернальность, когда речь заходит о проблемах, не посредствен но связанных с их личной жизнью. Например, россияне чаще считают, что нх благополучие зависит только от них самих* Поляки же ориентируются на поддержку других. Сравнивая эти данные, можно предположить, что у соотечественников более развита индивидуальная интернальность как следствие социальной незащищенности. Она имеет «вынужденный характер*, У поляков же, возможно, есть положительный опыт делегирования решения своих проблем социальным институтам.
* * *
Любые изменения, приводящие к дестабилизации привычных условий жизни, дезориентации в социальном пространстве, воспринимаются болезненно. Вопрос в том, насколько болезненным и продолжительным будет дестабнлиэационнын период, насколько быстро общество адаптируется к новым условиям, каких усилий это будет стоить. Косвенный ответ можно получить из сравнения результатов адаптации россиян и поляков к изменившимся социальным реалиям.
Социальные «итоги» реформ существенно различаются: россияне в основном считают себя «проигравшими*, дезадаптированными; поляки ощущают стабильность и умеренное благополучие. Учитывая эти различия, можно предположить, что польские реформы были более социально ориентированными и проводились в интересах более широких социальных слоев.
Наше исследование проводилось буквально накануне российского кризиса, связанного с дефолтом. Наметившаяся стабилизация, ставшая результатом завершения первой адаптационной вол-ны, этим кризисом была разрушена. Общество в очередной раз встало перед проблемой реадаптации, Спустя три года мы снова наблюдаем улучшение показателей адаптирован ноет и среди различных слоев населения. Однако можно предполагать, что кардинальные изменения в социальном самочувствии риссиян наступят тогда, когда активность, интернальность, дееспособность будут восприниматься людьми как важные черты личности, а группы, обладающие такими свойством и, станут привлекательны для соотнесения с ними.
