CC BY
70
Contemporary Issues of Linguistics and Translation DOI: 10.24411/2470-1262-2018-10023
УДК (UDC) 82.091
Kuralay B. Urazayeva, L.N. Gumilyov Eurasian National University,
Aigul Yessentemirova, L.N. Gumilyov Eurasian National University,
Astana, Kazkhstan
For citation: Urazayeva K.B., Yessentemirova A., (2018).
Discourse model of literary translation. S.Marshak and E.Bagritskii- translators of
R.Brusov' ballad "John Barleycorn".
Cross-Cultural Studies: Education and Science.
Vol.3, Issue II, pp. 107-115 (in USA) Manuscript received: 05/03/2018 Accepted for publication: 06/13/2018
CC BY 4.0
ДИСКУРСНАЯ МОДЕЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА.
С. МАРШАК и Э. БАГРИЦКИЙ - ПЕРЕВОДЧИКИ БАЛЛАДЫ Р. БЕРНСА «ДЖОН ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО»
DISCOURSE MODEL OF LITERARY TRANSLATION. S. MARSHAK AND E. BAGRITSKII - TRANSLATORS OF R. BURNS' BALLAD
"JOHN BARLEYCORN"
Abstract
Marshak translations of R. Burns receives the possibility of a new evaluation with growing interest of literature studies towards a discourse approach. The study of literary translation from the point of view of rhetoric as understanding and perception of the literary text as well as its research from the standpoint of rhetorical communication made it possible to develop a model of the rhetorical analysis of translation on the material of the interpretations of R. Burns Ballad "John Barleycorn" by S. Marshak andE. Bagritskii.
The methodology of the conducted research represents the application of the discourse approach to the authenticity of literary translation.
The method of analysis of literary translation in the aspect of three competencies characterizes the rhetorical competence of the author - the translator - the reader and reveals communication effectiveness factors.
The results obtained can be used in translation studies, history and theory of literature, comparativistics, and special courses on the use of modern text analysis techniques.
The directions of future research are related to the creation of the history of the Russian translation of English poetry in the aspect of the forms of the author's consciousness.
Keywords: literary translation, discourse analysis, ballad, Burns, Marshak, Bagritskii, second reality poetics
Введение
В современной науке, в связи с интересом к риторическому описанию дискурсивных практик, в отличие от традиционной поэтики, наблюдается распространение неориторического (дискурсного) подхода к вопросам языка и литературы.
Литературоведение в аспекте влияния теории и практики коммуникации проявляет внимание к коммуникативной модели риторики и возможности выработки неориторического (дискурсного) подхода к изучению художественного текста. Современное переводоведение базируется на представлении о художественном переводе как части литературного процесса и получает возможность нового исследования факторов аутентичного перевода и выработки дискурсной модели художественного перевода.
Актуальность такого подхода заключается в решении задачи, не становившейся до настоящего времени предметом исследования, а именно: изучении художественного перевода с точки зрения риторики - как понимания и восприятия художественного текста, исследования художественного перевода с позиций риторической коммуникации в цепи «автор - переводчик - читатель».
Теория
История русских переводов поэзии Роберта Бернса восходит к первой половине XIX в. К переводам шотландского поэта обратились не только признанные и известные русские писатели - В. А. Жуковский, И. И. Козлов, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.А. Полевой, но и второстепенные литераторы - П.А. Драгоманов, М.А. Демидов. Первым русским переводам Р. Бернса посвящена работа Д.Н. Жаткина «У истоков русской рецепции поэзии Роберта Бернса» [1, с. 104-118]. Исследователь отмечает, что в течение первой половины XIX в. произведения Бернса на русском языке имели как правило характер прозаических подстрочников, переложений, отличавшихся «нарочитой русификацией», тяготели к вольным романтическим трактовкам. Ученый называет первый русский перевод Бернса, опубликованный на страницах сентименталистского журнала «Иппокрена, или Утехи любословия» (1800 г.). Это было прозаическое переложение неизвестного переводчика «Обращение к тени Томсона» («Address to the Shade of Thomson»). Жаткин, ссылаясь на работу Ю.Д. Левина, посвященную влиянию английской поэзии на русский сентиментализм, усматривает в этом переводе оригинал не Бернса, а «Времен года» У. Томпсона.
Научная история русской рецепции поэзии Роберта Бернса насчитывает в литературоведении несколько стадий. Прежде всего, это советский период литературоведения, представленный именами С.А. Орлова, Е.С. Белашовой, Ю.Д. Левина. Бытует мнение, что изучение русских переводов шотландского поэта, как и сами переводы советского времени носят печать литературной идеологии. Конец так называемого «маршаковского» этапа русской рецепции Бернса пришелся на 90-е гг., когда ревизии были подвернуты переводы В. Шекспира, выполненные С.Я. Маршаком [2, с. 389-409]. Появление таких переводчиков Р. Бернса, как Е.Д. Фельдман, С. А. Александровский, М.Я. Бородицкая, Е.В. Витковский и обнаружение новых фактов и материалов, обозначивших проблему бернсовского влияния на В. А. Жуковского, автора стихотворения «Исповедь батистового платка» и т.д. привели к появлению новых исследований. Это упоминавшаяся выше работа Д.Н. Жаткина «У истоков русской рецепции поэзии Роберта Бернса» [1, с. 104-118].
Анализ аутентичности переводов Р. Бернса предполагает выявление форм подражания шотландского поэта классической балладе. Одним из ученых, рассматривающих эту проблему, является Д.Н. Жаткин. В одной из статей он называет такую отличительную черту шотландской баллады, как «сосредоточенность на каком-то одном событии, как правило, трагическом и кровавом» [1, с. 104-118]. Исследователь охарактеризовал типологию сюжета классической баллады и сюжета баллады Бернса, проявившуюся в аллюзии на причины трагического события, поэтике таинственности.
Увлечение поэта старинным фольклором, в частности, книгой Роберта Фергюссона, писавшего стихи на шотландском диалекте, оказали влияние на стиль Бернса. Собирание старинных песен и баллад, участие в создании многотомного «Музыкального музея», восстановление устных вариантов текстов, не подвергшихся сильным искажениям, сочинение новых слов на старинные мелодии характеризуют роль поэта в возрождении шотландского фольклора. Исследователь установил связь между собирательской деятельностью Бернса и формами переработки им старинных песен, которые заключались в применении им сюжета, мелодии, ритма, размера старинных стихов. Отличие заключалось в социальной остроте поднимаемых вопросов и придании содержанию реальных примет истории.
В настоящей работе предпринят опыт изучения переводов баллады Р. Бернса «Джон Ячменное Зерно» С. Маршаком и Э. Багрицким, с точки зрения дискурсного подхода. Авторами ставится задача установления связи между способами выстраивания Другого и идентичностью в аспекте трех компетенций художественного текста - референтной, креативной, рецептивной. Такой подход делает возможным выявление признаков художественного перевода как эффективной риторической коммуникации и изучение механизма иллокутивного воздействия на адресата перевода.
Данные и методы
Идея бессмертия в балладе Бернса реализуется в мифологической форменной поэтике, когда возраст человека воплощается в метафоре времени года и природные циклы
символизируют бессмертие Джона. Весна как символ зарождения жизни и возрождения героя, осень как залог будущей жизни, зима как время бессилия природы транспонируются на жанровую идею баллады.
III.
But the chearful Spring came kindly on, Но наступила весна веселая (пришла благоприятно)84,
And show'rs began to fall; И ливни начали идти;
John Barleycorn got up again, И возродился Джон Ячменное Зерно,
And sore surpris'd them all. И (горько) удивил их всех.
IV.
The sultry suns of Summer came, Знойное солнце лета взошло,
And he grew thick and strong, И он вырос крепким и сильным,
His head weel arm'd wi' pointed spears, На шлеме Его заостренные копья,
That no one should him wrong. Чтобы никто не причинил ему зло.
V.
The sober Autumn enter'd mild, Мягко пришла спокойная осень, When he grew wan and pale; Стал он тогда белесым и бледным; His bending joints and drooping head Склонив колено и наклонив голову, Show'd he began to fail. он начал падать.
VI.
His colour sicken'd more and more, Он седел все больше и больше, He faded into age; Он состарился,
And then his enemies began а враги стали показывать (ему) To show their deadly rage [3, с. 36-37]. смертельную ярость.
О национальных истоках фольклорной поэтики баллады Р. Бернса, сближавших ее с классической балладой писал Роберт Влач. Так, ученый подчеркивает: "John Barleycorn belongs among Burn's masterpieces; it is based on folkloric conceptions but is interwoven with themes of immortality of life and work and revolutionary pathos of the invincibility of the national spirit" (Баллада «Джон Ячменное зерно» является шедевром Бернса, основана на фольклорных концепциях, переплетенные темой бессмертия жизни и работы, и революционным пафосом непобедимости национального духа) [4, c. 152].
Во второй части баллады идея бессмертия трансформируется в мысль о наслаждении земными радостями. Важным жанровым признаком баллады Бернса является психологический параллелизм: если первая часть является аллегорией на пытки Джона королями, то вторая часть - аллегория на «пытки» ячменя в процессе изготовления пива. Гедонистическая, вакхическая интонация прославления земных удовольствий и радостей
84 Подстрочник баллады Р. Бернса составлен А. Есентемировой. 110
жизни объясняет метафорическую природу физиологических образов мозга и крови как символов жизни. Так, композиция становится основой лиро-эпического содержания баллады: соединение 2-х планов: с одной стороны, жизнь и смерть как вечная борьба добра со злом, с другой стороны - прославление жизни, продолжения рода как смысла человеческого существования. Если лирическое начало создается эпикурейскими мотивами, то эпическое содержит аллюзию на историческое противостояние Англии и Шотландии.
Синтез реального и фантастического как жанровый признак баллады мотивирует включение пейзажа и аллегорической битвы Джона Ячменное Зерно с врагами. Жизнеутверждающее начало баллады структурируется рефреном
XIII
John Barleycorn was a hero bold, Джон Ячменное Зерно был героем смелым, Of noble enterprise. Знатного происхождения. For if you do but taste his blood, И, тот, кто вкусит его крови, 'Twill make your courage rise. Становится смелым.
XIV
'Twill make a man forget his woe; Она заставит человека забыть несчастье; 'Twill heighten all his joy: Она усилит его радость: 'Twill make the widow's heart to sing, Она заставить сердце вдовы петь, Tho' the tear were in her eye. Хотя в глазу ее слеза.
XV
Then let us toast John Barleycorn, Давайте скажем тост за Джона Ячменное Зерно, Each man a glass in hand; Каждый человек со стаканом в руке; And may his great posterity И пусть его великое потомство
Ne'er fail in old Scotland! [3, с. 40]. Никогда не переводится в старой Шотландии!
Социальная направленность баллады Бернса заключается в художественном воплощении идеи народной силы. Джон Ячменное Зерно - символ Шотландии - становится романтическим защитником любого человека из народа, вселяя в их сердца радость, ликование и надежды.
Композиционная симметрия противопоставления Англии и Шотландии, королей и народа художественно интерпретирована Бернса в ритмических традициях веселой плясовой песни. Целостность композиции организована ритмом, обусловленным природой веселящего напитка, и номинацией - прозрачной аллюзией имени Джона Ячменного Зерна.
Сопоставительный анализ русских переводов баллады показывает обусловленность референтной компетенции перевода жанровыми признаками классической и литературной баллады. Так, и Маршак, и Багрицкий соблюдают соотношение эпического и лирического, характерного и для классической, и литературной баллады. Отсюда фабула пыток Джона и его бессмертия, аллюзивно представленная в параллельных картинах жизни и бессмертия -
литературного героя и персонифицированного им ячменного зерна. То, что и жизнь героя, и зерно становятся источниками силы и бессмертия для народа и вселяют, помимо надежды и уверенности, веселье и упоение, эйфорию и наслаждение, определяют референтную компетенцию как почву типологии оригинала и рассматриваемых переводов.
Неориторический (дискурсный) подход интересен сопоставлением креативной компетенции русских переводчиков, оказывающих влияние на формирование рецептивной компетенции читателя. Способы трансформации Другого в своего создают пути отхода от риторической аргументации автора оригинала. Вместе с тем введенное Ю.Н. Тыняновым понятие фабулярного стихотворения [5] получает историко-литературное подтверждение.
Креативная компетенция Маршака-переводчика, структурирующая поэтику вторичной выразительности, реализуется по линии жанра веселой застольной песни с использованием приемов русской фольклорной поэтики, сфокусированной на перекрестке романтического предания (легенды) и плясовой песни. Фабула баллады Бернса интерпретирована Маршаком в приемах бытовой сюжетной картинки, лишенной черт исторической аллюзии оригинала. Для читателя 30-х годов внимание к социальной конкретике обладает значением эстетически возвышенного, романтического стиля. Поэтому Маршак отказывается от сакрализации в духе фантастического. Близость перевода Маршака к оригиналу заключается в воссоздании поэтики застольной песни. Вместе с тем четырехстопный ямб, образы веселья - вдовы, преодолевающей горе (За кружкой сердце у вдовы / От радости поет), мельника, перемалывающего ячмень в муку (А сердце мельник меж камней / Безжалостно растер), пивной кружки (Вскипает в кружках на столе / И души веселит), мотивов наслаждения жизнью (Недаром был покойный Джон / При жизни молодец, -Отвагу подымает он / Со дна людских сердец) [6, с. 186] - создают философию гедонизма простолюдина, крестьянина в традициях русской обрядовой ритуальной культуры.
В выражении идеи бессмертия Джона для Маршака-переводчика значимо сочетание гедонистических мотивов с иронией и гиперболой. Отсюда персонификация лирического героя как буйного, упрямого старика. Старость как символ устойчивости, несогбенного умудренного жизнью человека - такая аллегория, которую можно назвать принципом обратного порядка, ведь традиционно аллегоризм басни сопряжен с персонификацией черт характера человека в образах животных, птиц, насекомых, растений и т.д., другими словами, органического мира.
Семантически обусловленной оказывается ритмика повторов. С одной стороны, повторы - жанровый признак баллады, типологически общий для Бернса и русских переводчиков. С другой стороны, здесь очевидна природа номинации имени Джона - пива, бодрящего, вызывающего веру в силы, отчуждающего от безысходности.
Рецептивная компетенция структурируется переводчиком делегируемыми ему приемами постижения Другого. Важно учитывать социокультурный контекст создания баллады. Маршак не был прямым апологетом идеологии и нормативной поэтики социалистического реализма, источники создания шотландской баллады он находит в
смеховой зрелищной карнавальной культуре. Старость как пора мудрости (старый Джон), вдова как архетип матери, мельник, чей труд связан с основами жизни человека, пивная кружка и бочонок, где «клокочет Джон», - символы веселья, чередующегося с борьбой и горем, времена года как циклический закон круговорота жизни - становятся в балладе Маршака узнаваемыми для чужой культуры образами.
Интересно отметить, что при соблюдении в целом семантики образов и последовательности развития образов Маршак не воспроизвел в переводе 10-ю строфу оригинала. На эту особенность русской версии обращает внимание и дает толкование. Янг Де Ю (Yang De-you) замечает: "The original tenth stanza is omitted in the Russian version. The reason for the omission lies presumably in the similarity of both the imagery and language of this and the eighth stanza. Marshak might think this stanza superfluous, useless in the description of John's character (Оригинальная десятая строфа в русской версии пропущена. Причиной, по-видимому, является сходство как образов, так и языка десятой и восьмой строфы. Маршак мог бы считать эту строфу лишней, бесполезной в описании характера Джона)" [7].
Читатель эпохи 30-х гг., когда романтизация была эстетикой веры и надежды в успехи социалистического строительства, освященной лозунгами социального равенства и победы над сильными мира сего, получает картину, сложенную экзотизмами (сказочные короли, имя лирического героя) и романтикой недавнего гражданского прошлого (боец лихой), координатами крестьянского труда (ток, дубасить), волшебными образами испытаний стихиями (огонь и вода).
Баллада Э. Багрицкого в референтном поле текста также вписывается в понятие фабулярности баллады, поскольку реконструирует признаки классической шотландской баллады: диалог с Джоном; романтический стиль перевода (параллелизм сюжетного метафорического плана, антитеза, метонимия). Багрицкий имитирует сказочный зачин, у него детализирована система повторов - сюжетных, мотивных, композиционных (Три короля из трех сторон /Решили заодно; Ты должен сгинуть, юный Джон / Ячменное Зерно!) [8, с. 58]. Фольклоризация стиля создается сочетанием книжной лексики с просторечной («В апрельском гуле гроз» и «И по ветру мотает Джон / Усатой головой»). Риторические восклицания и преимущественно повелительная форма наклонения глаголов (Погибни, Джон, - в дыму, в пыли, / Твоя судьба темна! / Готовьте благородный сок!) [8, с. 58] создают динамику стиха.
Рецептивная компетенция усиливает поэтику вторичной выразительности перевода Багрицкого апелляцией к адресату, который является человеком, жившим в эпоху, овеянную романтикой будней, героикой труда, верой в преодолимость любых препятствий.
Интересна общая для двух русских переводов разговорная стихия, указывающая на адресата высказывания. Данный дискурс принимает характер самостоятельного высказывания в тексте баллады. В. Нэш (Walter Nash) пишет: «We know that the framing of propositions and the conveying of 'messages' is far from being the sole function of language, and that discourse, particularly spoken discourse, operates to a very great extent through verbal acts
which are tokens of social relationship, ritual performances, conversational signposts, pragmatic indicators pointing to a result, an action, a response, rather than a 'message' in the propositional sense (разговорный дискурс, действует в значительной степени за счет словесных актов, которые являются признаками социальных отношений, ритуальных представлений, разговорных указателей, прагматических индикаторов, указывающих на результат, действие, ответ, а не «сообщения» в пропозициональном смысле) [9. с. 29].
Полученные результаты
Таким образом, риторическая компетенция автора оригинала, сосредоточенная в референтном поле текста и в основном имитирующая жанровые стратегии классической баллады, решает проблему Другого / своего в социально проблематизированной зоне. Креативная и рецептивная компетенции литературной баллады, актуализирующие коммуникативные стратегии, социально и тематически детерминированы. Сопоставление риторической компетенции авторов двух русских переводов выявляет расхождения креативной и рецептивной компетенций как поля парадигматических смыслов, являющих разные способы толкования оригинала. Так, появляется возможность обоснования понятия «поэтика вторичной выразительности».
Риторическая компетенция автора - переводчика - читателя, обеспечивающая эффективность коммуникации, возникает в фокусе трех компетенций реконструирования Другого: узнавания - выстраивания - трансформации в своего. Так, понятие референтной компетенции связано с узнаванием себя / своего в Другом. Понятие креативной компетенции связано с выстраиванием идентичности Другого в художественном переводе и трансформации его в своего. Понятие рецептивной компетенции связано с приемами постижения Другого.
Различия поэтики вторичной выразительности Маршака и Багрицкого проявляются в креативной компетенции и обусловленной ею рецептивной компетенции.
Заключение
Итак, сущность дискурсного (неориторического) анализа заключается в исследовании художественного перевода в поле трех компетенций - референтной, креативной и рецептивной. Типология референтного поля текста обусловлена фабулой баллады Бернса, обеспечивающим синтагматическое целое текста, в то время как парадигматика являет синтез креативной и рецептивной компетенций, обозначающих не только своеобразие переводческой стратегии Маршака и Бернса, но и поэтику вторичной выразительности.
Применение дискурсных техник анализа художественного текста, в том числе переводного позволяет выработать новую модель художественного перевода. Такой подход способствует уточнению понятия аутентичности перевода в аспекте идентичности Другого и трансформации его в своего.
References:
1. Zhatkin D.N. (2015) U istokov russkoi retseptsii poezii Roberta Bernsa. [At the origins of the Russian Reception of the Poetry by Robert Burns] // Izvestiia vysshikh uchebnykh zavedenii. Povolzhskii region. Gumanitarnye nauki. [The Journal of higher education institution. Povolzhsky region. Human sciences], 3 (35), 104-118.
2. Gasparov M.L., Avtonomova N.S. (2001) Sonety Shekspira - perevody Marshaka. [Shakespear Sonnets - translation by Marshak] // Gasparov M.L. O russkoi poezii [About Russian poetry]. SPb.: Azbuka, 389-409.
3. Berns R. (1982) Stikhotvoreniia. [Poems] // Sbornik Sost. I. M. Levidova. Na angl, I russk.iaz. [Collection by I.M. Levidova. In English and Russian]. M.: Raduga, p. 705.
4. Vlach R. (1964) Robert Burns Through Russian Eyes, // Studies in Scottish Literature: [Online]. Available: [http://scholarcommons.sc.edu/ssl/vol2/iss3/3] (2, 152-162).
5. Pivkina E. V. (2014) Zhanr ballady v sovremennoii poezii: problema transformatsii zhanrovykh form. [Ballad genre in modern poetry: the problem of transformation of genre froms] // [Ogarev-online]. Available: [http://iournal.mrsu.ru/arts/-ballady-v-sovremennoii-poehzii-problema-transformacii-zhanrovykh-form]
6. Marshak S.IY. (1957) Sochineniia. [Writings] T.III. M.: Goslitizdat, p. 186.
7. De-you Ya. (1987) On Marshak's Russian Translation of Robert Burns // Studies in Scottish Literature: Vol. 22: Iss. 1. [Online]. Available: [http://scholarcommons.sc.edu/ssl/vol22/iss1/4]
8. Bagritskii E. G. (1964) Stikhotvoreniia i poemy [Poetry and Poems]. L.: Sovetskii pisateF, 58-59.
9. Walter Nash (2005) Changing the Guard at Elsinore. // Language, Discourse and Literature: An Introductory Reader in Discourse Stylistics edited by Ronald Carter and Paul Simpson. London: Taylor & Francis, 305
Information about the authors:
Kuralay Urazayeva (Astana, Kazakhstan) - Doctor of Philology, Associate Professor,
Professor, L.N. GumilyovENU, kuralay_uraz@mail.ru
(2, Satpaev street, Astana, Kazakhstan)
Aigul Yessentemirova (Astana, Kazakhstan) -
Gumilyov ENU, aigul.yessentemirova@mail.ru (2, Satpaev street, Astana, Kazakhstan)
PhD student, master of Philology, L.N.
