CC BY
567
ИСТОРИЯ
УДК [9:327](470-89) «1814/1815» + 929 Александр I
АЛЕКСАНДР I И ВЕНСКИЙ КОНГРЕСС*
Н.А. Троицкий
Саратовский государственный университет, кафедра истории России E-mail: [email protected]
Смысл работы Венского конгресса 1815 г. заключался в дележе добычи между победителями Наполеона. Александр I как вождь 6-й (победоносной) антинаполеоновской коалиции играл на конгрессе главную роль. Он действовал энергично и дипломатически изощренно с троякой целью - сделать Россию доминирующей силой в Европе, вознаградить ее союзников и восстановить повсеместно «легитимных» (феодальных) монархов, свергнутых Французской революцией и Наполеоном. В принципе и то, и другое, и третье ему удалось, но поскольку победители Наполеона «обновляли» Европу не силой права, а правом силы, конгресс обнажил противоречия между ними и привел лишь к видимости политического благоустройства в Европе - видимости, чреватой революциями и войнами.
Alexander I and Congress of Vienna
N.A. Troizskiy
The goal of the meeting of the Vienna congress in 1815 was to share the loot between the victors of Napoleon. Alexander I as a leader of 6-th (victorious) antinapoleon coalition played main role at the congress. His actions were active and diplomatically exquisite. His goal was triple - to make Russia dominant power in Europe, to reward its allies and to restore everywhere "legitimate" (feudal) monarchs, dethroned by the French revolution and Napoleon. In principle, he reached all his goals but as the victors of Napoleon were "renewing" Europe not through the power of law but through the law of power, the congress showed the controversies between them and created only the appearance of balance of powers in Europe - the appearance fraught with revolutions and wars.
Венский конгресс (сентябрь 1814 - июнь 1815 г.) - важнейший в XIX веке и самый представительный из всех международных конгрессов в мировой истории. Европа прислала туда глав 216 государств (сегодня их меньше во всем мире), а именно: двух императоров (России и Австрии), пять королей (Пруссии, Дании, Баварии, Вюртемберга, Ганновера) и 209 прочих государей. Не была представлена только Турция. Впрочем, две сотни карликовых княжеств, герцогств, курфюршеств были статистами. Все дела на конгрессе решал квинтет великих держав - России, Англии, Австрии, Пруссии как победителей Наполеона и принятой в их компанию посленаполеоновской Франции.
Целью конгресса его устроители называли заботу о благе народов, освобожденных от диктата со стороны Наполеона. Но секретарь конгресса Ф. Гентц (Австрия) откровенно признавал, что все «громкие фразы об "обновлении политической системы Европы", "прочном мире, основанном на справедливом распределении сил" и т. д. произносились с целью успокоить народы и придать этому торжественному собранию характер достоинства и величия; истинной же целью конгресса был дележ наследства побежденного (т.е. Наполеона. - Н.Т.) между победителями»1. При этом четыре державы-победительницы старались себя как можно больше вознаградить, а побежденную, но теперь уже избавленную от Наполеона Францию как можно меньше обидеть.
* Русскоязычный оригинал статьи, подготовленной по заказу Серебряной палаты Ее Величества Королевы Дании и опубликованной на английском и датском языках в сб.: Denmark and the Dancing Congress of Vienna. Copenhagen, 2002. P. 72-91.
Главную роль в квинтете великих держав с начала и до конца работы конгресса играл император России Александр I. Он был тогда в апогее славы как общепризнанный глава 6-й (победоносной) антинаполеоновской коалиции2, «Агамемнон, царь царей»3. Его сопровождали восемь главных советников. Первым уполномоченным от России на конгрессе официально был граф Ан.К. Разумовский - умный и опытный политик, уступавший, однако, своим противникам в искусстве интриг. Фактически же первую роль среди советников царя играл тогда управляющий Министерством иностранных дел граф К.В. Нессельроде - мастер интриги, но без должного ума и характера, к тому же нечистый на руку: начало его богатству положили 500 тыс. рублей, которые он получил в дни Венского конгресса от дипломатов разных стран за «услуги»4. Членом конгресса от России еще был русский посланник в Вене граф Г.О. Штакель-берг - яркий царедворец, но бесцветный дипломат. Кроме того, Александру помогали пять личных советников: два немецких барона - И.О. Анштет и Г.Ф.К. Штейн, граф И.А. Каподистрия (будущий глава правительства Греции), польский князь А. Чарторыйский (племянник последнего короля Польши С. Понятовского) и граф К.О. Поццо-ди-Борго - земляк, друг юности, а затем и враг всей жизни Наполеона.
Таким образом, из восьми советников Александра I только Разумовский был русским (точнее украинцем), а семь остальных - три немца, поляк, корсиканец и грек плюс Нессельроде, о котором говорили, что его личность могла служить «кратким руководством по географии», поскольку он родился в португальском порту, на английском корабле, от еврейки и немца, принявшего русское подданство.
Австрийскую делегацию на конгрессе возглавлял министр иностранных дел и фактический глава правительства Австрии князь К.В.Л. Мет-терних. Именно он, а не император Франц I, в качестве хозяина председательствовал и на официальных и на частных заседаниях. Он мнил себя «величайшим дипломатом в мире», но и на деле был не просто «лжецом и фанфароном»5, а виртуозом международной политики. Из всех дипломатов в Вене «только один оказался искуснее его - Талейран»6. Впрочем, уступая одному из них в дипломатическом искусстве, Меттерних превосходил их всех осведомленностью, ибо венская полиция ежедневно информировала его о результатах неусыпного наблюдения за каждым шагом любого из участников конгресса (в первую очередь Александра I!)7.
Глава английской делегации министр иностранных дел лорд Р.Г.С. Каслри - бездарный, хотя и тщеславный, педант, олицетворявший собою «все наиболее антипатичные черты британской олигархии»8, - уступал в дипломатическом соперничестве и Талейрану и Меттерниху, как, впрочем, и заменивший его в феврале 1815 г. лорд
А.У. Веллингтон - блестящий военачальник, но бесхитростный дипломат.
Главою прусской делегации король Фридрих Вильгельм III назначил канцлера князя К.А. Гар-денберга - осторожного до трусости и к тому же почти глухого на оба уха. В трудных ситуациях его выручал второй уполномоченный от Пруссии барон В. Гумбольдт - искусный политик и ученый-гуманист (филолог и философ) с мировым именем.
Наконец, Францию представлял на конгрессе князь Ш.М. Талейран - бывший епископ (до революции) и министр иностранных дел у Наполеона, гениально одаренный дипломат и уникально порочная личность, «слуга всех господ», который всю свою жизнь продавал тех, кто его покупал, и которого в Вене называли «(конечно не в глаза) наибольшей канальей целого столетия (la plus grande canaille du siècle)»9.
С такими соперниками Александр I вступил на Венском конгрессе в дипломатическую борьбу. Если все прочие монархи вверили деловую канитель своим министрам, а сами предавались развлечениям, то Александр занимался делами так энергично, что о нем говорили: «Он хочет сам быть своим представителем».
Впрочем, новый «Агамемнон» не отставал от других монархов и в развлечениях, по числу и размаху которых Венский конгресс превзошел все, что было за всю историю дипломатии до и после него. Кроме 700 делегатов конгресса с обслуживающим персоналом Вену заполнили больше ста тысяч гостей. Среди них были все европейские знаменитости того времени - политики, ученые, литераторы, художники, музыканты, певцы. Жители Вены проявляли к ним необычайный интерес, пользуясь любой возможностью для того, чтобы увидеть и услышать их. Когда въезжали в город Александр I и Фридрих Вильгельм III, «вся Вена высыпала навстречу высоким гостям; сотни тысяч зрителей покрывали оба берега Дуная»10. Если венцы праздно любопытствовали, встречая сонмище знаменитых гостей, то понаехавшие отовсюду гости шумно и дорого праздновали свой приезд. В честь конгресса Вена на девять месяцев закружилась в праздничной феерии: каждый день устраивались концерты и спектакли, пикники и охоты, лотереи и маскарады, даже «копии средневековых турниров»11 и балы, балы, балы...
Александр I в этом «вавилонском столпотворении» успевал всюду. Он давал обеды и ужины на 350 и более персон с «гастрономическими редкостями» из разных стран, развлекал себя зрелищами, украшал собой все приемы и танцевал на всех балах («что до императора России, то он танцевал бы и во время пожара Рима», - иронизировал Е. Гук, секретарь лорда Каслри)12.
Внешне очень эффектный, обаятельный, галантный, с изящными манерами («сущий прельститель», по выражению М.М. Сперанского), Александр I, пожалуй, не обошел вниманием ни
одну из красавиц, съехавшихся тогда в Вену со всех концов Европы. Больше других заинтересовали царя две женщины. Одна из них - княгиня Е.П. Багратион (урожденная Скавронская), правнучка родного брата императрицы Екатерины I, вдова героя войны 1812 г., смертельно раненного в Бородинской битве, - давно оставила своего мужа и держала в Вене собственный салон. Александр стал ее «интимным другом», но, как догадывались австрийские соглядатаи, ради того, чтобы узнавать от нее секреты другого ее «интимного друга» Меттерниха (от которого она имела дочь Клементину)13. С той же целью царь соблазнил и другую любовницу Меттерниха - герцогиню Вильгельмину Саган, внучку курляндского герцога Э.И. Бирона и (по слухам) императрицы Анны Ивановны.
Кроме женщин, развлекал Александра I и экзотический подарок императора Австрии - говорящий скворец, который, едва увидев царя, принимался кричать: «Виват, Александр! Виват, Александр!». Шарманщик, научивший скворца говорить, был принят царем и получил от него награду.
Удивительно, как столь вездесущий монарх находил время для обычных прогулок по улицам Вены. «Больше всего он любил ходить один, пешком, - свидетельствует со слов очевидцев его биограф. - Встретив на улице кого-либо из знакомых, он останавливал его, вступал в разговор, а иногда продолжал прогулку с ним вдвоем»14.
Главное же, при такой занятости развлечениями Александр успевал вникать во все дела конгресса, не уклоняясь от жарких споров с главами делегаций. Вот что записывал в дневнике 1815 г. полковник царской свиты, впоследствии знаменитый военный историк А.И. Михайловский-Данилевский: «Мне часто случается приглашать к Его Величеству Меттерниха, Гарденберга, Веллингтона, Каслри, Талейрана и других и слышать из другой комнаты весьма продолжительные и громкие их разговоры и споры, из коих господа сии выходили со столь пламенными лицами, что принуждены бывали отирать с них пот»15. После одного из таких споров о Польше Меттерних, как стало известно агентам венской полиции, «был столь озадачен резким ответом русского императора, что, уходя, едва мог попасть в двери»16. По донесениям тех же агентов, Меттерних и Талейран стали усматривать в Александре «второго Наполеона»17, а лорд Каслри в связи с этим заметил: «Разум императора не вполне здоров»18.
Александр I действительно строил «наполеоновские» планы. Как самый авторитетный из победителей Наполеона, он хотел бы стать или, по крайней мере, выглядеть перед Европой новым Наполеоном, преобразующим весь континент. С одной стороны, он утопически рассчитывал создать из России «евангельское государство» в качестве общехристианского центра и главного политического арбитра в Европе19, а с дру-
гой - восстановить на континенте легитимных, «законных государей», свергнутых Французской революцией и Наполеоном, и обеспечить политическое «равновесие» между ними. При этом, однако, Александр (в отличие от других монархов) считал, что «последствия революции уже не могут быть уничтожены» и что в интересах самих государей, возвращающихся к власти из прошлого, вводить у себя конституционные новшества20. Более того, монархов, бывших к 1814 г. в союзе с Наполеоном (датского и саксонского), царь предполагал наказать ограничением или вовсе лишением их власти. Зато победители Наполеона, в первую очередь Российская империя, должны были быть щедро вознаграждены.
В каждом из пунктов этой программы Александр I встречал то или иное противодействие со стороны своих партнеров по антинаполеоновской коалиции. Собственно, общей у них, как подметил А. Дебидур, была «только одна мысль <.. .> и эта мысль заключалась в том, что они - самые могущественные державы, что Европа - в их руках, и что никто не может помешать им распоряжаться по своему произволу»21. Однако даже в рамках этого произвола (например, кого и как наказать или вознаградить) между ними еще до начала конгресса вскрылись острые разногласия. Чтобы урегулировать их, европейские дипломаты и русский царь затеяли предварительные совещания в частном порядке, которые затянулись настолько, что исследователи не могут определить дату официального открытия конгресса.
Сама форма этих совещаний была необычной - от аудиенций для дипломатов у русского императора до кулуарных бесед на праздничных тусовках. «Никогда более важные и сложные вопросы не обсуждались среди такого количества праздников, - вспоминал очевидец. - Во время бала дробилось на части или увеличивалось королевство, во время обеда получалось согласие на вознаграждение, план конституции намечался во время охоты»22. Конгресс предполагалось открыть то 15 августа, то 1 октября, то 1 ноября, но и 1 ноября официально он не был открыт. По мнению А. Дебидура, «он и вовсе не открывался, так как в сущности ни одного общего заседания не было»23. «Единственное - пленарное, - уточняет Я. Шедивы, - состоялось лишь однажды, когда потребовалось подписать Заключительный акт»24, т.е. 9 июня 1815 г. А до того дня делегаты конгресса больше танцевали, чем заседали. Известный на всю Европу острослов, австрийский фельдмаршал принц Ш.Ж. де Линь обронил тогда крылатую фразу: «Конгресс танцует, но не движется вперед» (Le congrès danse? Mais il ne marche pas)25.
С первых же дней работы «танцующего» конгресса руководящую роль на нем стал играть квартет великих держав - победителей Наполеона (Россия, Англия, Австрия, Пруссия), а с 12 января 1815 г., благодаря дипломатической изобретательности Талейрана, квартет превратился в квинтет:
Франция вновь была принята как равная в ряд великих держав и, вместо «большой четверки», все вопросы конгресса стала решать «большая пятерка». Официально утвержденной повестки дня конгресс не имел. Вопросы ставились и обсуждались на частных совещаниях и в рабочих комитетах конгресса. Их было множество. Главными из них стали три: французский, саксонский и польский.
Вопрос о политическом устройстве и границах Франции после низложения Наполеона интриговал всех участников конгресса. К Наполеону все они относились враждебно, но за возвращение Бурбонов безоговорочно выступила только Англия, где и провел долгие годы изгнания Людовик XVIII. Меттерних, не отвергая Бурбонов, готов был согласиться на передачу французского престола сыну Наполеона при регентстве его матери Марии Луизы, которая устраивала Австрию как дочь австрийского императора Франца I. Пруссия же заботилась больше о том, чтобы из торжества над Наполеоном «выжать побольше миллионов и захватить побольше территорий», нежели о том, кто возглавит Францию26. Самой сложной оказалась здесь позиция Александра I.
Русский царь не испытывал личных симпатий к Бурбонам и сомневался в их политической самостоятельности. Из советников царя только Поццо-ди-Борго стоял решительно за Бурбонов. Сам Александр, признавая Людовика XVIII «законным государем», соглашался вернуть его на французский трон лишь при условии, что он дарует Франции конституцию, иначе будет сметен новой революцией. Царь готов был даже породниться с Людовиком и выдать свою сестру Анну Павловну (ту, к которой в 1809 г. сватался Наполеон, но получил отказ) за герцога Беррий-ского, племянника короля. Людовик, однако, по наущению Талейрана, уклонился от заключения такой брачной сделки27.
Личные встречи Александра I с Людовиком XVIII только повредили их отношениям. При свидании в Компьене 1 мая 1814 г. Людовик «с оскорбительной холодностью», не вставая с кресла, указал Александру на стул, а потом за обедом неуместно давал понять, что Бурбоны выше Романовых. Александр тогда съязвил: «Можно подумать, что не я ему, а он мне вернул корону»28.
После этого Александр I называл разные кандидатуры взамен Людовика XVIII. На время он поддался влиянию швейцарского республиканца Ф.С. Лагарпа, который в 1783-1795 гг. был воспитателем юного Александра Павловича, а теперь стал негласным советником царя и «тянул в сторону Бернадота»29. Благодарный Бернадоту за то, что этот бывший маршал Наполеона, избранный в 1810 г. правителем Швеции в качестве наследного принца (под именем Карла Юхана), поддержал Россию в 1812 г., Александр был не против кандидатуры Бернадота на французский престол. Более того, по слухам, он будто бы
предложил маршалу Ж. Э. Макдональду: «Выберите кого-нибудь из своих маршалов, как сделала Швеция относительно Бернадота»30. А в разговоре с бароном Э. Витролем (ярым роялистом) царь ужаснул своего собеседника, не только назвав Бернадота и принца Евгения Богарне (пасынка Наполеона!) возможными кандидатами на управление Францией, но и добавив при этом, что «умно организованная республика больше всего соответствовала бы духу французской нации (курсив мой. - Н.Т)»31.
Однако противодействие союзников заставило царя уступить. Решающую роль в этом противодействии сыграл Талейран. Он выставил против всех вариантов Александра I принцип легитимизма, с которым царь не мог не считаться: «Возможны лишь две комбинации - Наполеон или Людовик XVIII. Республика не возможна. Регентство или Бернадот - интрига. Только Бурбоны - принцип»32.
Таким образом, еще до начала работы Венского конгресса вопрос о Франции, казалось, был уже решен: Наполеон низложен и сослан на о-в Эльба, а Людовик XVIII занял французский трон. По условиям Парижского мирного договора 30 мая 1814 г. Франция была низведена к границам 1792 г. (до революционных и наполеоновских завоеваний), но осталась в концерте великих держав.
Все перевернулось почти мгновенно. 6 марта 1815 г. в разгар веселья на очередном балу у императора Австрии вдруг началась паника. Засуетились государи, царедворцы, дипломаты и генералы. На монархов было жалко смотреть. «У императора Александра лицо сделалось желтым, как лимон»33. Только что примчавшийся курьер привез невероятную весть: Наполеон 1 марта покинул Эльбу и высадился во Франции.
То, что произошло затем, с 1 по 20 марта, показалось еще более невероятным. Такого чуда не бывало в мировой истории никогда - ни раньше, ни позже: безоружный человек во главе горстки людей, не сделав ни одного выстрела, «только шляпой помахав»34, за 20 дней положил к своим ногам великую державу.
Положение устроителей Венского конгресса осложнялось тем, что разногласия между ними к тому времени зашли в тупик. 3 января 1815 г. Англия, Австрия и королевская Франция заключили «секретный трактат» о союзе против России и Пруссии35. Каждый из трех союзников обязался выставить армию в 150 тыс. человек. Австрийский фельдмаршал К. Ф. Шварценберг уже начертал план военных действий, «причем было решено, что кампания начнется в конце марта»36, когда пришла весть о возвращении Наполеона во Францию. «Как будто среди "танцующего" конгресса, - читаем у В.О. Ключевского, - появился с того света страшный мертвец в белом саване со знакомыми всем скрещенными на груди руками. Обомлевшие интриганы судорожно схватились за Россию, за Александра, готовые вновь стать в его
распоряжение»37. Александр I ответил им: «Что касается меня, то я готов пожертвовать моим последним солдатом и моим последним рублем»38. 13 марта 1815 г. восемь держав (большая пятерка плюс Швеция, Испания, Португалия) подписали составленную Талейраном декларацию39, в которой Наполеон был объявлен «вне законов» как «враг человечества». «Это было, - заметил А. Сорель, - объявление "вне закона", практиковавшееся ранее Конвентом и теперь переведенное на монархический язык»40. Вслед за этим 25 марта Россия, Англия, Австрия и Пруссия оформили 7-ю антинаполеоновскую коалицию, подчеркнув, что обязуются «устремить все свои усилия» против Наполеона, но не против Франции41.
Единство коалиции не было поколеблено даже тем ошеломляющим ходом, который сделал Наполеон. Он обнаружил среди бумаг Людовика XVIII текст договора от 3 января 1815 г. Король ратифицировал его и, спасаясь бегством от возвратившегося в Париж Наполеона, второпях оставил на своем столе. Наполеон отправил документ с секретарем русской миссии П.С. Бутягиным Александру I в Вену. Царь был в шоке, но чувство ненависти к Наполеону пересилило в нем все другие чувства. 9 апреля он пригласил к себе Меттерниха и, в присутствии Г. Ф. К. Штейна, показал ему текст договора: «Известен ли вам этот документ?» Биографы Меттерниха полагают, что он тогда единственный раз в жизни от растерянности не знал даже, что солгать, и молчал. «Мет-терних, - обратился к нему Александр, - пока мы оба живы, об этом предмете не должно быть между нами ни слова. Наполеон возвратился. Теперь наш союз должен быть крепче, чем когда-либо!» С этими словами царь швырнул документ в пылавший камин42.
Однако теперь Александр I не хотел вновь навязывать Франции Людовика XVIII. Увидев, как Людовик непопулярен в своей стране43, и в то же время считаясь с принципом легитимизма, он предложил на французский престол кандидатуру главы младшей ветви Бурбонов герцога Луи-Филиппа Орлеанского (будущего, с 1830 г., короля Франции). «На мой взгляд, - говорил царь первому уполномоченному на конгрессе от Англии лорду Р. Кланкарти (он заменил Веллингтона, отбывшего к армии), - примирить всех может только герцог Орлеанский. Он француз, он Бурбон, он женат на принцессе из дома Бурбонов, у него есть сыновья. Еще в молодости он служил делу Конституции <...> Он объединит все партии»44. Пруссия и Австрия не возражали против такой идеи, но Англия расстроила ее.
После битвы при Ватерлоо Веллингтон доставил в Париж Людовика XVIII в английском обозе, и тот занял королевский дворец, «как будто бы ничего не случилось, и он не переставал царствовать над Францией ни одного дня»45. Александр I усмотрел в этих действиях «явное пренебрежение английского кабинета к своим континентальным союзникам»46. Но делать уже было нечего: Людо-
вик вернулся на прародительский трон. Поэтому, когда король, чувствуя шаткость своего положения, обратился к Александру за содействием, царь в письме к нему от 26 июня 1815 г. содействие обещал, но - при «восстановлении законного и либерального правительства (курсив мой. - Н.Т.)»41. Он проследил за тем, чтобы Людовик сохранил дарованную французам «Конституционную хартию» 1814 г., а главой правительства и министром иностранных дел Франции по настоянию Александра король назначил, вместо Талейрана, «одесского дюка», т. е. бывшего градоначальника Одессы и Новороссийского генерал-губернатора герцога А.Э. дю Плесси Ришелье - внука знаменитого маршала Франции Л.Ф.А. дю Плесси Ришелье, который, в свою очередь, был внучатым племянником еще более знаменитого кардинала. Дюк не был во Франции с 1790 г. «Это француз, который лучше всего знает Крым», - посмеивался над ним Талейран, но для России и Александра I такой француз был полезнее любого другого48.
Вместе с тем Александр I, ощутив на Венском конгрессе противодействие своим планам со стороны партнеров по антинаполеоновской коалиции (в первую очередь, Англии), позаботился о том, чтобы Франция сохранила статус великой державы как дружественный к России противовес другим великим державам. Он убедил своих союзников снять территориальные и умерить финансовые претензии к Франции, что и было узаконено Парижским мирным договором от 20 ноября 1815 г.49
Кроме вопроса о Франции, самыми острыми на Венском конгрессе были польский и саксонский вопросы. Они оказались тесно связанными между собой.
В польском вопросе Александр I сразу занял твердую позицию: Россия должна быть вознаграждена за свою роль в разгроме Наполеона присоединением к ней герцогства Варшавского со столицей в Варшаве, которое Наполеон создал в 1807 г. из польских земель, отошедших к Пруссии и Австрии в XVIII в. по трем разделам Польши. Александр рассчитывал присоединить к России все герцогство посредством личной унии как Царство Польское во главе с ним, Александром - царем русским и польским. При этом Александр обещал даровать Царству Польскому конституцию «и тем самым обеспечить счастье его народа»50. Такой проект царь считал не подлежащим обсуждению. «Это есть дело, которое касается только лично меня и в котором лишь я один могу быть судьею!» - заявил он Талейрану. «Слуга всех господ» тогда ему возразил: «Простите, государь, когда принадлежишь истории, весь мир является судьею»51.
Самым решительным противником России в польском вопросе выступила Англия. Лорд Каслри в меморандуме от 12 октября 1814 г. попытался изобразить Россию европейским пугалом: «План русского императора присоединить герцогство
Варшавское <.. .> распространил волнение и ужас при дворах австрийском и прусском, наполнил страхом все государства Европы <.> Россия, уже увеличенная Финляндией, Бессарабией, землями персидскими, устремляется на Запад, в сердце Германии»52. Со своей стороны, Каслри в одном из частных писем заявил, что он «не намерен позволить калмыцкому князю перевернуть Европу»53.
Александр I проявил твердость. Он пригласил к себе Каслри и повторил сказанное Талейрану («вопрос о герцогстве подлежит только русской компетенции»), подчеркнув при этом: «Я завоевал герцогство, и у меня есть 480 тыс. солдат, чтобы его защитить!»54. В то же время царь заручился поддержкой своего давнего друга, короля Пруссии Фридриха Вильгельма III, обещав ему поддержать Пруссию в саксонском вопросе55. Узнав об этом, Меттерних (разделявший, хотя и менее решительно, позицию Каслри) попытался расстроить альянс России и Пруссии в польском вопросе, пустив такой слух: «Император Александр более заботится о Польше, чем о Саксонии». Князь Гарденберг рассказал об этом царю. Александр был так разгневан, каким его еще не видели. Он даже вызвал Меттерниха на дуэль, но тот как истый дипломат уклонился от вызова. После этого, вплоть до скандальной сцены 9 апреля 1815 г., Александр «не посещал собраний и балов, устраивавшихся у Меттерниха, и, встречаясь с канцлером Австрии в других местах, поворачивался к нему спиной»56.
Сговор Англии, Австрии и королевской Франции от 3 января 1815 г. позволил им усилить совместное давление на Россию и Пруссию, а побег Наполеона с Эльбы сплотил «большую пятерку» и помог ей урегулировать разногласия. Польский вопрос был решен посредством компромисса, выгодного для России. Территория герцогства Варшавского, за исключением Познани (осталась в руках Пруссии), Восточной Галиции (сохранилась за Австрией) и Кракова, объявленного вольным городом, присоединялась к России под названием Царство Польское (127 тыс. кв. км с населением в 3 млн 200 тыс. человек). Так фактически был содеян 4-й раздел Польши. 25 мая 1815 г. в Вене была опубликована октроированная (т.е. пожалованная монархом) Конституция Царства Польского57.
Князь Чарторыйский свидетельствовал, что по разговорам с Александром I о конституции и «счастье народа» Польши «невозможно было понять, искренен ли он или лукавит; достаточно причин предполагать последнее»58. В связи с этим важный вывод сделал российский историк С.В. Мироненко: «Конституция Царства Польского была для Александра I своеобразным экспериментом. Польша стала как бы полигоном для проверки того, насколько реален задуманный императором симбиоз конституции с самодержавной властью»59. Это, пожалуй, верно. Но был в таком эксперименте и сугубо польский аспект: царь
стремился расположить к себе поляков и сплотить их под своим скипетром, как бы исправляя несправедливость, допущенную по отношению к ним Екатериной II. Ради этого Александр назначил первым наместником Польши с титулом Высочества даже не Чарторыйского, как ожидалось, а генерала Ю. Зайончека, который был соратником Т. Костюшко и Наполеона и учеником наполеоновского нашествия на Россию, где, кстати, потерял ногу и попал в плен. С той же целью Александр льстил патриотическим чувствам поляков в ряде акций, начиная с перезахоронения Ю. Понятов-ского.
Польский князь и маршал Франции Юзеф Понятовский, тоже сражавшийся против России под знаменем Наполеона в 1812 г., погиб в «битве народов» под Лейпцигом и был погребен на лейп-цигском кладбище. В сентябре 1814 г. с разрешения Александра I поляки торжественно перенесли останки своего героя через Варшаву в Краков, причем царь поручил главнокомандующему русской армией фельдмаршалу М.Б. Барклаю де Толли со всем его штабом участвовать в церемонии. Более того, он разрешил полякам воздвигнуть памятник Понятовскому. Памятник был изваян великим датским скульптором Б. Торвальдсеном и стоит поныне в Варшаве перед зданием Совета министров Польши. Позднее, в 1817 г., опять-таки с дозволения Александра поляки перенесут на родину прах умершего в Швейцарии Тадеуша Костюшко60.
Компромиссно, хотя и болезненно для Саксонии, был решен на конгрессе и саксонский вопрос. В наказание саксонского короля Фридриха Августа I за его союз с Наполеоном (в битве под Лейпцигом король потерял свои войска, перешедшие на сторону антинаполеоновской коалиции, и сам попал в плен) Пруссия стремилась присоединить Саксонию к себе. Александр I энергично поддержал Фридриха Вильгельима III: «Прусский король будет королем Пруссии и Саксонии, как я буду императором России и королем Польши!»61. Выслушав ссылки Талейрана на договоры, подтверждающие легитимность (и, стало быть, неприкосновенность) саксонского короля, царь заявил: «Какое употребление, думаете вы, я могу сделать из всех ваших пергаментов и трактатов? Для меня одно превыше всего - это данное мной слово. Я его дал и сдержу: я обещал Саксонию прусскому королю»62. Новые возражения Талей-рана царь оборвал «окриком по-наполеоновски»: «Если саксонский король не отречется от престола добровольно, он будет отправлен в Россию и умрет там. Один король уже нашел там свой конец!»63.
Главными противниками России и Пруссии в саксонском (как и в польском) вопросе были Англия и Австрия, которые не желали ни русского, ни прусского усиления. Но настойчивее всех убеждал Александра I вернуть Фридриху Августу I саксонский престол именно Талейран. Эта кажущаяся странность объяснялась просто:
во-первых, король Саксонии (как и неаполитанские, пармские, испанские Бурбоны) был в родстве с Людовиком XVIII, а главное, агенты Меттерниха дознались, что Талейран получил от саксонского короля взятку в 3 млн флоринов64. Стараясь отработать полученные миллионы, Талейран на переговорах с Александром I позволил себе даже рискованные ходы. Когда царь стал говорить о том, что саксонский король «изменил общему делу Европы», Талейран возразил: «Государь, он уступил силе обстоятельств, в которых может оказаться каждый». Александр усмотрел здесь намек на свой договор с Наполеоном в Тильзите и воспринял это как оскорбление65.
В переговорах с уполномоченными от Англии и Австрии по саксонскому вопросу царь держался корректнее, но столь же твердо. Его рескрипт послу России в Лондоне Х.А. Ливену от 15 (27) декабря 1814 г. гласил: «Передавая Саксонию под власть прусского короля, союзные державы лишь действуют в соответствии с принципами, уже ранее ими принятыми, <...> поскольку они завоевали Саксонию, после того как были испробованы все средства привлечь ее правительство к защите правого дела»; стремление же Англии, Австрии и Франции «вернуть саксонскому королю его прежние владения или их часть <...> противоречит не только доводам здравой политики, но и национальным чаяниям саксонцев»66.
Однако после январского сговора Англии, Австрии и Франции Александр I вынужден был несколько уступить и побудить своего друга Фридриха Вильгельма III согласиться на компромисс. Королевство Саксония осталось под скипетром Фридриха Августа I, но 2/5 его территории с населением в 723,3 тыс. человек отошли к Пруссии.
Трудно решался на Венском конгрессе скандинавский вопрос. Здесь Александр I проявил дипломатическую изощренность. Дело в том, что Дания была втянута в коалиционные войны главным образом из-за двух варварских бомбардировок Копенгагена английским флотом 2 апреля 1801 г. (под флагом адмирала Г. Нельсона) и 1 сентября 1807 г. «При таком образе действий со стороны Англии для Дании оставалось только присоединиться к Франции», - заключал Х. Шеффер67. Король Дании Фредерик VI, яркий представитель просвещенного абсолютизма, отменивший в 1800 г. крепостное право, естественно, был ближе к Наполеону, чем к его противникам - феодальным монархам. Он и на Венском конгрессе шокирующе отличался от чопорных монархов либеральными воззрениями и «простотою манер»68.
После того как в 1813 г. датские войска были разбиты шведами, Дания 14 января 1814 г. подписала Кильский договор со Швецией, по которому уступала Швеции Норвегию, но должна была получить шведскую Померанию и остров Рюген, а также денежную компенсацию69. 8 февраля 1814 г. договор с Данией подписала и Россия, гарантировав при этом передачу ей Померании и
Рюгена70. Здесь, однако, начались неожиданные осложнения.
Норвежцы отказались признать Кильский договор и провозгласили своим королем принца Христиана-Фридриха (двоюродного брата Фредерика VI и будущего короля Дании под именем Христиана VIII). Фредерик VI призвал норвежцев выполнять договор, а Христиана-Фридриха - отказаться от норвежского престола. В августе 1814 г. Карл Юхан принудил Норвегию к заключению унии со Швецией при сохранении норвежской автономии в составе шведского королевства, но не собирался передавать Дании шведскую Померанию, намереваясь передать ее Пруссии71. 2 мая 1815 г. министр иностранных дел Дании Н. Розенкранц пригласил Россию стать посредницей между Швецией и Данией в переговорах о Померании72. Александр I согласился, хотя положение его было щекотливым: с одной стороны, он еще в 1812 г. трижды, по договорам от 5 апреля и 15 июня и при личном свидании 27-30 августа в Або, обещал Карлу Юхану помощь в присоединении Норвегии к Швеции, а с другой стороны, по договору 1814 г. гарантировал присоединение шведской Померании к Дании. Искусно маневрируя на Венском конгрессе в качестве посредника, он помог Швеции, Дании и Пруссии найти компромисс: Норвегия закреплялась за Швецией, шведская Померания отходила к Пруссии, а Дания получала от Пруссии денежную компенсацию и герцогство Лауэнбург, непосредственно примыкавшее к датским владениям73.
Вывод советского историка Л.А. Зака о том, что в Вене «Дания была сведена на положение третьестепенной державы»74, излишне строг. И все же надо признать, что Дания потеряла больше, чем приобрела. Когда Александр I, симпатизировавший Фредерику VI, сказал ему при прощании в Вене: «Вы увозите с собой наши сердца», тот с грустью ответил: «Но, увы, ни одной души!»75.
Пожалуй, не было на Венском конгрессе таких вопросов, к обсуждению которых Александр I не проявил бы интереса - государственного, династического и даже личного. Так, он выступил за создание на территории Германии федеративного союза 38-ми суверенных государств, включая Австрию и Пруссию. Такой проект устроил все великие державы: Россию, Англию и Францию -потому, что они желали видеть Германию единой и сильной, а Пруссию и Австрию - потому, что они заняли в Германском союзе ведущие позиции. При этом Александр I позаботился о введении конституционных норм в тех германских государствах, где правили его родственники, указав в инструкции графу Нессельроде: «Поддерживать, насколько возможно, интересы герцога Ольден-бургского. Более всего меня интересуют король Вюртембергский, великий герцог Баденский, великий герцог Дармштадтский»76.
Не без влияния Ф.С. Лагарпа Александр I энергично добивался и добился на конгрессе
признания всеми великими державами «вечного нейтралитета» Швейцарии и ее конституции, принятой в августе 1815 г.»77.
Менее активен был царь в итальянских делах. Верный принципу легитимизма, он поддержал возвращение Неаполя под власть Бурбонов78, но в борьбу между Австрией и Францией за преобладание в раздробленной Италии не вмешивался, полагая, должно быть, что эта борьба непосредственно интересы России не затрагивает.
Точно так же не мешал Александр I морской экспансии Англии, хотя и настороженно следил за ростом ее могущества79: он был благодарен Англии за финансирование всех антинаполеоновских коалиций, а кроме того, учитывал, что Англия не имеет территориальных претензий на континенте Европы.
Тем не менее именно с Англией, в первую очередь, а также с Австрией столкнулась Россия на конгрессе по греческому вопросу. Греки изнывали тогда под игом Турции. В 1814 г. в России возникло греческое тайное общество «Филики Этерия». Оно возглавило борьбу греков за независимость. Александр I, зная об этом, в январе 1815 г. предложил союзным державам «взять на себя защиту живущих в Турции христиан». Англия и Австрия не позволили ему даже «поставить этот вопрос на обсуждение». Слабым утешением для царя стало то, что он отвратил противоположное намерение Меттерниха - «взять под охрану соединенной Европы неприкосновенность Турецкой империи»80.
Последние месяцы (после возвращения Наполеона с Эльбы) Венский конгресс работал нервно, но сумел уладить все дела за неделю до битвы при Ватерлоо: 9 июня 1815 г. был подписан составленный Ф. Гентцем заключительный акт конгресса из 121 статьи81 (сразу его подписали 5 великих держав плюс Швеция и Португалия, а затем - до мая 1820 г. - к ним присоединились еще 26 европейских стран).
Заключительный акт узаконил дележ наследства Наполеона между его победителями, перекроив карту Европы. Россия усилилась за счет Польши, Пруссия - за счет Саксонии, Австрия - за счет Италии, Англия закрепила за собой колонии, отнятые у Франции, в том числе остров Мальта и Ионические острова. Были возвращены феодальные монархи на троны Франции, Испании, Неаполя, Пьемонта, Тосканы. Устроители Венского конгресса присоединили Бельгию к Голландии, Норвегию к Швеции, Геную к Пьемонту, Данию и Саксонию урезали, а Польшу вновь разделили.
Александр I не мог быть вполне удовлетворен итогами конгресса, поскольку даже герцогство Варшавское он получил не целиком, а интриги против России со стороны Англии, Австрии и королевской Франции (особенно их январский сговор 1815 г.) раздражали его. Чтобы восстановить свои позиции «царя царей», пошатнувшиеся в Вене, Александр в сентябре 1815 г. создал и воз-
главил Священный союз европейских монархов. Монархи обязались «во всяком случае и во всяком месте подавать друг другу помощь»82, что означало, как выяснилось, сообща давить «во всяком месте» Европы «всякий случай» сопротивления восстановленным феодальным режимам. Пока Союз успешно давал революции в Испании, Португалии, Неаполе, Пьемонте, партнеры Александра I охотно признавали его «царем царей», но как только к 1825 г. вновь обострился греческий вопрос и Александр поддержал восставших против Турции греков, его «братья»-монархи дружно воспротивились этому, что привело к фактическому распаду Священного союза. Хуже того, вместо «евангельского государства» Россия обратилась в аракчеевский (по имени акег ego царя А.А. Аракчеева) содом, а пока Александр I руками Священного союза душил «гидру революции» в Европе, в самой России созрело и предстало перед изумленным царем революционное движение декабристов. Все это усугубило душевную драму новоявленного «Агамемнона» и ускорило его кончину.
Что касается итогов работы Венского конгресса, то они, удовлетворив - в большей или меньшей степени - квинтет великих держав, оказались безрадостными для малых стран и для всех народов. Прикрываясь фиговым листком легитимизма, великие державы попирали национальные интересы большинства стран и «обновляли» Европу не силой права, а правом силы. «Стоит вспомнить, - читаем у А. Дебиду-ра, - бельгийцев, принесенных в жертву Голландии, Геную, отданную Пьемонту, Венецию, Рагузу, проданных Австрии, поляков, поделенных между тремя державами, Италию, связанную по рукам и ногам, Германию, цинично обманутую, Грецию, презрительно отвергнутую»83. Все вообще решения конгресса создали лишь видимость политического благоустройства в Европе - видимость, чреватую революциями и войнами.
Примечания
1 Metternich C.W.L. Mémoire, documents, écrits... Paris, 1880. V. 3. P. 474.
2 Пять предыдущих коалиций Наполеон разгромил в 1797-1809 гг.
3 Выражение Ж. де Сталь цит. по: Соловьев С.М. Император Александр I: Политика. Дипломатия. М., 1995. С. 411.
4 Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Рига, 1892. Т. 5. С. 365.
5 Там же. С. 365.
6 Дживелегов А.К. Александр I и Наполеон. М., 1915. С. 283.
7 Подробно об этом см.: Fournier A. Die Geheimpolizei auf dem Wiener Kongress. Wien, 1913.
8 Тарле Е.В. Соч.: В 12 т. М., 1957. Т. 1. С. 277.
9 Там же. Т. 11. С. 139.
10 Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 382.
11 «Как будто все века и все страны, - вспоминал очевидец, - назначили здесь друг другу свидание» (Лагард А.М.Б. де. Картины из времен Венского конгресса 1814-1815 гг. // Голос минувшего. 1915. № 5. С. 152.)
12 Труайя А. Александр I, или Северный Сфинкс. М., 1997. С. 222.
13 Подробно см.: РахшмирП. Екатерина, Вильгельмина, Дарья. // Родина. 1996. №3.
14 Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 400. Сегодня невозможно даже представить кого-либо из лидеров великих держав, гуляющего по городу без свиты и охраны!
15 Цит. по: Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1905. Т. 3. С. 275.
16 Fournier A. Op. cit. P. 391.
17 Тарле Е.В. Соч. Т. 11. С. 150.
18 Цит. по: Хартли Д. Александр I. Ростов н/Д, 1998. С. 189.
19 Подробно об этом: Вишленкова Е.А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России Александровской эпохи. Казань, 1997. Гл. 3.
20 Рескрипт Александра I послу в Лондоне Х.А. Ливену от 15 (27) декабря 1814 г. // Внешняя политика России XIX и начала XX в.: Док-ты Российского министерства иностр. дел. Сер. I. М., 1972 (далее - ВПР). Т. 8. С. 145-146. Подробнее см.: Гросул В.Я. Российский конституционализм за пределами России // Отечественная история. 1996. № 2.
21 Дебидур А. Дипломатическая история Европы. От Венского до Берлинского конгресса (1814-1878). Т. 1. Священный союз. М., 1947. С. 53.
22 Бутенко В.А. Венский конгресс // Отечественная война и русское общество. М., 1912. Т. 7. С. 8.
23 Дебидур А. Указ. соч. Т. 1. С. 59.
24 Шедивы Я. Меттерних против Наполеона. М., 1991. С. 237.
25 Pertz I.H. Das Leben des Ministers Freicherrn vom Stein. Berlin, 1851. Bd. 4. S. 100-101.
26 История XIX века / Под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. М., 1905. Т. 3. С. 36.
27 См.: Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 302, 397; Деби-дур А. Указ. соч. Т. 1. С. 56. В 1816 г. Анна Павловна вышла замуж за принца Вильгельма Оранского - будущего (с 1840 г.) короля Нидерландов.
28 Труайя А. Указ. соч. С. 202-203.
29 Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр I. СПб., 1912. Т. 1. С. 149.
30 Иностранцы о России. Воспоминания графа де Ля Феллоннэ // Исторический вестник. 1900. №12. С. 1118.
31 Mémoires de Vitrolles. Paris, 1950. V. 1. P. 214-217.
32 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 216; Богданович М.И. История войны 1814 г. во Франции и низложение Наполеона I. СПб., 1865. Т. 1. С. 570.
33 Венский конгресс по рассказам графини Э. фон Берн-сторф // Русская старина. 1898. №3. С. 495.
34 Бальзак О. де. Собр. соч.: В 24 т. М., 1960. Т. 17. С. 156.
35 Полный текст его см.: [Chodzko L.] Comte d'Angeberg. Le congrès de Vienne et les traités de 1815. Paris, 1864. V. 1. P. 589-591.
36 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 301.
37 Ключевский В.О. Собр. соч. : В 9 т. М., 1989. Т. 5. С. 426.
38 Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 499.
39 Текст ее см.: [Chodzko L.] Op. cit. V. 3. P. 912-913.
40 История XIX века. Т. 3. С. 34.
41 ВПР. Т. 8. С. 244.
42 Эта сцена описана во многих источниках. Наиболее подробно см.: PertzI.H. Op. cit. Bd. 4. S. 395.
43 «После яркого света - слякоть», - так определил реставрацию Бурбонов во Франции Стендаль (Стендаль Ф. Собр. соч.: В 15 т. М.; Л., 1950. Т. 14. С. 159).
44 Цит. по: История XIX века. Т. 3. С. 36. Подробнее см.: Pozzo di Borgo C.A. Correspon-dance diplomatique 1814-1818. Paris, 1890. V. 1. P. 128-134.
45 Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 565.
46 Там же. С. 567.
47 ВПР. Т. 8. С. 148.
48 Подробно о нем см.: Crousaz-Crétet L.de. Le Duc de Richelieu en Russie et en France 1766-1822. Paris, 1897.
49 См. об этом: ВПР. Т. 8. С. 707-709.
50 ЗакЛ.А. Монархи против народов. М., 1966. С. 75.
51 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 297.
52 Цит. по: Соловьев С.М. Указ. соч. С. 328.
53 Castlereagh R. S. Memoirs and Correspondence... London, 1853. V. 10. P. 200.
54 Зак Л.А. Указ. соч. С. 74-75.
55 Там же. С. 86; Дебидур А. Указ. соч. Т. 1. С. 61.
56 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 285; Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 455.
57 Текст ее см.: [Chodzko L.] Op. tit. V. 3. P. 1224-1226.
58 Kukiel M. Czartoryski and European Unity. 1770-1861. Princeton, 1955. P. 109.
59 Мироненко С.В. Тайные страницы истории России. М., 1990. С. 16.
60 См.: МайковП.А. Мелкие заметки об отношениях императора Александра с поляками // Русская старина. 1903. № 2.
61 Memoires du prince de Talleyrand. Paris, 1954. V. 3. P. 38.
62 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 3. С. 283.
63 Дебидур А. Указ. соч. Т. 1; История XIX века. Т. 3. С. 22. Последний король Польши С. Понятовский умер в 1798 г. в Петербурге.
64 См.: Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 414.
65 Труайя А. Указ. соч. С. 218.
66 ВПР. Т. 8. С. 150-151.
67 История XIX века. Т. 2. С. 146.
68 Лагард А.М.Б. де. Указ. соч. С. 153. Датскими делами на конгрессе занимался не столько сам король, сколько первый уполномоченный от Дании граф К. Г. Бернсторф -сын и внук двух министров и сам бывший министр иностранных дел, авторитетный в Европе дипломат.
69 Текст договора см.: [Chodzko L.] Op. cit. V. 1. P. 90-100.
70 ВПР. Т. 7. С. 564.
71 Там же. Т. 8. С. 673.
72 Там же. С. 671.
73 Там же. С. 348, 673-674. Судя по дружескому письму Александра к Карлу Юхану от 13 (25) мая 1815 г. (ВПР. Т. 8. С. 348), В.К. Надлер ошибался, полагая, что еще в 1814 г. Александр I уличил Карла Юхана в измене и порвал с ним всякие отношения (Надлер В.К. Указ. соч. Т. 5. С. 208-209).
74 Зак Л.А. Указ. соч. С. 223.
75 Там же.
76 Там же. С. 122.
77 ВПР. Т. 8. С. 112, 371-373, 451-453. УДК 9(470-89) «1812»+929 Александр I
АЛЕКСАНДР I В 1812 ГОДУ: ПОИСК РОЛИ
В.С. Парсамов
Саратовский государственный университет, кафедра истории России E-mail: [email protected]
В статье рассматриваются попытки Александра I найти для себя подходящую роль в военных событиях 1812 года. Выделяются три основные роли, находящиеся в зависимости от понимания характера войны: роль полководца на начальном этапе, когда предполагалось, что это будет обычное противостояние двух армий, роль лидера нации, когда стал очевиден народный характер войны. Неспособность царя по разным причинам до конца сыграть каждую из эти ролей заставила его в конечном счете, уповая на Бога, обратиться к Библейским образцам и выступить в роли царя Давида - Божьего избранника, обретшего величие в смирении.
Alexander I in 1812: In Search of a Role
V.S. Parsamov
The article deals with Alexander I's attempts to find for himself a proper role in the military events of 1812. Three principal roles, which depend on the understanding of the war, can be singled out: the role of a military leader at the beginning stages when the war seemed to be a regular opposition of two armies; the role of a national leader when the popular character of the war became evident. Caused by various reasons inability to carry out any of those roles made Alexander turn to Bible templates and play the role of Tsar David who was chosen by God and found his greatness in humility.
Настоящая статья посвящена одному достаточно частному аспекту, связанному с теми ролями, которые Александр пытался играть в 1812 году. Речь пойдет не о том, какой в действительности была роль царя в изгнании наполеоновской армии, - вопрос, не имеющий решения и всякий раз получающий ту или иную трактовку в зависимости от личного отношения пишущего к особе императора. Нас будет интересовать то,
78 Там же. С. 190.
79 «Британский кабинет, - гласит рескрипт Александра I Х.А. Ливену от 15 (27) декабря 1814 г., - смог за время (Французской) революции завладеть почти всеми ресурсами другого полушария, установить всемирное владычество на морях и контролировать отношения между европейскими державами» (ВПР. Т. 8. С. 145).
80 История XIX века. Т. 3. С. 40; Бутенко В.А. Указ. соч. С. 19; Дебидур А. Указ. соч. Т. 1. С. 97.
81 Текст договора см.: [Chodzko L.] Ор. ей. V. 3. Р. 13861433; Мартенс Ф.Ф. Собр. трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1876. Т. 3. С. 229-333.
82 Акт о Священном союзе // ВПР. Т. 8. С. 517.
83 Дебидур А. Указ. соч. Т. 1. С. 97.
каким образом сам Александр в ходе бурных и трагических событий 1812 года старался найти для себя подходящую роль.
Потребность в осмыслении характера новой войны с Наполеоном у Александра I, видимо, зародилась вместе с пониманием того, что война, возможно, будет вестись на территории его государства. Сразу же по вторжении Наполеона в Россию Александр написал короткую записку, сохранившуюся в архиве А.Н. Оленина, где, в частности, говорилось: «Обстоятельства столь необычны, что наша манера действовать должна выйти за пределы общей и привычной линии»1.
Еще перед войной Александр сделал ряд знаковых назначений на высшие государственные места. Под предлогом старости и болезней от должности канцлера был освобожден Н.П. Румянцев, сторонник профранцузской ориентации во внешней политике, и на это место был назначен К.В. Нессельроде, симпатизирующий австро-прусской дипломатии2. Такое на первый взгляд неожиданное, прежде всего для самого Нессельроде, назначение последовало почти сразу же за опалой М. М. Сперанского, с которым вновь назначенного канцлера связывали дружеские отношения. Но Александра в данном случае интересовали не личные связи, а общественные репутации вновь назначаемых лиц. Отставку своего приятеля Нессельроде объяснял следующим образом: «Он был очевидно жертвою интриги; Балашовы и Ар-мфельты воспользовались известным общественным мнением, враждебным преобразованиям, которые император намерен был ввести, поручив
