CC BY
66
ДРЕВНИЙ МИР
2014.01.003. ДЮРИНГ Б.С. ДОИСТОРИЧЕСКАЯ ЭПОХА В МАЛОЙ АЗИИ: ОТ ОХОТНИКОВ-СОБИРАТЕЛЕЙ К РАННИМ ГОРОДСКИМ СООБЩЕСТВАМ.
DÜRING B.S. The prehistory of Asia Minor: From complex hunter-gatherers to early urban societies. - N.Y.: Cambridge univ. press, 2011. -XIV, 360 p. - Bibliogr.: p. 305-353.
Ключевые слова: Малая Азия; ранний бронзовый век; общины охотников-собирателей; переход к оседлости и аграрной деятельности; появление городских сообществ; развитие торговых отношений; формирование государственных образований.
В монографии Б.С. Дюринга - научного сотрудника и преподавателя Лейденского университета, руководителя археологического проекта в Джиде - на обширном археологическом материале анализируются процессы трансформации небольших общин, обитавших в доисторический период в Малой Азии и занимавшихся охотой и собирательством, в сложные иерархически организованные сообщества с экономикой, основанной на сельском хозяйстве и индустрии.
Малая Азия вследствие своего географического расположения зачастую рассматривается как своего рода «мост», через который осуществлялся культурный обмен между Европой и Азией. Однако, по убеждению автора, культурное развитие Малой Азии уже с 9000 г. до н.э. происходило независимо от этих континентов.
Б.С. Дюринг выделяет два фактора, объясняющих интерес исследователей к изучению доисторической эпохи в Малой Азии. Во-первых, анализ происходивших здесь процессов дает ключ к пониманию доистории всей Евразии. Например, Малая Азия сыграла важную роль в переходе к неолиту и возникновении металлургии. Во-вторых, многие явления, засвидетельствованные в Малой Азии, не имеют параллелей в других регионах, и их изучение открывает широкие перспективы в понимании прошлого во всем его многообразии. Специфику своей работы Б.С. Дюринг видит в сочетании регионального и темпорального аспектов исследования. Кроме того, диахронический подход позволяет охватить важней-
шие преобразования в человеческой истории, имевшие место в Малой Азии на протяжении 18 тысячелетий (с 20 000 до 2000 г. до н.э.).
Первая глава содержит вводные замечания о географическом расположении Малой Азии, о топонимике этого региона и об особенностях его ландшафта. Применяя современные методы реконструкции, автор дает очерк геологического, климатического и экологического контекстов формирования доисторических сообществ Малой Азии.
Географическое расположение Малой Азии оказало определенное влияние на формирование культурных границ, сложившихся между нею и расположенными южнее Месопотамией и Левантом, а также восточными высокогорьями. Эти культурные границы, возникшие уже в эпоху докерамического неолита, продолжали существовать в течение керамического неолита и халколита. Однако, по мнению Б.С. Дюринга, роль географического фактора в процессе складывания культурных групп не следует преувеличивать: уже в докерамическом неолите прослеживаются регулярные культурные контакты между Малой Азией и Плодородным Полумесяцем, а с появлением элиты в раннем бронзовом веке формируется межрегиональная культура элитных групп, для которых культурные и политические границы становятся прозрачными (с. 6).
Вторая глава представляет собой исторический обзор археологических исследований в Малой Азии, начавшихся с 60-х годов XIX в. Исходным импульсом для этих исследований послужил интерес к двум истокам европейской цивилизации: библейскому и классическому мирам (с. 21).
После образования Турецкой Республики в 1923 г. археология стала использоваться здесь для обоснования так называемого «турецкого исторического тезиса». Между 1923 г. и Второй мировой войной большое количество археологических исследований в Анатолии было предпринято как турецкими, так и зарубежными археологами. Однако неолитические памятники не были исследованы вплоть до 60-х годов XX в., вследствие чего в науке утвердилось мнение, что Малая Азия была заселена лишь после 3500 г. до н.э. Систематические раскопки, предпринятые в Хаджиларе (1957— 1960), Чатал-Хююке (1961-1965) и Джанхасане (1961-1967), а также внедрение технологии радиокарбонной датировки привели к радикальному пересмотру картины анатолийской доистории. Тем
не менее по числу раскопанных археологических памятников эпохи неолита Турция значительно уступает Ближнему Востоку и Балканам.
В центре внимания современной археологии находятся феномены, которые В.Г. Чайлд определил как ключевые процессы доисторической эпохи: переход к оседлости и аграрной деятельности; появление городских сообществ и развитие торговых отношений между отдаленными территориями; возникновение элитных групп в раннем бронзовом веке; формирование государственных образований во II тыс. до н.э. Такой подход, предполагающий интерес лишь к событиям, значимым для становления современной цивилизации, предопределил весьма неравномерную изученность доисторической эпохи: так, например, сравнительно с неолитом и ранним бронзовым веком период халколита считается бессобытийным и остается малоисследованным (с. 29).
В третьей главе Б.С. Дюринг приводит аргументы в пользу обитания групп охотников-собирателей в различных регионах Малой Азии в эпоху эпипалеолита и мезолита (20 000-6000 гг. до н.э.). Типичная для эпипалеолита микролитическая индустрия сохранялась в некоторых частях Малой Азии в течение раннего голоцена. Характерной чертой эпипалеолита стало усиление регионализации культурных традиций.
В эпипалеолитическом и мезолитическом искусстве выделяются геометрические мотивы, изображения людей и животных, особенно часто - быков, хотя мясо этих животных не входило в повседневный рацион людей. Акцент на символически значимых животных прослеживается и в хронологически более позднем Ча-тал-Хююке (с. 39).
В четвертой главе анализируются самые ранние памятники южной части Центральной Анатолии, датирующиеся 8500-6500 гг. до н.э. Археологические данные не подтверждают мнения о распространении неолитической культуры на Ближнем Востоке из единого центра. Наиболее убедительной представляется автору полицентрическая модель с очагами неолитизации в Южном Леванте, Центральной Анатолии и Верхней Месопотамии, позволяющая лучше понять специфику неолита Центральной Анатолии, а также природу и степень влияния контактов и взаимообмена между Ана-толией и Плодородным Полумесяцем (с. 48).
По убеждению Б.С. Дюринга, процесс перехода к неолиту следует рассматривать именно как «неолитизацию», а не «неолитическую революцию». Термин «неолитизация» указывает как на временную протяженность процесса, так и на искусственность проведения четких границ между собственно неолитом и предшествующим ему периодом (с. 50-51).
Понимание докерамического неолита в Центральной Анатолии в значительной степени опирается на данные из Ашиклы-Хююка, заселенного в середине IX тыс. и существовавшего приблизительно до 7400 г. до н.э. В рацион жителей этого поселения входили как окультуренные, так и дикорастущие растения. Важную роль в экономике играл мелкий рогатый скот, содержащийся при поселении, однако по морфологическим признакам эти животные еще неотличимы от диких особей, что дает основания отнести Ашиклы-Хююк к стадии «прото-доместикации» (с. 60).
Ашиклы-Хююк - древнейшее из характерных для Центральной Анатолии эпохи неолита поселений, состоящих из кластеров домов, образующих «соседства» («clustered neighbourhood settlements»). Внутри соседств отсутствовали улицы, а дома вплотную прилегали друг к другу и не имели наружных дверей (вход в них осуществлялся через крышу), новые дома возводились на месте старых с сохранением их ориентации и внутренней планировки на протяжении длительного времени. Аналогичная традиция постройки домов засвидетельствована и на ряде других неолитических памятников Анатолии, но она не имеет параллелей ни в археологии, ни в этнографии. Возможно, в ее возникновении решающую роль сыграли социальные факторы (с. 66).
По оценкам автора, на Ашиклы-Хююке одновременно могли проживать 1500-2250 человек, что необычайно много для поселений раннего неолита. Учитывая, что в окрестностях Ашиклы-Хююка не обнаружено ни одного синхронного ему поселения, а древнейшие неолитические поселения в соседних регионах насчитывали, как правило, не более 300 человек, что приблизительно соответствует численности обитателей одного соседства, Б.С. Дюринг высказывает предположение об образовании Ашиклы-Хююка в результате слияния поселений, существовавших здесь в предшествующий период (с. 71). На раскопанном участке обнаружено два монументальных комплекса, имевших обширные внутренние дво-
ры, больший из которых мог вмещать до 340 человек. Данные постройки, по мнению автора, могли предназначаться для каких-либо совместных действий (возможно, ритуальных). Не исключено, что необходимость в такого рода действиях и послужила предпосылкой к объединению отдельных соседств в единое сообщество.
Существенные различия в материальной культуре (и в каменной индустрии, и в пространственной организации поселения, и в архитектуре общественных построек) между Ашиклы-Хююком и поселениями Северной Месопотамии того же периода убедительно свидетельствуют против идеи происхождения неолитической культурной традиции Центральной Анатолии из Плодородного Полумесяца (с. 73-74).
На равнине Конья располагается поселение эпохи керамического неолита Чатал-Хююк, всемирно известное настенными росписями, рельефными изображениями и инсталляциями. Раскопки на Чатал-Хююке проводились в 1960-е годы Дж. Меллаартом, а с 1993 г. возобновлены в рамках проекта под руководством Я. Ходдера.
В период позднего докерамического неолита Чатал-Хююк был одним из ряда небольших поселений Конийской равнины, жители которых впоследствии селились вместе. Общая численность жителей Чатал-Хююка в период его максимальной заселенности, приходящейся на VI горизонт (ок. 6400 г. до н.э.), составляла 58 тыс., что эквивалентно 27-53 поселениям докерамического неолита. К факторам, повлиявшим на формирование крупного неолитического сообщества на базе ряда мелких поселений, автор относит социальные и идеологические, а также экономические и экологические (с. 88).
По мнению многих исследователей, включая Я. Ходдера и самого автора, предложенное Дж. Меллаартом разграничение построек Чатал-Хююка на храмы и не храмы необоснованно. В отличие от Гёбекли-Тепе, Невали-Чори, Чайоню-Тепеси и Ашиклы-Хююка, где засвидетельствованы крупные сооружения, предназначенные для ритуальной деятельности, в Чатал-Хююке ритуалы совершались в жилых домах. Определенная степень ритуальной дифференциации, прослеживающаяся среди построек Чатал-Хююка, связана с различным временем жизни домов, варьирующимся от одного-двух до ряда строительных горизонтов. Дома, аккумулирующие большее число погребений, отличаются большей
ритуальной разработанностью и входят в последовательности домов, восходящие к самым ранним горизонтам (с. 112).
Пятая глава охватывает период 6500-5500 гг. до н.э. - время неолитизации Малой Азии к западу, северо-западу и юго-востоку от Центральной Анатолии вплоть до Греции и Балкан. Результаты этого процесса столь значительны, что Б.С. Дюринг считает возможным называть его «второй неолитической революцией» (с. 123). Автор задается вопросом, чем обусловлен переход к неолитическому образу жизни в различных регионах? Внутренними трансформациями сообществ охотников-собирателей или же демографической экспансией земледельцев степной зоны Центральной Анатолии?
К существенным изменениям, происшедшим в рассматриваемую эпоху в Чатал-Хююке, Б.С. Дюринг относит совершенствование технологий в каменной индустрии и в производстве керамики; изменение характера изображений (глиняные женские образы встречаются преимущественно выше VI уровня, в то время как мужские статуэтки практически исчезают); в V— горизонтах появляются сцены «игр» с крупными животными в настенной росписи; после VI горизонта из домов исчезают инсталляции и скульптурные изображения животных, распространенными становятся геометрические рельефы. Около V горизонта прерывается традиция преемственности в постройке домов, исчезают постройки с большим количеством погребений под полами. В верхних горизонтах между домами появляются улицы, а в домах - двери. Автономиза-ция домохозяйств сопровождалась снижением интенсивности социальных взаимодействий.
Анализируя свидетельства из других поселений южной части Центральной Анатолии - Эрбабы и Джанхасана I, а также Каппа-докийских Кёшк-Хююка и Тепеджика, - автор заключает, что после 6500 г. продолжают существовать крупные «отдельно стоящие» поселения, такие как Ашиклы-Хююк и Чатал-Хююк, однако отмечается рост числа мелких поселений, равномерно распределенных по ландшафту; в раннем халколите складываются иерархически организованные системы поселений, предполагающие наличие центра и периферии. По мнению автора, именно к центральным поселениям эпохи халколита, а не к неолитическим Чатал-Хююку и Ашиклы-Хююку, приложимо наименование «город». Центральны-
ми поселениями, возможно, являлись Западный Холм Чатал-Хююка и Джанхасан I (6200-5500 гг. до н.э.) (с. 138-139). Процессы, происходившие в Центральной Анатолии в позднем неолите и раннем халколите, были отнюдь не гомогенными: так, например, система соседств, исчезающая в позднекерамическом Чатал-Хююке, засвидетельствована в этот же период в Джанхасане I и в Эрбабе.
Отмечая культурную преемственность раннехалколитиче-ских памятников Каппадокии неолитическими, автор указывает и на существенные различия: вопреки центрально-анатолийской неолитической традиции первичных погребений под полами домов в Тепеджике и взрослые, и детские погребения обнаруживаются за пределами домов, многие из них являются вторичными; в Кёшк-Хююке под полами домов погребали только детей. Кроме того, постройки Тепеджика и Кёшк-Хююка не привязаны к первоначальной планировке. В обоих поселениях был одомашнен крупный рогатый скот, причем в Кёшк-Хююке, возможно, уже практиковалась дойка коров.
В целом материалы различных центрально-анатолийских памятников свидетельствуют о более локальном, сравнительно с Северной Месопотамией, характере раннехалколитических культур данного региона (с. 155).
Сопоставление архитектуры, каменной индустрии, керамики из Киликии, Озерного края, Эгейской Анатолии и региона Мраморного моря с памятниками из Центральной Анатолии позволяет автору прийти к выводу о разнообразии траекторий развития керамического неолита и раннего халколита в этих регионах, не обусловленных центрально-анатолийскими влияниями. Так, например, в Киликии крупный рогатый скот был одомашнен почти на тысячелетие раньше, чем в Центральной Анатолии (с. 157-158). Уже в эпоху раннего халколита здесь было развито прядильное производство, данные о котором из Центральной Анатолии весьма скудны. В отличие от Центральной Анатолии, в Озёрном крае отсутствовали соседства и практически не встречаются погребения под полами домов (с. 174).
Суммируя материал пятой главы, Б.С. Дюринг заключает, что процесс неолитизации Малой Азии мог быть «запущен» небольшими группами, объединявшими мигрирующих земледельцев
и местных охотников-собирателей, взаимодействие которых породило калейдоскоп неолитических культур, а их мобильность облегчала кристаллизацию новых культурных традиций в региональные культурные горизонты. По мнению автора, такая модель адекватно объясняет неоднородность неолита Малой Азии и хорошо согласуется с известным из Центральной Анатолии фактом сдвига от крупных сообществ к небольшим поселениям, состоящим из более-менее автономных родовых групп, имеющих привязку к домам. Такие факторы, как климатические изменения, демографические или экологические стрессы, едва ли сыграли в процессе неолитиза-ции существенную роль (с. 199).
Глава шестая представляет собой обзор различных археологических памятников эпохи малоазийского халколита, охватывающей 5500-3000 гг. до н.э. Вследствие слабой изученности этого периода в литературе встречаются не подтверждаемые фактами утверждения. В частности, автор указывает на проблематичность мнения, что Малая Азия и Балканы в период 5500-3000 гг. до н.э. составляли единое культурное пространство (с. 204). Вместе с тем параллели в материальной культуре на обширных территориях, свидетельствующие о регулярных межрегиональных контактах и взаимообмене, отличают эпоху халколита от предшествующего периода со свойственной ему региональной фрагментацией.
К наиболее существенным халколитическим памятникам района Мраморного моря автор относит Ашагы-Пынар, небольшое поселение Топтепе на Европейском побережье и Ылыпынар. В IV уровне Ылыпынара раскопано кладбище, содержащее останки 40 человек, преимущественно взрослых. Захоронения сопровождались погребальными дарами, включавшими керамические сосуды, металлические объекты, орудия из кости, бусы, точильные камни (с. 216).
К среднему халколиту Западной Анатолии (5500-4000 гг. до н.э.) относятся поселения в Багбашы и Кизилбеле. На юго-западе обнаружен лишь один археологический памятник - поселение Кулаксызлар, примечательное производством мраморных чаш и так называемых «килийских статуэток» (с. 221). Продукция Ку-лаксызлара встречается, помимо Западной Анатолии, на Эгейских островах, в Троаде, в Западной Болгарии, что свидетельствует о производстве артефактов, предназначенных для обмена (с. 222).
Памятники, относящиеся к позднему халколиту Западной Анатолии (4000-3000 гг. до н.э.), исследованы сравнительно хорошо. Слои этого периода обнаружены в Багбашы, Бейджесултане, Афродисиас Пекмезе, Куручае. В Куручае раскопана часть поселения, датируемого ок. 3500 г. до н.э., состоящего из кластеров домов, прямоугольных в плане, построенных на каменном фундаменте. Под полами домов располагалось одно-два захоронения новорожденных детей в керамических сосудах, без погребальных даров. Скорее всего, взрослые погребались вне поселения, однако в западной части Малой Азии не найдено ни одного позднехалколи-тического некрополя (с. 228).
Среди памятников южной части Центральной Анатолии автор выделяет халколитические слои поселений Гюверджинкаясы и Кёшк-Хююк (5200-4800 гг. до н.э.). Эти поселения, существенно различающиеся размерами и плотностью застройки, состояли из кластеров домов с одинаково ориентированными входами. Ряд построек, размеры которых значительно превышают средние, могут интерпретироваться, по мнению автора, как резиденции наиболее влиятельных членов сообщества (с. 244). Под полами жилых домов Кёшк-Хююка найдено большое число захоронений, преимущественно детских, с погребальными дарами, включавшими в себя керамические сосуды, печати, ожерелья, куски охры и лимонита.
В Киликии культурные слои халколита засвидетельствованы в поселениях Тарс-Гёзлюкюле и Мерсин-Юмуктепе (ШХ-ХП горизонты). Автор возражает против характеристики последнего поселения как укрепленного, окруженного массивной стеной. Недавние раскопки показали, что здесь использовалась ленточная застройка, когда прилегающие вплотную друг к другу дома имеют общую массивную стену. О наличии укрепленных поселений в Малой Азии в эпоху неолита-халколита следует говорить с большой осторожностью (с. 250). В Тарс-Гёзлюкюле было обнаружено небольшое кладбище, включавшее в себя и детские, и взрослые погребения, расположенное на прилегающей к поселению территории. Это один из немногих примеров эпохи халколита, когда связь между кладбищем и поселением прослеживается столь отчетливо (с. 252).
В целом, заключает автор, вопрос о том, привели ли процессы, происходившие в эпоху халколита, к возникновению сложных или стратифицированных сообществ, требует дальнейшего изуче-
ния. Впрочем, по состоянию наших современных знаний, население Малой Азии предпочитало в то время жить небольшими сообществами, периодически менявшими места обитания (с. 256).
Седьмая глава посвящена проблеме возникновения стратифицированных сообществ в Малой Азии и охватывает период раннего бронзового века (далее EBA - Early Bronze Age) (3000-2000 гг. до н. э.). По степени исследованности данный период резко контрастирует с предыдущим: к EBA относятся 163 археологических памятника, в то время как к более продолжительному халколиту лишь 68. Исследовательский интерес к EBA вызван процессами, приведшими к образованию сложных сообществ, к развитию металлургии и обширных торговых связей.
В книге используется следующая периодизация EBA в Малой Азии, опирающаяся на последние радиокарбонные даты из Трои: EBA I (3000-2600 гг. до н.э.), EBA II (2600-2300 гг. до н.э.), EBA III (2300-2000 гг. до н.э.).
EBA I характеризуется в исследовательской литературе как «протогородской» период, когда мы имеем дело со множеством поселений различных размеров, в некоторых случаях окруженных стенами, основывающихся на аграрной экономике, имеющих обширные торговые связи и, возможно, ремесленную специализацию (с. 264).
В течение трех столетий EBA II в Малой Азии происходит ряд существенных изменений: совершенствуются технологии обработки металлов, развиваются торговые отношения между отдаленными территориями, формируется престижный сегмент материальной культуры, отмечается развитие монументальной архитектуры и укрепленных поселений, возникает ряд новых погребальных традиций. К концу периода появляется гончарный круг, углубляется конвергенция региональных керамических комплексов на большей части территории Малой Азии и Эгейского мира. О формировании в анатолийских сообществах элиты свидетельствуют находки изделий из олова и бронзы, а также склады драгоценностей и дорогостоящих предметов - сокровищницы Трои и Эскияпара.
К ЕВА II относятся некрополи, содержащие сотни захоронений. В хорошо исследованном некрополе на Демирчи-Хююке захоронения сопровождались разнообразными дарами, включавшими в
себя сосуды, булавки, веретена, каменные топоры, реже - металлические артефакты (драгоценности, бронзовые кинжалы, наконечники копий). При этом не прослеживается корреляции между погребальными дарами и типами погребений, с одной стороны, и возрастом или полом, а также и социальным статусом умершего - с другой. Сходная традиция засвидетельствована в этот же период на Эгейских островах. Поселения ЕВА II включают в себя как деревни, иногда весьма большие, так и поселения городского типа, в которых обнаруживаются признаки разделения труда и социальной дифференциации, играющие роль центра по отношению к ряду зависимых от них деревень. Примером городского поселения ЕВА II может служить Троя (II горизонт), где центральная цитадель была окружена нижним городом, население которого автор оценивает в тысячи человек (с. 284-286).
Горизонты, относящиеся к ЕВА III, бесспорно определяются лишь в трех поселениях: Трое, Бейджесултане и Тарсе. Распространенное мнение, что в этих местах между ЕВА II и ЕВА III прослеживается своего рода разрыв, связанный с миграцией индоевропейцев в Малую Азию, не подтверждается археологическими данными (с. 296).
В ЕВА III в южной части Центральной Анатолии возникают первые государственные образования. Об этом можно судить главным образом на основании текстов и материалов раскопок, относящихся к началу II тыс. до н.э., когда уже существовала развитая система крупных городских сообществ, соперничающих за господство и вовлеченных в торговые отношения с отдаленными территориями.
По убеждению автора, процесс урбанизации и формирования стратифицированных сообществ, совершившийся в Малой Азии на тысячелетие позже, чем в Междуречье, явился результатом развития внутрирегиональных тенденций. Основной же исследовательский вопрос, подчеркивает Б.С. Дюринг, заключается не в причинах культурного «отставания» Малой Азии от Сиро-Месопотам-ского региона, но в том, что побудило людей отказаться от сравнительно независимой жизни и сделать выбор в пользу социальной стратификации, при которой содержание элиты неизбежно ложится на плечи всего сообщества (с. 298).
В заключение Б.С. Дюринг формулирует основные выводы своего исследования.
1. Малая Азия не может рассматриваться лишь как периферийный по отношению к Плодородному Полумесяцу и Эгейскому миру регион. Кроме того, невозможно провести четкую границу, географическую или культурную, отделяющую Малую Азию (особенно ее Эгейскую часть и регион Мраморного моря) от сопредельных территорий. Однако несомненные культурные различия между Малой Азией и регионами к востоку от нее прослеживаются от ранненеолитического времени до ЕВА.
2. С неолитической эпохи до конца ЕВА II в археологических памятниках Анатолии отмечается множество региональных культурных горизонтов.
3. В процессе неолитизации Центральной Анатолии и региона Мраморного моря значительную роль сыграли местные мезолитические сообщества. Роль таких сообществ в переходе к оседлости и аграрной экономике в Озерном крае и Эгейской Анатолии еще предстоит выяснить.
4. Археологические находки из Ашиклы-Хююка и Чатал-Хююка позволяют прийти к выводу об изначальных различиях неолитических культурных традиций Центральной Анатолии и Плодородного Полумесяца. Многие характерные черты неолитической культуры Центральной Анатолии, такие как кластеры домов, преемственность при постройке домов, захоронения под полами домов, сохранялись более тысячелетия.
5. Древнейшие горизонты поселений оседлых земледельцев за пределами Центральной Анатолии датируются ок. 6500 г. до н.э., т.е. двумя тысячелетиями позже центрально-анатолийских, и обнаруживают существенные культурные различия с неолитическими традициями последних. Данные различия не позволяют говорить о Центральной Анатолии как центре неолитизации Малой Азии. Скорее, региональные группы охотников-собирателей сыграли в этом процессе ведущую роль.
6. В противоположность неолиту, данные о среднем и позднем малоазийском халколите весьма скудны. Однако представление о бессобытийности этого периода безосновательно и всерьез искажает прошлое.
7. Начиная с позднего EBA II, в Малой Азии отмечается формирование стратифицированных городских сообществ. К этому периоду относятся укрепления и монументальные сооружения на территории поселений, а также дорогостоящие предметы, используемые элитой. Стратифицированные городские сообщества составили основу государственных образований, документированных в Малой Азии во II тыс. до н.э.
О.Р. Астапова
2014.01.004. РАЗВИТИЕ ДОГОСУДАРСТВЕННЫХ СООБЩЕСТВ НА ДРЕВНЕМ БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ: СБОРНИК СТАТЕЙ В ЧЕСТЬ ЭДГАРА ПЕЛТЕНБУРГА.
The development of pre-state communities in the ancient Near East: Studies in honour of Edgar Peltenburg / Ed. by Bolger D., Magure L.C. -Oxford: Oxbow books, 2010. - X, 224 p. - (Themes from the ancient Near East BANEA publ. ser.; Vol. 2). - Библиогр. в конце ст.
Ключевые слова: неолит; Ближний Восток; догосударствен-ные сообщества; формы социальной организации; структура, технологические и экономические аспекты ранних городских сообществ; культурные взаимодействия.
Реферируемый сборник посвящен профессору Эдинбургского университета Э. Пелтенбургу, чьи исследования доисторического Ближнего Востока и Восточного Средиземноморья получили широкое признание. Книга состоит из введения и пяти частей, все ее авторы принимают участие в археологических раскопках на Ближнем Востоке.
Объектом изучения в данном сборнике являются небольшие сообщества, предшествовавшие возникновению первых ближневосточных государственных образований. При этом весьма критически оценивается популярный в 1970-1980-е годы неоэволюционистский подход к анализу социальных изменений в догосударствен-ных сообществах, предполагающий линейную стадиальную модель исторического развития. По мнению исследователей, анализ археологических данных, свидетельствующих о разнообразии и гетерогенности древних сообществ, невозможно провести, оставаясь лишь в рамках широких типологических категорий, таких как племя, вождество, государство.
