CC BY
24
7. Начиная с позднего EBA II, в Малой Азии отмечается формирование стратифицированных городских сообществ. К этому периоду относятся укрепления и монументальные сооружения на территории поселений, а также дорогостоящие предметы, используемые элитой. Стратифицированные городские сообщества составили основу государственных образований, документированных в Малой Азии во II тыс. до н.э.
О.Р. Астапова
2014.01.004. РАЗВИТИЕ ДОГОСУДАРСТВЕННЫХ СООБЩЕСТВ НА ДРЕВНЕМ БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ: СБОРНИК СТАТЕЙ В ЧЕСТЬ ЭДГАРА ПЕЛТЕНБУРГА.
The development of pre-state communities in the ancient Near East: Studies in honour of Edgar Peltenburg / Ed. by Bolger D., Magure L.C. -Oxford: Oxbow books, 2010. - X, 224 p. - (Themes from the ancient Near East BANEA publ. ser.; Vol. 2). - Библиогр. в конце ст.
Ключевые слова: неолит; Ближний Восток; догосударствен-ные сообщества; формы социальной организации; структура, технологические и экономические аспекты ранних городских сообществ; культурные взаимодействия.
Реферируемый сборник посвящен профессору Эдинбургского университета Э. Пелтенбургу, чьи исследования доисторического Ближнего Востока и Восточного Средиземноморья получили широкое признание. Книга состоит из введения и пяти частей, все ее авторы принимают участие в археологических раскопках на Ближнем Востоке.
Объектом изучения в данном сборнике являются небольшие сообщества, предшествовавшие возникновению первых ближневосточных государственных образований. При этом весьма критически оценивается популярный в 1970-1980-е годы неоэволюционистский подход к анализу социальных изменений в догосударствен-ных сообществах, предполагающий линейную стадиальную модель исторического развития. По мнению исследователей, анализ археологических данных, свидетельствующих о разнообразии и гетерогенности древних сообществ, невозможно провести, оставаясь лишь в рамках широких типологических категорий, таких как племя, вождество, государство.
Ныне не остается сомнений в том, что социальные изменения в древних ближневосточных сообществах отнюдь не происходили последовательно и прогрессивно, скорее зигзагообразно, со множеством срывов, причем пути и темпы этих изменений варьировались от региона к региону. Отношение современных археологов к неоэволюционизму лучше всего выражено Н. Иоффе, охарактеризовавшим его как «иллюзию истории» (с. 1). Кроме того, в последнее время многие исследователи возражают против прочно утвердившейся в научной литературе тенденции объяснять социальные изменения исходя исключительно из внешних факторов (окружения, численности населения, климата, технологий).
Авторы введения, Д. Болджер (Эдинбургский университет, Великобритания) и Л. Магуайр (Хаддингтон, Великобритания), подчеркивают, что в тех случаях, когда в издании употребляется слово «развитие» (development) применительно к изменениям в древних сообществах, оно не несет коннотаций поступательных изменений от простого к сложному, составляющих существо «прогресса» (с. 2).
Методология, используемая авторами данного сборника, характеризуется особенным вниманием к разнообразию траекторий социальных изменений, не вписывающемуся в рамки сложившейся классификации общественных типов. При этом в центре оказываются не столько общие закономерности процессов, приведших к формированию сложных сообществ, сколько особенности развития каждого сообщества «снизу», на уровне взаимоотношений между различными родственными кланами или общественными группами и / или индивидами, между людьми и материальным миром. Именно те подходы, при которых отдельные личности и социальные группы мыслятся активными деятелями, определяющими социальные преобразования, а не пассивными восприемниками внешних сил, мотивированными климатическими, демографическими факторами или внешним окружением, представляются авторам наиболее перспективными.
Первая часть книги посвящена проблеме форм социальной организации догосударственных сообществ, дифференциации этих сообществ по различиям в их социоэкономических структурах. По мнению М. Верховена (RAAP, Нидерланды), дифференциация сообществ на простые и сложные является оценочной и неизбежно
уводит исследователя на путь неоэволюционистского способа мышления (с. 11). Кроме того, автор указывает на неопределенность самих критериев «сложности»: так, например, сложная система символов и ритуальных практик встречается в самых простых, с точки зрения материальной культуры и социальной организации, сообществах охотников-собирателей (с. 14). Иными словами, существуют различные формы сложности, и простые в одном отношении сообщества могут оказаться весьма сложными в других, причем сама сложность отнюдь не обязательно оказывается результатом процесса эволюции (с. 18-19).
В других статьях данного раздела рассматриваются различные аспекты социальной организации доисторических сообществ Леванта. В статье Г. Генца (Американский университет Бейрута) отмечается, что традиционная характеристика поселений Палестины раннебронзового века как городских ныне перестала быть общепринятой (с. 46). Одним из основных аргументов в пользу урбанизации Палестины в указанный период служило наличие в поселениях общественных построек, названных исследователями «дворцами» и «храмами». Однако такие упрощенные интерпретации плохо согласуются с современными археологическими данными. Так, например, далеко не все критерии, по которым постройки идентифицируются археологами как храмы, прослеживаются в «храмах» Палестины (с. 49).
То же самое можно сказать и в отношении «дворцов» или, точнее, «административных комплексов». В них обнаружено большое количество сосудов для хранения масла и вина, запасы которых многократно превосходили потребности в этих продуктах людей, возможно, проживавших в данных постройках. Поскольку пифосы и сосуды для хранения жидкостей обнаруживаются и в жилых домах, едва ли запасы из административных сооружений предназначались для обеспечения нужд всего сообщества.
Другой разновидностью общественных сооружений Палестины являются огромные «житницы», емкости которых также существенно превосходили нужды городского поселения. Кроме того, в ряде мест обнаружены нежилые постройки, располагавшиеся близ городских ворот и не содержащие никаких хранилищ. Факт разнообразия общественных построек открывает, по мнению Г. Генца, новые перспективы в понимании роли элиты в левантий-
ских сообществах и позволяет прийти к заключению, что их социально-политическая организация была значительно более сложной, нежели это представлялось ранее (с. 51).
Во втором разделе исследуется структура ранних городских сообществ, а также процессы формирования государственности на Ближнем Востоке.
Статья Т. Вилькинсона (Даремский университет, Великобритания) посвящена проблемам социальной археологии теллей Северного Междуречья. Исследование археологического ландшафта дополняется этнографическими данными и письменными источниками. По мнению автора, поселения, которые формировали телли и вместе с прилегающими к ним полями образовывали нераздельное социальное и ландшафтное целое, представляли собой патримониальные сообщества. До бронзового века включительно здесь практиковалось коллективное землевладение. Земля в таких сообществах служила не только экономическим ресурсом, но была интегрирована в социальные отношения.
В работе Л. Кру (Манчестерский университет, Великобритания) анализируются социальные и экономические причины упадка Калопсиды - удаленного от моря городского поселения восточного Кипра, являвшегося в период бронзового века своего рода «древней столицей восточной Месаории» (с. 63) и религиозным центром, связанным с заупокойным культом (с. 69). Упадок Калопсиды совпадает по времени с происшедшим на стыке средне- и позднекипр-ского периодов (1750-1550)1 превращением прибрежного поселения в Энкоми, через которое осуществлялся взаимообмен Калопсиды с восточным Средиземноморьем, в самостоятельный центр торговли. Процесс маргинализации Калопсиды и возвышения Энкоми проливает свет на широкую картину социальных изменений на Кипре, приведших к концентрации власти в прибрежных центрах в течение позднекипрского периода.
В статье А. Портер (Университет Южной Калифорнии) показана неприменимость эволюционистского подхода для объяснения генезиса и организации ранних политий. Ключевым аспектом государства, отличающим его от предыдущих стадий общественного развития, в традиционных моделях мыслится сдвиг от сообществ,
1 Здесь и далее все даты даются до н.э.
базирующихся на родственных связях, к классовым сообществам, организованным по иерархическому принципу. Однако ныне такое различение представляется слишком упрощенным: в ранних ближневосточных политиях появление классов отнюдь не всегда сопровождалось исчезновением родоплеменных структур.
А. Портер указывает на вариативность структур ранних по-литий и неприменимость к ним традиционной классификации. По мнению автора, дискурс о ранних политиях следует вести в более широком терминологическом диапазоне, учитывая их пространственную организацию или морфологию, социальную конфигурацию, политический этос и политическую практику (с. 73-74).
На основе данных о пространственной организации поселений, архитектуре и погребальных практиках автор делает вывод о том, что различные системы родовых отношений оставались стержнем социальной организации ранних политий. Однако система родовых отношений относится к социальной сфере и сама по себе не конституирует политическую организацию. Государство же является политической структурой, в которой возможны различные социальные конфигурации. Система родовых отношений и высшая степень социальной стратификации отнюдь не исключают друг друга. Члены одной и той же родовой группы могут занимать различные уровни социальной иерархии (с. 74).
В статье Л. Купер (Университет Британской Колумбии, Канада) анализируются ранние формы политического контроля в Сирии в III тыс. В этот период в Сирии быстрыми темпами происходил процесс урбанизации, возникали крупные города. Одним из крупнейших городов этого региона стала расположенная в Западной Сирии Эбла, достигшая, судя по письменным источникам, политической гегемонии над обширными территориями. Автор задается вопросом о степени зависимости от Эблы различных городов-государств Сирии и о механизмах контроля Эблы над подчиненными территориями (с. 87).
На основе клинописных табличек из Эблы можно выделить три категории политий, классифицируемых по типу взаимоотношений с Эблой: независимые от Эблы и соперничающие с ней (например, Мари, Абарсаль, Эмар); находившиеся под контролем эб-лаитского царя, но управляемые собственными энами, обязанными платить дань (Бурман, Гасур, Хадду и др.); не имевшие собствен-
ного правителя и непосредственно управлявшиеся царем Эблы (Кархемиш, Гуррабал). При этом, как отмечает автор, характер взаимоотношений тех или иных государств с Эблой не зависел от их пространственной удаленности от Эблы (с. 90).
Анализируя археологические памятники из сирийской долины Евфрата, Л. Купер не находит данных, свидетельствующих о каких-либо значительных изменениях в материальной культуре на территориях, подчиненных, судя по эблаитским клинописным текстам, Эбле. Археологические данные не позволяют говорить и о сколько-нибудь длительном или достаточно представительном присутствии в этом регионе эблаитских воинов и администрации. Эблаитское владычество, по всей вероятности, практически не затрагивало обыденную жизнь обитателей долины Евфрата. Вторая половина III тыс. и до, и после возвышения Эблы стала для поселений долины Евфрата временем расцвета материальной культуры, когда возникали более разработанные архитектурные формы и усиливался взаимообмен с другими регионами Ближнего Востока. Если Эбла и осуществляла какой-либо род политической гегемонии, заключает автор, то это могла быть только краткосрочная, длившаяся лишь несколько десятилетий, «гегемония без непосредственного управления» (с. 92-93).
В третьей части анализируются технологические и экономические аспекты догосударственных сообществ Ближнего Востока. Предметом исследовательского интереса авторов статей, вошедших в данный раздел, стали инновации в технологии производства керамики, указывающие на формирование в Верхней Месопотамии сложной сети межрегиональных и внутренних контактов между сообществами (О. Ньювенхуз, Лейденский университет); изменения в технологиях производства керамики и ремесленной специализации на Кипре в течение позднебронзового века, свидетельствующие о формировании централизованной организации производства керамической продукции и политического контроля, а также о замещении гетерархической формы социальной организации на иерархическую (Л. Стил, Университет Уэльса).
В статьях Г. Томаса (Эдинбургский университет) и Д. Сторде (Национальный центр научных исследований, Франция) иллюстрируется тезис Ж. Ковена о том, что «неолитическая революция» (термин Г. Чайлда) на Ближнем Востоке явилась не столько рево-
люцией в технологиях и практиках, сколько «революцией в символах и верованиях» (с. 121).
В работе Г. Томаса прослеживается история возникновения и развития технологии изготовления известковой штукатурки в Леванте, начиная с натуфийского периода. Однако для автора существенны не практические аспекты этих технологий и даже не результаты их использования, но система верований и социальных практик, способствовавших их возникновению. Технологии не возникают лишь из практических нужд. Изменение мировоззрения влечет за собой перемену во взаимоотношениях человека с окружающим миром. Автор задается вопросом: если у истоков процесса доместикации растений и животных лежит изменение отношения человека к животному и растительному миру, нельзя ли то же самое отнести и к производству известковой штукатурки? Не был ли камень «доместицирован» в натуфийский период? Не социальные ли или, возможно, религиозные практики побудили людей начать использование известняка, что привело в итоге к изобретению инновационной технологии? (с. 122). Именно в поиске ответа на эти вопросы автор видит наиболее перспективное направление дальнейших исследований.
Д. Сторде исследует соотношение между используемой системой символов и доместикацией растений и животных в Леванте в течение докерамического неолита (далее: PPNA - Pre-Pottery Neolithic A и PPNB - Pre-Pottery Neolithic B). В статье обсуждается вопрос, какие изменения произошли в системе символов между ранним PPNA, когда жители Северного Леванта лишь начали осваивать новый образ жизни, и средним PPNB, когда аграрная деятельность стала неотъемлемой составляющей экономической системы.
Автор делит PPN на две фазы: 9500-8200 гг. (PPNA и ранний PPNB) и 8200-7000 гг. (средний и поздний PPNB). В Северном Леванте в период 9500-8200 гг. отсутствуют изобразительные мотивы, эксплицитно связанные с процессом доместикации, и весьма редки изображения человеческих фигур. Среди религиозных символов преобладают образы диких животных и хищных птиц: быков, леопардов, грифов, а также змей и скорпионов (с. 124). Автор предлагает возможную интерпретацию этих символов, исходя из особенностей изображений того или иного животного и контекста, в котором эти изображения встречаются. Так, например, в изобра-
жениях быка наиболее «важны» рога - символ мощи, а у хищных птиц подчеркивается клюв, что указывает на связь этого образа с темой смерти.
Между ранним и средним РРНБ и в Южном, и в Северном Леванте отмечаются существенные изменения в системе символов. Дикие животные уступают место одомашненным, более не акцентируются ни мощь, ни агрессивность животного. Изображения животных уменьшаются в размерах и становятся стереотипными. Эта тенденция не прослеживается лишь в Чатал-Хююке, хотя и здесь заметно изменение взаимоотношений человека и животного мира: хищные животные представлены не угрозой для человека, но покорными ему (с. 126). Тот факт, что центральное место в левантийской системе символов после 8200 г. занимают антропоморфные изображения, указывает на глубокие изменения в верованиях в этот период. Все вышесказанное позволяет автору заключить, что дикая природа была доместицирована не только в полях и стадах, но и в человеческом менталитете (с. 128).
В статьях, вошедших в четвертый раздел, анализируется археологический материал из Кипра и Северной Месопотамии, относящийся к периоду от РРНЛ до раннего железного века. Авторы сосредоточены в первую очередь на внутренних социальных процессах и мировоззренческом факторе как движущих силах общественных изменений. Рассмотрены способы выражения и пути изменения гендерной и общественной идентичности, обсуждается возможность активной роли человека - как личности, так и общественных групп - в социальных преобразованиях, способности человека к необусловленному извне выбору и действию. По убеждению авторов, такой подход лучше согласуется с археологическими данными, нежели стандартная модель рационального и поступательного развития общества.
В статьях пятого раздела затрагиваются проблемы культурных взаимодействий неолитических сообществ, разнообразия неолитических традиций, а также этнической дифференциации в доисторических сообществах.
К. Маккартни (Кипрский университет) обращается к проблеме неолитизации Кипра. Автор возражает против распространенного подхода, в рамках которого Кипр рассматривается как изолированное от Ближнего Востока и происходивших там процессов
неолитизации сообщество (с. 185). Под «неолитизацией» приверженцы такого подхода понимают процесс распространения неолита по так называемому Левантийскому коридору из центра, расположенного в районе Среднего Евфрата. Однако картина диффузии неолитических культур от центра к периферии не подтверждается археологическими данными, говорящими в пользу полицентрической, мозаичной и интерактивной модели, в рамках которой процесс неолитизации Кипра следует рассматривать в более широком контексте неолитизации всего Ближнего Востока. Хотя наличие культурных связей между Кипром и Средним Евфратом несомненно, эти связи не влекли за собой ассимиляцию и формирование единого культурного пространства (с. 192). Таким образом, неоли-тизация Кипра была «запущена», по мнению автора, островными сообществами, находившимися в культурных связях с материком, и, как и в Леванте, в ранненеолитический период здесь прослеживается разнообразие культурных традиций.
В статье Д. Бэрда (Ливерпульский университет) обсуждается вопрос, являлись ли крупные поселения, возникшие на Ближнем Востоке в VIII-VII тыс., и, в частности, Чатал-Хююк, политическими, экономическими или торговыми центрами по отношению к более мелким соседним поселениям.
Среди поселений юго-западной части равнины Конья, современных или даже предшествовавших самым ранним (XII и ранее) слоям Чатал-Хююка, автор выделяет поселение Санджак. Сопоставление археологических данных из этого и других поселений с данными из ранних слоев Чатал-Хююка не подтверждает наличие экономической дифференциации или централизованной системы распределения продукции между этими сообществами, что, впрочем, не исключает возможности существования различных производственных стратегий и специализаций. Поскольку Чатал-Хююк уже в докерамическом неолите был, по-видимому, сравнительно крупным, а стало быть, эндогамным поселением, дальнейший его рост может объясняться «поглощением» более мелких соседних экзогамных сообществ. Отсутствие небольших поселений на прилегающих к Чатал-Хююку территориях в эпоху керамического неолита не позволяет говорить о нем как о центральном поселении и в этот период (с. 215).
В статье А. Маккарти (Эдинбургский университет) на примере месопотамско-эламитских межкультурных связей ставится проблема этничности в доисторическую эпоху. Автор задается вопросом, можно ли на основе археологического материала различить этнические группы и насколько мы вправе проецировать категорию «этничности» на доисторический период? Что могла означать «эт-ничность» для древних? Эта тема разрабатывается А. Маккарти на основе исследования особенностей изготовления печатей в ХУНТ тыс. на территории юго-западного Ирана.
Применение стилистического и статистического анализа цилиндрических печатей из Суз позволило автору выявить две традиции - месопотамскую и протоэламитскую, сосуществовавшие здесь в ТУ тыс. С начала ТТТ тыс., когда на территории современного Ирана происходило формирование государственных сообществ, явное предпочтение было отдано печатям, выполненным в протоэламит-ском стиле, ставшим своего рода эмблемой государственной идентичности (с. 217). Таким образом, по мнению автора, этническая дифференциация возникает в эпоху государствообразования как средство консолидации власти и выражения государственной идентичности (с. 223).
О.Р. Астапова
2014.01.005. СМОРЧКОВ А.М. РЕЛИГИЯ И ВЛАСТЬ В РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ: МАГИСТРАТЫ, ЖРЕЦЫ, ХРАМЫ / Рос. гос. гуманит. ун-т. - М., 2012. - 604 с. - Библиогр.: с. 578-600.
Ключевые слова: Римская республика; V- середина II в. до н.э.; религия и власть; сакральные институты, ритуалы и традиции.
Монография канд. ист. наук А.М. Сморчкова посвящена роли религии в политической системе Римской республики в период ее становления и расцвета в У - середине ТТ в. до н.э. Подробно рассматриваются религиозные полномочия высших магистратов (консулов, преторов, диктаторов, цензоров), значение и формы влияния главных жреческих коллегий (понтификов, авгуров), публично-правовое положение храмов. Особое внимание уделяется изучению права на общественные ауспиции (гадания), выражавшего религиозно-политическое единство республиканского государственного устройства. Книга состоит из введения, четырех глав и заключения.
