CC BY
114
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
2013.02.013-014. ОБ «АМЕРИКАНИЗАЦИИ» ЕВРОПЕЙСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ. (Сводный реферат).
2013.02.013. SCHRUIJER S.G.L. Whatever happened to the «European» in European social psychology? A study of the ambitions in founding the European association of experimental social psychology // History of the human sciences. - L., 2012. - Vol. 25, N 3. - P. 88-107.
2013.02.014. MARKOVA I. «Americanization» of European social psychology // History of the human sciences. - L., 2012. - Vol. 25, N 3. -P. 108-116.
В реферате нашла отражение дискуссия на страницах журнала «History of the human sciences» (2012, Vol. 25, N 3) о содержательной и методологической специфике современной социальной психологии в Западной Европе, направлениях ее развития с момента учреждения в 1971 г. Европейской ассоциации экспериментальной социальной психологии (EAESP) и ее международном статусе в контексте глобализации социального знания. Историк науки Сандра Схрайер (профессор Утрехтского университета, член университетского Декартовского общества истории и философии естественных и гуманитарных наук, Нидерланды) реконструирует процесс создания EAESP в послевоенной Европе, анализирует представления основателей этой организации о научных задачах и общественном назначении собственно европейской социальной психологии в сравнении с североамериканским ее вариантом и прогнозирует пути развития этой дисциплины в ХХ1 в. [013]. Становление, а точнее -возрождение, социальной психологии в Европе в 1940-1960-е годы, представляется автору как постепенная, нежелательная, но неуклонная «американизация» и «психологизация», т.е. подчинение доминирующему в США шаблону эмпирического приращения знания о социальном поведении путем лабораторных экспериментов, далеких от реалий социальной жизни. Используя архивы EAESP,
материалы интервью с учеными, которые стояли у истоков Ассоциации, а также статистику членства в ней представителей европейских стран и «национальную статистику» публикаций в ведущем журнале «European journal of social psychology» (EJSP), Схрайер приходит к следующему заключению: «Хотя институцио-нализация социальной психологии в Европе была успешной, первоначальные интеллектуальные и идеологические амбиции относительно укрепления собственно европейской социально-психологической науки находят сегодня более чем скромное воплощение в национальном составе ученых - членов EAESP и в практике научных публикаций этой организации» [013, с. 89].
Иной точки зрения на проблему социальной психологии в Европе придерживается Ивана Маркова, один из авторитетнейших социальных аналитиков наших дней, теоретик и исследователь-практик феномена социальных представлений, единомышленница и сподвижница первого председателя EAESP С. Московиси (в настоящее время И. Маркова - почетный профессор Университета Стерлинг в Шотландии) [014]. По мнению Марковой, тему «американизации» европейской социальной психологии необходимо рассматривать в ее историческом контексте. С одной стороны, под американизацией часто подразумевают послевоенную помощь со стороны психологов из США (часть которых являлись вынужденными эмигрантами из нацистской Европы) в деле возрождения этой дисциплины в Старом Свете, включая финансовую поддержку будущей общеевропейской ассоциации. В те годы многие европейские психологи и социологи расценивали эту помощь как насильственный экспорт американских идей и методов или попытку «колонизации» социального знания в Европе. В рамках этого вполне понятного движения за интеллектуальную независимость (притом что многие исследователи в Европе искренне восхищались практическими результатами американской социальной психологии 19401950-х годов) и возникла идея профессиональной организации социальных психологов Старого Света. С другой стороны, продолжает Маркова, влияние американского мейнстрима в социальной психологии с годами дополнялось и уравновешивалось оригинальными теоретическими моделями и аналитическими подходами, практиковавшимися в Европе. Поэтому в ХХ1 столетии корректнее рассуждать о взаимопроникновении социально-психологической тео-
рии и практики по обе стороны Атлантики, чем о подчинении европейской мысли североамериканскому шаблону.
Реальную проблему дисциплины (вне ее национальных или континентальных рамок, а в качестве составляющей глобального обществознания) Маркова видит в том, что «нынешняя социальная психология существует в вакууме». Эта наука более не ориентируется на запросы общества, но подчиняется надуманным требованиям «импакт-фактора», который сегодня определяет не только политику ведущих научных журналов, но и само понятие научного престижа и авторитета ученого. Это фактор дезорганизации науки и деформации научного знания, преграждающий путь научной интуиции и революционным идеям, не укладывающимся в прокрустово ложе высокорейтинговых специализированных журналов, считает автор. «Мы должны признать, - пишет в этой связи И. Маркова, - что в настоящее время социальная психология представляет собой науку-одиночку, которая разговаривает сама с собой» [014, с. 119].
Совсем иначе представлялась судьба этой науки, по крайней мере, в Европе, тем социальным психологам, по инициативе которых в 1960-е годы создавались первые общеевропейские организационные структуры, нацеленные на сотрудничество обществоведов разного профиля. В ряду отцов-основателей социальной психологии в послевоенной Европе С. Схрайер называет С. Московиси (Франция), Дж. Ланцетту и Г. Тэджфела (Великобритания), М. Мал-дера (Нидерланды), Г. Ягоду (Шотландия), Й. Наттина (Бельгия), Р. Ромметвейта (Норвегия), М. Герля (Германия), а также ученика К. Левина американца Л. Фестингера. В 1950-е годы социальные психологи и социологи из Европы плодотворно сотрудничали со своими американскими коллегами, в том числе в рамках кросс-культурного проекта «Семь наций»1. В этот период европейцы охотно посещали американские университеты и пользовались грантами, которые предоставлялись в США начинающим и уже известным социальным психологам. К началу 1960-х годов стало очевидно, что европейские психологи охотнее и чаще контактируют со своими коллегами из Нового Света и почти не знакомы с
1 См.: Schachter S. Cross-cultural experiments on threat and rejection // Human relations. - N.Y., 1954. - Vol. 7, N 4. - P. 403-439.
идеями и работами друг друга, отмечает Схрайер. По инициативе Тэджфела, Московиси, Ланцетты и Малдера в 1963-1966 гг. в Италии и Франции состоялись три конференции, по итогам которых было сформировано несколько организационных комитетов: Научно-исследовательский комитет по социальным наукам; Комитет по развитию транснациональной социальной психологии; Временный комитет для учреждения БЛБ8Р. В первых европейских конференциях принимали участие социальные психологи из США, в последующих - только европейские ученые (исключение было сделано для Л. Фестингера и Дж. Расмуссена). Финансирование БЛБ8Р на первых порах осуществлялось рядом международных организаций, включая НАТО и ЮНЕСКО, а также Фондом Форда. Благодаря последнему были учреждены три крупных европейских центра социальной психологии (в Париже - С. Московиси, в Бристоле -Г. Тэджфелом и в Лувене - Й. Наттином), которые сохраняют свой вес и влияние и в наши дни. Спустя 40 лет БЛ8Р (в названии которой больше не фигурирует слово «экспериментальная») насчитывает 1136 членов (2009); как записано в ее уставе, цель Ассоциации состоит в «обеспечении качественных европейских исследований в области социальной психологии» [цит. по: 013, с. 90]; раз в три года проходит общее собрание членов БЛ8Р, ежегодно организуются международные летние школы и семинары, в том числе (до недавнего времени) для обмена мнениями между учеными из Западной и Восточной Европы.
В чем же состояла и как конкретизировалась первоначальная идея европейской социальной психологии, которую, как считает С. Схрайер, так и не удалось полностью реализовать? Как свидетельствуют архивные материалы и интервью с организаторами общеевропейской ассоциации, эта идея заключалась, во-первых, в учреждении и упрочении собственно европейской научной идентичности; во-вторых, в переосмыслении понятий «экспериментальное» и «социальное» применительно к методам и предмету этой науки; в-третьих, в создании подлинно международной социальной психологии - при сохранении национальной специфики ее составляющих. Как известно, наука, получившая название «социальная психология», имела глубокие корни в европейской психологии и социологии. Однако эмиграция европейских ученых в США в годы Второй мировой войны и очевидные успехи американской при-
кладной социальной психологии в 1940-1950-е годы привели к тому, что «долгое прошлое этой науки было предано забвению в угоду краткой истории ее настоящего» [013, с. 91]. Европейцы, стажировавшиеся в США, возвращались домой, пропитанные духом американской, т.е. по преимуществу экспериментальной и статистической социальной психологии. Организаторы БЛБ8Р тоже ратовали за экспериментальную науку, однако вкладывали в это понятие совершенно другой смысл и тем самым предполагали утвердить идентичность социальной психологии нового типа.
Анализируя эволюцию понятия «эксперимент в социальной психологии», Схрайер сопоставляет точки зрения Ф. Оллпорта, К. Левина и Л. Фестингера. Оллпорта, утверждавшего, что нет психологии групп, которая в сущности своей не была бы психологией индивидов, принято считать родоначальником социально-психологического эксперимента, однако в 1920-е годы этот метод еще не получил привилегированного статуса. Иное прочтение эксперимента предложил выходец из Европы К. Левин, для которого экспериментальная лабораторная ситуация была пространством для моделирования «идеального случая» (но не реальных социальных обстоятельств), т.е. полем для изучения групповых характеристик именно как атрибутов группы, несводимых к индивидуальным психологическим и поведенческим особенностям. Другими словами, назначение эксперимента, по Левину, - служить иллюстрацией конкретной теории. Для Фестингера «на первом плане оказалась уже не теоретическая, но эмпирическая чистота» [013, с. 91]. Для него эксперимент стал инструментом для выявления и демонстрации причинно-следственных связей между независимыми и зависимыми переменными, причем в таких обстоятельствах, когда исключено всякое опосредующее вмешательство прочих, или «лишних», переменных. Иными словами, эксперимент превратился в статистическое отслеживание переменных как характеристик статистических же групп в условиях лаборатории; реальные обстоятельства и реальные социальные группы оказались за рамками социально-психологической науки. К середине 1970-х годов эксперимент в его интерпретации Фестингером стал преимущественным и даже нормативным методом американской социальной психологии, которая все больше отдалялась от социальных реалий и почти утратила связь с прочими социальными науками.
Московиси и прочие отцы-основатели БЛБ8Р, именуя свою организацию «ассоциацией экспериментальной психологии», намеревались упрочить экспериментальный метод исследования в понимании его экс-европейцем К. Левином. Стремясь к учреждению «аутентичной международной европейской социальной психологии», стимулирующей «развитие разных исследовательских и культурных традиций» [013, с. 91], учредители БЛБ8Р предполагали создать (а точнее - возродить) науку, которая будет пользоваться международным авторитетом наряду с американской версией социальной психологии, но при этом обладать подлинно научной идентичностью. Последняя же понималась как основанная на эксперименте, т.е. исследовательская, а не спекулятивная. Кроме того, экспериментальная социальная психология «по-европейски» задумывалась как свободная от политической ангажированности, характерной для ее американского образца 1950-1960-х годов. Как выразился один из участников интервью, «эксперимент обозначал нашу преданность исследованию», или, по замечанию другого собеседника Схрайер, он «указывал, что мы принадлежим к правильной части научного психологического сообщества» [цит. по: 013, с. 96].
Итак, резюмирует Схрайер, европейская социальная психология задумывалась как наследница евро-американской традиции К. Левина в противовес оригинальной американской версии дисциплины, ориентировавшейся на индивидуалистическую модель Ф. Оллпорта. Именно Левин соединил «междисциплинарность мышления и высокие научные стандарты» [013, с. 91], притом что его в большей степени интересовала динамика социальных систем, нежели изучение (пусть даже экспериментальное) универсальных каузальных связей в сфере социального поведения. Для Левина, в отличие от Оллпорта, социальное не сводилось к совокупности индивидов, но требовало особого, социального же уровня анализа. Наконец, Левин видел цель и задачу социальной психологии в разрешении насущных проблем общественной жизни за стенами лаборатории.
Ориентируясь на парадигму, заданную К. Левином, учредители европейской социальной психологии видели в ней не просто отрасль психологии, но своего рода мост, соединяющий психологический анализ социального поведения с обществознанием в це-
лом, т. е. науку, которая позволяет проследить связь между индивидуальными и коллективными феноменами, микро- и макроуровнями жизни общества. Согласно Московиси, индивидов надлежит рассматривать в качестве агентов, действующих в социоструктур-ном и культурном контекстах1. По мнению других ученых, стоявших у истоков новой европейской социальной психологии, европейцев в отличие от их американских коллег больше увлекала коллективная природа социального поведения, чем межличностные отношения; их интересовали взаимные связи между психологическим функционированием индивида и широкомасштабными социальными процессами, которые определяют это функционирование и сами определяются им2. Акцент делался на комплексный анализ социальной, культурной и индивидуальной вариативности поведения в реальных обстоятельствах реальной жизни. Кроме того, отличительной чертой научной идентичности европейской социальной психологии должен был стать «приоритет содержания над методом», что на практике означало постепенное расширение методологического арсенала за счет полевых исследований и качественных приемов осмысления данных. Перечисленные установки получили свою реализацию в самых известных и влиятельных европейских интеллектуальных моделях 1970-1980-х годов, к которым Схрайер относит теорию социальной идентичности и межгрупповых отношений Г. Тэджфела и Дж. Тернера, концепцию социальных представлений С. Московиси и его же концепцию влияния социальных меньшинств.
Важнейшим аспектом той социальной психологии, которая была институционализирована в Европе на рубеже 1960-1970-х годов, автор считает ее пограничное положение между крайностями психологической и социологической ветвей этой дисциплины. Противостояние двух субдисциплинарных вариантов социальной психологии (с точки зрения предмета, метода и уровня исследования) наиболее четко прослеживается в послевоенной истории этой
1 См.: Moscovici S. Preconditions for explanation in social psychology // European j. of social psychology. - Chichester, 1989. - Vol. 19, N 5. - P. 407-430.
2 См.: Jaspars J. Forum and focus: A personal view of European social psychology // European j. of social psychology. - Chichester, 1986. - Vol. 16, N 1. - P. 3-15; Smith P. Is there an indigenous European social psychology? // International j. of psychology. - L., 2005. - Vol. 40, N 4. - P. 254-262.
науки в США, где оно получило организационное закрепление в виде двух отдельных секций в рамках американских социологической и психологической ассоциаций. Для европейской традиции скорее характерна не оппозиция, а диалог двух дисциплинарных ориента-ций, имеющих разные приоритеты в выборе специфического угла зрения на социальные феномены, каковым является социальная психология в целом. На этом фоне вопрос о том, что понимается под социальным в рамках европейской социальной психологии, решался как нацеленность дисциплины на идентификацию, осмысление и, по возможности, решение актуальных проблем социальной жизни.
За четыре десятилетия, истекшие с момента учреждения БЛБ8Р, социальная психология в Европе добилась дисциплинарной автономии и превратилась в респектабельную отрасль научного знания, которая представлена в академических программах ведущих европейских университетов, резюмирует свои наблюдения С. Схрайер. Ассоциация европейских социальных психологов имеет международный авторитет и активно сотрудничает с аналогичными организациями по обе стороны Атлантики. Но обладает ли эта наука интеллектуальной самостоятельностью, т.е. существует ли в действительности европейская социальная психология в рамках процветающей социальной психологии в Европе?
По мнению Схрайер, амбициозным планам Московиси, Тэджфела, Наттина и Ягоды так и не суждено было реализоваться, о чем с сожалением писал сам Московиси, констатируя в 1989 г. фиаско интернациональной, интегрированной социально-психологической науки и практики1. Притом что европейские подходы и модели пользуются популярностью в США, Канаде и Австралии, они не имеют там теоретического развития и практического применения; как выразился один из собеседников Схрайер, популярность концепций социальных представлений и социальной идентичности в международном научном сообществе распространяется только «на их молекулярные аспекты, но не на базовые структурные элементы» [цит. по: 013, с. 99].
По мнению другого участника интервью, сегодня социальная психология в Европе «в той же мере европеизирована, что и амери-
1 Moscovici S. Preconditions for explanation in social psychology // European j. of social psychology. - Chichester, 1989. - Vol. 19, N 5. - P. 407-430.
канизирована» [там же]. Как поясняет в этой связи Схрайер, здесь имеется в виду не новый качественный уровень интеграции двух континентальных образов социопсихологического знания, а скорее взаимное приспособление и даже нивелирование существенных различий в теоретических моделях и практике исследований. Как это ни парадоксально, подчеркивается в одном из интервью, элиминация определения «экспериментальная» из названия Европейской ассоциации социальных психологов сопровождалась «ростом экспериментализма» и «торжеством объективистской позитивистской психологии», в особенности в Великобритании, Нидерландах и Бельгии [там же]. Те же страны, а также Франция, обладают наибольшим весом в качестве членов БЛ8Р - на фоне весьма скромного участия в ее работе представителей Скандинавии и Балкан, не говоря уже о Восточной Европе в целом.
Переходя к анализу статистических данных, автор подчеркивает, что 25% авторов статей в Б18Р в 2007-2009 гг. и 17% членов редколлегии этого журнала (2009) были так или иначе связаны с американскими университетами. Контент-анализ содержания Б18Р за этот период свидетельствует, что только треть опубликованных материалов были посвящены темам, принадлежащим европейской, преимущественно социокогнитивной, традиции, притом что 80% статей представляли собой описание лабораторных опытов с привлечением студентов в качестве испытуемых. Европейские ученые регулярно и охотно публикуются в американских специализированных журналах (в 2007 г. 27,5% статей в американском Б18Р принадлежали перу социальных психологов из Европы, 25% статей в Б18Р были написаны американцами) [013, с. 100-101].
Оценивая сложившуюся ситуацию, Схрайер сопоставляет три версии происходящего, выдвинутые в последние годы рядом европейских социальных психологов. Первая связана с идеей «неоколонизации» европейской мысли американским социопсихологическим мейнстримом, который не хочет уступать своих лидирующих позиций. Вторая сводится к оптимистическому выводу о том, что американцы начали практиковать именно европейскую (нередукционистскую) социальную психологию. Третий, еще более оптимистический сценарий, постулирует формирование подлинно интернационального корпуса социопсихологического знания. Ни одно из этих объяснений не кажется убедительным историку
науки из Утрехта. Первое из них не отвечает духу времени, поскольку социальная психология в Европе является достаточно зрелой наукой, чтобы пасть жертвой интеллектуальной экспансии; второе не подтверждается фактами, так как европейские модели в их американском прочтении приобретают «индивидуалистический» оттенок; третья версия тем более далека от истины, поскольку США, Канада и страны Северо-Западной Европы никак не исчерпывают собой международного сообщества ученых.
Свое видение ситуации в европейской социальной психологии XXI в. Схрайер связывает со сменой поколений. В отличие от пионеров этой науки 1960-1970-х годов, социальные психологи начала третьего тысячелетия озабочены уже не подтверждением своей континентальной идентичности, но процессами маргинализации и фрагментализации социопсихологического знания в целом, потерей им своего дисциплинарного лица. В отличие от отцов-основателей середины прошлого века, нынешние социальные психологи в большинстве своем не имеют достаточной социологической подготовки, не говоря уже о навыках междисциплинарного исследования. Поэтому американский вариант социальной психологии, подкрепленный лабораторным экспериментом, представляется им достаточно убедительным образом науки, тем более что законы «импакт-фактора» поощряют преимущественные публикации в англоязычных журналах и следование англоязычной исследовательской тематике. Что же касается собственно социального в современной социальной психологии (включая феномен социальных представлений, социальный когнитивизм, критическую тенденцию или дискурсивный анализ), то оно все еще существует. Только в иной научно-публицистической сфере - на страницах «British journal of social psychology», «Social psychology quarterly», «Journal of community and applied social psychology» [013, с. 104].
В заключение Схрайер подчеркивает, что «американизация» социальной психологии в Европе, в том числе в ее нынешних формах, была предопределена выборочной политикой американского финансирования европейских исследовательских центров, что в свою очередь было продиктовано законами «холодной войны», когда «филантропия шла рука об руку с дипломатией» [там же].
Е.В. Якимова
