CC BY
25
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2008.02.034-036. РАСПРОСТРАНЕНИЕ ОРУЖИЯ МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ НА СРЕДНЕМ ВОСТОКЕ: САУДОВСКАЯ АРАВИЯ И ЛИВИЯ В 2000-е ГОДЫ. (Сводный реферат).
2008.02.034. BAHGAT G. Oil, terrorism, a. weapons of mass destruction: the Libyan diplomatic coup // J. of social, polit. a. econ. studies. -Wash., 2004. - Vol. 29, N 4. - P. 373-394.
2008.02.035. ST JOHN R.B. «Libya is not Iraq»: preemptive strikes, WMD and diplomacy // Middle East. j. - Wash., 2004. - Vol. 58, N 3. -Р. 386-402.
2008.02.036. BAHGAT G. Nuclear proliferation: the case of Saudi Arabia // Middle East. j. - Wash., 2006. - Vol. 60, N 3. - Р. 421-443.
На протяжении почти трех десятилетий Ливия рассматривалась как «государство-пария», замешанное в террористические операции, направленные против Запада, и стремящееся заполучить собственное химическое, биологическое и ядерное вооружение. С конца 90-х годов руководство страны стало подавать мировому сообществу примирительные сигналы, выражая стремление играть позитивную роль в войне с террором и готовность к компромиссу по вопросу о распространении оружия массового поражения (ОМП). Гаудат Бахгат, профессор политологии и директор Центра исследования Ближнего и Среднего Востока (Университет Индиана, Пенсильвания, США) (034), выявляет причины и последствия этого сдвига для курса Триполи в области глобальной энергетической безопасности.
В декабре 2003 г. в Вашингтоне, Лондоне и Триполи синхронно прозвучали заявления о том, что Муаммар аль-Каддафи обещал отказаться от ОМП и полномасштабно сотрудничать с мировым сообществом в его уничтожении. Этот шаг получил высокую оценку со стороны президента США Дж. Буша и премьер-министра Великобритании Т. Блэра, которые призвали другие страны, намеренные заиметь собственное ОМП, последовать примеру Ливии.
Инициатива аль-Каддафи стала одним из очередных шагов к преодолению международной изоляции Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии (СНЛАД). Важнейшим из
них было официальное признание Джамахирией своей ответственности за террористические акты, организованные офицерами ее спецслужб, и согласие на выплату финансовой компенсации семьям их жертв. Ввиду этого в сентябре 2003 г. были сняты многолетние санкции ООН. Лондон восстановил разорванные в 1984 г. дипломатические сношения с СНЛАД, а Вашингтон существенно ослабил свое экономическое эмбарго, наложенное в конце 70-х и усиленное в 80-90-х годах. Эти примирительные шаги сопровождались двумя беспрецедентными жестами символического характера - посещением страны британским премьер-министром, встретившимся лично с аль-Каддафи, и приглашением ливийского руководителя в Брюссель на встречу с представителями верхнего эшелона бюрократической иерархии ЕС. «Иными словами, два десятилетия торговых ограничений и одно- и многосторонних санкций для Ливии завершились в начале 2000-х годов, и, хотя Евросоюз и Соединенные Штаты все еще проявляют некоторую озабоченность относительно режима в Триполи, она ныне рассматривается как страна, с которой международное сообщество может иметь дело» (034, с. 374).
Превращение Ливии в авангард противоборства с Западом началось вскоре после того, как в сентябре 1969 г. Муаммар аль-Каддафи сверг консервативную монархию, а впоследствии обвинил США, Великобританию и Израиль в отсталости арабского мира. Видя себя законным наследником Насера как поборника единства и освобождения арабов, он изложил основы своей политэкономиче-ской философии - комбинации социализма с исламом - в «Зеленой книге» и установил крепкие связи с различными палестинскими организациями и освободительными (в его понимании) движениями по всему миру, на поддержку которых и бросались огромные нефтяные доходы Ливии. Ввиду отказа новоявленной республики подчиняться международным нормам и законам ее экономические и дипломатические контакты с США и западноевропейскими державами серьезно ухудшились. В 1992-1993 гг. СБ ООН резолюциями 748 и 883 наложил на Триполи всеобъемлющие международные санкции, оказавшие опустошительное воздействие на ливийскую экономику, в частности ТЭК, а также положение в глобальной системе.
Нарастающие экономические трудности вынудили аль-Каддафи в конце 90-х годов резко поменять свою политическую
линию. Внутри страны его правительство провело ряд мероприятий в рамках курса экономических реформ, в том числе уменьшение командной роли государства в хозяйственной системе, поощрение приватизации и благоприятствование иностранным инвестициям. Во внешней политике СНЛАД стала сотрудничать с США, Великобританией, Францией и ФРГ для урегулирования проблем, связанных с терактами, в которые были замешаны ливийские чиновники. Триполи отказался от ОМП и приступил к работе с МАГАТЭ и другими международными организациями по уничтожению имеющихся у него складов неконвенциональных вооружений.
С 1969 г. конфронтация режима аль-Каддафи с Западом не ограничивалась Ливией или ближневосточной ареной; ее театром закономерно считался весь земной шар, и во имя распространения своего революционного видения и отмщения за пресловутую несправедливость Запада ливийский лидер стремился использовать все доступные средства, в частности террор. Однако с конца 90-х годов отношение страны к международному терроризму и распространению ОМП было коренным образом пересмотрено. Естественно, столь неожиданный поворот породил масштабные дебаты, как в академических кругах, так и среди политических консультантов, относительно мотивов и побудительных причин этого изменения. Ливийские власти не дали никаких официальных объяснений, ограничившись констатацией того, что связи с международным терроризмом и попытка приобрести ОМП не лежат в сфере первоочередных интересов их страны. По мнению Бахгата, решающими факторами были экономическая стагнация, многостороннее дипломатическое давление и новая динамика регионального и мирового развития.
До открытия нефтяных месторождений в конце 50-х годов Ливия была одной из беднейших стран на земном шаре. Положение изменилось в 60-е годы, когда по добыче нефти страна вышла на четвертое место в мире. Огромная заинтересованность американских и европейских компаний в ливийской нефти объяснялась прежде всего крайне низкой стоимостью добычи, а также высоким качеством добываемого топлива (низкое содержание серы) и близостью Ливии к европейским рынкам.
Революция 1969 г., качественно изменившая взаимоотношения страны с европейскими и американскими фирмами, привела в
конечном счете к отмене концессионного права и национализации нефтепромышленности в 1973 г. и полному вытеснению из Ливии нефтяных концернов США к середине 80-х годов. Действие международных санкций воспрепятствовало Джамахирии не только приобретать запчасти для нефтедобывающего оборудования, но и перенимать современные технологии и технику менеджмента, не говоря уже об инвестициях. Все же это не мешало Национальной ливийской нефтяной корпорации при участии горстки итальянских, французских и британских компаний (во главе с ЭНИ/Аджип) поддерживать добычу на определенном уровне (невысоком по сравнению с эпохой бума конца 60-х годов).
С начала 2000-х годов СНЛАД агрессивно торговалась с европейскими нефтяными компаниями относительно условий разработки своих месторождений. Европа, в значительной мере исчерпавшая за 80-90-е годы нефтяные богатства Северного моря, тяготясь своей зависимостью от Алжира и России, видела в налаживании контактов с Триполи шанс диверсифицировать источники энергоносителей, идеальными маршрутами для поставки которых стали бы Испания и Италия. Санкции ООН и ЕС были отменены в 2003 г., одновременно с возобновлением дипломатических отношений. К июню 2004 г. аналогичные шаги последовали со стороны Белого дома, что позволило подключиться к переговорам американским концернам «Оксидентал петролеум», «Коноко Филипс», «Амерада Хесс» и «Маратон Ойл» (три последних, объединенные тогда в группу «Оазис», стояли еще у истоков ливийского нефтяного бума 60-х годов). Появляются на ливийской нефтегазовой арене и новые игроки - Австралия и Китай.
СНЛАД была не первой и не последней среди стран, обвиненных в поддержке международного терроризма. Аналогичные обвинения предъявлялись Египту эпохи Насера, Ираку при Хусейне и хомейнистскому Ирану, а палестинские вооруженные движения в разное время и по разным причинам финансировались практически большинством арабских государств. Но у ливийского случая, по мнению Бахгата, есть свои особенности.
Во-первых, жертвами терактов, за которыми просматривалась рука Триполи, стали представители разных наций. Так, в апреле 1984 г. в Лондоне из помещения Ливийского народного бюро был открыт огонь по мирной демонстрации, направленной против
режима аль-Каддафи, что повлекло гибель британской женщины-полицейского; 11 протестующих пострадали. В апреле 1986 г. германский суд приговорил к наказанию четырех сотрудников спецслужб, работавших под прикрытием посольства Джамахирии в Берлине, по обвинению в закладке бомбы в здании дискотеки «Ля Бель», в результате взрыва которой погибли двое военнослужащих США и гражданка Турции, а более 200 человек получили ранения. Это и послужило поводом для последовавшей в том же году американской бомбардировки Триполи и Бенгази, приведшей к 15 человеческим жертвам. Самым кровавым актом террора со стороны ливийской разведки стало уничтожение в 1988 г. авиалайнера компании ПАНАМ над шотландским аэропортом Локерби, в котором погибло в общей сложности 270 человек; трагедия повторилась в сентябре 1989 г., когда пассажирский лайнер французской авиакомпании UTA со 170 человеками на борту был взорван над территорией Нигера. Разработчиком плана официальный Париж объявил зятя аль-Каддафи, Мухаммада ас-Сануси, и шесть офицеров спецслужб Джамахирии были осуждены заочно (следствие закончилось только в 1999 г.).
Во-вторых, в отличие от большей части государств - предполагаемых спонсоров терроризма, которые категорически отвергают всяческие обвинения, Триполи, хотя и уступив давлению, начиная с конца 90-х годов, взял на себя ответственность за все главные террористические вылазки на территории Европы. Ливийское правительство в 2003-2004 гг. согласилось на выплату компенсации пострадавшим и родственникам граждан Франции и подданных Великобритании, погибших в терактах 1986 (35 млн. долл.), 1988 (2,7 млрд. долл.) и 1989 (170 млн. долл.) годов. В то же время, даже выдав британскому правосудию двух главных подозреваемых в организации взрыва над Локерби, официальный Триполи все еще медлит, когда речь идет о признании необходимости материальной компенсации семьям граждан США, жизни которых унесло крушение самолета.
В-третьих, СНЛАД сама предпринимает значимые шаги к примирению с западным сообществом, позиционируя себя как экономического посредника между Европой и Африкой и интегриру-ясь в Барселонский процесс, задача которого - политический и экономический диалог между ЕС и странами, лежащими у южных
и восточных берегов Средиземного моря. В 2000 г. руководство Джамахирии успешно сыграло роль промежуточного звена в переговорах по освобождению французских, германских, малайзийских, южноафриканских, финляндских и ливанских заложников, захваченных на Филиппинах группой «Абу Саййаф». В 2002 г. оно присоединилось ко всем 12 международным антитеррористическим конвенциям и протоколам. Еще раньше, 11 сентября 2001 г., аль-Каддафи получил прекрасный шанс публично заявить о присоединении своей страны к всемирному лагерю борьбы с террором, решительно осудив удары по башням Торгового центра в Нью-Йорке и призвав ливийцев сдавать кровь для помощи раненым и пострадавшим. В начале 2004 г. глава Джамахирии уверял, что ливийские спецслужбы предоставляют информацию об «Аль-Каиде» и других исламских экстремистских течениях западным разведкам, и охарактеризовал подобное сотрудничество как не подлежащее пересмотру.
В декабре 2003 г. был положен конец и обвинениям в адрес СНЛАД, касающимся складирования на ее территории химического и биологического оружия и стремления Триполи обзавестись ядерным арсеналом: МИД страны объявило о намерении ликвидировать материалы, оборудование и программы, предназначенные для создания типов вооружения, запрещенных международным правом, признав одновременно, что такие планы у правительства Джамахирии существовали. Это внешне неожиданное выступление стало итогом тайных встреч представителей ливийских, британских и американских спецслужб: еще в марте 2003 г. одно из наиболее доверенных лиц аль-Каддафи, шеф разведки Муса Куса, вышел на сотрудников аппарата Ми-6, передав им желание своего руководства вступить в контакт с США и Великобританией относительно судеб ливийского ОМП, о чем Лондон немедленно поставил в известность Вашингтон. Исход начавшихся секретных переговоров заслужил высокую оценку не только в Западной Европе, но и в России, Иране и ряде арабских государств, лидеры которых ранее неоднократно жестко критиковали войну в Ираке и воспользовались случаем противопоставить эффективность экономическо-дипломатического давления безуспешности вооруженных действий. Израиль, высказав осторожную поддержку ливийской инициативе, посетовал в то же время, что ни американские, ни британские
чиновники не сочли нужным как-либо информировать своих коллег из Тель-Авива о ходе переговоров.
В 2004 г. Ливия присоединилась к Конвенции по химическому оружию, которую отказывалась подписать с 1993 г., предоставив американским и британским экспертам возможность обследовать все объекты и изучить огромный массив документации, снять соответствующие чертежи и провести фотосъемку. В марте 2004 г. Организации по запрету химического оружия была представлена предварительная декларация обо всем прежде имевшемся у страны химическом оружии: 23 м3 горчичного газа, деактивированный завод по производству химических средств массового поражения и два хранилища. Инспектора удостоверили факт полного уничтожения всего заявленного объема и подтвердили неукоснительное следование Ливии обязательствам, взятым на себя по конвенции.
«Химические запасы Ливии и отсутствие сколько-нибудь продвинутой программы по созданию биологического оружия не стали сюрпризом для специалистов по вооружению, инспектировавших лаборатории и другие предприятия страны. Большим сюрпризом была, однако, ядерная программа» (034, с. 388). Накануне переворота 1969 г. король Идрис подписал Договор о нераспространении ядерного оружия, а в 1975 г. республиканский режим ратифицировал его. Невзирая на это, Триполи, по данным МАГАТЭ, более 20 лет проводил в значительной степени подпольную программу переработки и обогащения урана и с начала 1980-х до 2003 г. интенсивно импортировал радиоактивные материалы. По ситуации на декабрь 2003 г. можно, однако, сделать два основных заключения: 1) СНЛАД так и не избавилась от принципиальной зависимости от внешней технической помощи, не обладая внутренними возможностями для продолжения соответствующих проектов; 2) «несмотря на агрессивные потуги и ощутимый прогресс в приобретении оборудования, требуемого для производства урана в качестве и количестве, пригодном для боевого применения, возможности Ливии так и не достигли масштаба и глубины проработки программ вооружения таких стран, как Северная Корея и Иран». По отзыву Мухаммада аль-Барадеи, «не существовало, как кажется, никакого предприятия для производства высокообога-щенного урана» (034, с. 389). После подписания Ливией в марте 2004 г. дополнительного протокола МАГАТЭ, допускающего про-
ведение дальнейших инспекций на заявленных и предполагаемых ядерных объектах, организация дала заверение в том, что удовлетворена доброй волей, проявленной триполийским режимом.
Утверждения ряда чиновников в Вашингтоне и Лондоне, связывающие сдвиги в ливийской внешней политике с интервенцией в Ирак 2003 г., якобы ставшей для аль-Каддафи недвусмысленным предупреждением, не выдерживает критики в свете того, что масштабное сотрудничество Триполи с международным сообществом началось еще в 1999 г.
Таким образом, корни этих новых тенденцией следует скорее искать в более широком международном контексте 90-х годов, характеризующемся установлением глобальной гегемонии единственной сверхдержавы, которая неоднократно демонстрировала готовность подтвердить свое лидерство, прибегая к превентивным военным операциям против неугодных режимов. Одновременно в начале того же десятилетия аль-Каддафи, отказавшись от безуспешных попыток укрепить свое первенство в арабском мире, обратился к Африке, что отнюдь не случайно совпало с отходом ливийского лидера от покровительства палестинским организациям и опосредованного участия в арабо-израильском конфликте.
За тридцатилетний срок нахождения у власти аль-Каддафи и его окружение неоднократно сталкивались с обвинениями в коррумпированности и фаворитизме. Ухудшение экономического положения, в особенности безработица среди молодежи, питало внутреннюю оппозицию, главным образом исламистские группы, нарастающее влияние которых выразилось в ряде возмущений и даже покушениях на жизнь главы государства. Так, в сентябре 2001 г. аль-Каддафи и США оказались в одном лагере против общего врага - исламских фундаменталистов. «Новую позицию Ливии следует рассматривать, по меньшей мере отчасти, как попытку сдержать растущую внутриполитическую оппозицию и отполировать наследие аль-Каддафи. В равной степени важно, что, как поговаривают, аль-Каддафи, которому идет уже седьмой десяток лет, готовит своего сына Сайф аль-Ислама в качестве преемника. Снижение напряженности в отношениях с Западом и пересмотр роли Ливии в международном сообществе способствовали бы беспрепятственной передаче власти» (034, с. 392).
Наконец, что наиболее вероятно, сыграло свою роль плачевное экономическое положение страны, обусловленное такими факторами, как обширный и неэффективный госсектор, господствующий в ливийской экономике, и затянувшиеся двусторонние и многосторонние санкции. По данным отчета МВФ за октябрь 2003 г., более 90% ВВП создавались в нефтяном секторе, а поступления от нефти в огромной степени определяли и характер ливийского экспорта, который в то же время не мог переломить нарастающий с 1998 г. дефицит внешнеторгового баланса. Ливийские чиновники признают ограниченные возможности развития по командно-административной модели и необходимость существенного снижения роли государства в экономике. Для развития экономики требуются значительные иностранные инвестиции.
Еще более осложняет ситуацию высокий прирост населения за последние 30 лет, обостривший проблему занятости. Возможности госсектора исчерпаны, о чем свидетельствуют избыточная занятость и продолжающееся падение производительности труда на государственных предприятиях. В этих условиях главной проблемой для правительства становится достижение устойчивого и быстрого экономического роста, позволяющего создать достаточное число рабочих мест для расширяющегося рынка труда.
Неизбежность реформ, судя по всему, вполне осознается лидером, который в 2000 г. объявил участникам конференции по экономическим проблемам страны о намерении создать соответствующий инвестиционный климат, а в 2003 г. констатировал развал госсектора Джамахирии, призвал к его уничтожению и даже заявил о возможной приватизации нефтяной промышленности и вступлении Ливии в ВТО. Иностранные инвестиции, особенно в области добычи и переработки углеводородных ресурсов, ранее блокировавшиеся режимом санкций, способны сыграть решающую роль в реорганизации и модернизации экономической инфраструктуры.
Примечательно также, что если первая заявка Ливии о вступлении в ВТО от ноября 2001 г. была заблокирована США, то в июле 2004 г. Вашингтон уже дал добро на ее возобновление. Триполи уже пошел на серию важных мер по либерализации своего торгового режима, отменив, в частности, требования по лицензированию импорта и унифицировав многоэтапную систему валютного обмена.
Однако, несмотря на отмену большей части санкций и восстановление дипломатических отношений, как США, так и ЕС все еще испытывают озабоченность относительно характера ливийского руководства. Изданный госдепартаментом США в апреле 2004 г. доклад «Модели глобального терроризма» все еще числил Ливию среди государств - спонсоров террора, а в начале того же года имя аль-Каддафи упоминалось в связи с заговором против наследника престола Саудовской Аравии Абд Аллаха. Это все же не мешает все большему количеству западных правительств и корпораций проявлять заинтересованность в Триполи как в деловом партнере.
«Вопреки картине, которую рисуют СМИ, сдвиг во внешней политике Ливии произошел не в одночасье, - подытоживает Г. Бахгат. - Он был постепенным и занял годы, а возможно, потребует еще более длительного времени для своего завершения» (034, с. 394).
С Г. Бахгатом солидарен бывший сотрудник Американской консультационной рабочей группы по Ливии Р.Б. Сент-Джон (035), который указывает на то, что, хотя Дж. Буш быстро представил решение аль-Каддафи об отказе от неконвенционального оружия как свою заслугу и косвенное последствие войны в Ираке, речь может идти лишь об успешной реализации шагов, обсуждавшихся более чем за десять лет до того кабинетом Клинтона. «Воинственный курс администрации Буша, отнюдь не ускорив давно намечавшуюся перемену в ливийской политике, в действительности, напротив, скорее затянул ее» (035, с. 386).
Еще после налетов американских ВВС на Ливию в апреле 1986 г. тогдашний госсекретарь Дж.В. Шульц предположил, что они послужат крупномасштабной переориентации внешней политики аль-Каддафи, который, казалось, теперь более не «корчился лихорадочно, мстительно огрызаясь», а «присмирел и убрался к себе в пустыню» (035, с. 387). До конца эры Рейгана официальный Вашингтон подогревал миф о том, что именно авиационные удары заставили СНЛАД прекратить поддержку международного терроризма. Однако история свидетельствует, что 1986 год стал отправной точкой для серии кровавых терактов, корни которых уходят в Триполи; это получило признание лишь в малоизвестном докладе Министерства обороны США от октября 1997 г., обнародованном только в феврале 2000 г.
Взяв реванш за унижение 1986 г., ливийский диктатор с конца 80-х начал если не фундаментальные реформы, то поэтапную модификацию внутренней жизни Джамахирии, характеризовавшейся в предшествующие два десятилетия социалистическими экспериментами и политической мобилизацией. Однако аль-Каддафи просчитался, приняв инаугурацию Дж.У. Буша-старшего в январе 1989 г. как благоприятный случай наладить двусторонние отношения с Вашингтоном. Уже во время президентской кампании в Триполи откровенно высказывали надежду на то, что американский бойкот ливийского нефтяного экспорта будет снят, а нефтедобывающая активность базирующихся в США ТНК возобновится; родственникам было официально возвращено тело американского пилота, сбитого в 1986 г.
Тем не менее новая администрация сразу же ответила на авансы со стороны СНЛАД усилением военного и дипломатического давления, а в марте 1990 г. Дж. Буш-старший, упомянув о производстве на ливийском заводе в Рабте горчичного и нервно-паралитического газов, не исключил возможности повторного нанесения ударов с воздуха; параллельно продолжалась начатая Рейганом операция с использованием обученных в США коммандос в целях дестабилизации правящего в стране режима. Именно на таком фоне происходило оформление доктрины «государств-изгоев».
Все это не обескураживало ливийскую разведку в ее попытках неформально сблизиться с влиятельными американскими политиками. Так, в феврале 1992 г. агент спецслужб СНЛАД вступил в контакт с кандидатом в президенты от демократической партии сенатором Г. Хартом, совершавшим в то время путешествие по Греции, и просил его выступить в качестве передаточного звена между руководством Джамахирии и администрацией США. Харт проявил заинтересованность, но на его сообщение в госдепартаменте не было обращено никакого внимания. На протяжении того же года сенатор не только встречался в Женеве с шефом ливийской разведки Йусуфом Дебри, но и, невзирая на прямо высказанное неодобрение американского внешнеполитического ведомства, посетил с двухдневным негласным визитом Джамахирию, где виделся со старым членом ревкома и закадычным другом аль-Каддафи Абд ас-Саламом Джаллудом. Во время поездки его неотступно сопровождал Муса Куса - ныне главный посредник между лидером ли-
вийской революции и администрацией Буша-младшего. Примечательно, что Куса стал известен еще в 1980 г., когда был выслан из Великобритании вскоре после интервью с местным журналистом, в котором объявил о решимости руководства СНЛАД физически уничтожать диссидентов, проживающих на территории королевства. Несмотря на надежные заверения, полученные от Джаллуда, и подтверждение серьезности намерений ливийцев итальянским министром иностранных дел Дж. Де Микелисом, Харту так и не удалось убедить американских бюрократов от дипломатии с большим вниманием отнестись к его информации. Прямые сношения с Триполи были заморожены еще на семь лет.
Так, в самом начале тех «12 лет дипломатических сношений с Ираком», которые Буш высмеял в своем обращении 2004 г., ливийские чиновники выразили желание обсудить снятие с вооружения непризнанных международным правом ОМП и повторили свое предложение в 1999 г., в самом разгаре провалившихся впоследствии переговоров с Багдадом. Администрация Клинтона села за стол с представителями Джамахирии для урегулирования вопроса, связанного с терактом над Локерби, отложив рассмотрение проблемы ливийского ядерного оружия как не представляющего непосредственной угрозы для безопасности США. К этому периоду относятся такие важные шаги ливийского государства, как изгнание со своей территории знаменитого террориста Абу Нидаля и перенесение формального признания с экстремистских группировок, отвергающих мир с Израилем, на руководство автономии в Рамаллахе как законного представителя палестинского народа. Оба эти жеста получили высокую оценку дипломатов США, которые не стали возражать и против участия СНЛАД в миссии ООН на территории Конго-Киншаса - первого акта содействия Триполи международной миротворческой операции за предшествовавшее десятилетие (март 2000 г.). «К тому времени Ливию ежегодно посещали уже десятки тысяч неамериканских бизнесменов и туристов» (035, с. 391).
«В июне 2000 г. госсекретарь М. Олбрайт провозгласила, что "государства-изгои" в будущем станут именоваться "государствами - источниками озабоченности" (states of concern). Эта смена риторики означала признание нужды в переоценке текущей политики, но так и не привела к внятному формулированию новой стратегии. Через использование более нюансированной лексики админи-
страция Клинтона надеялась поощрить внутренние экономические и политические преобразования в... упорствующих государствах. Ливийские правительство, со своей стороны, приветствовало изменения в номенклатуре как указание на то, что Вашингтон движется по направлению к более справедливым критериям» (035, с. 392). Но при всех подвижках кабинет Клинтона до последних дней своей работы находил нужным выражать озабоченность несоблюдением СНЛАД относящихся к ней резолюций СБ ООН.
Кабинет Буша-младшего, готовясь к интервенции в Ирак, также блокировал попытки ливийцев привести свою внешнеполитическую позицию в соответствие с соглашениями о нераспространении ядерных вооружений, прикрываясь официальной отговоркой о необходимости сначала разрешить ситуацию вокруг Локерби. Кроме того, он находил вдвойне более трудным вознаградить ливийскую мирную инициативу, так как поведение Триполи не вписывалось в заданную Вашингтоном модель «государства-изгоя». Помимо высказываний в поддержку самых жестких мер в отношении террористов аль-Каддафи инициировал в январе 2002 г. создание вебсайта, на котором сулил награду в 1 млн. долл. за сведения о ряде лиц, связанных с фундаменталистским подпольем (таким образом не только заигрывая с Западом, но и решая задачи по устранению политических оппонентов).
В 2002-2003 гг. договоренность с СНЛАД, числившейся с 1979 г. в американском списке стран - спонсоров терроризма, подорвала бы довод Дж. Буша о войне как необходимом и достаточном условии устранения пресловутого ОМП Ирака. Чрезмерно акцентируя внимание на глобальной опасности атомных арсеналов, Белый дом, по всей видимости, упустил шанс разоружить Ливию гораздо раньше и тем самым, возможно, подготовить почву для мирного исхода иракского кризиса. Как до, так и после оккупации Ирака госдепартамент устами своего пресс-секретаря Дж. Болтона неустанно «бичевал Ливию обвинениями, которые впоследствии лишь доказали свою беспочвенность» (035, с. 395). Аль-Каддафи отвечал на это тем, что в сентябре 2002 г. в обращении по поводу 33-летия приведшей его к власти революции безапелляционно заявил, что Ливия - более не «государство-изгой». Он также предостерегал США и Великобританию от вооруженного вмешательства в дела Ирака, но в целом наблюдатели отмечали, что его выступле-
ние в отличие от всех предыдущих, где речь шла почти исключительно о проблемах Ливии и Среднего Востока, фокусировалось на диалоге с Западом. Не случайно тогда же завязываются прямые переговоры между аль-Каддафи и Т. Блэром, касающиеся уже не только и не столько ОМП, сколько актуального для африканской политики Великобритании вопроса поддержки Триполи правительства Р. Мугабе в Зимбабве.
Вместе с тем «переговоры, приведшие к отказу Ливии от неконвенционального оружия, да и выступление президента Буша от 19 декабря 2003 г. подтвердили, что политический курс США все еще заключался в улучшении положения с правами человека и увеличении демократии в Ливии, но не в смене режима» (035, с. 401).
Озадаченная последующей неудачей в поисках ОМП на территории оккупированного Ирака, администрация Буша силилась найти оправдание своей стратегии упреждающего удара. Поэтому президент и другие глашатаи республиканцев поторопились изобразить меры, принятые Триполи в декабре 2003 г., как прямой результат американского вторжения в Ирак и лишь неохотно прекратили свои голословные притязания, столкнувшись, в том числе, с заявлениями участвовавших в переговорном процессе дипломатов и политиков о полном отсутствии связи между двумя этими событиями.
Предпосылкой эффективности стратегии упреждающего удара является точная разведывательная информация о намерениях и возможностях противника. Провал попыток найти иракское ОМП, бывшее главным предлогом к развязыванию военных действий, высветил просчеты американских спецслужб. В Ливии основной угрозой, по мнению всех глав США, начиная с Р. Рейгана, было химическое оружие, что также оказалось заблуждением. Оборотной стороной экономических санкций, наложенных Вашингтоном, для обеих арабских стран стало то, что «они попросту захлопнули уже закрытые общества, предельно затруднив для разведки США мониторинг внутренних процессов» (035, с. 402).
Долгожданный дипломатический разворот Джамахирии следовало бы рассматривать как победу не стратегии превентивных ударов, а традиционных методов противодействия распространению ядерного оружия, что «создает разительный контраст болезненным последствиям применения вооруженной силы и методики смены режима в Ираке» (035, с. 402), - завершает Р.Б. Сент-Джон.
Узел проблем, связанных с ОМП в Ливии, заслуживает сравнения с аналогичным комплексом вопросов применительно к другому нефтегазовому гиганту арабского мира - Королевству Саудовская Аравия, которому и посвящен анализ Г. Бахгата (036). Исследователь задается вопросом, почему вопрос распространения атомного оружия применительно к Эр-Рияду ставится куда реже, нежели, например, в случае с Ираком (хотя его ядерная инфраструктура была уничтожена Израилем еще в 1981 г. и окончательно погребена войной в Персидском заливе и санкциями) и Ираном, планы которого подвергаются плотному мониторингу со стороны МАГАТЭ.
Вопрос о стремлении Саудовской Аравии приобрести ядерный арсенал, по сути, даже не ставился аналитиками, большинство которых с ходу соглашаются, что таких планов королевство не строит. Это внешне подтверждается тем, что саудовские официальные лица неоднократно выражали обеспокоенность расползанием атомных технологий и строго осуждали их использование в военных целях, выступая за превращение Ближнего и Среднего Востока в безъядерную зону. Однако сходная риторика исходила и исходит от большинства арабских государств и того же Ирана, и, невзирая на тот факт, что о существовании ядерной программы Эр-Рияда нет никаких данных, ряд экспертов полагают, что у него, как важного игрока во взрывоопасном регионе, есть как стратегические мотивы, так и финансовые возможности осуществления таковой. Саудовская Аравия богата и уязвима перед лицом могущественных соседей и вполне может задумываться над тем, чтобы предотвратить вероятную агрессию на ранних этапах и иметь возможность возмездия.
«Многие аналитики бились над тем, чтобы объяснить, почему те или иные нации предпочитают обзавестись атомным оружием, но столь же важно исследовать причины того, почему некоторые этого делать не хотят. Прежде всего, легче объяснить, почему что-либо произошло, нежели то, почему это не случилось» (036, с. 422). Истоки сдержанного курса Саудовской Аравии могут находиться в самом характере ее окружения и взаимоотношений с ведущими мировыми державами.
Существенно, что позиция Саудовского королевства относительно главных соглашений по нераспространению ядерного воо-
ружения неоднозначна. С одной стороны, оно подписало Конвенцию по химическому оружию в 1993 г., Конвенцию по биологическому и токсикологическому оружию в 1972 г. и Договор о нераспространении ядерного оружия в 1968 г. (единственным государством региона, отказывающимся присоединиться к последнему, остается Израиль). С другой стороны, Эр-Рияд не стал присоединяться к Всеобщему запрету на ядерные испытания, под которым подписались (не ратифицировав его до сих пор) Египет, Израиль и Иран. В 2005 г. он подписал Протокол о малых количествах, позволяющий государствам, угроза от которых невелика, «отклонять наиболее интенсивные режимы международной инспекции в обмен на декларацию своих ядерных технологий» (036, с. 423) и допускающий обладание ограниченным запасом урана и плутония природного или лабораторного происхождения. Однако высокопоставленные чиновники от МАГАТЭ расценивают Протокол как устаревший, так как он содержит лазейки, которые могут потенциально способствовать распространению атомных технологий.
Слухи о ядерных амбициях двора в Эр-Рияде оживились в 1994 г., когда Мухаммад аль-Хилави, сотрудник представительства Саудовской Аравии при ООН, оставил своей пост и запросил политического убежища в США, дав несколько интервью, в которых обвинил свою страну в вынашивании замыслов приобретения атомной бомбы. По его информации, вслед за арабо-израильской войной 1973 г. под началом министра обороны принца Султана ибн Абд аль-Азиза стала действовать программа вооружения, базировавшаяся на атомно-исследовательском центре Аль-Хардж при военном комплексе в пустыне Ас-Сулайиль. В 80-е годы саудовский двор активно содействовал ядерной программе Ирака, как финансово (по оценкам, около 5 млрд. долл.), так и технологически (поставка алгоритмов ускоренного обогащения урана), в обмен на часть произведенных радиоактивных веществ. Сведения аль-Хилави так и не получили подтверждения.
Более серьезные основания для подозрений предоставляют тесные контакты королевства с Пакистаном, с которым оно длительное время разделяло как интересы, так и некоторые черты социально-политического строя. Обе страны в 80-е годы сотрудничали с США в противоборстве с СССР в Афганистане, а в 90-е покровительствовали движению «Талибан». Эта стратегическая коо-
перация в дальнейшем укреплялась интенсивными взаимоотношениями в военной сфере. Согласно многим сообщениям, пакистанские подразделения по различным поводам участвовали в защите Саудовской Аравии, которая в ответ оказывала финансовое содействие ядерным разработкам Исламабада. Версия о саудовско-пакистанском сотрудничестве в атомной области получила еще одно веское доказательство в 1999 г., когда принц Султан вскоре после проведения Пакистаном ядерных испытаний посетил завод по обогащению урана и предприятия по производству баллистических ракет. Еще большие подозрения вызвали невыясненные отношения «отца пакистанской ядерной бомбы» доктора Абдалкадир-хана с саудовскими специалистами.
Известно, что в 1988 г. Саудовское королевство закупило 36 баллистических ракет среднего радиуса действия СС-36 китайского производства, теоретически покрывавших всю территорию Ближнего и Среднего Востока. Сделка была заключена в разгар ирано-иракской войны и предположительно преследовала цель предотвратить «случайные» ракетные удары с обеих сторон и противопоставить свои возможности уже существовавшему потенциалу Ирана, а также продемонстрировать независимость от США, приобретя вооружение в КНР (Конгресс отказался дать согласие на продажу американского оружия, которое могло быть использовано против Израиля). СС-2 были изначально разработаны, чтобы нести ядерные боеголовки, хотя и Эр-Рияд, и Пекин настаивали, что они прошли необходимую модификацию.
Последний по времени взлет интереса к ядерным планам Саудовской Аравии произошел после начала войны в Ираке (2003 г.), когда в британской и американской прессе появились сообщения о том, что в ответ на потрясения в регионе королевство собирается развернуть широкомасштабную программу перевооружения, в которую входит и намерение завладеть атомным оружием. За два месяца до вторжения в долину Тигра и Евфрата Дж. Буш якобы поделился с Т. Блэром мыслями о необходимости шире поставить вопрос о прекращении распространения неконвенциональных видов вооружения и упомянул в числе наиболее проблемных стран Саудовскую Аравию. Примечательно, что это сообщение не было опровергнуто ни Великобританией, ни США.
Таким образом, хотя с середины 80-х годов политический курс саудовской монархии давал определенные основания для подозрения, соображения о возможности ядерного перевооружения королевства никоим образом не привели к его изоляции и не поставили под сомнение отношений страны с США и Западом в целом.
По мнению Г. Бахгата, для правильного понимания задач обеспечения безопасности Саудовской Аравии следует учитывать ряд факторов географического и исторического характера. Речь идет об обширнейшем государстве Ближневосточного региона, которое в то же время значительно уступает по числу жителей Ираку и Ирану, но обладает 25% разведанных запасов нефти в мире, с огромным отрывом доминируя на глобальном рынке энергоносителей. Это превращает его в лакомый кусок для значительно более населенных и экономически менее благополучных соперников.
В роли главного внешнеполитического противника королевства с момента его возникновения в 1932 г. выступала Великобритания, обеспокоенная стремлением молодой монархии к расширению за счет маленьких шейхств Персидского залива. Взаимное недоверие привело даже к кратковременному вооруженному противостоянию саудовских и британских сил в оазисе Бурайми (начало 50-х годов), откуда последние, действуя от имени Абу-Даби и Омана, в конечном итоге изгнали войска Ибн Сауда. Во время холодной войны советское проникновение на Ближний и Средний Восток в союзе с арабскими националистическими лидерами и успехи коммунистических партий по региону воспринимались Саудовской Аравией и прочими прозападными правительствами как первоочередная угроза. Хотя волна панарабизма схлынула в начале 70-х годов, а распад СССР нанес ощутимый удар левым режимам по всему миру, саудовские стратеги все еще чувствуют необходимость нейтрализовать опасности, исходящие от реальных или потенциальных соперников, главным образом, Израиля, Ирана, Ирака и Йемена.
Война в Персидском заливе 1991 г. и последовавшее десятилетие санкций существенно ослабили Ирак, а интервенция 2003 г. полностью ликвидировала его армию, так что военно-политическая ситуация радикально изменилась. Ранее использовавшаяся Эр-Риядом стратегия игры на противоречиях между Ираном и Ираком
потеряла свою актуальность, а новая еще не сформировалась. В этом контексте при анализе политики Саудовской Аравии в сфере безопасности необходимо учитывать четыре сценария.
1. Если саудовский двор решится поставить на вооружение ядерную бомбу, он, скорее всего, «купит» ее, а не займется самостоятельно разработкой соответствующих технологий, так как, в отличие от, например, КНДР, располагает достаточными для этого средствами; кроме того, покупка атомного оружия спасет королевство от превентивных ударов по его территории. В качестве наиболее вероятного продавца выступает Пакистан с его «исламской бомбой», но Г. Бахгат отвергает эту возможность. «Не существует "христианских" или "иудейских" бомб. Пакистан создал бомбу как противовес своему заклятому врагу, Индии, и вряд ли "продаст" ее какой-либо третьей стране. Попросту говоря, с самого начала ядерной эры в 1945 г. опыт показывает, что ядерное оружие производится не на продажу» (036, с. 441-442).
2. В качестве потенциальной модели поведения для саудов-цев упоминался подход Израиля, решившегося, несмотря на теснейшие узы с США, на разработку собственного атомного вооружения. Однако по мысли Г. Бахгата, израильский пример во многом фундаментально отличается от положения Саудовской Аравии, хотя бы наличием постоянной угрозы самому существованию еврейского государства, что все же неактуально для аравийской монархии.
3. Мысли о приобретении неконвенциональных средств поражения могли быть подсказаны саудовской элите фактом принципиальной несостоятельности королевской армии при гипотетическом конфликте с Ираком и Ираном. Сторонники такого объяснения переоценивают военную мощь Багдада и Тегерана и недооценивают потенциал Эр-Рияда. Если Иран и продвинулся по пути модернизации и укрепления своих ВС при содействии некоторых государств (РФ, КНР, КНДР и др.), то, по мнению экспертов, количественное превосходство иранских войск обесценивается огромным отставанием в техническом оснащении по сравнению, например, со странами ССАГПЗ. Ирак же еще не скоро создаст новую боеспособную армию, причем ее главной задачей станет борьба с повстанцами, а не вторжение на соседние территории; к тому же у Багдада более нет авиации.
4. «Обязательства США по защите Саудовской Аравии от внешних угроз надежны и вряд ли окажутся в обозримом будущем под вопросом. Неофициальный американо-саудовский альянс построен на общих интересах, а не на разделяемых ценностях. Саудовская нефть играет решающую роль в процветании американской и мировой экономики, и именно нефть по всем прогнозам останется главным источником энергии на ближайшие несколько десятилетий» (036, с. 443).
Можно, таким образом, считать, полагает Бахгат, что, невзирая на растущую с начала нынешнего десятилетия неуверенность в исходе ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, Саудовская Аравия не создает опасности распространения ядерного оружия.
Т.К. Кораев
