2004.02.002. КИБРИК А.Е. КОНСТАНТЫ И ПЕРЕМЕННЫЕ В ЯЗЫКЕ.
- СПб.: Алетейя, 2003.. - 719 с. - Библиогр.: с. 681-695.
Книга представляет собой собрание работ, ранее опубликованных автором в различных изданиях, с добавлениями, исправлениями и изменениями.
Книга состоит из шести частей. Первая часть "Лингвистическое знание" посвящена наиболее общим вопросы лингвистического знания, в том числе проблеме истинности и долговечности лингвистических знаний, проблеме мирной смены научных парадигм, значению формального моделирования и когнитивного подхода для лингвистики, методология лингвистики. Она включает две главы. В главе 1 "Специфика лингвистического знания" обсуждаются вопросы соотношения документальных (эмпирических) и теоретических знаний. Как показывается на конкретных примерах, "жизненный цикл даже лучших образцов теоретической лингвистики неизмеримо короче жизненного цикла образцов лингвистики документальной. Более того, исторический парадокс состоит в том, что зачастую сам факт смерти некоего языкового явления дает бессмертие тому лингвистическому произведению, в котором это явление документировано" (с. 37). Одним таким примером является парадигма Смысл
— Текстлингвистики, которая, по мнению автора, давно пережила свой золотой век. Стремление к совершенным дефинициям в данной модели оказалось делом бесперспективным, поскольку языковые явления не поддаются адекватному теоретико-множественному моделированию и не задаются минимальным набором необходимых и достаточных свойств, а плавно "перетекают" друг в друга, различаясь лишь в прототипических точках, поэтому погоня за "точностью" приводит к искажению языкового объекта до полной неузнаваемости.
Глава 2 "Методология лингвистики" дает обзор места в лингвистических исследованиях различных методов, которые не представляют собой единого набора принципов и способов исследования, образуют скорее некоторое меню взаимно дополняемых и/или взаимно исключаемых методов, используемых в различных комбинациях в частных лингвисти-ках и в конкретных лингвистических исследованиях. Дается характеристика индукции и дедукции (наиболее продуктивно, по мнению автора, цикличное применение дедуктивного и индуктивного методов с последовательным уточнением представления об изучаемом объекте), эвристических (метод пассивного наблюдения, или регистрационный метод, активный, или экспериментальный, метод, интроспективный и инструментальные методы) и описатель-
ных (таксономический, метод исчисления, динамический, метод реконструкции) методов, методов верификации, аргументации и доказательства, а также методологии смежных наук.
Вторая часть "Современная лингвистика в исторической перспективе", включающая четыре главы, содержит очерки отдельных периодов истории лингвистической науки, а также характеристику ее современного состояния. Глава 3 "Сепир и современное языкознание" посвящена одному из крупнейших лингвистов XX в. — Эдуарду Сепиру, представителю традиционного "интегрального" взгляда на язык. В работе обращается внимание на общие проблемы языка в трудах Сепира, а также на его исследования по фонологии, морфосинтаксису и семантике, американистике и культурологии.
В главе 4 "Из истории советского языкознания 50-70-х годов" прослеживается развитие лингвистических идей И.А.Мельчука, оказавшего огромное влияние на отечественную лингвистику 60-70-х годов. С ним связан период ломки традиционных взглядов на язык и задачи лингвистики, интеграции русской лингвистики с мировой наукой, освоения и развития структурного метода, объединения теоретической и прикладной лингвистики в рамках решения задач моделирования языковой деятельности.
Глава 5 посвящена истории отделения структурной/теоретической и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ, ее роли в формировании отечественных лингвистических кадров.
Глава 6 "Современная лингвистика: Откуда и куда?" содержит попытку обобщить основные достижения лингвистики XX в. и определить возможные пути ее дальнейшего развития, обращая внимание на такие аспекты, как роль объяснения в лингвистике, понятие многомерное языка, междисциплинарные связи и др. К числу высказанных автором прогнозов относятся возникновение новой научной парадигмы недискретной лингвистики со своей методологией и формализмами, тенденция к интеграции, обобщению представлений о языке с локальных точек зрения, превращение связей с некоторыми из смежных наук (в первую очередь математикой и психологией) из однонаправленных (импорт понятий, методов, способа мышления) в обратимые, а также дальнейшее расширение эмпирической базы.
Третья часть "Теория элементарного предложения" включающая три главы, посвящена структуре элементарного предложения. В главе 7 дается определение понятию синтаксических отношений ("структурно-
оформленные типовые синтаксические отношения между составляющими предложения, прежде всего между предикатом и именными группами"), характеризуются способы кодирования синтаксических отношений, их синтаксические функции, обсуждается проблема неуниверсальности синтаксических отношении. В ней предлагается авторский взгляд на эту проблему. Глава 8 посвящена подлежащему, которое "устойчиво коррелирует с некоторыми значениями, относящимися к различным когнитивным сферам": служит для грамматического оформления одного из участников описываемой предложением ситуации; часто сообщает известную информацию (данное), в то время как прямое дополнение — новую, сопряжено с именами, обозначающими одушевленных участников, особенно людей, а среди них - с именами участников речевого акта и др. Глава 9 "Типы базисных конструкций предложения" описывает особенности эргативной, аккузативной и активной конструкций предложения. На примерах конкретных языков автор показывает, понятие "эргативный строй", предполагающее принципиальное синтаксическое подобие всех языков с эргативной конструкцией, не выдержало эмпирически проверки данными естественных языков. Аналогичная мысль высказывается и по отношению к аккузативным языкамВ главе 10 ("Реляционная структура элементарного предложения") предлагается модель исчисления синтаксических типов языков в отношении структуры элементарного предложения, среди которых выделяются в зависимости от количества и состава измерений, которые грамматически выражаются в кодировании именных групп, безосевые, одноосе-вые (ролевые, коммуникативно-ориентированные и дейктически-ориентированные) и многоосевые (среди них наиболее правдоподобны коммуникативно-ролевые и дейктически-коммуникативно-ролевые) типы.
Четвертая часть ("Типология и теория языка") объединяет три главы. В главе 11 ("Родственные языки как объект типологии") обосновывается правомерность типологического изучения родственных языков. Необходимость такого обосновения обусловлена преобладанием в современной типологии позиции "выборочного" подхода (sample approach), опирающегося на равномерную выборку из языков различных языковых семей.
Глава 12 ("Именное словоизменение в дагестанских языках с типологическими параллелями") реализует данный метод в типологии на материале морфологических явлений 26 языков дагестанской языковой группы, собранном в основном непосредственно в ходе полевой работы.
В главе 13 ("Типологические обобщения и грамматическая теория (на материале "аномалий" личного спряжения") рассматриваются данные пяти языков из различных ареалов - даргинского, сванского, йимас, юкагирского и алюторского, причем внимание акцентируется на необычных с точки зрения традиционной лингвистической теории фактах полипер-сонного глагольного спряжения. Причина таких аномалий, по мнению автора, не в самих фактах, а в ложной семиотической презумпции (так называемый принцип "прямой вычислимости" категориальных значений по выражающей их форме) и в ложной идее универсальности алгоритмического вывода и прескриптивной формы лингвистических правил.
Пятая часть ("Теория языка и языки") содержит семь глав, иллюстрирующих связь теории языка и описательного языкознания. Глава 14 ("Внешний посессор в русском языке") описывает специфическое синтаксическое явление, представленное русскими конструкциями типа Он поцеловал [у нее/ей] [руку]. (Из: ее руку) или Он поцеловал [ее] [в губы]. (Из: ее губы) Глава 15 ("Связанные употребления лексемы САМ. (Системно-когнитивный подход)") раскрывает специфику дискурсивной лексемы, не имеющей денотативного содержания, а представляющей собой своеобразный оператор коррекции ожиданий адресата. Совокупность значений этой лексемы (самостоятельной или в составе сложного слова) мотивируется ее основной функцией. Глава 16 ("К проблеме ядерных актантов и их "неканонического кодирования": Свидетельства арчинского языка") обращается к материалу арчинского языка, где, как и в других дагестанских языках, имеется так называемая аффективная конструкция при экспериенциальных (аффективных) глаголах. Как показывает автор, она не сводима к стандартной эргативной конструкции, ассоциируемой с максимумом переходности, и представляет собой одну из реализаций независимой экспериенциальной шкалы переходности.
В главе 17 ("Опыт морфологической реконструкции когнитивной структуры. (На материале сферы личного дейксиса в алюторском языке)") выявляется когнитивная мотивация внешней морфологической формы. Автор приходит к выводу о том, что "анализ 8/Л-показателей, их кажущийся причудливым инвентарь и частичное совмещение при разных наклонениях, не являются случайными: за этим инвентарем стоит то когнитивное пространство, в котором находятся сферы лица и наклонения, и относительная близость точек в этом пространстве кодируется идентичными показателями, а удаленные точки требуют различных показателей" (с. 376). Глава 18 ("Ба-
зисный синтаксис алюторского языка") содержит очерк синтаксиса языка, причисляемого автором к "экзотическим".
Глава 19 ("Стратегии согласования в цахурском языке") посвящена особенностям схемы согласования в цахурском языке. Описание строится по схеме "от ядра к периферии", когда грамматические компоненты языка иерархически упорядочены таким образом, что к ядру языка относится ограниченный круг не сводимых друг к другу элементов, которые составляют его исходный каркас. Наряду с ядром в языке имеется большое количество элементов, являющихся модификациями (часто многоэтапными) ядерных элементов. Эти элементы образуют периферию, реальную ткань языка. По мнению автора, иерархический способ описания более экономичен, адекватен и нагляден, чем "плоское" описание. Аналогичный принцип описания применяется и в главе 20 ("Стратегии согласования в багвалинском языке").
Шестая часть ("Материалы к типологии эргативности") содержит построенные по единой схеме очерки об основных синтаксических параметрах 20 дагестанских языков, относящихся к языкам эргативного типа. Эти очерки объединяются в пять глав. В главе 21 описываются диалекты основных письменных языков Дагестана: анцухский диалект аварского языка, лакский язык (говор с. Хосрех), чирагский диалект даргинского языка, лезгинский язык (говор с. Хлют). В главу 22 объединены очерки центральных лезгинских языков - табасаранского, агульского и рутульского, в главу 23 -периферийных лезгинских языков - арчинского, хиналугского, будухского, крызского; глава 24 посвящена цезским языкам - бежтинскому, гунзибскому, цезскому, гинухскому и хваршинскому, глава 25 - андийским, в том числе чамалинскому, тиндинскому и ахвахскому.
Схема описания с некоторыми вариациями в отдельных очерках предполагает анализ следующих явлений: падежная маркировка, согласование (в синтетических и аналитических формах, а также в приглагольных аргументах), рефлексивизация (актантная и посессивная), построение сентенциальных актантов ("должно", "мочь", "начинать", "кончать/переставать", "хотеть", "бояться"), сочинение предложений (с различением пре и постпозиции одноместного предиката), кореферентность в деепричастных оборотах, релятивизация, каузативизация, антипассив.
К книге приложены указатель языков и языковых групп, указатель имен, а также указатель терминов и понятий.
М.Е.Алексеев