CC BY
88
Живая история Церкви
в ЭПОХУ ГОНЕНИЙ
Рец.: Пономаренко Д., диак. Епископ Стефан (Никитин): Жизнеописание, документы, воспоминания. М.: Изд-во ПСТГУ, 2010. 960 с. (Материалы по новейшей истории Русской Православной Церкви / Редкол.: прот. Владимир Воробьев (гл. ред. ) и др.)
Ощущение живой истории Русской Православной Церкви ХХ в. не оставляет читателя на всем протяжении объемного повествования, посвященного епископу Стефану (Никитину). Многочисленные воспоминания и документальные свидетельства позволяют увидеть владыку в различные исторические периоды, в сложных ситуациях, среди разных людей. Автор исследования — диакон Димитрий Пономаренко — настолько погрузился в изучаемый материал, что порой возникает впечатление его личного присутствия и участия в событиях — так подробно, с огромной теплотой и любовью к епископу Стефану они описаны.
Богатейшая источниковая база, в которую немалую лепту внес сам автор, обширная историография, использованная и представленная в книге, позволяют воссоздать достоверную картину российской действительности 1920— 1960-х гг.
В арсенале анализируемых неопубликованных источников имеются документы как из фондов государственных и ведомственных архивов, так и из частных собраний, многие из этих документов впервые вводятся в научный оборот. Их состав и содержание многообразны. Среди исследуемых документов — государственные акты: указы, постановления, инструкции и пр.; следственные дела, отчеты, служебные записки из архивов ФСБ; церковные документы: указы, постановления, циркуляры, определения Священного Синода, уставные документы, проповеди, слова, обращения епархиальных архиереев и др.; документы личного происхождения: дневниковые записи, заметки, обширная переписка, воспоминания и др.
Профильные документы из фонда 6991 (ГА РФ) содержат информационные отчеты и обзоры уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Таджикской и Узбекской ССР (послевоенные 1940-е и 1950-е гг.); по Днепропетровской, Минской, Московской и Калужской областям (1950-е — нач. 1960-х гг.), а также переписку с уполномоченными об их деятельности в указанный период. Среди документов этого фонда, помимо перечисленных, научный интерес представляют личное дело Стефана (Никити-
на), епископа Можайского, председателя Хозяйственного управления Московской Патриархии, из делопроизводства Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР и письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской Православной Церкви по вопросам деятельности Московской Патриархии.
Особое место в круге изучаемых источников занимают следственные дела. Дело из Центрального архива ФСБ РФ (Р-41650) по обвинению священников Бориса Холчева, Сергия Смирнова, С. А. Никитина и др. 1931 г. проливает свет не только на судьбу арестованных и проходящих по делу, но и свидетельствует о тяжких испытаниях в жизни других «мечёвцев» — священников и прихожан храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Материалы данного следственного дела включают протоколы обыска и допросов обвиняемых, анкеты для арестованных и задержанных, заключения по следственному делу, выписки из протокола заседания коллегии ОГПУ и др.
В конце октября 1929 г. было арестовано несколько клириков и прихожан храма на Маросейке: священники Сергий Мечёв и Константин Ровинский, иеромонах Савва (Чиркин), О. А. Остолопова, будущий протоиерей Василий Евдокимов, несколько алтарников. Священник Сергий Мечёв и иеромонах Савва (Чиркин) были приговорены к высылке на Север сроком на три года. Практически вся основная работа в храме легла на плечи оставшегося в храме священника Бориса Холчева и церковного старосты С. А. Никитина. Через год с небольшим, в феврале 1931 г., 17 человек из Кленниковского прихода были арестованы, среди них — священник Борис Холчев, протоиерей Сергий Смирнов, С. А. Никитин, Р. В. Ольдекоп, Н. А. Иофф, монах Лаврентий (И. М. Воробьев), А. А. Мечёва (родная сестра отца Сергия), монахиня Е. Н. Труханова, Н. С. Сахаров и др. Автору удалось показать фальсифицированный характер хода следствия, целью которого было обосновать существование при Маросейском храме «контрреволюционной организации», созданной еще священником Сергием Мечёвым и после высылки последнего в Северный край сгруппировавшейся вокруг священника Бориса Холчева и протоиерея Сергия Смирнова.
Дневниковые записи Е. С. Надеждиной и переписка епископа Стефана освещают многие эпизоды жизни владыки с конца 1920-х до начала 1960-х гг., позволяют понять его духовные искания и внутреннее, душевное состояние, прочувствовать тяжесть жизненных испытаний, выпавших на его долю, сложность взаимоотношений с разными людьми, бытовые неурядицы и неизменные любовь и теплоту не только по отношению к близким по духу или родству, но и ко всем, кто нуждался в его помощи и внимании как врача, священника и Человека. Среди его многочисленных корреспондентов были разные люди — священнослужители, в том числе и ныне прославленные Русской Православной Церковью в лике святых — новомученики и исповедники Российские; миряне, многие из которых претерпели жестокие гонения за веру во Христа; родные и близкие; его духовные чада и просто знакомые, которым посчастливилось встретить владыку в разные годы жизни.
Самый большой пласт переписки составляют письма епископа Стефана к племяннице и крестнице — Валерии Юльевне Стурцель и ее матери, родной
сестре владыки, его большой помощнице и близкому другу Елизавете Алексеевне Никитиной (в замужестве Стурцель). Эти письма, искренние, глубокие и чистосердечные, — настоящее сокровище! В них будущий владыка подробно и откровенно обсуждает различные вопросы своей жизни со второй половины 1940-х гг. до 1963 г. Речь в них идет и о суровых бытовых и климатических условиях, в которых приходится трудиться (особенно в Средней Азии), и о лже-братии и околоцерковных мирянах, сеющих вражду в Церкви, как главном зле в работе священника на приходе, и об аресте и суде в 1931 г. — конспиративным языком в двадцатую годовщину, и об одиночестве, самоуглублении и внутренней, духовной работе!
Духовные и нравственные проблемы в его письмах стоят особняком. При их обсуждении часто привлекается богословская, святоотеческая, историческая и художественная литература. Во всем блеске проявляется не только убедительная логика владыки, но и его широчайшая эрудиция, свои доводы он часто подкрепляет цитатами из произведений мировой и отечественной литературы. Нельзя не отметить и воспитательного значения этих писем. Особенно проникновенны его рассуждения о страсти и грехе, об истинной любви и христианском браке, о бережном отношении супругов друг к другу, о самовоспитании и недопустимости раздражения, об одиночестве и грехе уныния как духовном параличе. Об опасности одинокой жизни для молодой девушки в незнакомой обстановке, вдали от родных и близких на конкретных примерах говорится в письмах к З. П. Со-сновской. Все письма владыки пронизаны не только теплотой и любовью, но и терпением, смирением и вниманием к своим адресатам и корреспондентам. Часто в них содержатся медицинские советы опытного врача-практика, в том числе и об актуальном сегодня лечении с помощью гомеопатических и аллопатических средств. Иногда встречаются юмористические бытовые зарисовки с мягким сочувствием к описываемому лицу. Есть и меткие характеристики, портретные зарисовки окружающих, в том числе и представителей государственной власти (например, уполномоченных), и священнослужителей, и мирян.
Особое место в комплексе писем занимают письма и телеграммы епископа Стефана и других лиц (О. А. Остолоповой, А. А. Семененко, протоиерея Феодора Семененко и др.) к владыке Афанасию (Сахарову), который сыграл ведущую роль в его духовном становлении. Неизменная преданная любовь, почтение, забота о его здоровье и благополучии, благоговение перед святителем пронизывают эти письма.
Среди корреспондентов и адресатов владыки Стефана, помимо упомянутых, — священник Сергий Дурылин (самые ранние письма — с 1928 г.), Е. С. Надеждина, А. С. Богомолова, З. П. и Н. П. Сосновские, М. А. Жучкова, Л. В. Ка-леда, О. А. Остолопова, С. С. Бояринцев, священник Александр Куликов, Е. В. Апушкина и др.
Воспоминания разнообразны как по содержанию, так и по форме и способу изложения материала. Здесь представлены и традиционные рукописи, отражающие разные периоды жизни владыки, и устные архивы — звукозаписи, преимущественно на магнитной пленке, иногда в форме свободной беседы по широкому кругу обсуждаемых проблем, в том числе и о жизнедеятельности епи-
скопа Стефана, и «устная история» — целенаправленно созданные и собранные письменные и устные свидетельства (в основном аудиозаписи на современных носителях информации) по теме исследования.
Среди авторов воспоминаний — священнослужители; ровесники и младшие современники владыки: друзья, знакомые, родственники, духовные чада. Иногда это люди, единожды видевшие епископа Стефана, но запечатлевшие его образ в своем сердце на всю жизнь. Авторы воспоминаний в разное время и в разном возрасте знали или видели владыку, поэтому и восприятие ими его облика различно. Его племянник, внучатая племянница и дети знакомых священников, друзей (А. Н. Ушаков, Е. Г. Черняк, А. П. Соловьева, В. В. Надеждин и др.) вспоминают доброго, ласкового дядю или дедушку, который любил шутку, с юмором рассказывал комические случаи из своей врачебной практики, наизусть читал стихи и сказки русских поэтов, был очень терпелив и внимателен. В этих воспоминаниях много важных попутных сведений, бытовых подробностей, живо воссоздающих обстановку, особенности местности, атмосферу глазами ребенка, подростка, юноши. Многие из общавшихся с епископом Стефаном в юности впоследствии стали священниками.
Нельзя не отметить самобытность и неповторимость неопубликованных воспоминаний всех авторов, представленных в исследовании: архиепископов Василия (Златолинского) и Мелитона (Соловьева), протоиереев Валерия Бояринцева, Владимира Воробьева, Василия Евдокимова, Глеба Каледы, Валериана Кречетова, Александра Куликова, священника Александра Щелкачева, игуменьи Евгении (Волощук), монахини Георгии (Л. В. Каледа); профессоров В. Н. Щелкачева, А. Б. Ефимова; в разные годы общавшихся с владыкой — Е. А. Булгаковой, В. И. Гоманькова, Е. С. Донадзе, А. В. Леднева, Е. А. Лукьянова, И. С. Мечевой и др. Все воспоминания, как и книга в целом, иллюстрированы фотографиями упоминаемых лиц и фотокопиями документов или их фрагментов (листами из следственных дел, постановлениями, указами, распоряжениями государственных властей и т.п.) из государственных, ведомственных или частных архивов. Огромная заслуга в этом, как и в создании аудиозаписей «устной истории», принадлежит диакону Димитрию Пономаренко.
Автор книги собрал, изучил и представил максимальное количество источников по исследуемой теме и из массы документальных свидетельств отобрал те, которые помогли ему восстановить живой, полнокровный облик епископа Стефана, в котором, по выражению протоиерея Глеба Каледы, «было что-то от светящегося Серафима Саровского и, вероятно, Оптинских старцев. Он был исповедником Русской Православной Церкви в том смысле, который вкладывали в это слово христиане [еще первых веков]...[Ему довелось пройти] и тюрьмы, и лагеря, прошел он и путь священника катакомбной Церкви, жизнь которого всегда находится под покровом Божиим и всегда окружена опасностями от мира сего» (с. 667).
Автор — мастер портретной характеристики: настолько удачно, реалистично и достоверно, с передачей нюансов психологии и поведения, особенностей стилистики и манеры речи показаны как выдающиеся, так и скромные люди, встречавшиеся на жизненном пути владыки Стефана. Кажется, что мы сами
слышим и видим этих людей, большинство из которых давно покинули этот мир, но оставили свой незабываемый след в жизни многих живущих, их детей и внуков: это и последний Оптинский старец иеросхимонах Нектарий (Тихонов), и епископ Николай (Никольский), первый духовник владыки, и священ-номученики и священноисповедники: Сергий Мечев, духовный отец С. А. Никитина, Василий Надеждин, Владимир Амбарцумов, архиереи — митрополит Кирилл (Смирнов), Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Крутицкий Петр (Полянский), архиепископ Серафим (Самойлович), епископ Серафим (Звездинский), епископ Афанасий (Сахаров), духовный наставник владыки, с которым до последних дней его жизни он сохранил тесную духовную связь, и многие другие.
С рядом иерархов церкви и священников епископ Стефан был тесно связан по службе, и автор в своем исследовании уделяет им немалое внимание, подчас скрупулезно описывая некоторые сложные ситуации государственного, церковного, а иногда и бытового порядка в Средней Азии, Украине, Белоруссии, Москве, Калужской епархии, где служил владыка. Особенно подробно освещена личность и деятельность митрополита Гурия (Егорова), который на протяжении нескольких лет помогал в тяжелых личных, бытовых и служебных обстоятельствах владыке Стефану, служившему в вверенных ему епархиях. Непростые отношения сложились у него с епископом Ташкентским и Среднеазиатским Ермогеном (Голубевым), сменившим митрополита Гурия (Егорова), и автор выявляет и анализирует причины этого положения. Большую помощь и духовную поддержку оказывали друг другу священники, соприкасавшиеся, иногда ненадолго, по службе или знакомые при других обстоятельствах. Различные эпизоды, описанные в книге, показывают их тесные взаимосвязи. Священники Константин Всесвятский, Михаил Соловьев (позже — архиепископ Мелитон), Феодор Семененко, Николай Голубцов, Сергий Дурылин, протоиерей Сергий Орлов (в тайном постриге иеромонах Серафим), иеромонах Иоанн (Вендланд), архимандрит Борис (Холчев), архимандрит Серафим (Тяпочкин) и другие при любой возможности старались помочь и поддержать друг друга, а порой и говорили в глаза друг другу нелицеприятную правду.
Жизнеописание владыки Стефана, изложенное автором в книге последовательно и подробно, может быть кратко охвачено по вспомогательной таблице «Основные даты жизни епископа Стефана (Никитина)», в которой сжато изложены наиболее значимые факты биографии в привязке к датам.
Диакон Димитрий Пономаренко, опираясь на большое количество разнообразных источников и научную историографию, сумел убедительно показать в своем исследовании разработанный большевистскими властями механизм организации репрессий и провокаций с целью раскола Православной Церкви и ее уничтожения по частям, четко обозначив периоды активной антицерковной борьбы советского государства. Духовное формирование и становление будущего владыки Стефана приходится на эти трагические годы в истории страны и Церкви. Действия митрополита Сергия вызвали стойкое противодействие многих архиереев, священников и мирян. Возникшее движение «непоминающих», категорически отказывающихся выполнять распоряжения Заместителя Патри-
аршего Местоблюстителя, включало многих авторитетных иерархов Церкви и священников.
В числе «непоминающих» были и иерей Сергий Мечёв со своей многочисленной маросейской паствой, и друг С. А. Никитина священник Владимир Амбарцумов (с. 44). Автор книги подробно разбирает суть возникшего конфликта и ставит чрезвычайно важный и актуальный вопрос о границе компромисса, «на который может идти христианин в диалоге с власть имущими воинствующими безбожниками, если те пытаются вторгнуться в сферу сугубо внутренней церковной жизни. Или, другими словами, какой образ конкретных действий больше соответствует назначению Церкви и христианина на земле: путь политического расчета и лавирования или же честное, открытое исповедание Христовой истины даже перед лицом смертельной опасности. Думается, можно смело утверждать, что взгляд епископа Стефана на решение этой проблемы, как и весь образ его церковного поведения в последующие годы, был глубоко созвучен взглядам иерархов, открыто полемизировавших с митрополитом Сергием в 1920— 1930-е гг.» (с. 47).
С последним утверждением невозможно не согласиться. Весь путь владыки Стефана подтверждает это. В течение двух лет, почти до самого ареста, с 1928 по 1930 г. он был старостой храма святителя Николая Мирликийского на Маросейке, одним из основных помощников священника Бориса Холчева, назначенного на приход после ареста священника Сергия Мечева. Неудивительно, что и он оказался в группе арестованных священников и прихожан, обвиненных в контрреволюционной и антисоветской агитации среди верующих. Находясь в невыносимых условиях лагерного быта в Красновишерском лагере Пермской области, Сергей Алексеевич как врач высокой квалификации, назначенный сразу же на работу в приемный пункт лагеря, облегчал с риском для собственной жизни участь многих заключенных, среди которых были епископы и священники. Став заведующим лагерным медпунктом, он получил возможность по субботам и в праздники тайно собирать у себя православных единомышленников для молитвы. Там же священник Борис Холчев исповедовал и причащал близких. В связи с опасностью постоянных обысков врач С. А. Никитин носил Святые Дары на своей груди. Многие истории, произошедшие с Сергеем Алексеевичем в лагере, широко известны. Но от этого они не стали менее удивительными. Особенно потрясает рассказ, также переданный современниками в нескольких вариантах, но совпадающий по основному содержанию, о чудесной помощи блаженной Ма-тронушки, вымолившей С. А. Никитина, которому грозило увеличение лагерного срока в 1933 г., и их встрече, когда блаженная старица узнала его и предсказала, что он будет владыкой, но только в течение двух лет. С 1933 по 1950 г. владыка Стефан работал врачом-невропатологом в городах Карабаново, затем Струнино Александровского района Владимирской области, занимая должность заведующего неврологическим отделением городской больницы. В предоставленной ему двухкомнатной отдельной квартире продолжал тайное служение, принимал родных и близких ему людей. Весной 1941 г. некоторое время на квартире тайного священника Сергия Никитина жил протоиерей Сергий Мечёв, который, выйдя на свободу в 1937 г., находился на нелегальном положении. В июле 1941 г.
в Рыбинске священномученик Сергий Мечёв был арестован и заключен в тюрьму города Ярославля, а 6 января 1942 г. (по некоторым данным, 6 ноября 1941 г.) расстрелян.
Выход священника Сергия Никитина на открытое служение был сопряжен с определенными трудностями, т. к. государственные власти требовали регистрации всех священников. Отсутствие регистрации давало право властям принимать меры репрессивного характера. Большую помощь в выходе на открытое служение оказал будущему владыке Стефану епископ Гурий Ташкентский и Среднеазиатский, который укреплял Русскую Православную Церковь, собирая вокруг себя духовно зрелых и мужественных людей.
С 1950 по 1956 г. иерей, а с 1952 г. протоиерей, Сергий Никитин служил в Средней Азии, как правило, в невыносимых бытовых условиях, усугублявшихся социальным фактором — преобладанием мусульманского населения, малым численным составом православных мирян, недружелюбием местной власти, конфликтными ситуациями в церковной и околоцерковной среде, а также неподходящим по здоровью климатом, обострившим его хронические заболевания. За шесть лет он сменил несколько мест службы: с декабря 1950 г. по конец 1952 г. он служил настоятелем храмов в Таджикистане в городах Курган-Тюбе и Ленинабад; с 1953 по 1955 г. — в Узбекистане, в городах Самарканд и Ташкент, а также в поселке Луначарское Ташкентской области.
В связи с обострением болезни сердца протоиерею Сергию пришлось поменять место служения. Владыка Гурий способствовал переводу о. Сергия во вверенную ему Днепропетровскую епархию, где он служил старшим священником Свято-Тихвинского монастыря г. Днепропетровска с июня 1957 г. по 1959 г. и был духовником обители вплоть до насильственного закрытия монастыря по распоряжению властей. В воспоминаниях монахинь протоиерей Сергий предстает мудрым, духовно зрелым, опытным и внимательным духовником и руководителем. В январе 1959 г. он принял монашеский постриг, к которому фактически шел уже многие годы, ведя углубленную духовную жизнь и стойко исповедуя православную веру в любых, подчас угрожающих жизни условиях. В постриге принял имя в честь преподобного Стефана Махрищского. В апреле 1960 г. был рукоположен во епископа Можайского, викария Московской епархии и назначен на должность председателя хозяйственного управления Московской епархии, где проявились его большие административные и организаторские способности. Владыка Стефан в этот период времени трудился под началом одного из авторитетнейших иерархов Русской Православной Церкви — митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича), и вместе с ним, рука об руку, они мужественно встретили надвигавшуюся волну хрущевских гонений и противодействовали, как могли, давлению властей.
Постоянное напряжение в работе, давление властей, необходимость дипломатичного поведения при новом церковном начальстве — все это привело в конце концов к тяжелейшему инсульту, вследствие которого епископ Стефан был на волосок от смерти. В апреле 1962 г. владыка был уволен на покой. Однако, когда епископ немного оправился от болезни, он был назначен исполняющим обязанности архиерея Калужского и Боровского и переехал из Москвы в Калугу.
И здесь тяжело больной владыка успел сделать очень многое для Русской Православной Церкви: «В годы, когда по всей стране закрывались церкви, — это была эпоха хрущевского гонения, — владыка Стефан сумел открыть два новых храма в пределах Калужской епархии, и в конце года он был несколько озадачен, как написать об этом в отчете, ведь отчет попадет в Совет по делам Русской Православной Церкви, и у уполномоченного, с которым им вместе удалось эти храмы открыть, могут быть неприятности... Хрущевское гонение, закрытие храмов владыка Стефан переживал очень тяжело, несмотря на то, что он прошел через катакомбы, тюрьмы и лагеря. Его огорчала пассивность верующих, прежде всего архиереев, в защиту храмов, в защиту Православия», — вспоминал протоиерей Глеб Каледа (с. 674). Через год своего жертвенного, истового архиерейского служения владыка Стефан умер, и кончина его была поистине святой и блаженной.
В подробном изложении жизненного пути владыки превалирует нарратив-ность, повествовательность. Это позволило показать причинно-следственные связи, скрытые пружины и механизмы многих действий и явлений. Да и сами источники, особенно воспоминания, содержат значительный повествовательный элемент, хотя классифицировать их как нарративные (что делает автор книги) неверно. Можно упрекнуть автора в излишней детализации и скрупулезности, в избыточном (иногда на 1—2 страницы!) цитировании. Но в ряде случаев это совершенно оправданно, поскольку придает описанию жизненную достоверность, порождая эффект собственного присутствия.
Тщательная и трудоемкая работа была проведена автором по комментированию: иногда он детально выверяет цитаты, приводимые в письмах епископом Стефаном, выявляя неточности, порой дает ценные исторические справки по тем или иным фактам, упоминаемым в дневниках, письмах и воспоминаниях.
Не менее сложная и скрупулезная работа была проведена диаконом Димитрием Пономаренко и по составлению именного указателя. Описательные статьи указателя также насыщены подробными фактами историко-биографического характера, однако различия в степени свернутости информации, обилие повествовательного материала не позволили в полной мере осуществить унификацию структуры и элементов описания. Археографическая легенда, помещенная в начале книги, включает объяснение основных принципов издания, но раскрывает не все его аспекты. Есть неточности в классификации архивных источников: так, воспоминания как источники личного происхождения получают наименование нарративных источников; звукозаписи — звуковых источников и т. д.
Подчас автор не учитывает, что издание, предназначенное для широкого круга читателей, требует разъяснения и определения некоторых широко известных в научном сообществе понятий: например, в главе об обновленческом расколе следовало бы дать дефиницию этого понятия, а также объяснить, что такое григорианский раскол, о котором упоминается вскользь, и др.
Оформление архивных документов «устной истории» — непростая задача. Не каждое устное сообщение может учитываться как исторический источник, поэтому сноски типа «устное сообщение такого-то» без наличия правильно оформленного комплекта документов (звукозаписи, ее расшифровки в текстовом варианте с подписью автора сообщения) и ссылки на него не могут учиты-
ваться как серьезное и достоверное свидетельство. Есть и неправильно оформленные сноски на традиционные источники.
Обзор опубликованных источников во введении (с. 11) дан в обратном хронологическом порядке: сначала с 1994 по 1960 г., затем 1989 и 2002 гг. Если автор имел в виду выделение источников по значимости содержания, то этот принцип надо было бы разъяснить.
Перечень мелких замечаний естественен для такой большой по объему и сложной по структуре научной работы, но он нисколько не умаляет несомненных, бесспорных ее достоинств.
Диакон Димитрий Пономаренко написал глубокое, серьезное исследование, блестяще показав владение современной научной методологией, продемонстрировав строгую логику сравнительного анализа источников: в разделе, посвященном датировке хиротонии С. А. Никитина во иерея, все документальные свидетельства pro и contra четко выстроены, и выводы логически аргументированы (см.: с. 103—112). Монография написана самобытным литературным языком, в котором чувствуется неповторимая индивидуальность автора.
И в заключение несколько слов об отдельной главе книги — «Такое мягкое, любящее сердце...», о пастырском облике епископа Стефана (Никитина). Написанная с большой любовью к владыке, эта часть исследования действительно позволяет увидеть за мозаикой сохранившихся фактов, событий и документальных свидетельств неповторимый облик пастыря, любящего людей живой, действенной любовью, настоящего исповедника и подвижника Русской Православной Церкви, облик святого старца ХХ столетия. Нельзя не согласиться со словами протоиерея Валерия Бояринцева: «Все его поведение, облик, богослужение, духовничество, отношение к жизни, к церковной иерархии было отголоском святоотеческого православного миропонимания. Он является живым звеном в цепи, связывающей Церковь «уходящей Руси» с Церковью теперешней, в которой сейчас мы живем. И живем, я верю, во многом благодаря его святому предстательству за всех нас перед Богом» (с. 342).
Книга получила заслуженно высокое признание. Ее автор диакон Димитрий Пономаренко награжден Макариевской премией третьей степени за 2011 г. в номинации «История Русской Православной Церкви».
В. В. Олевская
От редакции и от автора книги
В краткой биографической статье именного аннотированного указателя книги «Епископ Стефан (Никитин): Жизнеописание, документы, воспоминания / Д. Пономаренко, диак. М.: Изд-во ПСТГУ 2010. на с. 863 допущена ошибка.
Напечатано: «Воскресенская (урожд. Бари) Лидия Александровна (1886— 1982), сестра Е. А. Нерцессовой, жена врача-терапевта Александра Дмитриевича Воскресенского. Была репрессирована, срок отбывала на строительстве канала Москва—Волга».
