CC BY
145
и четкой системы терминов, обозначающей основные антропоцентрические координаты функциональной представленности человека в языке, призвана конкретизировать довольно абстрактную и достаточно общую проблему ан-тропоцентричности в языке. Она должна привести к уточнению многих выводов, ставших научными аксиомами, а в ряде случаев — даже пересмотру имеющихся концепций и теорий. В своей совокупности это должно привести к созданию единой концепции репрезентации субъекта познания в языке во всей лингвистической науке в целом.
Список литературы
1. Верхотурова, Т. Л. Концептуализация наблюдателя в языкознании // Вестн. Новосиб. гос.
ун-та. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2006. Т. 4. Вып. 1. С. 14-22.
2. Лав, Н. Когниция и языковой миф // Studia Linguistica Cognitiva. Вып. 1. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. М. : Гнозис, 2006. С. 105-134.
3. Магировская, О. В. Репрезентация субъекта познания в языке. М. ; Тамбов : Издательский дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2008. 223 с.
4. Jackendoff, R. Semantics and Cognition. Cambridge, Massachusetts; London, England : The MIT Press, 1983. 283 p.
5. Langacker, R. W. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1: Theoretical Prerequisites. Stanford : Stanford University Press, 1987. 516 p.
6. Langacker, R. W. Concept, Image, and Symbol: The Cognitive Basis of Grammar. Berlin, New York : Mouton de Gruyter, 1991. 383 p.
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239). Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 37-40.
Л. А. Месеняшина
ЖАНРЫ РЕЧИ ИЛИ ЖАНРЫ КОММУНИКАЦИИ?
В статье делается попытка проанализировать проблему системных отношений между речевыми жанрами с учетом способов фиксации речи. Утверждается, что внимание к экстралингвистическим факторам приводит не только к выделению новых речевых жанров, но к новым принципам их классификации.
Ключевые слова: речевой жанр, речевое взаимодействие, жанровая система, диалог, текст.
Между лингвистами, изучающими речевые жанры (РЖ), сохраняются острейшие разногласия по вопросу о том, как относиться к наследию М. М. Бахтина, в полном ли объеме оно является «руководством к действию» при решении этой проблемы в современных условиях. Целью настоящей статьи является поиск ответа на этот вопрос с опорой на анализ наследия М. М. Бахтина. Рамки понятия «речевой жанр» в современной лингвистике весьма размыты. На первый взгляд, основной причиной такой размытости представляется непоследовательность по отношению к наследию М. М. Бахтина. Однако есть и другая причина: М. М. Бахтин и сам не всегда был последователен в отношении к этой категории. Так, в хрестоматийной работе «Проблема речевых жанров» автор недвусмысленно говорит об «устойчивых жанровых формах высказывания» [выделено автором.— Л. М.] [3. С. 270]. Но чуть ниже он говорит о «жанрах устного речевого общения», приводя в качестве
примеров «жанры салонных бесед», «жанры застольных бесед» и т. д. [3. С. 273], из чего столь же явно следует, что М. М. Бахтин не исключает и того, что жанрами можно считать и устойчивые формы речевого общения, т. е. возможны «диалогические жанры», состоящие из последовательности высказываний, принадлежащих разным речевым субъектам; причем каждое из этих высказываний в свою очередь выстроено в том или ином жанре и ограничено «сменой речевых субъектов» [3. С. 263]. Нельзя, вместе с тем, принять допущение о том, что данные «диалогические жанры» ученый относит к т. н. «вторичным речевым жанрам», поскольку, согласно именно М. М. Бахтину, вторичные жанры образуются на основе первичных, последние же, входя в состав вторичных, утрачивают «непосредственное отношение к реальной действительности и реальным чужим высказываниям» [3. С. 252], что никоим образом невозможно в реальном диалоге.
Таким образом, остается либо унаследовать от М. М. Бахтина эту непоследовательность, что мы наблюдаем в [1; 5-8; 12-17; 19] и др., либо стать «святее папы», т. е. проявить себя более последовательными «бахтинистами», чем сам М. М. Бахтин, и допустить, что под «жанрами устного речевого общения» и т. п. он имел в виду то, что в указанной выше работе В. Н. Воло-шинова названо «типами и формами речевого взаимодействия» [4], действительно характеризующимися определенными наборами и комбинациями тех или иных речевых жанров в строгом смысле этого слова — т. е. устойчивыми формами высказывания.
Последний подход представляется более продуктивным, поскольку позволяет удерживать проблему РЖ исключительно в лингвистических рамках. Согласно лингвистическому подходу к этой проблеме, под термином «диалогический жанр» должно понимать только сугубо вторичный, в терминологии М. М. Бахтина, тип РЖ: платоновский диалог, Галилеев диалог и т. д., т. е. такой тип РЖ, в котором автор (адресант) — единственное лицо, полностью отвечающее за данный текст, привлекает к созданию данного текста чужую речь, придавая ей форму, максимально приближенную к источнику. К числу вторичных речевых жанров относится и нарратив — изложение в собственном высказывании содержания чужой речи.
Однако по зрелом размышлении становится ясно, что такой подход рассчитан на оппозицию между непосредственным и опосредованным речевым взаимодействием (РВ) лишь применительно к совершенно определенному типу цивилизаций, а именно к такому, в котором возможна лишь одна альтернатива непосредственному РВ — письменная речь. Причем даже без учета тех особенностей опосредования, которые привносит с собой книгопечатание (многоти-ражность увеличивает не только количество, но и структуру адресатов текста, а это жанрово весьма релевантно [18] и безусловно ведет к возникновению новых по сравнению с существовавшими в допечатную эпоху РЖ).
Таким образом, противопоставление первичных РЖ вторичным как жанров непосредственного РВ жанрам опосредованного РВ строится, если так можно выразиться, исходя из условий бумажно-печатной цивилизации. На этих же материальных основаниях базируется самое, на наш взгляд удачное определение текста, данное В. Г Адмони: высказывание, предназначенное для неоднократного репродуцирования [1].
При таком понимании все РЖ автоматически разбиваются на два класса: текстовые и нетекстовые. В последний класс автоматически входят все первичные РЖ, потому что, как только высказывание, пусть даже принадлежавшее первоначально к первичному РЖ, используется неоднократно, оно автоматически утрачивает «непосредственное отношение к реальной действительности и реальным чужим высказываниям», переходит в состав вторичных, и следовательно, текстовых РЖ. При этом совершенно очевидно, что для такого «неоднократного репродуцирования» годится не любое высказывание, а лишь «потенциально текстовое», т. е. имеющее такие особенности, благодаря которым оно может употребляться и вне первичной конситуации и первичного контекста.
Появление же электронных средств фиксации речи создает реальные предпосылки для радикального изменения жанровой системы языка точно так же, как много веков назад появление письменности создало условия для формирования двух принципиально разных путей развития культуры и языка: один — на основе письменности, другой — путь бесписьменного развития языка и культуры [11]. Электронные средства фиксации речи дали возможность фиксировать реальные диалоги полностью, буквально. Эта возможность, в частности, породила интерактивные формы РВ: диалог в прямом эфире, ток-шоу, реалити-шоу и т. д. Мы видим в них именно попытку цивилизационного освоения новых материальных условий РВ. Телевидение и радио прямо называют эти формы жанрами, поскольку это действительно «типические формы высказывания», представляющие своего рода «реплику» в диалоге со зрителем (слушателем),
и, как правило, рассчитаны на ответные высказывания массовой аудитории, причем ответные реплики слушателей (зрителей) зачастую являются композиционно предусмотренным элементом жанра [10].
Действительно, это не просто новые типы РВ — это именно новые РЖ, потому что, несмотря на потенциально неограниченное количество участников диалога, у этих жанров есть и автор, ответственный, именно по М. М. Бахтину, за речь, как за поступок,— это ведущий. Однако в этом качестве он далеко не вполне совпадает с образом автора в традиционных вторичных жанрах печатной речи. У последнего есть возможность (и обязанность) отвечать если не за содержание, то за форму реплик, входящих в его текст. Ведущий же отвечает только за общую
оценочную рамку состоявшегося диалога и его относительную композиционную завершенность.
Появление электронных средств фиксации речи вынуждает пересмотреть и определение текста. В изменившихся условиях для «неоднократного репродуцирования» могут быть использованы высказывания, первоначально вовсе не предназначавшиеся для этого. Возможность или невозможность репродуцирования высказывания перестает зависеть от авторского замысла и начинает зависеть от технических возможностей любого из адресатов этого высказывания — и даже от тех, кто в состав адресатов этого высказывания по авторскому замыслу не входил и входить был не должен. В числе таких «текстов вопреки авторскому замыслу», в частности, могут оказаться любые записи диалогов. У таких диалогов нет никаких признаков текста — ни семантических (модально-оценочное единство), ни композиционных. Что же, неужели действительно новейшие условия РВ позволяют появиться текстам «никакого жанра», текстам вопреки всему? Но парадокс состоит в том, что в РВ высказываний «никакого жанра» не существует. Все, что становится репликой в диалоге (а наши «новейшие тексты» могут быть такими репликами и становятся ими), должно работать как высказывание определенного жанра. Напомним, что М. М. Бахтин говорил об активности адресата. В таких случаях адресат сам выбирает, к какому жанру он отнесет данный текст, и отвечает на него в соответствии с теми жанровыми особенностями, которые в нем обнаруживает — или приписывает ему,— как, в сущности, он поступает в любом типе РВ (кроме «институционального дискурса», в терминологии
В. И. Карасика, потому что только институциональный дискурс характеризуется относительно определенным набором жанров и последовательностью их [9], что избавляет адресата от необходимости «угадывать» жанр того или иного высказывания).
Итак, оказывается, что диалог — не жанр (а тип РВ) для его участников, но жанр для тех, кто его воспринимает в «изъятом из непосредственного РВ виде». Именно адресат, столкнувшись с речевым произведением не вполне устойчивой жанровой формы, стремится соотнести его с уже известной ему жанровой парадигмой, отнесшись к нему либо как к нарушению нормы, либо как к «потенциальному жанру». Последнее возможно при условии, что такое РВ не войдет в противоречие с существующей жанровой систе-
мой. В итоге мы получим т. н. «диалогические жанры», т. е. не просто вторичные РЖ, а именно РЖ «вторичной текстовости», текстовый характер которых и сама жанровая природа будут определяться активностью адресата, выступающего по отношению к данной последовательности высказываний уже в качестве автора, переосмысляющего эти последовательности высказываний, приписывая этой совокупности высказываний определенную авторскую интенцию.
На сегодняшний день многие ученые говорят о динамичности, неустойчивости жанровой системы (языка или общения), но важно указать, что уровень динамизма жанровой системы сильно колеблется — от весьма низкого в таких консервативных типах РВ, как непосредственное общение или институциональный дискурс,— до действительно высокого — в РВ, обусловленном непрерывным обновлением гаджетов, обеспечивающих появление все новых и новых форм РВ. В этих типах РВ новые жанры сменяются все более новыми, действительно просто не успевая сформироваться как устойчивые, и, по-видимому, перспектива здесь такова, что в этих сферах общения жанровые формы останутся лишь речевым, но не языковым феноменом.
Список литературы
1. Адмони, В. Г. Система форм речевого высказывания / РАН. Институт лингв. исследований. СПб. : Наука, 1994.
2. Арутюнова, Н. Д. Жанры общения // Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М. : Наука, 1992. С. 52-79.
3. Бахтин, М. М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М. : Искусство, 1986. С. 250-296.
4. Волошинов, В. Н. Марксизм и философия языка. М. : Лабиринт, 1993.
5. Данилов, С. Ю. Речевой жанр проработки в тоталитарной культуре : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001.
6. Дементьев, В. В. Разговор по душам // Антология речевых жанров. М. : Лабиринт, 2007. С. 231-245.
7. Дементьев, В. В. Флирт // Антология речевых жанров. М. : Лабиринт, 2007. С. 269-283
8. Дьякова, Л. Н. Жанр разговора по душам и русская авторская песня / Л. Н. Дьякова, И. А. Стернин // Жанры речи. Саратов, 2005. Вып. 4. С. 196-204.
9. Карасик, В. И. Структура институционального дискурса // Проблемы речевой коммуникации. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2000. С. 25-33.
10. Лазутина, Г. В. Жанры журналистского творчества: учеб. пособие для студентов вузов / Г. В. Лазутина, С. С. Распопова. М. : АспектПресс, 2011. 320 с.
11. Лотман, Ю. М. Семиосфера. Внутри мыслящих миров. СПб. : Искусство-СПб, 2000.
12. Панченко, Н. Н. Сплетни как жанр бытового общения // Жанры речи. Саратов, 2007. Вып. 5. С. 224-232.
13. Рытникова, Я. Т. Семейная беседа: Обоснование и риторическая трактовка жанра : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1996.
14. Седов, К. Ф. Разговор // Антология речевых жанров. М. : Лабиринт, 2007. С. 220-230.
15. Седов, К. Ф. Ссора // Антология речевых жанров. М. : Лабиринт, 2007. С. 259-268.
16. Фенина, В. В. Речевые жанры small talk и светская беседа в англо-американской и русской культурах : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2005.
17. Хисамова, Г. Г. Исследование диалога с позиции речевых жанров // Вестн. Челяб. гос. унта. Сер. Филология. Искусствоведение. Вып. 23. 2008. № 21 (122). С. 164-169.
18. Шмелева, Т. В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. Вып 1. С. 88-98.
19. Donninghaus, S. Sprechact und Kommunika-tionsgenre (Theoretische Aspekte der sprachlicher Interaktion) // Bottger K., Donninghaus S., Marzari R. (Hrsg.) Beitrage der Europaischen Slavistischen Linguistik (POLISLAV) 4. Mtinchen, 2001.
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239). Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 40-43.
С. Л. Мишланова
СЕМИОТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕРМИНОЛОГИЗАЦИИ
Статья посвящена методологии исследования процессов терминологизации. Показывается, что в процессе терминологизации у языковой единицы последовательно формируются отношения моно-семии, полисемии, омонимии, распада омонимии с утратой одного омонима. Лексико-семантическая вариантность и динамика семантических отношений в развитии языкового знака рассматриваются как условие его самосохранения и развития.
Ключевые слова: терминологизация, семантические отношения, медицинский дискурс, вербализация концептов.
Антропоцентрическая лингвистика характеризуется возможностью изучения развития языковых знаков в речемыслительной деятельности человека. Поскольку сама речевая деятельность, как правило, включена в какую-либо специальную (профессиональную, познавательную) деятельность, а языковой знак развивается в определенной профессиональной сфере (от стадии ее формирования до современного состояния), то приоритет в исследовании развития языкового знака принадлежит терминоведению, в особенности его современным концепциям, таким как когнитивное, или когнитивно-дискурсивное терминоведение.
Объектом когнитивного терминоведения является дискурс. Дискурс представляет собой вербально опосредованную деятельность в специальной сфере, в которой происходит развитие профессиональной языковой личности. Все изменения языкового знака в дискурсе обусловлены закономерностями деятельности и развития личности.
Предметом когнитивного терминоведения является терминологизация, т. е. развитие языкового знака в дискурсе.
Основной постулат когнитивного терминоведения заключается в том, что язык имеет прямое отношение к построению, организации и усовершенствованию информации и способов ее репрезентации в дискурсе. Дискурс представляет собой интегративный объект, позволяющий изучать язык в «широком экстралингвистическом контексте» [2]. В когнитивном аспекте дискурс предстает как вербально опосредованная деятельность в специальной сфере [1]. Каждая специальная/профессиональная сфера формируется иерархией усложняющихся видов деятельности
и, соответственно, сложной структурой частнонаучного знания. При этом операциональная ментальная единица, соотносимая со всеми типами знаний о каком-либо феномене, определяется в когнитивной лингвистике как концепт [1; 5; 12]. Поскольку знание представляет собой
