Записки святителей Иннокентия (Борисова) и Филарета (Дроздова) о Духовных школах Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

не дерзает, когда архиерей той епархии присутствует в Синоде и в связи с прочими членами оного, которые взаимно в подобных делах друг-другу угождать могут. В назначении в присутствующие синода могло бы найтись и политическое средство наконец делать неприсутствующими членами таковых которых удаление от епархии за неблагонамеренность от высокого сана произвело бы гласность в народе.

2. Избрать в обер-прокурора человека никогда не принадле-жавшаго к ложам.

3. Распространить подписку о прикосновенности к ложам и на духовенство.

4. Духовныя Академии отдельно учрежденный по распространению повсеместно семинарий уничтожить, а для высшего образования учителей основать в каждой семинарии для малого числа отличнейших учеников особое отделение, что даст большое и уравнительное поревнование всем епархиям. Всякое же духовное заведение подчинить епархиальному архиерею для отстранения вводимой дезорганизации.

В заключение должно изъяснить что суждения и толки более или менее основательные из коих последовало сие краткое извлечение всегда видимо основывались на благоговении к вере и на ревностном усердии и верности к главному нынешнему царствованию Государя Великого душею и духом.

Н. Ю. Сухова

ЗАПИСКИ СВЯТИТЕЛЕЙ ИННОКЕНТИЯ (БОРИСОВА)

И ФИЛАРЕТА (ДРОЗДОВА)

О ДУХОВНЫХ ШКОЛАХ

Публикуемые ниже документы связаны с ключевыми моментами в истории российской духовной школы — разработкой реформ. Документы представляют собой аналитические записки, авторами которых являются известнейшие русские иерархи XIX в. святитель Иннокентий (Борисов) и святитель Филарет (Дроздов). Обе записки были обнаружены в архивах и ранее не публиковались. В самих записках нет указания на время их написания, а датировка, указанная в архивных описях, приблизительна: записка святителя Иннокентия (Борисова) отнесена к началу XIXв., а записка святителя Филарета — к концу XIX в. Однако анализ содержания обеих записок, сопоставление его с церковно-исто-ри чес к им контекстом, жизненным путем святителей, а также с событиями из истории российской духовной школы позволяют определить время их составления более точно.

Указание на факты, позволившие датировать записки, следует предварить кратким обращением к жизненному пути обоих святителей. Каждый из них был не только тесно связан с духовной школой, но и облечен ответственностью за ее судьбу. Святитель Филарет (1782—1867) был выпускником (1803) и преподавателем Троицкой лаврской семинарии (1803), с 1809 г. преподавал в Санкт-Петербургских духовных семинарии и академии, преобразованных по новому Уставу 1809—1814 гг.1, а в 1812 г. стал ректором столичной академии (1812—1819). И на епископском служении святитель Филарет не терял связи с духовной школой, а с 1821 г.

1 См.: Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). М., 2006. С. 60—112; Сухова Н. Ю. Духовно-учебная реформа 1808—1814 гг. и становление высшей духовной школы в России // Сухова Н. Ю. Вертоград наук духовный: Сборник статей по истории высшего духовного образования в России XIX — начала XX века. М., 2007. С. 15—52.

в статусе московского архиерея принимал активнейшее участие в жизни Московской духовной академии. Поэтому ему были очень хорошо знакомы проблемы учебного процесса, научной деятельности преподавателей, подготовки студентов к церковному служению.

Святитель Иннокентий (1800—1857) был выпускником Киевской духовной академии (1823), с этого же года преподавал в Санкт-Петербургской духовной семинарии и академии, а в 1830 г. был назначен ректором своей родной Киевской академии (1830—1840).

Как видно из приведенных фактов, духовно-учебная деятельность святителей имеет немалое сходство. Следует отметить и более тесную связь между ними. Учителями святителя Иннокентия в Киевской духовной академии были выпускники Санкт-Петербургской духовной академии: на I курсе — архимандрит Моисей (Богданов-Платонов) и Мелетий (Леонтович) (ректор и инспектор), на II курсе — И. М. Скворцов и А. А. Максимович, на III курсе — А. И. Пушнов, С. Д. Колеров, И. Е. Орлов, П. А. Соколов2. Все они учились во время ректорства святителя Филарета и слушали его лекции по богословию. Святитель Иннокентий преподавал в столичной академии во время ректорства учеников святителя Филарета — архимандрита (с 1822 г. епископа) Григория (Постникова) (1819—1826)3 и архимандрита Иоанна (Цоб-розракова) (1826-1830). Так что преемство традиции несомненно. Обоих святителей отличал творческий подход к духовно-учебно-му делу, смелые предложения, неожиданные решения насущных проблем.

Каким образом было установлено время составления записок?

Для датировки записки святителя Иннокентия прежде всего следует обратить внимание на то, что в заглавии он назван епископом Чигиринским. Преосвященный Иннокентий был викарием Киевской епархии с титулом епископа Чигиринского с 3 ок-

2 См.: Родосский А. С. Списки первых XXVIII курсов Санкг-Петербургской духовной академии. СПб., 1907. С. XXXIV—XXXVII; Аскоченский В. История Киевской духовной академии. Киев, 1963. С. 36—91.

’В будущем митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский (1856— 1860), см. далее.

тября 1836 г. по 1 марта 1840 г., когда последовало его назначение на Вологодскую кафедру При обращении к истории духовной школы становится ясно, что наиболее вероятная датировка записки — 1837 или 1838 г. В 1837 г. при Санкт-Петербургской духовной академии был образован специальный Комитет для пересмотра учебников духовных академий и семинарий4. Это было связано, с одной стороны, со свершившимся переходом духовно-учебного процесса на русский язык, потребовавшим создания новых учебных пособий, с другой — с инициативой обер-прокурора Святейшего Синода графа Николая Александровича Протасова по совершенствованию духовно-учебной системы5. Многие деятели духовной школы увидели в этих обстоятельствах возможность решить наиболее значимые проблемы, связанные с деятельностью духовных академий и семинарий. Так как святитель Иннокентий был в эти годы не только викарным епископом, но и ректором Киевской духовной академии, составление им записки с предложениями по преподаванию богословских наук в духовных академиях вполне понятно. Мы публикуем копию записки, сохранившуюся в личном фонде Тертия Ивановича Филиппова (1825—1899)6, известного государственного, церковного и общественного деятеля, многолетнего чиновника Святейшего Синода, публициста, светского богослова (ГАРФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 925). О том, почему копия записки святителя Иннокентия оказалась в фонде Т. И. Филиппова, будет сказано ниже.

Для датировки записки святителя Филарета также следует обратиться к истории российской духовной школы. Составление этой записки тесно связано с подготовкой духовно-учебной реформы в эпоху царствования Александра II. В 1857 г., когда начался процесс подготовки нового Устава российских университетов, был поставлен вопрос и о новой реформе духовной школы. Обер-прокурор Святейшего Синода граф Александр Петрович Толстой

4РГИА. Ф. 802. Оп. 2. Д. 1553.

5 См.: Тигтшнов Б. В. Духовная школа в России в XIX веке: В 2 т. Т. 2. Вильно, 1909. С. 4—64.

6См., например: Акксеева С. И. Материалы по истории Русской Православной Церкви в архивном наследии Т. И. Филиппова // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2007. 11:2 (23). С. 7—31; Мамонова Е. В. Церковь и школа в публицистике Т. И. Филиппова // Там же. 2009. II. 1 (30). С. 7-20.

(1856—1862) обратился к первоприсутствующему члену Синода митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Григорию (Постникову) (1856—1860) с предложением высказать свое мнение о состоянии духовного образования, его соответствии запросам и потребностям времени. При этом митрополит Григорий получил список вопросов, предложенный Духовно-учебным управлением7. Митрополит Григорий составил проект, в чем-то следуя предложенным вопросам, в чем-то дополняя их, и передал этот проект на обсуждение в Конференцию столичной академии. Затем проект, дополненный предложениями Конференции, был отправлен митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету (Дроздову). Следует отметить, что в 1840—1860-х гг. святителю Филарету на отзыв отправлялись все важные проекты по церковным вопросам. Однако в данном случае была и другая причина — личное отношение митрополита Григория к святителю Филарету — бывшему учителю и ректору по СПбДА. Это отношение оставалось почтительным и тогда, когда высокопреосвященный Григорий занял столичную кафедру. Владыка Григорий, получив записку святителя Филарета, дополнил или заменил свои мысли по тем или иным вопросам и представил результативный проект в Синод 4 марта 1858 г.

Мы публикуем записку святителя Филарета, составленную в ответ на просьбу митрополита Григория высказать мнение по предложенным вопросам. Исходя из приведенной выше последовательности событий, можно датировать эту записку концом 1857 г. или первыми двумя месяцами 1858 г. Текст записки сохранился в нескольких рукописных копиях, из которых автору публикации удалось обнаружить две. Первая из них находится в фонде самого святителя Филарета: ОР РГБ. Ф. 316. П. 68. Ед. хр. 32 (без подписи). Вторая копия была обнаружена в уже упомянутом фонде Т. И. Филиппова: ГАРФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 826. Копии совпадают дословно, для публикации была выбрана вторая — с более четким почерком.

Следует объяснить, чем было вызвано такое скопление духовно-учебных материалов в фонде Т. И. Филиппова. В 1860 г. при Святейшем Синоде был учрежден специальный Комитет

7 Центральный духовно-учебный орган при Святейшем Синоде в 1839— 1867 гг.

для составления проекта новой реформы духовных семинарий и училищ. Председателем Комитета был назначен архиепископ Херсонский Димитрий (Муретов) (1811—1883), делопроизводителем — Т. И. Филиппов. В комитет были переданы все материалы, собранные на предварительном этапе подготовки духовно-учеб-ной реформы, в том числе записка святителя Филарета. Кроме того, в Комитет поступили аналитические записки по духовноучебным вопросам, накопившиеся за все годы действия Устава 1809—1814 гг., в том числе и публикуемая записка святителя Иннокентия (Борисова).

В фонде Т. И. Филиппова сохранился и результативный проект, составленный митрополитом Григорием на основе двух мнений — святителя Филарета и самого преосвященного Григория8. Дополняет этот комплекс свод, составленный чиновниками Духовно-учебного управления по тем частям записок митрополита Григория (начальной) и святителя Филарета, которые относились к духовным академиям. Этот свод сохранился в архивном фонде К. С. Сербиновича, бывшего в 1857—1858 гг. директором Духовно-учебного управления9. В свод, кроме мнений святителя Филарета (в своде он именуется «М. Московский») и митрополита Григория («М. Петербургский»), добавлены карандашом фрагменты публикуемой записки святителя Иннокентия (Борисова). Свод мнений составлялся после кончины архиепископа Иннокентия (26.05.1857), ибо фрагменты из его записки помечены «б. Херсонского преосвященного Иннокентия»10. Логично предположить, что свод составлен в период пребывания К. С. Сербиновича на посту директора Духовно-учебного управления, то есть в 1858 г. В своде есть указания еще на одного автора — «арх. Ф.». Возможно, это архиепископ Тверской и Кашинский Филофей (Успенский), присутствовавший в Святейшем Синоде на протяжении нескольких

8ГАРФ. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 676. Проект улучшения преподавания в духовно-учебных заведениях, составленный митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Григорием и препровождающий рапорт митрополита Григория в Синод (4 марта 1858 г.)

9РГИА. Ф. 1661 (К. С. Сербинович). Оп. 1. Д. 705. Заметки Сербиновича о необходимости изменения учебной части в духовных академиях. Название не отражает содержания документа, ибо в нем изложены не мысли самого К. С. Сербиновича, а свод мыслей указанных архиереев.

10РГИА. Ф. 1661 (К. С. Сербинович). Оп. 1. Д. 705. JI. 2 и др.

лет. Эти фрагменты добавлены также после составления основного текста. Преосвященный Филофей стал архиепископом лишь в апреле 1861 г. Если наше предположение об его авторстве верно, то, видимо, свод пересматривался еще раз в период активной работы Комитета архиепископа Димитрия (Муретова) (1860—1862).

Мы публикуем записки святителей Иннокентия и Филарета в хронологическом порядке их составления, несмотря на то, что святитель Филарет был старше святителя Иннокентия на восемнадцать лет. В примечаниях к записке святителя Филарета приводятся фрагменты из «Свода», в том числе, если это представляется интересным.

Сравнение содержания публикуемых записок чрезвычайно интересно и по конкретным идеям, и с точки зрения истории русской духовной школы, ее генезиса, предложений по совершенствованию духовно-учебного процесса. Для более глубокого понимания проблем, решение которых предлагают святитель Иннокентий и святитель Филарет, следует сказать несколько слов о самих проблемах.

Записка святителя Иннокентия посвящена только высшей духовной школе. Главная мысль этой записки — богословская направленность духовных академий. Это утверждение, на первый взгляд, очевидное, составляло серьезную проблему для духовных академий XIX в. В их учебные планы было включено немало небогословских дисциплин, каждая из которых требовала учебного времени, внимания, сил. Академии готовили преподавателей по этим дисциплинам и для себя самих, и для духовных семинарий — следовательно, преподаваться небогословская составляющая высшего духовного образования должна была достаточно серьезно. В окончательной редакции Устава учебный курс академии (4 года) разделялся на два двухгодичных отделения: в первом из них должны были изучаться общеобразовательные (небогословские) дисциплины, во втором — исключительно богословские. Но богословие развивалось, из общего курса выделялись составляющие, приобретавшие статус самостоятельных дисциплин и требовавшие дополнительного времени. Этот процесс приводил к серьезным проблемам: во-первых, многопредметности и перегруженности студентов, во-вторых — к заметному «теснению» большого количества богословских дисциплин в старшем двух-

годичном отделении. Однако проблема была не только в учебном плане, но и в общей идее высшей духовной школы, соотнесении понятий «духовная школа» и «богословская школа», «духовная ученость» и «богословская наука». На это обращает внимание святитель Иннокентий в своей записке. Следует заметить, что эта проблема вставала еще при самом основании высшей духовной школы в России. Когда некоторые студенты I курса преобразованной СПбДА увлеклись небогословскими науками, в частности математикой, входившей в состав предметов духовных академий, в ущерб богословию, ректор архимандрит Филарет (Дроздов) усмотрел в этой ситуации несоответствие целям высшего духовного образования. Приведем его слова для дополнительного сравнения духовно-академических концепций двух святителей: «...нужно единство и усиление направления, соответственного их назначению и достоинству академии», а назначение это — духовное служение и богословская образованность11.

Второй вопрос, которому уделяет внимание святитель Иннокентий, — структура собственно богословского образования в духовных академиях. И в этом вопросе следует вспомнить идеи святителя Филарета, сформулированные в период его ректорства в Санкт-Петербургской духовной академии. В «Обозрении богословских наук в отношении преподавания их в высших духовных училищах»12, составленном им в 1814 г., святитель Филарет рассматривал «строение видов и частей Богословия» (Architectonica Theologica), указывая их взаимосвязи, внутреннюю структуру каждой части и перспективы ее развития. В 1814 г. в едином курсе академического богословия святитель Филарет выделял семь разделов: чтение Священного Писания, богословие толковательное (Herrneneutica), созерцательное (Dogmatica), деятельное или нравственное (Practica), обличительное (Polémica), собеседова-

11 Речь святителя Филарета приведена у И. А. Чистовича: Чистович И. А. Санкт-Петербургская духовная академия за последние тридцать лет (1858— 1888). СПб., 1889. С. 25-26.

12 См.: Обозрение богословских наук в отношении преподавания их в высших духовных училищах. СПб., 1814. Работа опубликована также: Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам, изданное под редакцией преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского: В 5 т. Т. I. СПб., 1885. С. 123-151.

тельное (Homiletica) и правительственное (Jus Canonicum)13. Архимандрит Филарет выделял еще богословие пастырское (Theologia Pasteralis), допуская на первом этапе развития высшей духовной школы его соединение с богословием деятельным, практическим, но выделяя и самостоятельные задачи. Спустя четверть века святитель Иннокентий предлагает свое понимание системы богословского образования, также выделяя его составляющие, их взаимосвязь, задачи и внутреннюю структуру каждой составляющей.

В изложении взглядов обоих святителей на преподавание конкретных дисциплин в высшей духовной школе следует обратить внимание на то, какой смысл они вкладывают в понятие высшего духовного образования и как это должно отражаться в постановке каждой дисциплины в академиях.

Наконец, следует обратить внимание на особую проблему высшей духовной школы: подготовку преподавателей и ученых-богословов. Святитель Иннокентий считает отсутствие специальной подготовки научно-педагогических кадров более серьезным недостатком, чем недостаток в хороших учебниках. Он предлагает учредить в академиях «запас собственных кандидатов на звание преподавателей», которые бы занимались повышением научного уровня, необходимого для преподавателя академии, «навыкали бы лучшему способу» преподавания и исполняли «разные ученые поручения»14. Святитель Филарет выделяет две задачи, связанные с подготовкой научно-педагогических кадров: образование компетентных преподавателей для академий и «ученых мужей». Первые, по его мнению, могли совершенствоваться самостоятельно, в случае если их не будут перемещать с предмета на предмет. Святитель Филарет настаивает на том, что наиболее эффективным средством специальной подготовки научно-педагогических кадров является повышение уровня самих молодых преподавателей, ибо попытки специальной подготовки на школьной скамье могут повредить базовому богословскому образованию. К тому же, трудно предвидеть, какой областью богословия придется непосредственно заниматься выпускнику академии: надежнее, если свои специальные занятия он будет строить на полноценном научно-богословском фундаменте. Интересны и соображения свя-

13 См.: Собрание мнений и отзывов Филарета... С. 208.

14 ГА РФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 5-6.

тителя относительно подготовки ученых богословов. Святитель связывает перспективы развития богословской науки с ученым монашеством, желая образовывать из преподавательских корпораций ученые коллегии. Однако святитель Филарет считает этот вопрос весьма сложным и требующим «отдельного и неспешного рассмотрения»15.

Как представляется, предложения святителя Филарета и святителя Иннокентия достаточно актуальны и для современного высшего богословского образования, поэтому публикуемые записки представляют не только церковно-исторический, но и церковнопрактический интерес. При публикации записок было сохранено авторское употребление прописных букв в названиях наук, учебных курсивов и дисциплин.

1.

Записка епископа Чигиринского Иннокентия «Мысли касательно преподавания Богословских наук в Духовных Академиях»16

Мысли касательно преподавания Богословских наук в Духовных Академиях

1. Замечания общие касательно хода наук Духовных и светских и распределения между ними времени

Богословские науки должны составлять главный и существенный предмет Академического образования, по самому существу и предназначению Духовных Академий; все прочие науки, в них преподаваемые, по тому самому суть побочные и должны иметь характер наук приуготовительных и вспомогательных.

Вследствие сего надлежало бы ожидать, что наукам Богословским, сравнительно со светскими, дано будет большее право и решительный перевес над последними. Но сего далеко нету.

Преподавание Богословских наук заключено ныне в 2-х последних годах Академического курса, первые 2 года воспитанни-

15 ГА РФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 926. Л. 8-8 об.

16 Государственный архив Российской Федерации. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 925. Копия, начало XIX в. Рукопись. 17 л.

к и занимаются изучением одних наук светских, слушают только по субботам Священное Писание вместе с воспитанниками Богословского отделения. Такое разделение курса Академического на две половины, с предоставлением 1-й наукам светским, явно неестественно и противно цели Академического образования: отсюда выходит, что на слушание Аристотеля или Спинозы столько же приходится времени, сколько на слушание пророка Исайи или апостола Павла. Богословские науки, будучи все стеснены в круг 2-х последних годов, не могут иметь достаточного развития; между тем как науки светские, имея весь простор, расширяются до того, что едва ли не подавляют собой науки Духовные. При том, поелику науки светские предваряют в ходе науки Духовные, то к изучению их воспитанник приступает в силами свежими, с вниманием неутомленным, с полным, так сказать, аппетитом душевным; а в высшее отделение, для слушания наук Богословских, тот же воспитанник является уже с силами, ослабевшими от многообразных и трудных занятий, с вниманием истощенным, с умом и памятию, обремененными множеством всякого рода понятий и формул. Оттого происходит, что в высшем отделении, где бы надлежало особенно раскрываться душевной деятельности воспитанника, учатся с гораздо меньшим прилежанием, нежели в низшем. Самим наставникам, вместо того, чтобы побуждать к занятиям, нередко надобно бывает удерживать от занятий, чтобы спасти в изнуренном трудами воспитаннике последний остаток здоровья. Кроме того, слушая в продолжении целых 2-х лет одни науки светские, воспитанник неприметно и невольно получает светское направление мыслей, которое в высшем отделении надобно перестраивать с немалым трудом и не всегда с полным успехом.

Такое положение дел по необходимости возбуждает сильное желание, чтобы настоящее несоответственное распределение времени между науками Духовными и светскими в Духовных Академиях было прекращено. Для сего не нужно изгонять из курса Академического ни одной науки светской, нет нужды и сдвигать их с своего места и отнимать у них характер наук приуготовительных, а стоит только привести науки светские в умеренный предел, и, с самого начала Академического курса, пустить об руку с ними некоторые из наук Богословских, именно такие, кои сами, по существу своему, имеют характер наук приуготовительных. Таковы:

введение в Священное Писание, введение в учение Православной Церкви, герменевтика, Священная История, Патрология, или учение об Отцах Церкви. Церковная География и статистика.

Нет причин опасаться, что от предполагаемого ограничения наук светских изучение их сделается не таким основательным и воспитанники Академий сами не в состоянии будут быть наставниками сих наук в Академиях и Семинариях. Опасности сей легко избежать, коль скоро ограничение наук светских будет произведено с умеренностию и знанием дела. Напротив, в сокращенней-шем виде сии науки сами будут изучаемы и удобнее, и даже основательнее. Наставники их, не имея лишнего времени, не будут распространяться в изложении мелочных предметов, знание коих или бесполезно, или легко может быть восполнено самим слушателем, а между тем обременяет внимание и память.

2. Касательно распространения круга Богословских наук с ближайшим приноровлением к цели образования

Польза, достоинство и честь Православной Церкви требует, чтобы в высших Духовных Училищах, каковы Академии, Богословские науки преподавались со всевозможною основательное-тию, полнотою и практическим направлением. Это между прочим и единственный способ освободиться, хотя бы со временем, от тягостного влияния иноземной учености, которая, в самом чистом своем виде, не довольно чиста для нас. Но при обозрении нынешнего курса Богословских наук тотчас открывается, что он далеко не полон, и, что всего важнее, не полон теми частями, коими он должен быть приспособлен к своей цели.

а) Для воспитанника Академии, после общих главных истин Веры христианской, всего нужнее изучить основательно характер своей Православной Церкви и проникнуться животворным духом ее, ибо он должен быть, по окончании своего образования, Учителем Веры и Пастырем не другой какой Церкви, а своей. Судя по сему надлежало ожидать, что в Духовных Академиях откроются все средства для воспитанников к основательному познанию состава и духа своей Православной Церкви.

Но сего, к сожалению, нету: в круге наук Богословских нет ни одной, которая прямо занималась бы сим важным делом. Церковная История, которая отчасти могла бы восполнить сей недоста-

ток, не в силах сего сделать уже за множеством и разнообразием предметов, входящих в состав ее. Притом История Российской Церкви предлагается в ней в разорванном виде и, так сказать, в лоскутках, и та оканчивается 17-м веком. Одна бедная Полемика обязана прямо защищать вероучение Православной Церкви. Но наука сия у нас во многом похожа на воина, защищающего отечество, в коем он не бывал и о коем он знает только понаслышке. Не имея полного, определенного изложения вероучения своей Церкви. Полемика нередко сама принуждена излагать его, и излагает как случится. При том в состав Церкви входит не одно вероучение, а Богослужение, Иерархия и Церковное благочиние: предметы весьма важные, но нынешнее Богословие наше ими почти вовсе не занимается прямо.

Все это и многое другое заставляет желать, чтобы круг Богословских наук пополнен был науками, коих прямою целию было преподать воспитаннику Академии совершенно удовлетворительное познание о составе и духе своей Церкви.

Какие это науки?

Это: 1) Символика Православной Церкви, или систематическое учение об источниках и образцах вероучения, с показанием его отличительного характера. Наука сия в отношении к учению Церкви должна сделать подобное тому, что введение в Священное Писание делает в отношении к Священному Писанию. Посему, как имеющая характер приуготовительный, должна быть преподана до Богословия Систематического, — всего лучше в первые 2 года, в параллель с введением в Священное Писание.

2) Патрология, или учение об Отцах Церкви. Церковь наша справедливо хвалится тем, что после Священного Писания, следует учение Отцев Церкви, кои после Апостолов суть первые органы Духа Святаго и природные Вселенские Учители. Но та же справедливость требует, чтобы изучение Святых Отцев было всевозможно облегчено для будущих Учителей Веры и Пастырей Церкви; а для сего необходима особенная наука, которая под именем Патрологии давно уже процветает не только в Католических, даже в Протестантских Училищах. Наука сия также имеет характер приуготовительный, а посему должна предварять изучение Богословия Систематического; впрочем, может и сопровождать его с пользою.

3) Литургика Православной Церкви, или наука о Богослужении во всех его видах. Чтобы показать нужду сей науки, довольно перечислить предметы ее: она должна рассмотреть отечественное богослужение в его происхождении, составе и главных видах, начиная с Литургии, и потом пояснить значение и дух их, преподавать понятие о Богослужебных книгах, о святых местах, или храмах, о священных днях или празднествах и др. По самому существу своему наука сия должна следовать за Богословием Догматическим и Нравственным.

4) Церковная География и Статистика. Названия сих наук могут показаться светскими, но это не мешает быть им существенно полезными и необходимыми, почему они и приняты в состав Духовных Наук во всех лучших иностранных училищах. Чтобы убедиться в нужде сих наук, стоит только вспомнить, что воспитаннику по крайней мере столь же нужно знать о настоящем состоянии своей Церкви, как и прошедшем. Но, имея для достижения первой цели Церковную Историю, для последней он ничего не имеет. Оттого выходит, что воспитанник Академии, зная подробно, например, состав Западной Церкви в XI или XII веке, затрудняется ответом на самые обыкновенные вопросы о состоянии своей Церкви: например, сколько в России Лавр? Что означает Контора Святейшего Синода? И пр. Место для преподавания Церковной Географии и Статистики явно при начале Академического курса: они должны идти об руку с Церковной Историей.

Кроме означенного дополнения, самая цель Академического образования прямо указывает еще на две необходимые части: Богословие Пастырское и Педагогику.

5) Богословие Пастырское нужно уже потому, что воспитанник Академии предназначен быть Пастырем Церкви. Кроме сего, поелиьсу воспитанники большею частию делаются потом сами наставниками, то нередко случается, что воспитанник Академии будет обязан преподавать Пастырское Богословие в Семинарии. Хорошо ли учить предмету, не учившись ему нисколько? — Правда, что часть Пастырского Богословия преподается в Академиях под именем Гомилетики, или Церковного красноречия, но это одна часть, не могущая заменить целого. Напротив, эта самая часть получит новую жизнь, если будет введена в состав целого, то есть если вместо частной кафедры Церковного красноречия учредит-

ся общая кафедра Пастырского Богословия, столь почтенного и полезного по своему существу и предназначению. Наука сия так хорошо обработана ныне, особенно Богословами Католическими. что преподавание ее нисколько не может затруднить преподавателя. Место Пастырского Богословия об руку с Богословием Систематическим.

6) Недостаток Педагогического класса в Академиях, кои сами суть не что иное, как Педагогические Институты, не может не сопровождаться (и сопровождается) вредными последствиями. Не имея в руководство никаких правил Педагогики не только частной, [но] аже общей, каждый воспитанник Академии, сделавшись наставником, держится своего метода преподавания, или, точнее сказать, не держится никакого, идет и ведет за собой целый класс ощупью. Отсюда неблагоразумное перенесение лекций Академических в Семинарии, или составление собственных — незрелых. Оттуда неблагоразумные распространения или сокращения наук, оттуда увлечение иностранными книгами, наклонность к пустому блеску в преподавании с пренебрежением к существенному и пр. Опыт чрез 3—4 года наконец раскрывает наставнику глаза и вразумляет в тайну успешного преподавания. Но поелиьсу в наших Училищах редко наставник держится долгое время, а большею частию состояние учителей почитают временным переходным состоянием к другим званиям, то плод опытных наставников в преподавании останется, большею частию, без употребления для Училищ, и служит только для самого преподавателя горьким на всю жизнь напоминанием, что он был наставником, не разумея хорошо, ни яже глаголал, ни о них же утвержлал.

Класс Педагогики, естественно, должен занять последнее место по порядку времени преподавания. По самому существу своему он должен быть не столько теоретический, сколько практический и состоять преимущественно в образцовом упражнении воспитанников в преподавании лекций по различным предметам Академического учения. Такое занятие могло бы приносить и ту значительную пользу, что обнаруживало бы пред самим начальством Академии удельную способность или неспособность воспитанников на кафедры наставников; между тем как теперь сие важное дело производится по одному понятию о том, с каким успехом кто из них учился каким наукам. Но

можно, как известно, хорошо учиться науке и быть неспособным ее преподавать.

3. Касательно назначения преподавателей Богословских наук и увеличения кафедр Профессорских.

Совершенство преподавания и успехи слушателей еще более зависят от достоинства преподавателей, нежели от книг, по коим преподаются науки. Хороший преподаватель и по несовершенной учебной книге может преподавать отлично хорошо и с полным успехом; а неспособный по руководству самой лучшей учебной книги не доведет слушателей к цели преподавания. Посему, заботясь об успешном преподавании наук, надобно обратить особенное внимание на преподавателей. Нельзя сказать, чтобы наши Академии не имели достойных преподавателей; но справедливость требует признаться, что число таковых преподавателей невелико и не может быть значительным, пока продолжается нынешний метод назначения преподавателей. Ибо как назначаются они? Только что не зауряд. Тотчас по окончании Академического курса воспитанник назначается преподавать какую угодно Богословскую науку, только до времени не носит имени профессора, а титулуется Бакалавром. Первою неизбежною невыгодою такого положения бывает то, что слушатели его были 2 года его сотоварищами. Возможен ли тут авторитет, столь нужный для наставника? А во 2-х, где взять в таком случае опытности, необходимой для Академического преподавания? Недостаток ее обыкновенно восполняется чтением книг иностранных. Но при недостатке опытности и даже времени (ибо надобно готовить срочные лекции), обыкновенно берется из книг, что первое подпало вниманию, что увлекает новизною или занимательностию, и вот пространная дверь ко всяким новым незрелым мыслям. Самый дар знания языков в сем случае есть не истинное ли искушение для преподавателя и без него он и сам бы не принял и другим бы не передал бы за истину таких вещей, кои нередко не заслуживают и того, чтобы только прост знать их.

Но где же взять преподавателей для Академий, если не назначать их прямо из воспитанников? — Для сего два средства: или брать в наставники Академий из семинарских преподавателей, или иметь при Академиях в запасе опытных кандидатов на мес-

та наставнические. Первый способ может представиться первее всего; но, по нынешнему распорядку кафедр Академических, он весьма неудобен. Чтобы Наставнику Семинарии быть переведену в Академию на большие труды, не воздыхая, надобно, чтобы сей перевод был сопряжен для него с выгодою; эта выгода и бывает, когда его переводят на кафедру профессора Академии; но профессорских кафедр немного, все прочие кафедры бакалаврские, кои в сравнении с кафедрами профессорскими в Семинариях не представляют преподавателю почти никаких выгод. Посему, если принять за правило наполнять места Академических наставников профессорами Семинарий, то надобно бакалаврские места в Академиях возвести на степень ординарных, или по крайней мере, экстраординарных профессоров, и в последнем случае не по имени только, как это существует отчасти и ныне, а и по жалованию.

Учреждение в Академиях запаса собственных кандидатов на звание преподавателей (хотя в небольшом числе) представляется средством более удобным. 2—3 человека не составят своим жалованием финансовой тягости; между тем они, имея в виду цель изблизи, навыкали бы лучшему способу достигать ее; а в ожидании собственных кафедр могли бы с немалою пользою быть употребляемы в облегчении других преподавателей и исправлять разные ученые поручения.

4. Касательно прямейшего направления наук Светских в пользу наук Духовных

Каждое специальное Училище, имея особую цель, и сообразно с нею особый, ему соответственный, круг наук, не может обойтись без наук общих, принадлежащих к составу всеобщего образования юношества. На сем основании и в круг Академического преподавания допущены главнейшие из наук светских. Но каждое не забывающее своей пользы специальное Училище старается приноровить преподавание сих общих наук к своей частной, особой цели. Посему иначе преподается, например, История в Училище военном, иначе в Юридическом. В Духовных Академиях, равно как и в низших Духовных Училищах, сего приноровления к своей частной цели нет. Науки светские преподаются в них так же, как и в Университетах: самостоятельно, отрешенно, без особого приноровления к цели Духовного образования. Таким образом, науки

Духовные вместо помощи сих наук светских терпят немалый вред от них уже тем, что каждая наука светская силится захватить слушателя всего для одной себя. Между тем как дружное устремление всех светских наук, преподаваемых в Академиях, к одной цели духовной, значительно облегчило бы Духовное образование воспитанников и прямо — обрабатыванием посредством светских наук многих материалов, входящих в состав Богословия, и не прямо, но тем не менее существенно — предварительным настроением духовных воспитанников на духовный тон.

Могут спросить: способны ли светские науки, преподаваемые в Духовных Академиях, принять такое духовное направление в их преподавании? — Не только способны, но и сами давно просят его, как милости. Философия, Физика, История, Словесность в самых светских Училищах весьма много теряют достоинств от того, что их не доводят до высшего, спиритуального направления, которое свойственно им по самой их натуре и без коего они тускнут и мертвеют.

Каким образом светским наукам дать духовное направление в Академиях? — Это, конечно, зависит более от духа, в коем они будут преподаваемы, который, как дух, не может подлежать предварительным выкладкам, а зависит от духа самого преподавателя. Но, несмотря на сие, должно сказать, что духовность направления в преподавании светских наук достигается в значительной степени, если, по крайней мере:

1) постепенно будет иметься в виду, при изложении каждой науки светской, что цель ее в Духовном Училище есть — служить пособием и некоторого рода введением к изучению Богословия;

2) если, сообразно с сим, будут в каждой светской науке, с особенною полнотою и тщательностию, излагаться те начала и последствия, коими она ведет к вере и нравственности, обрабатываться те ее стороны, коими она прилегает к Богословию;

3) если примеры, в коих нуждается каждая из наук, будут, сколько возможно, ближе к Религии по их содержанию и духу;

4) если по окончании каждой светской науки будет в виде заключения, делаться обзор ее содержания с целию Религиоз-

ною, с показанием ее отношения к Богословию и практического употребления в пользу Религии.

В силу сего, от Философии, например, должно потребовать, чтобы она, оставив множество ненужных формальностей, занялась основательным изложением учения о Религии, о недостатках Естественного Богопознания, о нужде и признаках Божественного Откровения, о негодности откровений подложных и пр.

От Истории Философских Систем — чтобы она, бросив изложения философских бредней каждого мелкого лже-философа, представила в яснейшем свете философию Отцев Церкви, сделала обзор успехов философствующего разума в религиозном отношении, с показанием их скудости.

От Истории Гражданской — чтобы она, отстав от привычки перечислять подробно дела всех фараонов и оттонов, потрудилась яснее означить разность состояния человека до Христианства и под его спасительным влиянием.

От Словесности — чтобы она, например, вместо подробного и утомительного изложения Истории поэзии индийцев и скандинавов, занялась наиболее рассмотрением красноречия Священного Писания и Отцев Церкви.

Для достижения сей цели весьма полезно потребовать от профессора каждой науки светской, преподаваемой в Духовных Академиях, чтобы он представил программу, как должно преподавать ее в Духовных Училищах, применяясь к их цели. Сим сами преподаватели приведутся в яснейшее сознание своего долга и цели преподавания. А между тем, на основании собственных их признаний, можно будет составить основательные инструкции для преподавания каждой светской науки в Духовных Академиях.

5. Касательно прекращения вредной для истинного образования буквальности в изучении уроков

Буквальность учения вредна во всяком Училище, тем вреднее и неприличнее в высшем, где воспитанник, по самому возрасту своему, должен действовать более рассудком, нежели памятью. Но от недуга сего весьма несвободно в Духовных Академиях преподавание наук, в том числе и Богословских; на каждом экзамене можно видеть, что студенты говорят и отвечают более по памяти, нежели по рассудку, а это оттого, что принимают уроки более па-

мятью, нежели рассудком. Принятие одною памятию, по неусвое-нию рассудком, по необходимости, скоро улетает из памяти; оттого по прошествии 2—3 лет по окончании курса Духовной Академии многие воспитанники почти вовсе забывают то, чему учились, и представляются вовсе не знающими таких вещей, кои им, по-видимому, были очень хорошо известны. Кроме того, долговременное действие одною памятию значительно притупляет рассудок и делает неспособным к собственному здравому суждению. Посему изгнать вредную для истинного образования буквальность в изучении уроков из Духовных Академий есть дело весьма нужное. Каким образом сего достигнуть? Частных внушений касательно сего воспитанникам от начальств и наставников Духовных Академий, как показывают опыты, недостаточно, потому что путь буквального изучения представляется удобнейшим для воспитанников: нужно поставить их в некотором роде в необходимость обратиться от буквы к духу, от памяти к рассудку. Для сего представляется весьма простое, но столько же сильное и решительное средство в следующем: поставив в непременную обязанность, чтобы во время повторения уроков в классе, а равно и на испытаниях студенты ни под каким видом не имели права приносить с собою в классы или в зал Академии книг и рукописных уроков. Лишенный источника и орудия буквальности, воспитанник принужден будет проститься с нею навсегда. Но, чтобы не лишиться нитки руководственной при давании отчета в уроках, нужно дать ему в руки конспект, по коему преподается каждая наука. Для сей цели конспекты сии могут быть предварительно напечатаны в достаточном количестве: мера весьма полезная уже и тем, что побудит самих наставников заниматься обработкою самих конспектов и дает возможность, кому нужно, яснее видеть, что будет или было преподано в Академии по тому или иному классу.

6. Касательно языка в преподавании уроков Богословских

Язык в деле преподавания наук есть вещь весьма немаловажная. Это орудие, которое чем простее, ближе ко всякому и удобнее, тем лучше. По сей одной причине языку Богословских наук, как и всех прочих, надобно быть отеческому Между тем, в Духовных Академиях поставлено в правило, чтобы уроки по главнейшим наукам Богословским излагались на языке латинском. Откуда такая

особенность? Почему язык иноземный вытесняет отечественный в деле столь важном, каково преподавание Богословских уроков? Потому ли, что язык отеческий не способен к изложению истин Богословских? Сего никак нельзя сказать: еще св. Димитрий Ростовский, а потом св. Тихон Воронежский не усумнились излагать на нем и излагали с успехом все, от самого важного до самого малого. Немалое число книг Богословских, вышедших и в прежнее, и в недавнее время, так же ручается за способность отеческого языка для Богословия. Или потому язык латинский господствует на наших Богословских кафедрах, что он особенно способен к изложению на нем истин Богословских? В схоластическом, иноземном виде, может быть, в здравом, научном — вовсе нет. Ибо кто обрабатывал язык латинский в качестве орудия для Богословия? Отцы Церкви? Всего менее. Обрабатывали Богословы католические и протестантские, каждые по своим видам, — обрабатывали в те времена, когда у них господствовала схоластика, — обрабатывали, вовсе не думая приспособлять сию работу к потребностям Восточной Православной Церкви. Оттуда для изложения логической стороны истин Богословских язык латинский довольно способен; но для изложения стороны практической, общенародной — весьма мало, и всего менее — для изложения того, что составляет отличительную собственность нашей Церкви. В сем случае, пиша на латинском языке, самый лучший знаток его поставляется в необходимость употреблять часто слова и названия или греческие, или отечественные. Откуда же после сего и для чего исключительно употребление языка латинского в преподавании Богословских уроков? Прежде — лет за сто — это было, может быть, неизбежно, а теперь вовсе не нужно и даже вредно тем, что:

1)язык латинский в качестве языка классического препятствует усовершенствованию и обрабатыванию Богословского языка отеческого;

2) значительно затрудняет и учащих, а особенно учащихся, первых — при составлении, вторых — при повторении уроков;

3) поддерживает собою схоластический взгляд на вещи и мешает практическому направлению учения.

Посему-то в самих иностранных, даже в католических школах — везде, где перестает господствовать схоластика. — язык латинский заменен научным, чему рано или поздно должно быть и у нас.

Скажут, что знание языка латинского упадет, если он не перестанет быть языком уроков. Но, во-первых, странно было бы самые Богословские науки употреблять, как средство для поддержания языка латинского; такое средство было бы далеко выше и важнее своей цели. С другой стороны, язык латинский может быть поддержан в силе другими, совершенно безвредными, средствами, как то показывают примеры иностранных училищ.

7. Касательно освобождения отечественного Богословия из-под влияния учености иноземной

Самостоятельность в преподавании Богословских наук и освобождение от влияния иноземной учености Богословской есть одно из совершенств, самых желанных для Духовных Академий. Но совершенства сего далеко еще нету. Возьмем ли книги печатные, или лекции рукописные, или самое устное преподавание — везде увидим следы учености иноземной. Если бы следствием был один недостаток оригинальности в отечественных произведениях, то это еще не великая потеря. Но недостаток сей может вести за собою другие, важнейшие недостатки — неполноту и даже неверность в изложении собственных отличительных пунктов вероисповедания Православной Церкви. Посему освобождения Богословских наук от господствующего влияния иноземной учености требует польза и достоинство не только школы, но и Церкви.

Как достигнуть сего?

a) Основанием сословия постоянных преподавателей. Не удивительно, если иноземные Богословы упреждают нас; они над своим делом проводят всю жизнь. У нас преподаватели Богословия после нескольких лет, именно когда делаются способными произвести что-либо дельное, оставляют навсегда ученое поприще. Таким образом, плоды опытных преподавателей большею частью вовсе теряются для школы. Основание сословия постоянных преподавателей, кои могли бы своему предмету посвящать всю жизнь, отвратило бы сей важный недостаток и, без сомнения, много бы способствовало к развитию основательных познаний Богословских в нашем Отечестве.

b) Прямейшим приспособлением круга и состава Богословских наук к потребностям нашей Греко-Восточной Церкви. В таком случае и косный на раздумья преподаватель увидит, что нам

неприлично чужое, самое хорошее, а нужно свое собственное, и побудится к соответственной деятельности.

с) Заменою языка латинского в составлении уроков языком отеческим. С одною этою перспективою много отпадет иноземного в Богословии и даст повод к развитию своего.

с!) Углубление в отеческих вертоградах наук корней Богословской учености, то есть знания языков, на коих написало Священное Писание, или Священной Филологии. Без сего одна зависимость от иностранных лексиконов, самого лучшего по прочим частям богослова может заставить, невольно и неприметно, идти по следам какого-нибудь Шмида или Геделиуса.

е) Повременным вызовом со стороны правительства способных людей к составлению книг и трактатов и вообще к изложению Богословских предметов в духе Отечественной Церкви — с приличным награждением трудящихся. Для сей цели Киевская Духовная Академия сама, или чрез посредство Академических Конференций, могла бы ежегодно публиковать задачи, по примеру прочих ученых мест.

^ Прилежнейшим надзором над выпискою из-за границы и употреблением в Духовных Училищах иностранных Богословских книг. Теперь этот небезопасный способ сообщения отечественного Богословия с иноземным остается без правильного, постоянного надзора и даже без правил.

8. О точнейшем разграничении между курсами Богословских наук в Академиях и Семинариях

Определенное и точное разграничение между курсов Богословских наук в Духовных Академиях и Семинариях весьма полезно уже для того, чтобы знать, чего требовать в сем отношении от Академий и Семинарий; но сего разграничения нету. Конспект для преподавания Богословских наук один и тот же, ибо, кроме его, и нет другого; книги классические одни и те же; даже семинарии превосходят ныне Академии обилием наук Богословских, ибо в них преподается Пастырское Богословие и Археология, чего нет в Духовных Академиях.

Естественно ли это? — С первого взгляда, можно подумать, что от сего в убытке одна Академическая ученость, а семинарское образование от сего процветает. Но опыт говорит другое: неестес-

твенное распространение круга Богословских наук в семинариях делает его мелким и поверхностным. И здесь одна из главнейших причин, что семинарист, окончивший курс, учившийся слишком многому, часто не знает своего — существенного, что ему необходимо по его предназначению.

Для чего семинаристу Догматика в ученом виде? — Для него довольно Катехизиса, с хорошим разъяснением его от профессора. Для чего ему целая система Герменевтики на латинском языке? — Ему довольно знать по-русски существенные правила сей науки. Для чего слушание Церковной Истории в обширном размере? — Довольно краткого обзора веры и Церкви. Для чего даже знание языков Еврейского и Греческого, кои, по выходе из семинариста на место священнослужителя, останутся без всякого употребления? Лучше вместо сего усилить знание языка отеческого, знание церковных обрядов, законов и прочего.

9. Замечания частные, касательно каждой Богословской науки в особенности

Касательно введения в круг Богословских наук

В иностранных высших Богословских школах это введение составляет общую, весьма полезную науку, которую подразделяют еще на Богословскую энциклопедию, методологию и историю Богословских наук. В таком пространном виде это введение, может быть, для нас еще не нужно. Но, с другой стороны, явно мало и того, чтобы Введение в круг Богословских наук ограничивалось одною малою главою, которая, состоя из небольшого числа общих, поверхностно набросанных черт науки, не имеет даже определенной физиономии. При том и в виде малой главы Введение в Богословие у нас стоит не на своем месте, ибо:

a) преподается в высшем отделении, почему класс Священного Писания в низшем отделении остается особым зданием, вне главного дела;

b) преподается нередко после Герменевтики, что также неестественно;

c) преподается без отношения к Церковной истории и Церковному красноречию, кои потому получают характер не отраслей, как бы надлежало, а самостоятельных наук.

Воспитанник Академии нередко сам, тотчас по окончании своего учения, должен идти на Академическую кафедру для преподавания Богословских наук; посему для него весьма полезно было бы всходить на нее с основательным понятием о существе, круге, методе, судьбе и взаимном отношении всех Богословских наук.

Касательно класса чтения Священного Писания

Важный класс сей весьма много терпит от того, между прочим, что бывает по одним субботам и что на него ходят оба отделения студентов вместе. Вследствие сего на него смотрят как на класс экстраординарный, не подлежащий собственно никакому отделению, и потому занимаются им весьма поверхностно. Предрассудок сей так укоренился, что само начальство некоторым образом принуждено разделять его, ограничивая нередко испытания по сему классу одними студентами низшего отделения, яко не слушающих никаких других уроков Богословских. К довершению слабости сего класса служит и то, что он, по самому существу своему, требует в наставнике многих и разнообразных сведений, между прочим опытности в Еврейской и Греческой Филологии, и дара излагать самое сухое не сухо; а на сей класс обыкновенно определяется такой преподаватель, который только что вышел из-за стола ученического и по части Еврейского и Греческого языка без Лексикона часто не может сделать ни одного шага.

Что учебная книга по сему предмету не соответствует вполне своей цели, — это видно с первого взгляда на нее; хотя у семинарии она может служить до времени руководством.

Касательно преподавания Герменевтики

И сия наука, к сожалению, не ценится в Академиях по своему достоинству. Виною сему и неопытность преподавателей, почти везде юных, и учебная книга. Будучи буквально выбором из иностранных книг, она имеет тот весьма важный недостаток, что составлена без полного сознания своего дела и цели. В доказательство довольно указать на § 3 и 5. В первом крайне бедно изложен отличный характер Герменевтики Священной от светской; между тем как от сего различия зависит весь ход и тон науки. А во втором официально сказано, с VI века до XVI ничего не сделано дельного

по Богословию (тогда как в это время положено — Дамаскиным и др. — основание Догматическому Богословию Православной Церкви); и, в добавок, весь успех Богословских наук приписан Реформации, которая в религиозном отношении то же, что революция в политическом.

Кроме сего, правила науки не выведены, как бы надлежало, ни из какого общего начала, и не утверждены ни на каком непреложном основании; от чего все самое лучшее кажется в сей книге произвольным и неосновательным. При том эта Герменевтика всеобщая, которая хорошему ученику известна из начал прикладной Логики и из семинарского занятия Герменевтикою. Между тем, о частной Герменевтике, которая по самому существу своему была бы полезнейшею и вместе занимательнейшею наукою, сказано (в § 4), что для нее лучшее место в введении в Священное Писание, — там, то есть, где она у нас вовсе не преподается.

После сего самая необходимость волей желать:

1) чтобы преподавание Герменевтики в Академиях было устроено на лучшем основании, чрез разъяснение оснований самой науки;

2) чтобы к общей Герменевтике присовокуплена была частная, по крайней мере, в общих ее отделениях; например, Герменевтики Ветхого и Нового Заветов, Герменевтики Пророческой, Исторической, Дидактической и пр.

Весьма полезно бы также было, если бы с окончанием Герменевтических уроков поставлено было бы в обязанность проходить в сем классе Герменевтики весь ряд ветхозаветных пророчеств о Мессии. Это составило бы и лучший практический опыт приложения правил к делу, и прекрасное введение в Догматику.

Касательно Церковной Истории

По Церковной Истории Ветхого Завета мы имеем такую книгу. подобную коей не могут выставить иностранцы со всею их ученостию и со всем своим богатством их литературы. Самый слог сей книги благотворно действует на образование слога и на литературный вкус учащихся. Посему наставнику остается только уметь не отстать от автора и раскрыть поболее внутренний ход Веры и нравственности Ветхозаветной Церкви, который в сей книге изложен весьма сжато.

К сожалению, нельзя сказать подобного о Церковной Истории после времен Библейских. Стоив неимоверного труда автору, по скорости составления и разнообразию предметов, она носит резкие признают поспешности своего происхождения. Самый план повествования по векам, а не по периодам вовсе не по учебной книге, и много частностию своею и повторениями обременяет и самого наставника, тем паче наставляемых. При сем История сия, оканчиваясь XVII веком, оставляет слушателя своего тогда, как он наиболее имеет нужду знать судьбу Церкви. Собственное продолжение уроков каждым наставником весьма неудобно, по недостатку официальных материалов, особенно для отечественной Церкви. При таком положении дела составление новой учебной книги для истории после времен Библейских было бы немалою услугою для Духовных Училищ.

Кроме того, весьма полезно было бы Историю Церкви Российской заставить преподавать особенно. Наука вполне стоит того по своей важности и пользе. Между тем теперь, преподаваемая в соединении и, можно сказать, смешении с Историею Церкви других исповеданий, излагаемая притом в разорванном виде, по векам, а не по существенному ходу происшествий, — История Церкви Российской изучается весьма с ограниченным успехом; недостаток явно вредный во многих отношениях.

Касательно Церковного Красноречия

Наука Церковного Красноречия состоит у нас, сколько известно, из правил красноречия Всеобщего, приноровленных к Церковной кафедре вообще, по виду ее, большею частию, не тому, какой она имеет в нашей Церкви, а какой дан ей в чужих землях, особенно прославившихся проповеданием, преимущественно у французов. Отсюда выходит, что проповедь, составленная по всем правилам наук, может быть негодною для произнесения в нашей Церкви.

Нужно создать особый род красноречия, вполне соответствующий, с одной стороны, составу и духу нашего Богослужения, ас другой, — потребностям, нравам, совершенствам и недостаткам нашего народа. Основание к сему самостоятельному роду красноречия положено уже отчасти в нашем Уставе Церковном, где содержится не только план, но и главные мысли проповедания на целый год, по

духу нашего Богослужения. Кроме сего, самое Богослужение, с разнообразием частей и видов его, равно как годовой круг праздников и Воскресных Евангелий и Апостолов, подают прекрасный материал не только для проповедания, но и для науки о проповедях.

В таком именно духе предпринял обработать сию науку профессор Церковного Красноречия в Киевской Академии, и обрабатывает с отличным успехом.

Касательно преподавания Богословия Фундаментального

Преподавание собственно Богословских наук начинается ныне в Академиях с одной новой науки, которая доселе ищет себе постоянного имени и не может найти. Одни называют ее Богословием Фундаментальным, другие — Всеобщею Догматикою, иные Апологетикою. Нельзя сказать, чтобы знание предметов, входящих в состав сей науки, было ненужно для воспитанников Академии. Но можно решительно утверждать, что сия безымянная наука не в своем виде и не на своем месте; ибо, по ближайшем рассмотрении ее, оказывается не наукою, а совокуплением частей, заимствованных из разных наук, как это показано будет ниже.

Главная задача сей науки:

1) положить основание для Богословия Христианского и ввести в него путем Философского исследования;

2) вместе с тем защитить его Божественность от всех нападок вольнодумцев, сделанных на него в новейшее время.

Но: 1) для введения здесь делается слишком много, для Апологетики слишком мало; 2) начинать с апологии учений Религии естественно было в первые времена Христианства, времена борьбы и споров, или — в Германии, где свидетельствует рационализм и господствует диалектическое направление мыслей.

У нас среди Православной Церкви над вводом здания Богословских наук еще с безопасностию можно сказать: Мир вам! Между тем, занятие с самого начала множеством возражений дает Богословскому учению тон неприятный и наводит печальную тень на всю будущую картину: Христианство и Богословие представляются в каком-то осадном положении, которое тем неестественнее, что в сию засаду ставят сами себя.

Что делать с сею наукою? Первее всего, возвратить по принадлежности похищенное ею у других наук. Именно, трактат о Ре-

лигии и Откровении вообще должен быть передан Философии, где для него давно лежит впустую обширное место. Философия ничем лучше и приличнее не может заключить в Духовных Училищах своего поприща, как препровождением воспитанника в училище Веры, чрез обнаружение недостатков естественной Религии и обличение подложных откровений, существующих в роде человеческом.

Трактат о Священном Писании как источнике Религии всею исторической стороною его должен быть передан Введению в Священное Писание.

Трактат о том, как произошло и распространилось Христианство, возвратить по принадлежности в Церковную Историю.

Что есть полемического, найдет себе законное место в Полемике, которая, будучи преподаваема воспитаннику по выслуша-нии уже им Богословия Положительного, найдет его самого достаточно предохраненным от соблазна тлетворных мнений.

После сего останется одно имя Науки; поелику же — имени она доселе не имеет, то прекращение бытия ее не будет замечено даже в летописи наук.

Касательно Догматики

Преподавание Догматики должно происходить по учению и духу Восточной Православной Церкви; посему надобно хорошо знать предварительно ее учение и ее дух. Как знать? Для сего нет теперь особенного руководства. Посему весьма желательно, чтобы Догматике предшествовала Церковная Символика, которая вводила бы в познание источников церковного вероучения Православной Церкви. Догматический сборник древних символов и изложений веры также составил бы немалую опору для отечественной Догматики.

Из существующих печатных Догматик нет ни одной, которая бы совмещала в себе все качества учебной книги для Духовных Академий. Из рукописных уроков лучший — на латинском языке — уроки высокопреосвященного Филарета, митрополита Киевского, преподанные в Московской Духовной Академии, а на русском — преосвященного Григория, архиепископа Тверского, преподанные в Санкт-Петербургской Духовной Академии. При сих домашних Догматических руководствах составление новой

учебной книги не может много затруднять Богослова, хорошо знакомого с учением и духом Православной Церкви. Для прочности Догматического изучения уроков в Духовных Училищах весьма полезно было бы избрать и напечатать на Греческом языке все так называемые классические места из Священного Писания — догматического содержания. Ученики в Уездных Училищах могли бы учиться понимать Греческому языку и [учить] их на память. Это служило бы добрым залогом успеха для Догматики в Семинариях и Академиях, где память уже с трудом обращается около изучения текстов. Такой сборник мест классических, хорошо составленный, мог бы служить для желающих и вместо так называемого Догматического Богословия.

Касательно Богословия Нравственного

По Богословию Нравственному есть прекрасные уроки на Латинском языке, преподанные некогда в Санкт-Петербургской Духовной Академии; но, к сожалению, они не доведены до конца и существуют в одних рукописях. Впрочем, и изложение их на Русском языке, сделанное доктором Богословия Кочетовым под названием «Черты Деятельного учения веры», составляет книгу довольно годную для классического употребления.

Касательно образа преподавания сей науки должно пожелать:

1) чтобы в ней излагаемые истины излагались, сколько можно, более по духу нашей Православной Церкви. От забвения сей обязанности происходит, что, например, между обязанностями нравственности Христианской [учащийся] напрасно ищет учения об обязанностях человека к своему Ангелу Хранителю;

2) чтобы строже наблюдалось и постоянно выдерживалось отличие нравственности Христианской от естественной и не забывалось подчинение ее двум особенным догматам: об искуплении и благодати;

3) чтобы нравственные истины поболее озарялись и оживлялись примерами из Истории Христианства. Четьи Минеи и Пролог в сем отношении суть истинное сокровище для кафедры Нравственного Богословия, но они не пользуются на ней всем должным уважением.

Касательно Богословия Обличительного

Склонность к индифферентизму почти совсем изгнала сию науку из школ в Церквах Западных, особенно у протестантов. Это самое дает уже знать, что она должна быть усилена там, где дорожат учением своей Церкви. Множество новых, пущенных в ход возражений, кои всюду находят себе свободный доступ, а у некоторых и благосклонный прием, также заставляют усилить стражу и не опускать из рук оружия.

Чтобы однако же сия наука не была напрасно обременяема изложением клевет на Христианство и церковь, кои не стоят опровержения, надобно, чтобы она как можно более ограничивалась существенным, и руководствовалась не столько любознательное -тию, сколько местными потребностями нашей Церкви. Сообразно сему ей давно надлежало бы не молчать, а говорить, хотя что-либо, об исповедании Армян и Униат, кои в таком количестве входят в состав Империи. Учение о Раскольниках — по практической важности своей также требует гораздо большего внимания, нежели какое обращается на него в Богословии Обличительном.

Книга, указанная для руководства по сей части, — Богословие Фальковского — вовсе не по времени и не по настоящим потребностям.

Касательно Права Канонического

Науку сию, столь нужную не только для Училищ, но и для Церкви, можно почитать еще не существующею в наших Академиях. В преподавании ее доселе, сколько известно, ограничивались обрывочными трактатами из всеобщего — частию полуфилософского, частию полуархеологического — Права Канонического. Иначе и не может быть, доколе под руками преподавателей не будет материала для создания науки, то есть официального сборника Церковных правил и узаконений.

Теперь, когда просвещенная заботливость Правительства готовится устранить единожды и навсегда сей недостаток, конечно, с полученным в руки материалом не умедлит явиться и здание, тем паче, что над ним будут трудиться не в одних Училищах Духовных, а и светских; ибо по новому Уставу Университетов и там основана кафедра Права Канонического.

При сем нельзя не изъяснить одного желания: Правительственные места Духовные, особенно консистории, крайне нуждаются в хороших делопроизводителях и для наполнения мест сих нет никакого домашнего запаса кандидатов. Почему бы не отделить на сей предмет части воспитанников Духовных Академий, кои, сообразно предназначению, могли бы особенно заниматься Правом Каноническим и для сего быть уволенными от слушания некоторых предметов, далеких от их цели. Если такое заведение неудобно во всех Духовных Академиях, то, может быть, существовать хотя бы в одной. Тем паче мысль сия может придти в исполнение в случае открытия Академии Казанской, которая могла бы иметь особенное от прочих Духовных Академий предназначение, именно Духовно-Юридическое и Миссионерское. Ибо и для обращения в Христианство иноверцев, а к Православию — Раскольников, дела весьма важного, коего давно требует и польза, и честь Церкви и отечества, у нас нет никакого общественного учреждения, тогда как не только Церковь Католическая, даже Протестантская (например, в Англии и Дании) давно имеют подобные учреждения.

Судя по вышеизложенным замечаниям, круг Богословских наук для Духовных Академий может быть следующий.

Круг Богословских наук для Академий

A. Науки приготовительные

a) Систематическое введение в круг Богословских наук.

b) Библиология, или Введение в Священное Писание.

c) Символика, или Введение в учение Православной Церкви.

с!) Патрология, или Введение в учение Отцов Церкви.

е) Священная Герменевтика.

^ Церковная География и Статистика, всеобщая и отечественная.

а) Церковная История, всеобщая и отечественная.

B. Науки, составляющие самую систему Богословия

1) Религиозистика, или учение о Религии.

аа) Догматика.

ЬЬ) Нравоучение.

2) Екклезиастика, или учение о Церкви.

сс) Литургика.

сЫ) Право Каноническое.

С. Науки прикладные

a) Богословие Пастырское, включая в него и Церковное Красноречие.

b) Богословие Обличительное.

c) Богословская Педагогика.

Из сих наук Введения в Богословие, в Священное Писание и в учение Церкви. Герменевтика, Церковная География со Статистикою и Церковная История до времен после-Библейских должны быть преподаны в первое двухлетие. Патрологии прилично продолжаться во все четыре года и, не составляя особенного класса, быть соединенною с классами языков Греческого и Латинского.

Где взять времени для предполагаемого преподавания Богословских наук в низшем отделении? Времени для сего будет весьма достаточно, если у каждой из светских наук отделить по несколько часов, кои теперь для них так излишни, что наставники не знают иногда, чем наполнить их.

Именно, у Философии может быть взято по 4 часа в неделю и отдано Церковной Истории с Церковной Географиею. У Словесности Всеобщей, Истории и Математики может быть взято по 2 часа в неделю у каждой и отдано под Герменевтику, Введение в Священное Писание и Символику.

Таким образом, Духовные науки в низшем отделении Академии будут иметь по 12 часов в неделю или по 2 часа ежедневно

и, следовательно, каждый учебный день может быть, так сказать, освящен для воспитанника занятием предметами Духовными.

Нужно ли увеличить число наставников для предполагаемого преподавания Богословских наук? — Не нужно; стоит только употребить для сего тех наставников, кои, по нынешнему ходу наук, почти ничем не заняты в сравнении с другими, а жалованьем и степенью по службе пользуются теми же, что и прочие. Таковы бакалавры языков, особенно новейших. Но, вместо ненужного умножения наставников для Богословских кафедр, весьма полезно возвысить самые кафедры на степени Профессорских. Теперь положено только по одной Профессорской кафедре для Богословия в Духовных Академиях, все равно, как по одной кафедре положено для Математики, для языков древних: несоразмерность

очевидна! — Для Богословия в Духовных Академиях надобно положить, по крайней мере, по 3 кафедры Богословских, а именно:

a) кафедра для Догматики и нравоучения;

b) кафедра для Екклезиастики и

c) кафедра для Пастырского Богословия.

Число бакалавров (3) Богословия может удобно оставаться то же ; если не благоугодно будет и всех, кои будут преподавать Духовные науки, переименовать Бакалаврами Богословия. В таком разе надобно, чтобы между преподавателями Богословия мог быть не один только экстраординарный профессор, как теперь — по нынешним правилам, а более, смотря по заслуге.

2.

Записка митрополита Московского и Коломенского Филарета «О предполагаемых изменениях учения в Духовных Академиях, Семинариях и Училищах»17

О предполагаемых изменениях учения в духовных академиях

I. О Философии

Философия в Христианских Училищах едва ли когда и где была в правильном и удовлетворительном положении.

В прошедшем столетии немецкая училищная философия, перешедшая и в российские духовные училища, старалась быть согласной с Христианством; но не хотела в сем открыто признаться, а усиливалась дать себе вид самостоятельности и независимости; от чего кажущиеся или действительные разногласия ее с Христианством не получали объяснения и разрешения; и учения религии и философии в Германии оказались двумя расходящимися мнениями.

В нынешнем столетии Немецкая Философия поставила себя решительно независимою и простерла свои притязания до того, чтобы вновь создать религию, или подчинить себе, или по-своему истолковать религию Христианскую, прикрывая свои умствова-

17 Государственный архив Российской Федерации. Ф. 1099 (Т. И. Филиппов). Оп. 1. Д. 926. Копия, конец XIX в. Рукопись. 20 л.

ния туманом отвлеченностей. Туман далеко распространился и покрыл обаянием молодые умы.

Думали охранить от заразы Русские Университеты тем, что прекратили преподавание Метафизики и некоторых политических наук; но лжеумствования распространились и распространяются более и более через книги, через уроки, чрез частные беседы, тем беспрепятственнее, что возможная истинная Философия безмолвствует.

[Недавно одна мать спросила человека, сведущего в высших светских учебных заведениях: в котором бы лучше ее мог сын сохранить неповрежденным религиозное расположение? — Ответ: антирелигиозное расположение во всех есть.]

Посему воспитанники духовных академий должны быть приготовлены к встречам с людьми, у которых ложные философские понятия господствуют, а религиозные понятия ослаблены или совсем подавлены.

Вразумление таких людей неудобно начать свидетельствами Откровения: надобно прежде разбить укрепления лжеумствова-ний здравыми суждениями разума.

Следственно, нужна здравая Философия, в особенности Метафизика.

Предполагаемое соединение Онтологии с Логикою недостаточно для сей цели. Логика наука формы; такой же характер должна получить и присоединяемая к ней Онтология. Например, онтологическое начало: все имеет свою причину, в Логике могло значить только то, что разуму человеческому свойственно мыслить происхождение вещей не иначе, как, с отношением их к какой-либо причине, подобно как чувству свойственно представлять вещи не иначе, как в отношениях их к пространству. Таким образом, начало довольной причины получает значение только формальное и подлежательное и лишается значения Истины предлежательной;

и, следовательно, становится не годным для употребления в учении о происхождении мира от Творца. Онтология Метафизическая должна утвердить в пользу начала довольной причины значение истины предлежащей.

Кант, перенеся Онтологические начала в Логику, так опустошил область теоретического разума, что принужден был основания теоретических истин искать в изречении практического

разума: «должно». Такое одностороннее построение идей, неудовлетворительное ни для кого, особенно не может послужить образцом для наставления народа в вере.

Исключения из преподавания Психологии рациональной производит скудость Психологии опытной. Последняя без первой представляет вид не столько науки, сколько рассказа о движениях мыслей, чувствований, склонностей, желаний, страстей.

Разумное учение о вневещественности, о свободе, о бессмертии души для многих мнимо образованных более нужное, нежели для простого народа, где же будет преподано, если не будет Психологии рациональной?

Наставнику Богословия Откровенного не досужно оставлять свой путь и уклоняться на сторонние тропинки философствующего ума.

Тогда, как предполагается расширить в преподавании Историю Философии от Канта до настоящего времени, чрез сие самое не увеличивается ли опасение, чтобы молодые умы не запутать в хитросплетенных гегелевских сетях, если не будут предохранены систематически изложением твердых начал здравой Философии.

Итак, по моему мнению:

1) Метафизика должна быть удержана в преподавании в Духовных Академиях;

2) она должна быть необширна;

3) она должна с убеждением открыть начальные истины о Верховном Существе, о происхождении и управлении мира, о невещественности, свободе и бессмертии души; но при том признать, что познания о сих предметах, открываемые разумом, не полны и не достаточны; и что высшие и более достаточные познания могут быть получены из Откровения Божия и из достоверных духовных опытов людей чистой духовной и созерцательной жизни.

II. О Церковной Истории

Нужно написать историю Церкви по истинным источникам, с православной точки зрения; но не лучше ли поручить сие одному наставнику, нежели двум? — Труд одного более обещает единства18.

18 Митрополит Григорий предполагал поручить написание истории Церкви двум наставникам, одному — до отпадения Запада, другому — с отпадения до нашего времени (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 21).

III. О Библейской Истории

Летоисчислением заняться надобно, а учение Археологии расширять едва ли нужно и полезно. Уже введено в Библейскую Историю учение о священных местах, действиях и временах. Здесь должна быть изложена Археология собственно церковная.

Библейские древности домашней жизни, земледелия и пр. едва ли не будут уносить время без занимательности и пользы. Что из них нужно при изъяснении некоторых мест Св. Писания: то, при объяснении сих мест, может быть предложено с большею занимательностию и надеждою сохранения в памяти.

IV. О Церковном Законоведении

Справедливо, что нужно дать ему практический характер; и при изложении его не бесполезно указывать на отечественные законы по принадлежности. Но очерк Гражданского Законоведения, хотя и краткий, возьмет время, которое можно было бы употребить для занятия более нужного в духовном учении; но едва ли сделает впечатление большее, нежели скоропреходящее19.

V. Об Общей Словесности и Гомилетике

При преподавании сих учений порознь и направлении каждого к полноте могут оказаться следующие излишества и несообразности:

1) увлечение в эстетические отвлеченности и фантастические представления об изящном и высоком не только в словесности, но и в искусствах, о гении, и прочие бесплодные для практического образования оратора или наставника духовного;

2) впадение в излишние подробности о словесных произведениях, слишком посторонних для Христианской Словесности, о трагедии, комедии, сатире и пр.;

3) скучное в Гомилетике повторение учения о составе и частях ораторской речи, уже изложенное в науке Общей словесности.

19 Митрополит Григорий предлагал: «Церковному Законоведению должно дать характер науки практической, и оно должно быть приспособлено к существующему порядку и настоящим нуждам священнослужителя. При сем, по прикосновенности, нужно указывать на законы отечественные» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1.Д. 676. Л. 4).

Но и в соединении Общей Словесности с Гомилетикою может встретиться некоторое неудобство. В науке, получившей наименование Христианской Словесности будет ли уместно сказать, хотя кратко, например, о трагедии и комедии, о которых совсем не дать понятия неудобно? — Притом наука в сем виде должна быть организована вновь, что потребует более сильной способности и учености в наставнике, нежели преподавание двух уже образовавшихся наук.

Может быть, легче будет соединить только две сии науки в одну кафедру в низшем отделении Академии, поставить надлежащие пределы Общей Словесности, и дать ей направление к суждению о произведениях Словесности по началам христианства и нравственности20.

VI. О Богословии Догматическом

Требование, чтобы при предметах спорных обращаемо было внимание на Римско-Католиков, Протестантов и раскольников, без сомнения, должно разуметь так, что изложение и доказательства истин должны быть построены так, чтобы в них заключалось основание к опровержению лжеучений, ибо самое опровержение принадлежит к Обличительному Богословию21.

20 Митрополит Григорий предлагал: «Общую словесность и Гомилетику надобно соединить в одну науку, под именем Христианской словесности. После общих понятий о том, каков должен быть писатель христианин, каковы должны быть цели и духовных словесных произведений, назначаемых для христиан, наука сия, на основании таких понятий, определит потом христианский характер всех родов словесных произведений, разделив их на два класса — на словесные произведения, уместные между христианами в обыкновенном их быту — вне Церкви, — и на роды слова, приличные исключительно церковной кафедре. Этим положатся прочные начала для определения истинного достоинства светских (хвалимых) словесных произведений и уничтожится то раздвоение духовной и светской литературы, по которому нередко произведения последней, пропитанные совершенно нехристианским духом, ставятся в ряд образцовых» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 4—4 об.).

21 Митрополит Григорий предлагал: «В Богословии Догматическом, при предметах спорных, должно полагать основание к опровержению лжеучений не только западных иноверцев Латинян и Протестантов, но вместе с тем, и преимущественно, лжеучений наших лжеучителей-раскольников» (ГАРФ. Ф, 1099. Оп. 1.Д. 676. Л. 4 об.).

VII. О Богословии Нравственном, Пастырском и Обличительном

Присоединяюсь к рассуждениям, которые мне сообщены22.

VIII. О Психологии

Также присоединяюсь к сообщенному мне рассуждению, не отказываясь от моей мысли о надобности Психологии Рациональной23.

22 Митрополит Григорий предлагал: «В Нравственном и Пастырском Богословии должно излагать не только общие добродетели христианина и пастыря, но и более подробные правила, как сии добродетели могут быть исполнены в разных обстоятельствах жизни, — и предлагать решение насколько можно более случаев, которые могут смущать совесть христианина и затруднять пастыря. Сверх сего, так как в настоящее время стали обращать особое внимание на Педагогику — науку, которая не имеет у нас особой кафедры, но которой начала должны быть заимствованы из понятия об истинно-христианской жизни, составляющей предмет Богословия Пастырского и Нравственного, то на преподавателя сих наук возложить, чтоб он особенно раскрыл обязанности, которые Вера возлагает на родителей и наставников относительно воспитания и образования детей, и указал начала, коими пастырь должен руководствоваться как в сем святом деле, так и в направлении предающихся разным порокам и укоренившихся в них. Обличительное Богословие не должно ограничиваться одним указанием разности Православного Исповедания с неправославными, но и строго обличать лживость сих последних и вместе предлагать опытные правила, как начинать и вести беседу с тем или другим иноверцем, с целию расположить их в пользу Православия» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 4 об. - 5 об.).

23 Митрополит Григорий предлагал: «Психология, коея начала входят во многие другие даже Богословские науки, должна быть преподаваема с большою осмотрительностью. Избегая материализма и сенсуализма, с одной, и пантеистического спиритуализма, с другой, — она должна идти средним путем и изъяснять, что тело и дух предназначены действовать совместно, не поглощая себя взаимно, — так однако ж, чтоб тело было в подчинении духу, а дух — Богу. Равно в Психологии должно избегать общего почти всем Психология недостатка — изображать силы душевные в каком-то идеальном совершенстве, т.е.: каковы они должны бы быть, но она должна изображать сии силы именно такими, каковы они в настоящем падшем состоянии, с указанием, что уврачевать их немощи может только Божественная благодать, под условием деятельных подвигов, и что прослушавший Психологию не должен успокоиваться в себе самом, а выносить убеждение, что он не таков, каким должен быть, и что потому, с готовностию на все труды, он должен искать исправлять себя и восстанавлять» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 5 об. — 6).

IX. О Логике

Сообщенное мне рассуждение о Логике для меня не довольно понятно. Сомневаюсь, в Логике ли место учению о умственном созерцании или в Психологии. Учение о Боге и вешах Божественных. по моему понятию, найдет более свойственное ему место в Метафизике, нежели в Логике24.

X. О Физике

Присоединяюсь к сообщенному мне рассуждению.

Геология не малый произведет ныне соблазн, особенно когда у нас, не знаю, к какой стати, говорят о ней мещанам и крестьянам в Московских и Губернских Ведомостях.

Но о том, как обличить ее мудрствования, нужно особое наставление.

Добросовестные геологи от противоречий книге Бытия обратились к соглашению с нею. Но у них дни творения — периоды. Никто из них не помирился с днями собственно25.

XI. О Всеобщей истории

Присоединяюсь к рассуждению, мне сообщенному26.

24 Митрополит Григорий предлагал: «Логика должна основательно изъяснить законы мышления и способ познания опытного» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 6).

25 Митрополит Григорий предлагал: «Физика, излагая законы, по которым действуют силы видимой природы, в самом изъяснении видимых явлений должна соблюдать должные границы и не забывать, что сколько ни неизменны законы видимой природы, но они держатся десницей Божией, которая во всякое время может прекратить и изменить их деятельность, и что не все видимые явления можно изъяснить обыкновенными естественными причинами; а нередко нужно бывает искать их начало вне естественного течения вещей — в воле Всеблагого и Премудрого о всех Промыслителя. В наше время это нужно, между прочим, и потому, что Геология в настоящее время, несмотря на всю свою незрелость, позволяет себе делать, на основании открытий ее, выводы, противные Слову Божию. Правда, добросовестные геологи обратились от противоречия книге Бытия к соглашению с нею, но и у них дни творения — периоды. Никто из них не помирился со днями обыкновенными (собственно)» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 6).

26Митрополит Григорий предлагал: «В преподавании Всеобщей Истории должно избегать: 1) односторонности в критике, по которой произвольно проводится черта между периодом историческим и доисторическим, па-

XII. О порядке преподавания

Не прекословя сообщенному мне расположению предметов, не излишним почитаю сказать, что Священное Писание — поле пространное27. Пройдут ли его в два года высшего отделения, при множестве других занятий и приготовлении к решительному отчету за все учебное поприще?

Не лучше ли разделить сие занятие между обоими отделениями Академии?

XIII. О специальной учености

Строго сказано, что из высших духовных училищ выходят «люди с добрыми началами, но обстоятельно не знающие ни од-

мятники последнего все без разбора ставят в ряд недостоверных преданий, упуская из виду то достоверное указание на историю рода человеческого и древних народов, какое находится в слове Божием; 2) произвольного философствования, по которому, усиливаясь дать истории единство, хочет все исторические явления представить под видом непрерывного хода развития рода человеческого и все отдельные народы изобразить невольными орудиями какой-нибудь роковой для них идеи. Чтобы связать все происшествия единою мыслию, историку должно заимствовать сию мысль из изреченного Суда Божия над змием: вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем тоя (Быт 3.15). Борьба Царства Божия с царством сатаны есть единая истинная идея всемирной истории; 3) Должно избегать неосмотрительного суждения о лицах и происшествиях, по которому без разбора одно хвалят, другое осуждают, не обращая внимания на то, достойно ли одно похвалы, а другое — укоризны, если судить по началам (истинной Веры), оправдываемым здравым смыслом и Верою. Избегая этих ошибок, преподаватель истории, излагая события просто, кратко, верно, должен особенно обращать внимание на черты нравственности, на олтари Провидения Божия в происшествиях общественных и приключениях частных, на связь между нравственностью и благоденствием, между нравственною порчею и народными бедствиями, дабы таким образом история была училищем благочестия и добродетели» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 676. Л. 6—7).

27 Митрополит Григорий предлагал изменить распределение предметов по отделениям, ибо изучение почти всех богословских наук в высшем отделении, как это было в момент составления записок, неудобно. Богословские науки трудные, важные, требующие большого внимания. Не успевая усвоить курс богословских наук как следует, студенты выходят «неполными богословами». Слушая в низшем отделении одни светские науки, студенты «отвлекаются и от образа мыслей, и от языка, свойственных богослову» (ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1.Д. 676. Л. 7-8).

ного предмета». — По крайней мере, выходят обстоятельно знающие Догматическое Богословие. На испытаниях Академических иногда нарочно были мною предлагаемы студентам вопросы, не встреченные ими в обыкновенных уроках, и получаемы были правильные ответы с доказательствами, хотя не от всякого и не тотчас, что и неудивительно при нечаянности вопроса.

Правила: избирать каждому студенту два или три предмета для специального изучения, можно будет благонадежно дано не многим, но по особенному усмотрению и под особенным наблюдением Ректора и Профессоров, а иначе, сделавшись господствующим, оно может сопровождаться упадком знания в прочих предметах, а вследствие того и затруднением распределения между наставниками предметов учения в Семинариях.

Не удобнее поступающих уже в наставники сильно побуждать к специальному усовершенствованию своих познаний в науках, которых преподавание им поручено?

Вместо двух кратких рассуждений в месяц назначать по одному в треть — не будет лучше. Частое исправление наставниками сочинений более может наставить студента в искусстве сочинения, нежели просмотр трех только сочинений в год. И если студент опустит одно из двух ежемесячных сочинений, меньше потери, нежели опущение одного из трех сочинений в год.

Но девяти проповедей в год — не много ли? — Полезно, чтобы хотя одна из трех была произнесена: но если 50 студентов напишут по 9 проповедей в год, то и одну из девяти произнести едва ли каждому достанется.

XIV. О образовании ученых людей

Конечно, всего лучше сему сословию составиться из монашествующих: но довольно ли их? Как их умножить? Как оставить их на многие годы или на всю жизнь при Академиях, когда их едва ли достает для мест Ректоров и Инспекторов, а Ректоров едва достает для Епархиальных кафедр?

Ученым людям при Академии идти по отличиям наряду с товарищами — поощрение не всегда удобное и не наилучшее для духовной службы.

Положим, что Специалист, профессор Еврейской словесности служит при Академии лет 20. Пусть он будет Архимандритом:

а Ректор моложе его и по службе, и по сану Архимандрита. Не очень удобно! Товарищи его поступили в Епископство: неужели и Епископство из церковного подвига превратить в титулярное отличие?

Хорошо было бы для усиления учености, если бы можно было возвратиться к временам старой Киевской Академии, когда охотники лет по десять ходили слушать богословские лекции, не домогаясь никаких прав и отличий, кроме права с важностию смотреть на младшего, пожидать от него предварения поклоном. Но как найти дорогу к такому времени?

По моему мнению, сей предмет требует отдельного и неспешного рассмотрения.

XV. О предполагаемых изменениях в учении по Семинарии

Присоединяюсь к рассуждению, что Медицина, Сельское хозяйство и Естественная история частию излишни в Семинариях, частию неудобовместимы по множеству предметов, частию несоответственны главному духовному направлению воспитания.

Медицина наука обширная. В Университете она составляет особый Факультет, полный собою, отдельный от других наук. Как вместить ее во множество предметов семинарского учения? — Кажется, Святейший Синод предлагал премию за составление по сему предмету ученой книги для Семинарий: но никто не вызвался на сие. Так неудобоисполнимо дело.

И пусть будет сельский священник врач. Но есть болезни, например женские, которыми священнику заниматься неприлично. Следственно, и присутствие священ ни ка-врача не удовлетворяет потребности и требует другого врача. На что же усиливаться сделать из священника врача? Когда он, и сделавшись врачом, не удовлетворит местной потребности?

Думаю, что есть возможность составить руководство к домашнему лечению подручными средствами. Но до их пор сего не сделано удовлетворительно: есть ли же посчастливится сделать, то довольно будет дать священнику книгу без уроков.

Учение земледелия также отнимает время у других нужнейших предметов, не представляя надежды пользы. Вот ответы: в Московской Семинарии один наставник земледелия, образованный в Горыгорецкой школе, по погрешностям в поведении должен был

оставить Семинарию; другой отказался от духовного звания; третий при Вифанской Семинарии завел образцовую ферму, прославился ею и оставил ее, понесши убыток и причинив его другим, которые содействовали ему.

Естественная история могла бы сделаться занимательною и полезною, естьли бы предлагала более глубокие понятия о существах, и открывала в них то, что может быть поучительно для человека размышляющего: но существующая Естественная история, состоящая из многочисленных безплодных наименований, описания наружностей, счета тычинок и пестиков в цветке и пр., не есть ли только обильный посев не всхожих семян на поле памяти?

Нам предлежит трудный, при разных препятствиях и недостатках, подвиг усовершить образование священника, и только еще начать образование миссионера (ибо доныне имеем миссионеров импровизированных); а нам говорят: это, как вы хотите, только сделайте, чтобы тот же человек был и врачом, и агрономом, и натуралистом!

XVI.

Присоединяюсь к рассуждению, что Православное исповедание в Семинарии есть ненужное повторение Катехизиса; и что учение о Богослужебных книгах должно быть обращено к Уставу.

XVII.

Об отменении патристики сомневаюсь. Она преподается неудовлетворительно: о некоторых Отцах говорят с подробностию, до других не доходит очередь. Но естьли бы составить краткую учебную книгу о Св. Отцах преимущественно руководительных, изложить поучительнейшее из их жизни, наименовать и охарактеризовать их писания, с указанием, какое в каком отношении может быть источником знания и образцом; то такое учение было бы руководством для Богослова и проповедника и побуждением к чтению отеческих писаний.

Но класс чтения писаний Св. Отцев трудно образовать так, чтобы это было не просто чтение, а учение, и трудно дать довольно классического времени для сего учебного предмета.

Естьли отменить Патристику, то в замене ее не удобнее ли будет поставить в обязанность:

1) наставнику истории, чтобы предлагал нескудные сведения о житии Святых Отец, и их писаниях, с показанием, которым из них в каком отношении пользоваться должно;

2) наставникам Богословия Догматического и Нравственного, чтобы при доказательствах учения из Священного Писания не упускали приводить свидетельства из Писаний Святых Отцев;

3) наставнику Церковной словесности, чтобы в пример наставлений по сей части учения, приводили места, и целые беседы Св. Отец с надлежащим разбором;

4) наставникам Греческого и Латинского языков, чтобы в своих классах читали писания Св. Отцев, с разбором не только филологическим, но и Богословским и церковным.

XVIII.

Дополнения к Догматическому богословию точно нужны.

XIX.

Предполагаемое введение Гомилетики. Литургики и Канонического права в Пастырское богословие может дать сим соединенным учениям лучшее направление к цели, естьли наставник будет иметь довольно искусства сгармонировать оные.

Но распределить сие учение по всем трем отделениям Семинарии едва ли удобно. Чрез сие будет раздроблено впечатление учения. И время ли уже четырнадцатилетнему ученику низшего отделения Семинарии принимать наставление, каков должен быть Пастырь?

XX.

Изучение на память каждый день от 2 до 5 текстов не будет ли слишком отрывочно? И когда, и в каком классе требовать в сем отчета? — Класс Священного Писания не есть ежедневный.

Если класс Священного Писания будет иметь два урока в неделю, то не лучше ли назначать для изучения на три дня значительно отделение Писания, с отчетом в сем классе?

Наставник должен назначить, что именно изучить должно. Например, первые главы книги Паралипоменон, состоящие из одних имен, учить не нужно.

Экзамены нужно ли начинать чтением Священного Писания на память, особенно в высшем отделении Семинарии? — При испытании в Богословии и приведении текстов в доказательство учения видно будет, точно ли они утверждены в памяти учеников.

О Училище XXI.

Историю Русскую преподавать в Училище не рано ли?

XXII.

Учение Церковного устава вновь составлено Ректором Московского Донского училища и представлено начальству. Не угодно ли обратить на него внимание? Оно занимательнее прежней учебной книги, говорит и о Богослужебных книгах и, может быть, не излишне будет при практическом обучении Уставу.

XXIII.

Грамматика Греча точно лучше научит, нежели другая. Старающихся научит грамматике легко, обыкновенно же научают ей основательно и вполне.

XXIV.

Учение об обрядах церковных, особенно о их духе и значении, удобно ли приспособить к понятию малолетних учеников? — Порядок же обрядов им должен быть показан в учении об Уставе церковном.

XXV.

Причетнический класс есть в организме училищ лишний член, выходящий из общего устройства, который едва ли может иметь значительную жизненную силу, разве под руководством наставника с необыкновенною ревностию и влиянием на учеников.

О воспитании XXVI.

Справедливо, что надобно усилить попечение о сердечном образовании юношества и о возбуждении в нем духа благочес-

тия; но общий отзыв, может быть, заимствованный от взгляда на покойную Славено-Греко-Латинскую Академию, что «духовные юноши, окончив курс, бывают холодны к Церкви. Церковь для них чуждая область», не безобиден. Некоторые из них, поступая в церковную службу, приобретают особенную похвалу за усердие к Церкви; большая часть не подвергаются нареканию в противном; есть некоторые, которые попадают под суд пословицы: в семье не без урода.

Укажем на действительные опыты и лица.

Студенты московской Духовой Академии читают и поют в Церкви, и некоторые церковные стихи, например стихиры и так называемые догматики, не только поют, по навыку, с сокращением против нотного положения, но изучают нарочно, и поют нота в ноту по Октоиху. Сего не стали делать бы люди, для которых Церковь есть чуждая область.

Ректор Московской Семинарии сказывает, что ученик Семинарии, окончивший курс, которому первую по рукоположении во священника Литургию довелось совершать в Семинарской Церкви, совершил оную так правильно, что не было нужно сделать ему никакого напоминания. Этого не было бы, естьли для него Церковь до сего времени была чуждою областью.

XXVII.

Вопрос о преимуществе совокупного жительства учеников пред жительством в домах родителей и по квартирам не совсем удоборазрешим.

Жительство учеников в домах благонравных родителей и родственников удобно охраняет нравственность и питает дух семейной простоты, любви и послушания охотного и сердечного.

Естьли общежитие учеников немноголюдно, есть ли надзирающие усердны и искусны, естьли надзор и руководство не только обнимает всех учеников, но и применяется к каждому: при сих обстоятельствах нравственность, конечно, будет охранена, и может быть детям дано направление, соответственное званию.

Но естьли общежитие учеников многолюдно, естьли надзирающие только порядочны, а не особенно ревностны и искусны: то легко может случиться, что надзирающие, при наблюдении за общим порядком, не будут знать многих учеников и их расположе-

ний и влияния на других; и тогда один поползновенный к небла-гомыслию или неблагонравию неприметно для начальства может разстроить многих.

Употребление в надзиратели монашествующих едва ли удобоисполнимо, разве изредка. Для сего потребны монашествующие благочестивые и, хотя отчасти, образованные, чтобы уметь действовать на учеников и приобрести уважение к своим наставлениям: но такие люди не в избытке; монастыри имеют в них нужду для своих должностей и для примера и руководства прочей братии.

Разпространение общежития на всех учеников Семинарий и Училищ потребует издержек, для которых едва ли найдутся способы.

Не удобнее ли, без больших изменений в нынешнем жительстве учеников употребить усиленное внимание,

1) чтобы инспекторы и их помощники не только надзирали за внешним поведением учеников, но старались возбуждать и возвышать в них внутренние добрые и духовные расположения;

2) чтобы старшие над учениками избираемы были по тщательному усмотрению преимущественно нравственного достоинства;

3) чтобы надзор неослабно простирался и на учеников, живущих в домах родителей и на квартирах;

4) чтобы ученики жили в домах, где благонравные семейства ведут скромную жизнь;

5) чтобы по возможности устрояемо было жительство учеников на квартирах не порознь, а нескольких совокупно, для удобнейшего надзора.

XXVIII.

Чтобы ученики, сверх воскресного дня, ходили еще в два дня недели к Литургии, и в другие два дня к утрени и вечерне, сие не без неудобства исполнить могут живущие в Семинарском доме, имеющем Церковь, и в ней ежедневное Богослужение, а кроме сего неудобно.

Естьли, как сказано в сообщенных мне соображениях, часть времени, уделяемая учениками для Богослужения в воскресенье, «возмущается заботою об уроках», тогда как в воскресенье есть

довольно простора времени, чтобы отложить сию заботу и придти в Церковь с радостию: то выше сказанное замечание с полною силою надобно приложить к дням учебным. Пред тем самым временем, когда должно придти в училище в урочные минуты и дать отчет в уроках, — пред тем самым временем идти к Литургии или к утрени, разсчитывать время пути в Церковь, время Богослужения, время пути от Церкви в училище, чтобы не опоздать, — все сие неблагоприятно для слушания Богослужения с невозмущенным вниманием.

При неудобоисполнимости ежедневной церковной обязанности для учеников нельзя не опасаться опущений; а надзор в сем отношении за учениками, живущими разсеянно, также неудобен. Давать предписания, которых исполнение не обезпечивается, неполезно потому, что опущения могут войти в обычай и произвесть привычку к небрежности и неверности против приказаний начальства.

При обязательном в учебные дни посещении храма большая ли часть учеников получат усердие к молитве, или многие будут только наружно нести сию обязанность, как бремя, — это вопрос, на который трудно дать верное разрешение.

Не удобно ли и не довольно ли будет:

1) чтобы ученики неупустительно слушали вечерню, утреню (или всенощную) и Литургию в каждый воскресный и праздничный день;

2) чтобы, смотря по местной удобности, они разделяемы были по разным Церквам для участия в исполнении клиросных обязанностей;

3) чтобы в Великий Пост они слушали каждую Преждеосвя-щенную Литургию;

4) чтобы во времена вакациальные, по мере возможности, были в Церкви при Богослужении ежедневно;

5) чтобы исповедывались и причащались Святых Таин на первой и последней неделе Великого Поста, и в Успенский пост; (Рождественский пост для сего неудобен потому, что он оканчивает короткую половину учебного года и на конце имеет заботу экзамена);

6) чтобы за исполнением сих церковных обязанностей был надзор училищных начальств, местных священников и благочинных и наблюдение Епархиального Преосвященного.

XXIX.

Дать ученикам подрясник, полурясок и камилавку неудобно.

Камилавка дается при пострижении в монашество в Церкви с молитвою. По сему понятию многим странно будет видеть ее на учениках.

Подрясник и полурясок, две одежды вместо одной, без нужды увеличат издержку на одежду.

Можно дать ученика род полукафтанья или подрясника, с воротником соответственным высоте шеи, с рукавами без разреза и пуговиц (что нужно только священнослужителям для поручей) такой ширины, чтобы можно было вложить руки в рукава при холоде. При сем платок или косынка на шее неизлишни; а жилета не нужно. Только на зиму нужна теплая фуфайка под полукафтанье. Естьли чего покажется недовольно для учеников Семинарий, и разсуждено будет дать верхнюю скидную теплую одежду: то она может получить вид полуряска, с неширокими рукавами.

Такую одежду хорошо было бы дать и причетникам и избавить их от мучения и издержек брития бороды.

Но при сем требует внимания вопрос: примется ли сия одежда в постоянное употребление и победит ли пересуды. Но естьли ее будут употреблять только тогда, когда это необходимо, а в других случаях одеваться будут по применению к светскому обычаю: то это будет вредная двуличность и лицемерие.

XXX.

Образовать братство благовестников очень желательно; и Господь да поможет.