CC BY
196
8. Dokumenty vneshnej politiki SSSR. M.: Politicheskaja literature, 1970. T. 16.
9. Igolkin A. A. Sovetskij neftjanoj eksport v gody predvoennyh pjatiletok // Neftjanoe hozjajstvo. № 9. 2006. S. 140.
10. Safronov V. P. Vojna na Tihom okeane. SSSR, SShA, Japonija v uslovijah mirovogo konflikta. (1931-1945). M.: BIMPA, 2007. S. 60.
В. П. Казанцев, Я. Л. Салогуб
ЗАНЯТИЕ ПОРТ-АРТУРА И ПЕРВЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ НА КВАНТУНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ 1898-1899 гг.
Занятие Россией Ляодунского (Квантунского) полуострова непосредственно связано с задачей приобретения военного незамерзающего порта на Тихом океане. Ее решением внешнеполитическое и морское ведомства занимались в течение всего XIX века. После подписания 15 марта 1898 года конвенции с Китаем Российская Империя получила в распоряжение единственную в своей истории территорию, с которой у нее не было сухопутной границы, — Квантунский полуостров (южная оконечность Ляодунского полуострова). Его освоение открыло новую страницу в истории и практике имперского строительства. Проблемы, возникавшие в процессе занятия Квантунского полуострова и проведения первых административных мероприятий, отразили несогласованность во взглядах в российском правительстве в конце XIX века на цели дальневосточной политики, имевшие место.
Ключевые слова: Квантунский полуостров, русско-китайская конвенция 1898 г., демаркационная линия, разграничительная комиссия.
V. Kazancev, Ya. Salogub
OCCUPATION OF PORT ARTHUR AND THE FIRST ACTIONSOF THE RUSSIAN AUTHORITIES ON THE LIAODONG (КВАНТУНСКОМ) PENINSULA 1898-1899 gg.
The Russian occupation of the Liaodong Peninsula is directly linked with the objective of capturing the non-freezing port on the pacific ocean. The Foreign Affairs and the Navy departments had been engaged in pursuing this objective during the 19th century. After the convention with China was signed on March 15, 1898, the Russian empire acquired its only territory with no land border - the Kwantung Territory (the southern part of Liaodong Peninsula). Its development opened a new page in the history and practice of the imperial construction. The problems that arose in the process of the occupation of Kwantung Peninsula and the first of administrative measures reflected the inconsistency in the views on the objectives of the Far Eastern policy which took place in the Russian government at the end of the 19th century.
Keywords: Kwantung Peninsula, Russian-Chinese convention of 1898, delimitation commission, demarcation.
Занятие Россией Ляодунского (Квантун- домства занимались в течение всего XIX
ского) полуострова непосредственно связа- века [1, c. 2-15]. В 1890-х годах с началом
но с задачей приобретения военного неза- активного железнодорожного строительства
мерзающего порта на Тихом океане. Ее ре- частью этой задачи стала коммерческая со-
шением внешнеполитическое и морское ве- ставляющая, так как вопрос о конечной точ-
ке Транссиба из чисто технической и экономической плоскости быстро перешел в геополитическую. Министр иностранных дел Алексей Борисович Лобанов-Ростовский в записке к императору от 25 марта 1895 года (т. е., еще до заключения Симоно-секского договора между Китаем и Японией), формулируя приоритетные для империи направления в дальневосточной политике, выделил две задачи: приобретение незамерзающего порта на Тихом океане и присоединение некоторой части Маньчжурии, необходимой для более удобного проведения Сибирской железной дороги [4, с. 75].
Мероприятие тщательно готовили. С конца ноября 1897 года, добившись от Китая разрешения посещать закрытые для иностранцев порты, Морское министерство начало постепенную переброску судов из Нагасаки, где зимовала Тихоокеанская эскадра, в Корейский залив. 27 ноября начальник эскадры адмирал Федор Васильевич Дубасов получил приказ: послать в Порт-Артур отряд судов под командованием контр-адмирала Николая Алексеевича Ре-унова. Отряду предписывалось встать на рейд и оставаться там до особого распоряжения в готовности «ко всяким случайностям» [2].
В ночь с 1 на 2 декабря 1897 года (00 час. 37 мин.) два крейсера («Адмирал Корнилов» и «Адмирал Нахимов») и канонерская лодка «Отважный» вышли из Нагасаки. Официально они следовали до корейского порта Фузан. Для сохранения режима секретности запас угля был взят соответственно незначительному расстоянию перехода [10, л. 50]. Действительный пункт назначения стал известен адмиралу Н. А. Реунову только после вскрытия пакета с приказом уже по выходу из Нагасаки. Именно с этого события, о котором сразу же были официально уведомлены циркулярными телеграммами российские послы в Берлине, Париже, Лондоне и посланник в Японии [10, л. 60], начинается период освоения российским государством юга Маньчжурии и соз-
дание новой базы Тихоокеанского флота в Порт-Артуре.
Спешность и секретность отправки отряда была обусловлена реальной угрозой занятия портов Квантунского полуострова английским военно-морским флотом. Слухи
об этом постоянно циркулировали в зарубежной прессе. Вместе с приказом Реунов получил от командующего эскадрой подробную инструкцию по организации мероприятий, которые должны провести русские военные корабли по прибытии к месту назначения. Все рекомендации основывались на ранее достигнутых с Китаем договоренностях и не предполагали развертывания активных военных действий. Адмиралу следовало заявить местным властям о намерении российских моряков воспользоваться китайскими арсеналами и предупредить, что на подходе — другие суда эскадры, которым нужно при помощи арсенала выполнить ремонтные работы. При нахождении на рейде английских или иных (кроме китайских) судов — потребовать от местных властей сообщить им от своего имени заявление адмирала и предложить очистить место для стоянки российских судов. Вместе с тем начальник эскадры не имел указаний от Министерства иностранных дел, как строить дальнейшие отношения с иностранцами (конкретно — с англичанами), оказавшимися в Порт-Артуре, при неподчинении китайских властей требованиям русского военноморского командования. Инструкция содержала лишь рекомендацию «энергически протестовать» по любому поводу только в отношении действий местных властей, к иностранцам никаких претензий не предъявлять [8].
2 декабря в МИД поступило сообщение о распространившихся в Пекине слухах по поводу занятия Талиенваня англичанами [9]. Из морского министерства в Нагасаки сразу же была отправлена телеграмма с приказом: послать дополнительно в распоряжение Реунова крейсер и две канонерские
лодки для стоянки в одной из бухт Талиен-ваня [10, л. 60 об. 61].
Первых три корабля прибыли в Порт-Артур 4 (16) декабря днем (в 13 час. 10 мин.). Обстановка была спокойная, на рейде стояли только два китайских военных корабля. Английского военного флота на рейдах Порт-Артура и Талиенваня не было (Английская канонерская лодка «Дафна» пришла на рейд Порт-Артура только 6 декабря 1897 г. Зайдя на внутренний рейд и простояв там три часа, лодка ушла в Чифу). Получив на следующий день информацию об этом событии, Николай II не скрывал своей радости: «Слава Богу! — написал он в резолюции на телеграмму. — Я нахожу желательным, чтобы два наших крейсера были посланы в Талиенвань, покуда англичане его не заняли. Прошу сообщить об этом Дубасову. По занятию этих двух портов, я буду спокойнее относиться к дальнейшим событиям на Востоке» [10, л. 79].
7 (19) декабря к Талиенваню подошла канонерская лодка «Гремящий». На следующий день к ней присоединились крейсер «Дмитрий Донской» и канонерская лодка «Сивуч».
Все время, пока шли переговоры с Китаем, в Морском министерстве четко придерживались версии, что Порт-Артур не занят, а временно используется российскими военными кораблями для ремонта и бункеровки с согласия китайского правительства [10, л. 249].
К январю 1898 года на внешнем рейде Порт-Артура сосредоточилась вся эскадра Ф. В. Дубасова. 6 марта начальник Владивостокского порта адмирал Григорий Павлович Чухнин сообщил в министерство, что «сегодня пополудни» на пароходе Добровольного флота «Саратов» были отправлены десантные войска [10, л. 373] (Группа десантных войск состояла из батальона 9-го Восточно-Сибирского полка, четырех орудий и взвода первого Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска) . Через три дня они присоединились к эскадре. Не-
обходимо отдать должное военно-морскому ведомству: при проведении операции по переходу русской эскадры к Квантуну режим секретности был обеспечен полностью. В подробности операции не были посвящены даже флотские офицеры. Истинную цель пребывания эскадры у берегов Ляодунского полуострова знали только Дубасов и Ре-унов. Побывавший с визитом на эскадре в конце декабря Константин Николаевич Де-сино убедился в этом лично: «Из разговоров с адмиралом и командирами я понял, что эскадра не знает, зачем она прислана, ни о том, что делается вокруг, — писал он поверенному в делах России в Пекине Александру Ивановичу Павлову. — ... Они буквально придерживаются тех задач, которые им поставили: стоять в Порт-Артуре и Талиен-ване, дружить с китайцами и не вмешиваться в действия англичан по отношению к китайцам» [6].
15 (27) марта, в 2 часа ночи, после напряженных переговоров между Россией и Китаем была подписана конвенция о Ляодунском полуострове. Россию представлял поверенный в делах в Китае камер-юнкер
А. И. Павлов, Китай — член Министерства иностранных дел, старший наставник наследника престола канцлер граф Ли и член Министерства иностранных дел, в звании министра, товарищ министра финансов Чжан [3]. В Министерстве иностранных дел это известие встретили с ликованием. «Конвенция с Китаем подписана сегодня в 2 часа, о чем получил телеграмму от Павлова. Ура!», — сразу же сообщил министру финансов Сергею Юльевичу Витте министр иностранных дел Михаил Николаевич Муравьев [5].
В Конвенции оговаривался двадцатипятилетний срок аренды с правом продления, но без оплаты или каких-либо иных условий. Аренда не нарушала верховные права императора Китая на Квантун, но в тексте конвенции специально указывалось, что «.все военное командование, .а равно и высшее гражданское управление будут все-
цело предоставлены русским властям и будет сосредоточено в руках одного лица» [7, л. 83]. Таким образом, под властью российского правительства оказалась территория, которая, оставаясь китайской de-jure, подлежала включению в административное и правовое пространство Российской Империи, причем, на неопределенный срок.
Сразу же за подписанием конвенции началась высадка десанта с кораблей для занятия южной части Ляодунского полуострова (Квантуна). Одновременно шел вывод китайских войск из Порт-Артура. Для пресечения начавшихся в китайских казармах грабежей адмирал Ф. В. Дубасов приказал 15 марта высадить сухопутный отряд с парохода «Саратов» и занять помещения немедленно по мере их освобождения. Основная часть войск и десант с эскадры вошли в город 16 марта в 6 часов утра и к 8 часам все важные объекты были заняты.
Военная операция по занятию территории завершилась традиционной процедурой утверждения символа Российской государственности — поднятием флага. «...В 8 часов, одновременно с подъемом кормового флага на эскадре, на форте Золотой Горы взвились вместе русский и китайский военные флаги, которым эскадра салютовала 21 выстрелом; вслед за этим форт Золотой Горы салютовал моему флагу и в ответ получил установленный салют крепости», — доложил командованию Ф. В. Дубасов. Через час десант с крейсера «Дмитрий Донской» и с лодки «Кореец» занял Талиенвань. «Порядок нигде не нарушен», — уверил министерство адмирал [15].
Таким образом, в марте 1898 года Российское государство приобрело в аренду единственную территорию, с которой у него не было сухопутной границы. Ее освоение, предполагавшее создание системы управления с учетом международно-правового положения арендованного региона, открыло новую страницу в истории и практике имперского строительства.
В соответствии с русско-китайской конвенцией от 15 марта 1898 г. [3] в арендное пользование российскому правительству предоставлялся Порт-Артур (Лю-шунь-коу) и Да-лян-вань (Талиенвань) «вместе с прилегающим к этим портам водным пространством» (ст. 1). Описания границ арендованной территории конвенция не содержала, ограничившись лишь единственным критерием для ее определения: граница должна пройти к северу от Да-лян-ваньской (Тали-енваньской) бухты «на расстоянии, необходимом для должной обороны сказанного участка со стороны суши» (ст. 2). Точную демаркационную линию предполагалось установить отдельным протоколом.
Вся процедура согласования была проведена в Петербурге министром иностранных дел М. Н. Муравьевым и китайским посланником Сюй-цзин-ченом в апреле 1898 г. [12]. В подписанном дополнительном протоколе 25 апреля 1898 г. имелись описания лишь сухопутных границ — как арендованной территории, так и нейтральной полосы, отделявшей зону российского влияния от китайской территории. Северная граница арендованных земель на Ляодунском полуострове начиналась от северной части бухты Адамс, на западном берегу Ляодуна, через Адамс Пик, с включением этого пика в русские владения, до северной оконечности бухты у местечка Бицзыво на восточном берегу Ляодуна (рис. 1). Морская граница упомянута была лишь в общих чертах: «В пользование России поступает и все прилегающее к арендуемому участку водное пространство со всеми окружающими материк островами» (ст. 1 дополнительного протокола). Однако каких-либо критериев для уточнения понятия «водного пространства» протокол не содержал.
Работы по определению пограничной черты на месте поручались смешанной русско-китайской разграничительной комиссии
Рис. 1
Работы по определению пограничной черты на месте поручались смешанной русско-китайской разграничительной комиссии [14].
Со стороны России в работе комиссии участвовал военный агент в Китае полковник Генерального штаба Константин Ипполитович Вогак и капитан Генерального штаба Сергей Петрович Илинский. Со стороны Китайской империи были командированы даотай Фупэй и областной начальник Туцзинтао.
С 23 сентября по 4 октября 1898 г. капитан С. П. Илинский провел предварительные разведывательные работы от побережья бухты Порт-Адамс на западе до долины реки Циншуйхэ на востоке.
Деятельность комиссии сопровождалась сложностями, большая часть которых стала следствием различных вариантов карты, имевшейся у представителей сторон. Всю первую половину ноября военный министр Алексей Николаевич Куропаткин пытался выяснить у руководителей внешнеполитического ведомства, как такое могло случиться. Однако МИД всю ответственность переадресовал военным [13].
В процессе подготовки русско-китайской конвенции о Порт-Артуре, военное ведомство 23 февраля 1898 г. направило в Министерство иностранных дел карту Ляодунского полуострова, на которой кроме сухопутных границ, желательных для военных, намечены были две демаркационные идеальные линии западного и восточного водоразделов. Карта эта, как единственная, имевшаяся в то время в Министерстве иностранных дел, позже была приложена к подписанному 25 апреля 1898 г. протоколу. Этой картой как официальной пользовались китайские комиссары.
Позже, 19 мая 1898 г., Главный штаб передал в МИД экземпляр карты Квантунско-го полуострова только с сухопутными границами, без точного обозначения границы морской. Так как указанные на ней сухопутные пределы соответствовали описанию
в протоколе, то правильность этой карты была засвидетельствована внешнеполитическим ведомством 23 мая 1898 г. и она по каналам военного министерства была передана членам российской комиссии. В процессе работы отсутствие на этой карте демаркационных линий водоразделов и послужило причиною недоразумений между сторонами.
Осложняло работу комиссии соблюдение китайскими комиссарами инструкции Мукденского цзянь-цзюня. Они следовали предписаниям четко придерживаться восточному направлению пограничной линии. При этом не учитывались топографические особенностей местности и полностью игнорировался межевой вопрос, очень болезненный для местного населения вследствие беспорядочной чересполосицы земельных угодий.
Разногласия начались уже на первом заседании комиссии 7 октября 1898 г. Предметом спора стал исходный пункт границы на западе. В дополнительном протоколе 25 апреля 1898 г. точкой отсчета была определена северная оконечность бухты Порт-Адамс. В китайском тексте протокола это название было переведено как Яданвань, но оно отсутствовало в китайской географии и картах. В инструкции китайским комиссарам под этим названием подразумевался поселок Пулань-дянь, расположенный на южном берегу Порт-Адамса [14, л. 5-6].
По рекогносцировочным данным русских комиссаров следовало, что на основании протокола 25 апреля начальный пункт границы находится в окрестностях деревни Цзаофаншэнь, лежавшей на северном берегу бухты — в том месте, куда достигает вода во время прилива и где находятся соляные варницы.
Неделя ушла на подтверждение необоснованности притязаний китайской стороны. 15 октября 1898 г. в полуверсте к юго-западу от деревни Цзаофаншэнь, на окраине нового владения России, при стечении
местных жителей совершилась постановка первого разграничительного столба, литера «А» и поднятие российского флага. Полковник К. И. Вогак наметил магистральную линию границы при условии возможности уклоняться от этой линии на север и юг, в зависимости от условий местности.
Китайские комиссары постоянно пререкались и предъявляли протесты против каждого, даже ничтожного уклонения границы на север, уклонения, вызванного характером местности или распределением земляных угодий пограничных поселков. Руководство российского внешнеполитического ведомства не возражало против мелких уступок требованиям китайцев, если этим не нарушались нормы конвенции и протокола и не страдал здравый смысл [14, л. 2].
Не менее ожесточенные споры вызвал конечный пункт сухопутной границы на восточном берегу Ляодуна. Китайские комиссары определили его у северной границы местечка Бицзыво, в то время как протокол 25 апреля содержал четкие указания на окончание границы — северный берег бухты Бицзыво*. Китайская сторона, предлагая различные варианты, затягивала переговоры** и упорно отказывалась вести линию до северного берега. Переговоры, по причине их безуспешности, были прерваны на 10 дней. Китайские комиссары обратились за разъяснениями в Цзунли-ямынь, а полковник К. И. Вогак поставил в известность Главный штаб, Пекинскую миссию и начальника Квантунского полуострова генерала Деана Ивановича Субботича. Между тем наступило холодное время года, неблагоприятное для работы в поле.
Переговоры возобновились 10 ноября, и через два дня китайская сторона поставила в известность российских комиссаров, что получила указания из Пекина удовлетворить все их требования. Однако комиссар Туцзинтао не скрывал, что местные жители враждебно настроены против пограничной комиссии и предложил приостановить про-
цедуру разграничения на некоторое время. 14 ноября противостояние между местным китайским населением и топографической группой, работавшей в долине реки Чаугоу-яй, едва не закончилось вооруженным столкновением. Российское руководство подозревало, что подстрекателем беспорядков выступал комиссар Туцзинтао [14, л. 6].
Таким образом, северная граница, отделяющая владения России от нейтральной зоны, была установлена от северной оконечности бухты Порт-Адамс до северного мыса бухты Бицзыво. На местности линию протяженностью 55 верст обозначили 32 каменных столба с государственными гербами и выбитыми надписями на русском и китайском языках.
По завершении определения сухопутной границы комиссия перешла к вопросу о северной границе нейтральной зоны. Согласно статье 2 протокола 25 апреля и приложенной к нему карте, было решено северную границу нейтральной зоны наметить лишь в общих чертах, отложив окончательное разграничение на тот случай, если, по мнению сторон, возникнет реальная необходимость проведения подобных работ. Эта граница была установлена от устья реки Гайчжоухэ на западе, до устья реки Даяньхэ на востоке [7, л. 7-8].
Однако самые большие проблемы возникли при установлении морской границы. Полковник К. И. Вогак, руководствуясь картой, заверенной 23 мая 1898 г. в МИДе, потребовал включения в нашу зону островов Уман-дао, Тур-дао, южной части Боло-дао и островов Мяо-дао к югу от Квантуна (рис. 2) как находящихся в «водном пространстве» Ляодунского полуострова.
Китайский комиссар, снабженный первоначально составленной картой, после кратких дебатов дал согласие считать крайним пределом с восточной стороны Ляодуна остров Хайян-дао (Торнотон), а крайним пределом с западной стороны — остров Боло-дао, северная часть которого, согласно
протоколу от 25 апреля, осталась в ней- надлежат Шандунской провинции [11, л.
тральной зоне. Однако в отношении группы 372]. По их поводу они не имеют указаний,
Мяо-дао китайская сторона заняла твердую поэтому переговоры стоит прервать для
позицию: острова к югу от Квантуна при- консультаций с цзунли-ямынем.
Рис. 2
- территория спорных островов
Учитывая повышенное внимание европейских стран к событиям в южной Маньчжурии, руководство МИДа предлагало разрешить недоразумение «полюбовно». После занятия англичанами Вэй-хай-вэя включение в состав российской арендованной территории островов, являющихся частью Шандунской провинции, могло вызвать нежелательные последствия [11, л. 374]. В морском ведомстве не возражали против закрепления островов за Россией. Но если это не удастся, то управляющий Морским министерством адмирал Павел Петрович Тыртов предлагал поставить перед Пекином условие применять к этим
островам режим северной нейтральной зоны [11, л. 376].
Однако в Военном министерстве придерживались другой точки зрения. В начале ноября начальник Квантунского полуострова генерал Д. И. Субботич получил распоряжение из Военного министерства исследовать острова Мяо-дао для определения их боевой ценности и возможности их укрепления. По согласованию с начальником Тихоокеанской эскадры контр-адмиралом Ф.
В. Дубасовым, 15 ноября на крейсере первого ранга «Дмитрий Донской» в те места была отправлена смешанная военноморская комиссия, которая признала за ост-
ровами серьезное стратегическое значение и нашла возможность укрепления двух северных островов. На следующий день, 16 ноября, сообщая в морской штаб о случившемся, адмирал официально запросил министерство: «Надлежит ли в виду изолированного положения группы “Мяо-дао” поднять там знак фактического владения нашего — русский военный флаг, или следует ограничиться содержанием вышеупомянутой военной команды» [16].
Подобная оперативность и демонстрация силы при сложившихся политических обстоятельствах была неуместна и поставила руководство МИДа и российской миссии в Пекине в чрезвычайно щекотливое положение. М. Н. Муравьев немедленно обратился к руководству морского ведомства с просьбой пресечь всякую инициативу в данном вопросе со стороны местного руководства и впредь, без согласования с Пекинской миссией, подобных мероприятий, наносящих ущерб престижу России и грозящих «чрезвычайно опасными осложнениями», не проводить [11, л. 381].
Обоим ведомствам пришлось в спешном порядке урегулировать инцидент. Ф. В. Ду-басов 18 ноября получил приказ: «Дмитрий Донской» немедленно вернуть, острова не занимать [11, л. 385]. О его выполнении он доложил в штаб 21 ноября [11, л. 388]. В тот же день для обследования и описания островов Мяо-дао из Чифу был отправлен крейсер второго ранга «Забияка» [11, л. 401]. Российского посланника в Пекине Михаила Николаевича Гирса обязали вступить в переговоры по вопросу принадлежности островов непосредственно с цзунли-ямынем. Сам глава внешнеполитического ведомства, заручившись устным согласием морского и военного министров*** на нейтральный статус островов, начал консультации с китайским посланником в Петербурге [11, лл. 309, 405-406]. Далее была составлена нота, где российская сторона заявляла о готовности отказаться от включения Мяо-досских островов в состав арендованной территории с условием признания их нейтральными и не подлежащими уступке ка-
кой-либо другой державе [11, л. 405]. Нота была вручена китайскому посланнику 28 ноября 1898 г. [11, л. 410]. Вопрос о принадлежности островов Мяо-дао был закрыт.
Редакция в окончательной форме, перевод и переписка протокола заняли около двух месяцев, и 14 февраля 1899 г. протокол и карта при нем были подписаны и скреплены печатями обеих сторон. После обмена документами представители комиссии, капитан С. П. Илинский и даотай Фупэй, обошли острова совместно с российским приставом северного участка для объявления местным жителям о переходе островов на западном и восточном побережье Ляодунского полуострова под управление Российской Империи. Граница на острове Бо-лодао была обозначена одним каменным столбом и проведена по широкой песчаносолонцеватой равнине, разделяющей остров на две части, российскую и нейтральную, по параллели.
Проблемы, возникавшие в процессе занятия Квантунского полуострова и деятельности разграничительной комиссии по установлению демаркационной линии на арендованной территории, отразили несогласованность во взглядах на цели дальневосточной политики, имевшие место в российском правительстве. Несогласованность, опасную тем, что в контексте международной политики она негативно влияла на престиж государства в целом. Давая оценку деятельности министерств на начальном этапе присутствия России на Квантунском полуострове, посланник в Пекине действительный статский советник М. Н. Гирс с иронией заметил, что «в прискорбном инциденте с посылкой “Дмитрия Донского” видно новое подтверждение необходимости предварительных сношений морской и военной властей в Порт-Артуре с миссией в Пекине; этими сношениями возможно было бы предупредить столь печальные в международной политике факты, как раздача старшинам прокламаций о присоединении сих островов к занятой нами территории и затем под предлогом дополнения этих документов отобрания их обратно» [11, л. 403].
ПРИМЕЧАНИЯ
* В южном углу бухты Бицзыво, вдоль берега растянулось торговое местечко Бицзыво, а в северном расположены обширные солеварни, часть дохода которых издавна составляла доходную статью Мукденского цзянь-цзуня, к тому же добыча соли являлась главным промыслом окрестного прибрежного населения.
** После долгих прений, китайские комиссары предложили окончание границы довести до устья реки Цзаньцзыхэ, впадающей приблизительно посередине западного берега бухты.
*** Военный министр А. Н. Куропаткин, даже высказав устное согласие на нейтральный статус островов, до конца отстаивал позицию, что этот статус — временный. По его мнению, которое поддерживал начальник Тихоокеанской эскадры Ф. В. Дубасов, окончательное решение можно было принимать лишь после полного обследования стратегического значения островов. Только после вручения ноты 28 ноября 1898 г. вопрос об островах Мяо-дао для военного ведомства был закрыт.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гладких С. А. Проблема приобретения Россией незамерзающего военного порта на Дальнем Востоке // Гангут. 1998. № 16. С. 2-15.
2. Доклад генерал-адмирала Великого князя Алексея императору от 28 ноября 1897 г. // Российский государственный архив Военно-Морского флота. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 34.
3. Конвенция, заключенная между Россией и Китаем 15 марта ст.ст. 1898 года (о Порт-Артуре) в Пекине // Сборник договоров и других документов по истории международных отношений по Дальнему Востоку (1842-1925 гг.). М.: Изд-во института востоковедения. 1927. С. 119-121.
4. Красный архив. 1932. № 3(52). С. 75.
5. Муравьев М. Н. — С. Ю. Витте. 15 марта в 4.50 утра [1898 г.] // Российский государственный исторический архив. Ф. 560. Оп. 28. Д. 81. Л. 71.
6. Письмо коллежского советника К. Н. Десино нашему поверенному в делах в Пекине А. И. Павлову от 18 (30) дек. 1897 г. № 134 // РГА ВМФ. Ф. 417. Оп.1. Д.7010. Л.303.
7. РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д.1897.
8. РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7010. Л.49, 60 об.
9. Сообщение, переданное российским разведчиком, полковником Генерального штаба, состоявшим, для конспирации, при Российской императорской миссии в Пекине Константином Николаевичем Деси-но // РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 69.
10. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010.
11. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7011.
12. Секретная телеграмма Поверенного в делах в Пекине А.И. Павлова министру иностранных дел М.Н. Муравьеву от 4 апреля 1898 г. // РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1711. Л.40
13. Секретное письмо военного министра А.Н. Куропаткина министру иностранных дел М.Н. Муравьеву от 5 ноября 1898 г. // РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1711. Л.372; Секретное письмо товарища министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа военному министру А.Н. Куропаткину от 7 ноября 1898 г. // РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 1711. Л. 374.
14. Субботин Д. Всеподданнейший отчет начальника Квантунского полуострова генерал-майора Субботича. 1898-1899 гг. Порт-Артур, 1899 // РГА ВМФ. Ф. 32. Оп. 1. Д. 47. Л. 1-8.
15. Телеграмма из Порт-Артура от контр-адмирала Ф.В. Дубасова от 16 августа 1898 г. № 255 управляющему Морским министерством П.П. Тыртову // РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 453.
16. Телеграмма из Порт-Артура контр-адмирала Дубасова от 15 ноября 1898 г. управляющему Морским министерством П. П. Тыртову // РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 1711. Л. 380.
REFERENCES
1. Gladkih S. A. Problema priobretenija Rossiej nezamerzajushchego voennogo porta na Dal'nem Vostoke // Gangut. 1998. № 16. S. 2-15.
2. Doklad general-admirala Velikogo knjazja Alekseja imperatoru ot 28 nojabrja 1897 g. // Rossijskij gosu-darstvennyj arhiv Voenno-Morskogo flota. F. 417. Op. 1. D. 7010. L. 34.
3. Konventsija, zakljuchennaja mezhdu Rossiej i Kitaem 15 marta, st. 1898 goda (o Port-Arture) v Pekine // Sbornik dogovorov i drugih dokumentov po istorii mezhdunarodnyh otnoshenij po Dal'nemu Vostoku (1842-1925 gg.). M.: Izd-vo instituta vostokovedenija. 1927. S. 119-121.
4. Krasnyj arhiv. 1932. № 3(52). S. 75.
5. Murav'ev M. N. — S. Ju. Vitte. 15 marta v 4.50 utra // Rossijskij gosudarstvennyj istoricheskij arhiv. F. 560. Op. 28. D. 81. L. 71.
6. Pis'mo kollezhskogo sovetnika K. N. Desino nashemu poverennomu v delah v Pekine A. I. Pavlovu ot 18 (30) dek. 1897 g. № 134 // RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 7010. L. 303.
7. RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 1897.
8. RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 7010. L. 49, 60 ob.
9. Soobshchenie peredal rossijskij razvedchik, polkovnik General'nogo shtaba, sostojavshij, dlja konspirat-sii, pri Rossijskoj imperatorskoj missii v Pekine Konstantinom Nikolaevichem Desino // RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 7010. L. 69.
10. RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 7010.
11. RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 7011.
12. Sekretnaja telegramma Poverennogo v delah v Pekine A. I. Pavlova ministru inostrannyh del M. N. Mu-rav'evu ot 4 aprelja 1898 g. // RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 1711. L. 40
13. Sekretnoe pis'mo voennogo ministra A. N. Kuropatkina ministru inostrannyh del M. N. Murav'evu ot 5 nojabrja 1898 g. // RGA VMF. F.417. Op. 1. D. 1711. L. 372; Sekretnoe pis'mo tovariwa ministra ino-strannyh del V.N. Lamzdorfa voennomu ministru A. N. Kuropatkinu ot 7 nojabrja 1898 g. // RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 1711. L. 374.
14. Subbotich D. Vsepoddannejshij otchet nachal'nika Kvantunskogo poluostrova general-majora Sub-boticha. 1898-1899 gg. Port-Artur, 1899 // RGA VMF. F. 32. Op. 1. D. 47. L. 1-8.
15. Telegramma iz Port-Artura ot kontr-admirala F. V. Dubasova ot 16 avgusta 1898 g. № 255 upravljaju-shchemu Morskim ministerstvom P. P. Tyrtovu // RGA VMF. F.417. Op.1. D.7010. L.453.
16. Telegramma iz Port-Artura kontr-admirala Dubasova ot 15 nojabrja 1898 g. upravljajushchemu Morskim ministerstvom P. P. Tyrtovu // RGA VMF. F. 417. Op. 1. D. 1711. L. 380.
Д. В. Калманович
ТУРЕЦКАЯ И ЗАПАДНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ XVI в.
Статья посвящена анализу историографического материала о правовой системе Османской империи XVI в. Автором рассматривается османская, турецкая и западная историография по данному вопросу.
Ключевые слова: Османская империя, мусульманское право, правовая система.
D. Kalmanovich
TURKISH AND WESTERN HISTORIOGRAPHY ON THE LEGAL SYSTEM OF THE OTTOMAN EMPIRE IN THE XVI CENTURY
This article analyzes the historiographical material on the legal system of the Ottoman Empire in the XVI century. The Ottoman, Turkish and Western historiography on the subject is examined.
Keywords: the Ottoman Empire, Islamic Law, legal system.
