CC BY
69
Первые мероприятия российской власти на Квантунском полуострове в контексте внутренней и внешней политики в конце XIX века
Занятие Россией Ляодунского (Квантунского) полуострова непосредственно связано с задачей приобретения незамерзающего военного порта на Тихом океане. Её решением внешнеполитическое и морское ведомства занимались в течение всего XIX в [1, с. 2-15]. В 1890-х гг. с началом активного железнодорожного строительства, частью этой задачи стала коммерческая составляющая, т.к. вопрос о конечной точке Транссиба из чисто технической и экономической плоскости быстро перешёл в геополитическую. Министр иностранных дел Алексей Борисович Лобанов-Ростовский в записке к императору от 25 марта 1895 г., формулируя приоритетные для империи направления в дальневосточной политике, выделил две задачи: приобретение незамерзающего порта на Тихом океане и присоединения некоторой части Маньчжурии, необходимой для более удобного проведения Сибирской железной дороги [3, с. 75].
Мероприятие тщательно готовили. С конца ноября 1897 г., добившись от Китая разрешения посещать закрытые для иностранцев порты, морское министерство начало постепенную переброску судов из Нагасаки, где зимовала Тихоокеанская эскадра, в Корейский залив. 27 ноября начальник эскадры адмирал Фёдор Васильевич Дуба-сов получил приказ: послать в Порт-Артур отряд судов под командованием контр-адмирала Николая Алексеевича Реунова. Отряду предписывалась встать на рейд и оставаться там до особого распоряжения в готовности «ко всяким случайностям» (РГА ВМФ Ф.417. Оп.1. Д. 7010. Л. 34).
В ночь с 1 на 2 декабря 1897 г. (00 час. 37 мин.) два крейсера («Адмирал Корнилов» и «Адмирал Нахимов») и канонерская лодка «Отважный» вышли из Нагасаки. Официально они следовали до корейского порта Фузан. Для сохранения режима секретности запас угля был взят соответственно незначительному расстоянию перехода (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7010. Л.50). Действительный пункт назначения стал известен адмиралу Н.А. Реунову только после вскрытия пакета с приказом уже по выходу из Нагасаки. Именно с этого события, о котором сразу же были официально уведомлены циркулярными телеграммами российские послы в Берлине, Париже, Лондоне и посланник в Японии (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 60), начинается период освоения российским государством юга Маньчжурии и создание новой базы Тихоокеанского флота в Порт-Артуре.
Спешность и секретность отправки отряда была обусловлена реальной угрозой занятия портов Квантуна английским военно-морским флотом. Слухи об этом постоянно циркулировали в зарубежной прессе. Вместе с приказом, Реунов получил от командующего эскадрой подробную инструкцию по организации мероприятий, кото-
рые должны провести русские военные корабли по прибытии к месту назначения. Рекомендации не предполагали активных военных действий. Адмиралу следовало заявить местным властям о намерении российских моряков воспользоваться китайскими арсеналами и предупредить, что на подходе другие суда эскадры, которым нужно при помощи арсенала выполнить ремонтные работы. При нахождении на рейде английских или иных (кроме китайских) судов - потребовать от местных властей сообщить им от своего имени заявление адмирала и предложить очистить место для стоянки российских судов. Вместе с тем, начальник эскадры не имел указаний от Министерства иностранных дел, как строить дальнейшие отношения с иностранцами (конкретно, с англичанами), оказавшимися в Порт-Артуре, при неподчинении китайских властей требованиям русского военно-морского командования. Инструкция содержала лишь рекомендацию «энергически протестовать» по любому поводу только в отношении действий местных властей, к иностранцам никаких претензий не предъявлять (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7010. Л.49, 60об.).
2 декабря в МИД поступило сообщение о распространившихся в Пекине слухах, по поводу занятия Талиенваня англичанами (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7010. Л.69). Из морского министерства в Нагасаки сразу же была отправлена телеграмма с приказом: послать дополнительно в распоряжение Реунова крейсер и две канонерские лодки для стоянки в одной из бухт Талиенваня (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7010. Л. 60 об.-61).
Первые три корабля прибыли в Порт-Артур 4 (16) декабря днём (в 13 час. 10 мин.). Обстановка была спокойная, на рейде стояли только два китайских военных корабля. Английского военного флота на рейдах Порт-Артура и Талиенваня не было. Получив на следующий день информацию об этом событии, Николай II не скрывал своей радости (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д.7010. Л.2, л. 79).
7 (19) декабря к Талиенваню подошла канонерская лодка «Гремящий». На следующий день к ней присоединились крейсер «Дмитрий Донской» и канонерская лодка «Сивуч».
Всё время, пока шли переговоры с Китаем в Морском министерстве чётко придерживались версии, что Порт-Артур не занят, а временно используется российскими военными кораблями для ремонта и бункеровки с согласия китайского правительства (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7010. Л. 249).
К январю 1898 г. на внешнем рейде Порт-Артура сосредоточилась вся эскадра Ф. В. Дубасова. 6 марта начальник Владивостокского порта адмирал Григорий Павлович Чухнин сообщил в министерство, что «сегодня пополудни» на пароходе Добровольного флота «Саратов» были отправлены десантные войска (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 373). Через три дня они присоединились к эскадре. Необходимо отдать должное военно-морскому ведомству: при переходе русской эскадры к Квантуну режим секретности был обеспечен полностью. Истинную цель пребывания эскадры у берегов Ляодунского полуострова знали только Дубасов и Реунов. В подробности операции не посвящали даже флотских офицеров. Побывавший с
визитом в эскадре в конце декабря Константин Николаевич Десино писал поверенному в делах России в Пекине Александру Ивановичу Павлову: «Из разговоров с адмиралом и командирами я понял, что эскадра не знает, зачем она прислана, ни о том, что делается вокруг... Они буквально придерживаются тех задач, которые им поставили: стоять в Порт-Артуре и Талиенване, дружить с китайцами и не вмешиваться в действия англичан по отношению к китайцам» (РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 303).
15 (27) марта в 2 часа ночи после напряжённых переговоров между Россией и Китаем была подписана конвенция о Ляодунском полуострове. Россию представлял поверенный в делах в Китае камер-юнкер А. И. Павлов, Китай - член министерства иностранных дел, старший наставник наследника престола канцлер граф Ли и член министерства иностранных дел, в звании министра, товарищ министра финансов Чжан [2]. В министерстве иностранных дел это известие встретили с ликованием [Российский государственный исторический архив (далее - РГИА) Ф. 560. Оп. 28. Д. 81. Л. 71).
В Конвенции оговаривался 25-летний срок аренды с правом продления, но без оплаты или каких-либо иных условий. Аренда не нарушала верховные права императора Китая на Квантун, но в тексте конвенции специально указывалось, что «всё военное командование, .а равно и высшее гражданское управление будут всецело предоставлены русским властям и будет сосредоточено в руках одного лица» (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 1897. Л.83). Таким образом, под властью российского правительства оказалась территория, которая, оставаясь китайской de-jure, подлежала включению в административное и правовое пространство Российской империи, причём, на неопределённый срок.
Сразу же за подписанием конвенции началась высадка десанта с кораблей для занятия южной части Ляодунского полуострова (Квантуна). Одновременно шёл вывод китайских войск из Порт-Артура. Для пресечения начавшихся в китайских казармах грабежей адмирал Ф.В. Дубасов приказал 15 марта высадить сухопутный отряд с парохода «Саратов» и занять помещения немедленно по мере их освобождения. Основная часть войск и десант с эскадры вошли в город 16 марта в 6 часов утра и к 8 часам все важные объекты были заняты.
Военная операция по занятию территории завершилась традиционной процедурой поднятия Российского флага. «Порядок нигде не нарушен», - уверил министерство адмирал Ф.В. Дубасов (РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 7010. Л. 453).
В соответствии с русско-китайской конвенцией от 15 марта 1898 г. [2] в арендное пользование российскому правительству предоставлялся Порт-Артур (Лю-шунь-коу) и Да-лян-вань (Талиен-вань) «вместе с прилегающим к этим портам водным пространством» (ст. 1). Описания границ арендованной территории конвенция не содержала, ограничившись единственным критерием для её определения: граница должна пройти к северу от Да-лян-ваньской (Талиен-ваньской) бухты «на расстоянии, необходимом для должной обороны
сказанного участка со стороны суши» (ст. 2). Точную демаркационную линию предполагалось установить отдельным протоколом.
Вся процедура согласования была проведена в Петербурге министром иностранных дел М.Н. Муравьёвым и китайским посланником Сюй-цзин-ченом в апреле 1898 г. (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 1711. Л. 40). В подписанном дополнительном протоколе 25 апреля 1898 г. имелись описание сухопутных границ арендованной территории и нейтральной полосы, отделявшей зону российского влияния от китайской территории. Морская граница упомянута была лишь в общих чертах: «в пользование России поступает и все прилегающее к арендуемому участку водное пространство со всеми окружающими метрик островами» (ст. 1 дополнительного протокола). Никаких критериев для уточнения понятия «водного пространства» протокол не содержал. Работы по определению пограничной черты на месте поручалось смешанной русско-китайской разграничительной комиссии (РГА ВМФ. Ф. 32. Оп. 1. Д. 47. Л. 1-8).
Со стороны России в работе комиссии участвовал военный агент в Китае, полковник Генерального штаба Константин Ипполитович Вогак и капитан Генерального штаба Сергей Петрович Илинский. С китайской стороны были командированы даотай Фупэй и областной начальник Туцзинтао.
Деятельность комиссии сопровождалась сложностями, большая часть которых стала следствием различных вариантов карты, имевшейся у представителей сторон. Всю первую половину ноября военный министр Алексей Николаевич Куропаткин пытался выяснить у руководителей внешнеполитического ведомства, как такое могло случиться. Однако МИД всю ответственность переадресовал военным (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 1711. Л.372, 374).
В процессе подготовки русско-китайской конвенции о Порт-Артуре, военное ведомство 23 февраля 1898 г. направило в министерство иностранных дел карту Ляодунского полуострова, на которой кроме сухопутных границ, желательных для военных, намечены были две демаркационные идеальные линии западного и восточного водоразделов. Карта эта, как единственная, имевшаяся в то время в министерстве иностранных дел, позже была приложена к подписанному 25 апреля 1898 г. протоколу. Этой картой, как официальной, пользовались китайские комиссары.
Позже, 19 мая 1898 г. Главный Штаб передал в МИД экземпляр карты Квантунского полуострова только с сухопутными границами, без точного обозначения границы морской. Указанные на ней сухопутные пределы соответствовали описанию в протоколе, и правильность этой карты была засвидетельствована внешнеполитическим ведомством 23 мая 1898 г. По каналам военного министерства её передали членам российской комиссии. В процессе работы отсутствие на этой карте демаркационных линий водоразделов и послужило причиною недоразумений между сторонами.
Осложняло работу комиссии соблюдение китайскими комиссарами инструкции Мукденского цзянь-цзюня. Разногласия начались уже на первом заседании комиссии 7 октября 1898 г. Предметом
спора стал исходный пункт границы на западе. В дополнительном протоколе 25 апреля 1898 г. точкой отсчёта была определена северная оконечность бухты Порт-Адамс. В китайском тексте протокола это название было переведено как Яданвань, но оно отсутствовало в китайской географии и картах. В инструкции китайским комиссарам под этим названием подразумевался посёлок Пулань-дянь, расположенный на южном берегу Порта-Адамс (РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д. 47. Л. 5-6).
По рекогносцировочным данным русских комиссаров следовало, что на основании протокола 25 апреля начальный пункт границы находится в окрестностях деревни Цзаофаншэнь, лежавшей на северном берегу бухты, в том месте, куда достигает вода во время прилива и где находятся соляные варницы.
Неделя ушла на подтверждение необоснованности притязаний китайской стороны. 15 октября 1898 г. в полуверсте к юго-западу от деревни Цзаофаншэнь на окраине нового владения России при стечении местных жителей совершилась постановка первого разграничительного столба литера «А» и поднятие российского флага. Полковник К.И. Вогак наметил магистральную линию границы при условии возможности уклоняться от этой линии на север и юг, в зависимости от условий местности.
Китайские комиссары постоянно пререкались и предъявляли протесты против каждого, даже ничтожного уклонения границы на север, уклонения, вызванного характером местности или распределением земляных угодий пограничных посёлков. Руководство российского внешнеполитического ведомства не возражало против мелких уступок, если этим не нарушались нормы конвенции и протокола и не страдал здравый смысл (РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д.47. Л.2).
Ожесточённые споры вызвал конечный пункт сухопутной границы на восточном берегу Ляодуна. Китайские комиссары определили его у северной границы местечка Бицзыво, в то время как протокол 25 апреля содержал чёткие указания на окончание границы - северный берег бухты Бицзыво. Китайская сторона, предлагая различные варианты, затягивала переговоры и упорно отказывалась вести линию до северного берега. Переговоры, в виду их безуспешности, были прерваны на 10 дней. Китайские комиссары обратились за разъяснениями в Цзунли-ямынь, а полковник К.И. Вогак поставил в известность Главный штаб, Пекинскую миссию и начальника Кван-тунского полуострова генерала Деана Ивановича Субботича. Между тем наступило холодное время года, неблагоприятное для работы в поле.
Переговоры возобновились 10 ноября. Через два дня китайская сторона известила российских комиссаров, что получила указания из Пекина удовлетворить все их требования. Однако комиссар Туцзинтао не скрывал, что местные жители враждебно настроены против пограничной комиссии и предложил приостановить процедуру разграничение на некоторое время. 14 ноября противостояние между местным китайским населением и топографической группой, работавшей в долине р. Чаугоуяй, едва не закончилось вооружённым
столкновением. Российское руководство подозревало, что подстрекателем беспорядков выступал комиссар Туцзинтао (РГА ВМФ. Ф.32. Оп.1. Д. 47. Л.6).
Таким образом, северная граница, отделяющая владения России от нейтральной зоны, была установлена от северной оконечности бухты Порта-Адамс до северного мыса бухты Бицзыво. На местности линию, протяжённостью 55 вёрст, обозначили 32 каменных столба с государственными гербами и выбитыми надписями на русском и китайском языках.
По завершении определения сухопутной границы, комиссия перешла к вопросу о северной границе нейтральной зоны. Согласно ст. 2 протокола 25 апреля и приложенной к нему карте, было решено северную границу нейтральной зоны наметить в общих чертах, отложив окончательное разграничение на тот случай, если, по мнению сторон, возникнет реальная необходимость проведения подобных работ. Эта граница была установлена от устья р. Гайчжоухэ, на западе, до устья р. Даяньхэ на востоке (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.1897. Л. 7-8).
Однако самые большие проблемы возникли при установлении морской границы. Полковник К.И. Вогак, руководствуясь картой, заверенной 23 мая 1898 г. в МИДе, потребовал включения в российскую зону о-ов Уман-дао, Тур-дао, южной части Боло-дао и о-ов Мяо-дао к югу от Квантуна.
Китайский комиссар, снабжённый первоначально составленной картой, после кратких дебатов дал согласие считать крайним пределом с восточной стороны Ляодуна о. Хайян-дао (Торнотон), а крайним пределом с западной стороны - о. Боло-дао, северная часть которого, согласно протоколу 25 апреля, осталась в нейтральной зоне. Однако в отношении группы Мяо-дао китайская сторона заняла твёрдую позицию: острова к югу от Квантуна принадлежат Шан-дунской провинции (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л.372).
Учитывая повышенное внимание европейских стран к событиям в южной Маньчжурии, руководство МИДа предлагало разрешить недоразумение «полюбовно». После занятия англичанами Вэй-хай-вэя, включение в состав российской арендованной территории островов, являющихся частью Шандунской провинции, могло вызвать нежелательные последствия (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7011. Л.374). В морском ведомстве не возражали против закрепления островов за Россией. Но если это не удастся, то управляющий морским министерством адмирал Павел Петрович Тыртов предлагал поставить перед Пекином условие применять к этим островам режим северной нейтральной зоны (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л.376).
Военное министерство придерживалось другой точки зрения. В начале ноября начальник Квантунского полуострова генерал Д.И. Субботич получил распоряжение из военного министерства исследовать острова Мяо-дао для определения их боевой ценности и возможности их укрепления. По согласованию с начальником Тихоокеанской эскадры контр-адмиралом Ф.В. Дубасовым, 15 ноября на крейсере первого ранга «Дмитрий Донской» туда была отправ-
лена смешанная военно-морская комиссия, которая признала за островами серьёзное стратегическое значение и нашла возможность укрепления двух северных островов. На следующий день, 16 ноября, сообщая в морской штаб о случившемся, адмирал официально запросил министерство: «надлежит ли в виду изолированного положения группы «Мяо-дао» поднять там знак фактического владения нашего - русский военный флаг, или следует ограничиться содержанием вышеупомянутой военной команды» (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д.1711. Л. 380).
Подобная оперативность и демонстрация силы при сложившихся политических обстоятельствах была неуместна, поставив руководство МИДа и российской миссии в Пекине в чрезвычайно «щекотливое» положение. М.Н. Муравьёв немедленно обратился к руководству морского ведомства с просьбой пресечь всякую инициативу в данном вопросе со стороны местного руководства и впредь, без согласования с Пекинской миссией, подобных мероприятий, наносящих ущерб престижу России и грозящих «чрезвычайно опасными осложнениями», не проводить (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д.7011. Л.381).
Обоим ведомствам пришлось в спешном порядке урегулировать инцидент. Ф.В. Дубасов 18 ноября получил приказ: «Дмитрий Донской» немедленно вернуть, острова не занимать (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л.385). О его выполнении он доложил в штаб 21 ноября (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л.388). В тот же день для обследования и описания о-ов Мяо-дао из Чифу был отправлен крейсер второго ранга «Забияка» (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7011. Л.401). Российского посланника в Пекине Михаила Николаевича Гирса обязали вступить в переговоры по вопросу принадлежности островов непосредственно с цзунли-ямынем. Сам глава внешнеполитического ведомства, заручившись устным согласием морского и военного министров на нейтральный статус островов, начал консультации с китайским посланником в Петербурге (РГА ВМФ. Ф.417. Оп. 1. Д. 7011. Л. 309, 405-406).
По их окончанию, была составлена нота, где российская сторона заявляла о готовности отказаться от включения Мяодосских островов в состав арендованной территории с условием признания их нейтральными и не подлежащими уступке какой-либо другой державе. Нота была вручена китайскому посланнику 28 ноября 1898 г. Вопрос о принадлежности островов Мяо-дао был закрыт (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л. 405, 410).
Редакция в окончательной форме, перевод и переписка протокола заняли около двух месяцев и 14 февраля 1899 г. протокол и карта при нём были подписаны и скреплены печатями обеих сторон. После обмена документами представители комиссии, капитан С.П. Илинский и даотай Фупэй, обошли острова совместно с российским приставом северного участка для объявления местным жителям о переходе островов на западном и восточном побережье Ляодунского полуострова под управление Российской империи. Граница на острове Болодао была обозначена одним каменным столбом и проведена по
широкой песчано-солонцеватой равнине, разделяющей остров на две части, российскую и нейтральную, по параллели.
Давая оценку деятельности министерств на начальном этапе присутствия России на Квантунском полуострове, посланник в Пекине действительный статский советник М.Н. Гирс с иронией заметил, что «в прискорбном инциденте с посылкой «Дмитрия Донского» видно новое подтверждение необходимости предварительных сношений морской и военной властей в Порт-Артуре с миссией в Пекине; этими сношениями, возможно, было бы предупредить столь печальные в международной политике факты, как раздача старшинам прокламаций о присоединении сих островов к занятой нами территории и затем под предлогом дополнения этих документов отобрания их обратно» (РГА ВМФ. Ф.417. Оп.1. Д.7011. Л.403).
Таким образом можно сделать вывод, что проблемы, возникавшие в процессе занятия Квантунского полуострова и деятельности разграничительной комиссии по установлению демаркационной линии на арендованной территории, отразили несогласованность во взглядах на цели дальневосточной политики, имевшие место в российском правительстве. Несогласованность опасную тем, что в контексте международной политики, она негативно влияла на престиж государства в целом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гладких С.А. Проблема приобретения Россией незамерзающего военного порта на Дальнем Востоке // Гангут. 1998. № 16. С. 2-15.
2. Конвенция, заключённая между Россией и Китаем 15 марта ст.ст. 1898 года (о Порт-Артуре) в Пекине // Сборник договоров и других документов по истории международных отношений по Дальнему Востоку (1842 - 1925 гг.). М: Изд-во института востоковедения, 1927. С. 119-121.
3. Красный архив. 1932. № 3 (52). С. 75.
Транслитерация по ГОСТ 7.79-2000 Система Б
1. Gladkikh S.A. Problema priobreteniya Rossiej nezamerzayushhego voennogo porta na Dal'nem Vostoke // Gangut. 1998. № 16. S. 2-15.
2. Konventsiya, zaklyuchyonnaya mezhdu Rossiej i Kitaem 15 marta st.st. 1898 goda (o Port-Arture) v Pekine // Sbornik dogovorov i drugikh dokumentov po istorii mezhdunarodnykh otnoshenij po Dal'nemu Vostoku (1842 - 1925 gg.). M: Izd-vo instituta vostokovedeniya, 1927. S. 119-121.
3. Krasnyj arkhiv. 1932. № 3 (52). S. 75.
