Научная статья на тему 'Заклинание как речевой и фольклорный жанр в детской речи'

Заклинание как речевой и фольклорный жанр в детской речи Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
4703
153
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЗАКЛИНАНИЕ / INCANTATION / МАГИЧЕСКАЯ РЕЧЬ / MAGIC SPEECH / ДЕТСКИЙ ФОЛЬКЛОР / CHILD FOLKLORE / РЕЧЕВОЙ ЖАНР / SPEECH GENRE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Сидоренко Алексей Владимирович

Автор рассматривает заклинание как речевой и фольклорный жанр, присущий детской речи. Выявляются его разнообразные связи с традиционными славянскими заклинаниями и другими жанрами магической речи.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Incantation as a speech and a folklore genre in child speech

The author studies incantation as a speech and a folklore genre of child speech. Its various connections to traditional Slavic incanta-tions and other genres of magic speech are shown

Текст научной работы на тему «Заклинание как речевой и фольклорный жанр в детской речи»

А. В. Сидоренко (Стерлитамак)

Заклинание как речевой и фольклорный жанр в детской речи

Автор рассматривает заклинание как речевой и фольклорный жанр, присущий детской речи. Выявляются его разнообразные связи с традиционными славянскими заклинаниями и другими жанрами магической речи.

Ключевые слова: заклинание, магическая речь, детский фольклор, речевой жанр. DOI: 10.31168/2073-5731.2018.1-2.2.03

Речевые жанры (РЖ), представляющие собой «относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы высказываний (текстов)»1, занимают определенное место в речежан-ровой системе того или иного общества. Очевидно, что система РЖ соотносится в том числе и с типами речевой культуры. Это касается как набора РЖ, так и специфики их языкового воплощения. Так, рассматривая «сельский тип речевой культуры», В. Е. Гольдин говорит о такой его когнитивной особенности, как своеобразное «распределение различных типов информации, сведений, знаний» между «свободным устным дискурсом», «фольклорными текстами» и «рассказами-пластинками»2. Однако фольклорные тексты малых жанров для данного типа речевой культуры более активны и в качестве готовых единиц коммуникации. «Народные паремии» обслуживают разные коммуникативные ситуации3, в том числе запретные для обсуждения носителей элитарного типа речевой культуры4. Это «фольклор речевых ситуаций», или «коммуникативный фольклор»5, включающий в себя «малые формы, жизнь которых связана [...] с реализацией в процессе речевых контактов» (Б. Н. Путилов)6; «тексты, максимально включенные в ситуацию» (С. М. Толстая)7; «неспонтанные формы устной речи» (К. В. Чистов)8. По-видимому, они подходят под определение «фольклорных маргиналий» (К. А. Богданов), т. е. «текстов, которые, вероятно, могли бы стать предметом и иного анализа — социологического, литературоведческого, психологического и т. д., но при этом обнаруживают также фольклорную феноменологию»9. К. Годдард отметил, что для лингвистики пословицы — «маргинальный объект»10. Пословица как текст (представленный, например, в словаре) и как

РЖ — разные явления. Разграничение текста и РЖ анекдота в работе А. Д. и Е. Я. Шмелевых11 потребовало обозначения соответствующего жанра как «рассказывания анекдота», поскольку его текст может быть воспроизведен и в рамках «напоминания»12. При этом фольклорные жанры имеют разные коммуникативные возможности: в отличие от прагматически маркированных обрядовых текстов, к примеру, пословица обладает «относительной свободой прагматической цели», т. е. может быть утешением, нравоучением и т. д.13

Вероятно, наибольшую близость к народному типу речевой культуры обнаруживает сфера детской речи, составной частью которой являются жанры детского фольклора. Здесь наблюдается большая активность устойчивых формул, что связано со многими факторами, в том числе с тем, что речежанровая компетенция в детском возрасте только формируется, и многие РЖ в детской субкультуре едва ли не полностью представлены клишированными формами. Так, если взрослый, реализуя интенцию примирения, почти свободно выбирает необходимые средства ее языкового воплощения (что не исключает возможности оформления высказывания по законам построения «риторических жанров»14), то ребенку для этой цели может быть предложен популярный фольклорный жанр — мирилка (Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись...). РЖ клятвы в детской речи лишен свободного варьирования и реализуется в устойчивых (фольклорных по своей природе) формулах — так, в советское время употреблялись формулы типа Ленина и Сталина обманывать нельзя и т. п. Эта особенность ярко проявляется на фоне клятв взрослых, где нередко говорящий (почти) свободно выбирает залог клятвы (чем клясться) и гаранта клятвы (свидетеля)15. РЖ просьбы (в ситуации, когда один из собеседников обладает желанным для другого пищевым продуктом) находит воплощение в детской речи в устойчивых формулах типа Сорок восемь — половину просим, для ответа на которые были придуманы формулы вроде Сорок один — ем один и др. Очевидно, что в детской речи существует множество клише для обеспечения «успешности» коммуникации в разных ситуациях. И если иметь в виду, что РЖ — это и «средство формализации социального взаимодействия»16, становится понятным, что представленные примеры иллюстрируют процесс формализации социального взаимодействия детей друг с другом через определенные (фольклорные) РЖ (клятвы, мирилки и др.) и особое, поскольку «в фольклоре представлены далеко не все жанры, используемые в речевой коммуникации»17, («фольклорное») оформление иных РЖ (просьбы, отказа и др.).

С этими особенностями детской речи связана одна из важнейших проблем, стоящих перед исследователем детского фольклора. После того как были осознаны и преодолены ограничения, связанные с установкой на исследование только одобряемых жанров18, и стало ясно, что фольклор — «более масштабное явление»19, ученые столкнулись с тем, что при «необычайно широком» диапазоне «неэлитных» жанров он «практически не изучен», коллекция текстов «очень малочисленна», «они редко попадают в поле зрения исследователей», нет «полного реестра жанров, которые не изучены вообще и даже практически не изданы»20. Сюда относят «формулы устрашения перед дракой, стереотипные выражения регулировки конфликтов [...] мирилки, формулы фиксации собственности», «формулы реакций на запах» и др.21 Показательно, что у перечисленных жанров нет соответствующих «общепризнанных» названий (кроме «мирилки»22). Так, жанровая природа популярных детских выражений типа Ты мне больше не подружка... в «Словаре разговорных выражений» определена косвенно через основную интенцию: «выражение обиды, нежелания дружить»23, хотя в случае с дразнилками никаких затруднений в определении жанра у авторов нет24 (как и в словаре «Русское детство», где та же формула трактуется как «стишок, применяемый в разных ситуациях»25). И хотя «классификация фольклорных жанров — это прежде всего научная классификация»26, рядовой носитель языка знает те из них, что наиболее распространены и представлены множеством текстов (считалка, анекдот и др.). Сложнее обстоит дело, например, с закличкой. Так, известная и по сей день закличка с зачином Самолет, самолет, посади меня в полет...27 отлична от традиционных, имевших в качестве коммуникативной цели «просьбу решить прежде всего хозяйственные вопросы»28, адресат которых — природные объекты (Солнышко, покажись.)29. Закличка про божью коровку изначально содержала просьбу «принести нам хлебушка»30, а Самолет, самолет... уже не имеет изначально присущих жанру магических целей: изменился характер адресата, цель ее произнесения — игровая, сохранилось лишь языковое сходство с прототипом, поэтому С. Б. Борисов называет ее

" 31

«кричалкой» или «детским речитативом»31.

Хотя «мир детства» обладает «своим собственным языком, структурой, функциями, традициями»32, тексты некоторых детских жанров (и сами жанры) обнаруживают связь с текстами и жанрами традиционной культуры: так, считалка связана с заговором и молитвой33, что иллюстрирует общую тенденцию наследования детской субкультурой элементов традиционного фольклора, как это произошло с приговором34.

Зададимся вопросом о жанровом статусе следующих четырех устойчивых выражений, появление и функционирование которых было вызвано потребностями повседневной детской жизни. Для защиты от дыма появилось несколько выражений, самые известные из которых — Куда фига, туда дым (Куда дуля, туда дым) и Дым, дым, я масло не ем. С. Б. Борисов трактует первую как «формулу, сопровождающую соответствующий жест и призванную отогнать дым от костра в сторону от произносящего»35, а вторую — как «фразу, призванную отогнать дым в сторону от произносящего»36. В толкованиях указана коммуникативная цель. В случае же с выражениями, имеющими зачин Плюнь три раза, не моя зараза... указывается, что это «формулы, произносимые при встрече с телом дохлого животного», но их коммуникативная цель не указана (полные варианты текста: Не моя зараза, не папина, не мамина, не сестренки, не братишки, не друга, не подруги, а самого, самого плохого человека на свете; Плюнь три раза, не моя зараза, не папина, не мамина, а чужого барина и др.37). С какой целью произносятся последние формулы? Ответ находим в комментарии информанта: «.. .у нас (детей) была примета, что видеть мертвых животных или птиц — к смерти»38. Хорошо известна еще одна формула такого рода: при появлении опасного насекомого (шмеля, шершня, осы, пчелы) следует несколько раз громко повторить: Соль-вода!. Таким образом, мы имеем дело с общностью цели такого рода высказываний — предотвратить опасность извне.

Примеров немного, но они до сих пор известны представителям разных поколений (так, формула Куда дуля, туда дым зафиксирована нами летом 2016 г. на территории Республики Беларусь в живой спонтанной речи от информанта 1962 г. рождения). Малочисленность таких текстов препятствует их жанровой квалификации. «Анкета», или «модель», РЖ Т. В. Шмелевой39 дает возможность показать, что все они представляют пусть и специфически детский, но именно РЖ заклинания, сохраняющий все основные параметры данного традиционного славянского жанра.

К заклинанию в традиционной культуре относят «вид (жанр) ритуально-магической речи», представляющий собой «прямое обращение к объекту магического воздействия в императивной форме — требования, приказа, побуждения, просьбы, мольбы, предупреждения, запрещения, угрозы»40.

С точки зрения коммуникативной цели выражения Соль-вода!, Дым-дым, я масло не ем! и др. соответствуют традиционным «отгонным» текстам41. Так, в славянской культуре отгонными являются

заклинания от града (в переводе с сербского Эй, туча, /Не иди на косарей)41, от змей (с болгарского: Убегайте, змеи, Благовещение вас задавит), от болезней (с польского: Рожа, рожа, иди прочь, пойди на мертвое тело)43 и др. Их цель — отдалить от говорящего нежелательный объект или явление. Противоположная цель — у заклинаний, используемых в продуцирующей магии для вызывания дождя44, обеспечения успеха земледельческих работ45 и т. д. Подобное «сужение» репертуара разновидностей (не все заклинания, а только «отгонные») характерно и для «детской» клятвы по отношению к «взрослой» (где исключается, например, зарок)46, поскольку в обоих случаях в детской речи данные РЖ становятся вторичными по отношению к «взрослым» РЖ, а изменения РЖ не только добавляют новое, но и вносят определенные ограничения на использование РЖ47.

В традиционной культуре заклинание «может быть самостоятельным вербальным ритуалом [...] приговором при обрядовом или практическом действии, а также составной частью более сложных вербальных форм»48. Все приведенные примеры из детской речи являются самостоятельными вербальными ритуалами, а составной частью более сложных форм у детей заклинание выступает в «вызываниях» (А. Ф. Белоусов в конце 1990-х гг. называл их «ядром магической практики современных школьников»49), где с его помощью (например, Гномик-гномик, приходи!) «вызывались» Пиковая дама, Гном, Баб-ка-матерщинница, Ленин и проч.50 О «приговоре при практическом действии» можно говорить применительно к описанным М. А. Осо-риной случаям изобретения детьми в трудных ситуациях «собственных заклинаний и ритуалов»51. «Активное воздействие на этот мир [...] происходит в результате заклинаний и обращений к отдельным предметам, от которых зависит успех ребенка, например к автобусу или лифту, чтобы скорее довез»52.

В отличие от заклинания, приговор произносится «в качестве сопровождения практических и обрядовых действий и ритуализованных ситуаций», он вторичен «по отношению к конкретному действию и ситуации в целом», производен от нее и потому несамостоятелен, зависим от контекста, вследствие чего может «редуцироваться до минимума и даже отсутствовать»53. «Часть приговоров утратила функции заклинания и перешла в детский и игровой фольклор»54. Современный пример такого рода — произнесение фразы На хорошую погоду во время выбрасывания вдаль мелкой монеты («Теперь пусть кидают на хорошую погоду, — предлагает моя коллега, — а то дожди надоели»55). Автор статьи последний раз становился свидетелем воспроизведения

описанной ситуации осенью 2016 г. — нашедший на садовом участке мелкую монету житель Республики Башкортостан 1958 г. рождения выбросил ее вдаль со словами: «На хорошую погоду».

Близкую коммуникативную цель имеет и закличка — «краткая рифмованная приговорка-заклинание, адресованная животным и явлениям природы и имеющая речитативно-песенную манеру исполнения»56. На первый взгляд, только особенности формальной организации отличают тексты данного жанра от заклинания и приговора. Закличка (ср. также условное наименование «детское "заклинание"»57) принадлежит сегодня системе жанров детского фольклора. Ее коммуникативная цель, как уже говорилось, постепенно менялась от магической (избавиться от головной боли, остановить дождь58) к игровой (что отмечено уже в XIX в.59). Однако закличка, в отличие от заклинаний, чаще адресована не угрожающему объекту, а в основном источнику блага — солнышку, весне, божьей коровке, пауку, ужу, бабочке, кузнечику, сороке, утке, мышке, улитке и др.60 Дождь может быть как желательным, так и нежелательным, поэтому в качестве адресата он фигурирует в «заклинаниях, словесных формулах и клише, приговорах, плачах/голошениях по мифическому утопленнику», «специальных песенных текстах»61, «детских песенках параллелисти-ческой структуры и семантики» отгонного (Дожджык, дожджык, перастань...) и продуцирующего характера (Дожджык, дожджык, се0)кат...)62. См. также примеры зачинов русских закличек: Дождик, лей, лей, лей.; Дождик, дождик, перестань!.. и др.63

Наиболее близкий к заклинанию жанр по коммуникативной цели — заговор («служащий магическим средством достижения желаемого в лечебных, защитных, продуцирующих и других ритуалах»64), и эта общность цели затрудняет процесс их разграничения65 и объясняет такие обобщенные наименования, как «заговорно-закли-нательная традиция»66.

Детские заклинания с точки зрения образа адресата и адресанта объединяет с прототипом: а) «прямое обращение к объекту магического воздействия в императивной форме»; б) «усиленная роль отправителя текста»; в) «непосредственный контакт с источником благ, охраняемым или опасным объектом»67, который и является адресатом. Б. Н. Путилов, говоря о важнейших характеристиках фольклорного жанра, противопоставляет «жанры, которым как бы не нужно специально учиться», и жанры, требующие «профессиональной подготовки»68. По этому признаку заклинание и заговор противопоставлены: каких-либо ограничений для отправителя заклинания мы не находим,

что и предопределяет возможность существования данного жанра в детской речи. Отметим лишь, что говорящий должен относиться к заклинанию хотя бы с долей серьезности, иначе произнесение такого рода словесных формул бессмысленно (либо в устах взрослых оно может приобретать характер шутки). Иначе дело обстоит с заговором: в традиционной культуре исполнять их могут «почти исключительно женщины, как правило пожилые (вышедшие из репродуктивного возраста и незамужние), которые обычно пользуются уважением и почитаются как "божьи избранницы"»69. Есть свидетельства об особых способах передачи заговоров70, нежелании жителей некоторых регионов сообщать исследователям адреса владеющих заговорами71 и т. п.

А. Л. Топорков уточняет, что «несложными заговорами от бородавок, от ушиба, от кровотечения, при встрече с волком и т. п. владел каждый человек»72, показательно также противопоставление обыденных заговоров (знакомых отчасти и детям) и специализированных73.

Заклинанием говорящий «с достаточной силой» побуждает адресата к желанному для себя действию. При этом дым, оса, мертвое животное мыслятся как субъекты, способные не только воспринимать слова заклинания, но и действовать в соответствии с ними. В силу этого заклинание является принадлежностью магической речи, а в толковании соответствующих значений слов заклинание и заклинать указывается на «суеверные представления» и т. п. Так, заклинать значит «воздействовать из суеверных побуждений на кого-, что-либо силой колдовства, чар, молитв»74; «суеверно стремиться воздействовать на кого-, что-л., подчинить кого-, что-л. силой заклинаний»; «в народных представлениях: подчинить себе, произнося магические слова, издавая магические звуки»76.

К заклинанию прибегают в случае, когда угрожающее событие включено в личную сферу производителя речи, происходит в настоящий момент. В результате его произнесения угрожающая ситуация должна разрешиться благоприятным образом. Здесь важна оценка события: в случае наличия угрозы (встреча с осой) — заклинание, в случае ее отсутствия (встреча с божьей коровкой) — закличка. С точки зрения образа прошлого и образа будущего заклинанию не предшествуют и после него не следуют никакие связанные с ним речевые события, последствием должно стать поведение адресата.

Даже ограниченный набор текстов позволяет судить об особенностях языкового воплощения заклинания в детской речи. Свойственная малым жанрам устойчивость состава77 таких формул является важным фактором, определяющим механизм их передачи и исполь-

зования: «отгонный текст» применяется в готовом виде в ситуации, когда нет времени на раздумья; кроме того, только воспроизводимый, вошедший в традицию текст может использоваться в магических целях78.

Заклинание в сравнении с заговором (нередко многосоставным79) — это краткий текст. Предельное воплощение этого признака находим в заклинании Соль-вода! (хотя в сетевых обсуждениях встречаются и развернутые варианты вроде Соль-вода, соль-вода, улети на провода!80, но, возможно, это распространение исходного варианта объясняющим компонентом). Более развернутые формулы с зачином Плюнь три раза... могут редуцироваться в речи до слов Не моя зараза.

В прошлом заклинаниям была нередко свойственна тесная связь с ритуалом и обрядом81. В связи с этим в традиционном заклинании выделяются вербальный, предметный и акциональный компонент82. Среди известных нам детских формул такого рода три существуют в тесной связи с акциональным компонентом, причем в двух из них он обязателен. Так, фраза Куда дуля, туда дым обязательно сопровождается жестом, на необходимость которого указывают дейктические слова (куда, туда). Именно жест (сложенные в виде кукиша (фиги, дули) пальцы руки, направленные в сторону от говорящего) конкретизирует направление, в котором следует распространяться дыму (кукиш широко используется в традиционной магии83). Высказывание, в основе которого лежит соотношение местоименных наречий куда — туда, типично для магических текстов, например: Куда вода, туда и тоска...; Куда вода, туда худоба и др.84

Произнесение заклинаний с зачином Плюнь три раза... может сопровождаться действиями: 1) «найти красный цвет, взяться за него и проговорить следующие слова.», затем «нужно сплюнуть три раза через левое плечо»85. Отметим, что в качестве предметного компонента здесь используется любой предмет красного цвета, как и в детском ритуале клятвы, распространенном в советское время86; 2) «плюнуть три раза в разные стороны, через плечо. »87. В обоих случаях в тексте заклинания есть указание на акциональный компонент (подобно традиционному заклинанию от градовой тучи, где исполнитель машет топором и произносит Машу тебе топором.88). Вербальный компонент подчинен акциональному (без соответствующего действия он лишен смысла) в случае приговора На хорошую погоду.

К приметам традиционного заклинания относится также повтор, перечисление (не папина, не мамина..), служащее «гарантией полноты и исчерпанности [...] защищаемого круга объектов»89. В конце перечня

охраняемых лиц назван объект (чужой барин и др.), на который перенаправляется негативное последствие встречи с опасным предметом (как в традиционной закличке головная боль отсылается на аиста90). В некоторых случаях строчки рифмуются, что не только отвечает детским эстетическим предпочтениям, но и обеспечивает реализацию мнемонического, суггестивного, развлекательного и др. эффектов91. В формуле Дым-дым, я масло не ем! представлен традиционный для заклинаний и закличек вокатив (Пшеница, родись, ячмень, родись! и др.92). Отметим, кстати, что в традиционной славянской культуре об-

93

ращение к дыму как к живому существу не редкость93.

Памятуя о свойстве РЖ быть «мини-картиной мира»94, нельзя не отметить, что в основе детских заклинаний лежат мифологические представления, описать которые и выявить истоки которых нередко затруднительно. Так, даже если Соль-вода! — формула, в развернутом виде содержащая императивный компонент ...улети на провода!, — то почему в ней упоминаются именно соль и вода, можно лишь предполагать. Конечно, следует помнить о том, что детское заклинание — РЖ, вторичный по отношению к традиционному заклинанию, и их отношения сложны; кроме того, проблематично «провести четкую границу между самостоятельным творчеством детей и произведениями (явлениями) традиционной культуры, усвоенными ими»95. Отметим, что в славянском мифологическом фонде есть некоторые параллели такого рода, например, «соль, соленая вода и солонка, как обладающие отгонной силой, использовались в обрядах изгнания насекомых, гадов и диких животных и оберегов от них»96. В Полесье «соль брали с собой в лес, чтобы не встретить змею»97. Соль и вода встречаются, например, в формуле-обереге для предотвращения сглаза: А соль табе да вода, не уракни (гом.)98. В основе формулы Дым, дым, я масло не ем!, видимо, лежат представления о том, что дым от костра «агрессивен» по отношению к тому, кто ест масло (вследствие чего может быть задан вопрос Ты правда ела масло?"). Мотив избирательности «поведения» дыма присутствует, например, в сербском поверье о том, что «дым идет на того, кто помочился на перекрестке»100. Поэтому по отношению к дыму выбран магический прием обмана (типичный для традиционной магии101). Выражение Куда дуля, туда дым основано на представлении о том, что дым способен выполнять указания человека (см. выше). О мотивировке выражений с зачином Плюнь три раза... уже говорилось (в основе ритуала лежит представление о негативных последствиях встречи с мертвым животным). Все сделанные нами наблюдения подтверждают общую закономерность:

при утрате сакральности магического слова (как, например, в заклич-ках) в детском фольклоре сохраняются его «стилистический уровень и тропика»102.

Т. В. Шмелева указала на то, что в императивных РЖ (кроме пожелания) исполнителем является человек103. Очевидно, что заклинание также является императивным РЖ, но оно находится на периферии не только актуальной системы жанров русской речи (для языковой коммуникации заклинание нетипично104), но и жанровой системы детского фольклора. Так, в работе В. В. Дементьева «Теория речевых жанров», где в приложении представлен перечень РЖ, которые были объектом исследования, заклинание отсутствует (хотя в этом списке есть заговор). Стоит также отметить, что определение РЖ как «вербального оформления типичной ситуации социального взаимодействия людей»105 по понятным причинам не учитывает специфики заклинания.

В связи с этим интересен вопрос о том, изжиты ли отмеченные выше «суеверные представления», особенно если учесть популярность в настоящее время гороскопов (уже изучавшихся как РЖ106) и разного рода магических практик, услуг ясновидящих и проч. Как отмечают современные исследователи, заговор является составной частью актуальной речевой практики107. Однако следует отметить, что это уже не наследие традиционной культуры, но модернизированное явление, вызванное рядом причин, требующих отдельного разговора. Детское же заклинание органично вписывается в картину мира детей и соответствует их речежанровому мышлению, где есть место вызываниям, страшным историям (про черную перчатку, гроб на колесиках), запретам, предполагающим веру в то, что из-за их нарушения (например, нельзя наступать кому-либо на ногу) у виновника мама умрет, закличкам и т. п. В этом смысле система жанров детской речи обнаруживает тесные связи с традицией: существование заклинания поддерживается всей жанровой системой детского фольклора (в согласии с тезисом М. М. Бахтина о том, что «в каждой сфере речевой деятельности вырабатывается целый репертуар речевых жанров»108).

Требует отдельного исследования вопрос о бытовании описываемых текстов заклинания в современной детской речи (они активно употреблялись в 1980-1990-х гг. и попали в поле зрения автора настоящей статьи в связи с работой над темой, условно обозначенной как «язык советского детства»109). Насколько анализируемые здесь тексты заклинаний и сам жанр соотносятся с «речежанровой картиной современности»110? Очевидно, что детское заклинание — не только фоль-

клорная маргиналия (по К. А. Богданову), но и маргиналия речежанро-вая, что объясняется, во-первых, малочисленностью подобных текстов; во-вторых, их отнесенностью к прошлому (у С. Б. Борисова указано время их фиксации — 1980-1990-е гг.); в-третьих, сложностью жанровой квалификации анализируемых формул (в качестве «"имени жанра", которое "первым приходит в голову"»111, заклинание почти не встречается); в-четвертых, их отсутствием в сборниках детского фольклора при наличии закличек, приговорок, отчасти заговоров (в последнем случае — как фольклора взрослых, адаптированных детской средой112); в-пятых, речежанровой вторичностью детского заклинания по отношению к взрослому (ситуации, соответствующие детскому заклинанию, менее опасны, следовательно, и меньше степень их серьезности; кроме того, детское заклинание создано по модели традиционного).

Как отмечает В. В. Дементьев, «набор (система) жанров, существующих в данной культуре в данный период времени, является важнейшей частью своеобразия данной культуры»113. Все приведенные формулы заклинаний соответствуют «внутрикультурной парадигме» советского времени: «разговоры» с силами природы и животными нормальны для традиционной культуры, элементы которой были доступны основной массе советских детей (А. Л. Топорков в работе, впервые опубликованной в 1992 г., говоря о большей независимости городского фольклора от традиционной культуры, отмечал, что и «здесь он испытывает ее влияние»114), да и в количественном отношении детей, родившихся и выросших в сельской местности, тогда было значительно больше. Заклинание не относилось к числу «элитных» жанров, одобряемых советской фольклористикой, но в детской среде советского периода активно употреблялось и было представлено прецедентными текстами, до сих пор обнаруживающими свои следы в разговорной речи, художественных произведениях, сетевых жанрах и обсуждениях в Интернете.

Косвенное подтверждение того, что Соль-вода! относится к уходящей традиции, содержится в одном образце нового сетевого жанра — интернет-мема. Так, популярный мем, известный как «Карл», инвариантная часть которого представляет собой изображение отца и сына, первый из которых нечто эмоционально сообщает второму, неизменно завершая высказывание обращением «Карл!», имеет и следующий вариант текста: Мы говорили пчелам «Соль-вода»! «Соль-вода», Карл!!!115. Необычное для русской речи словосочетание «говорить пчелам», избранное создателем текста, в какой-то мере свидетельствует о нехарактерности заклинания для детской «речежанровой картины

современности». Еще один пример: на сайте «Стихи.ру» О. Юхта разместила стихотворение «Соль-вода», где данная формула в самом тексте названа «старым заговором»: «Заговор старый пропой: соль-вода, соль-вода.», а в примечании она именуется уже «присказкой от ос и пчел»116. Выражение Дым-дым, я масло не ем! стало заголовком статьи, опубликованной в газете «Советская Чувашия» от 11.08.2010 г., где дается такое его объяснение: «Эта всесильная поговорка из нашего детства, увы, не стала палочкой-выручалочкой в дни тревожного задымления Чебоксар. »117. Примеров, подтверждающих прецедентный характер анализируемых в настоящей работе текстов, предостаточно. Они представляют нехарактерный для современной русской речи жанр заклинания, которое в трансформированной форме до недавнего времени являлось частью языка детской субкультуры.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Салимовский В. А. Речевой жанр // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. М., 2006. С. 352.

2 Гольдин В. Е. Доминанты традиционной сельской культуры речевого общения // Аванесовский сборник: к 100-летию со дня рождения чл.-кор. Р. И. Аванесова. М., 2003. С. 60.

3 Свалова Е. Н., Подюков И. А. К пиру едется, а к слову молвится. Народная паремика Пермского края. СПб., 2014.

4 См. о типах речевой культуры: Гольдин В. Е., Сиротинина О. Б. Речевая культура // Русский язык: энциклопедия / гл. ред. Ю. Н. Караулов. М., 1997. С. 413-415.

5 Путилов Б. Н. Теоретические проблемы современной фольклористики: курс лекций. СПб., 2006. С. 102.

6 Там же. С. 161.

7 Толстая С. М. Речевые жанры в фольклоре // XLIV Международная филологическая научная конференция, Санкт-Петербург, 10-15 марта 2015 г.: тезисы докладов. СПб., 2015. С. 746.

8 Чистов К. В. Фольклор. Текст. Традиция: сборник статей. М., 2005. С. 55.

9 Богданов К. А. Повседневность и мифология: исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб., 2015. С. 73.

10 Годдард К. «Следуй путем рисового поля»: семантика пословиц в английском и малайском языках // Жанры речи. Саратов, 2009. Вып. 6: Жанр и язык.

11 Шмелева Е. Я., Шмелёв А. Д. Русский анекдот: текст и речевой жанр. М., 2002.

12 Там же. С. 11, 22.

13 Толстая С. М. Семантические категории языка культуры: очерки по славянской этнолингвистике. М., 2010. С. 55-56.

14 Сиротинина О. Б. Некоторые размышления по поводу терминов «речевой жанр» и «риторический жанр» // Жанры речи. Саратов, 1999. Вып. 2. С. 26-31.

15 Сидоренко А. В. Детская клятва в советскую эпоху: речежанро-вые характеристики // Жанры речи: международный научный журнал. 2016. № 2 (14). С. 76-82.

16 Дементьев В. В. Теория речевых жанров. М., 2010. С. 54.

17 Толстая С. М. Речевые жанры в фольклоре... С. 746.

18 Лойтер С. М. Русский детский фольклор и детская мифология: исследование и тексты. Петрозаводск, 2001. С. 11.

19 Богданов К. А. Повседневность и мифология. С. 23.

20 Белоусов А. Ф., Головин В. В., Кулешов Е. В., Лурье М. Л. Детский фольклор: проблемы и перспективы изучения // I Всеросс. конгресс фольклористов: сб. докладов. М., 2005. Т. 1. С. 226.

21 Там же. С. 226.

22 Карпухин И. Е. Русский детский фольклор в Башкортостане. Уфа, 2013.

23 Белянин В. П., Бутенко И. А. Живая речь: словарь разговорных выражений. М., 1994. С. 158.

24 Там же. С. 22, 23 и др.

25 Борисов С. Б. Русское детство Х1Х-ХХ вв.: культурно-антропологический словарь: в 2 т. СПб., 2012. Т. 2. С. 524.

26 Богданов К. А. Повседневность и мифология. С. 35-36.

27 Карпухин И. Е. Русский детский фольклор в Башкортостане. С. 200-201.

28 Там же. С. 18.

29 Там же.

30 Агапкина Т. А. Заклички // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н.И. Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 260.

31 Борисов С. Б. Русское детство. Т. 2. С. 352.

32 Сапогова Е. Е. Культурный социогенез и мир детства: лекции по историографии и культурной истории детства. М., 2004. С. 367.

33 Там же. С. 428.

34 Агапкина Т. А., Седакова И. А. Приговоры // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2009. Т. 4. С. 272.

35 Борисов С. Б. Русское детство. Т. 1. С. 629.

36 Там же. Т. 1. С. 357.

37 Там же. Т. 2. С. 181.

38 Там же.

39 Шмелева Т. В. Речевой жанр. Возможности описания и использования в преподавании языка // Русистика. Берлин, 1990. № 2. С. 20-32; Она же. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. Вып. 1. С. 88-98.

40 Толстая С. М. Заклинания // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 258.

41 Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве и других сербских зонах // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981. С. 44-120.

42 Там же. С. 49.

43 Толстая С. М. Заклинания. С. 259.

44 Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. 2. Вызывание дождя в Полесье // Славянский и балканский фольклор. Генезис. Архаика. Традиции. М., 1978. С. 95-130.

45 Толстая С. М. Заклинания. С. 259.

46 Сидоренко А. В. Детская клятва в советскую эпоху. С. 73.

47 Дементьев В.В. Теория речевых жанров. С. 169.

48 Толстая С.М. Заклинания. С. 258.

49 Русский школьный фольклор. От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов / сост. А. Ф. Белоусов. М., 1998. С. 13.

50 Там же. С. 13; Борисов С. Б. Русское детство... Т. 1. С. 180-181.

51 Осорина М. А. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 2008. 4-е изд. С. 113.

52 Там же. С. 283.

53 Агапкина Т. А., Седакова И. А. Приговоры. С. 272.

54 Там же.

55 Жирнова Д. Как мы зарабатывали на улыбках красноярцев // Комсомольская правда. 2008. 16 июля.

56 Агапкина Т. А. Заклички. С. 260.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

57 Мельников М. Н. Русский детский фольклор: учебное пособие. М., 1987. С. 60.

58 Агапкина Т. А. Заклички. С. 260.

59 Мельников М. Н. Русский детский фольклор. С. 60.

60 Карпухин И. Е. Русский детский фольклор в Башкортостане. С. 187-201; Лойтер С. М. Русский детский фольклор и детская мифология. С. 244-247.

61 Антропов Н. П. Народно-этимологическая субституция ключевой лексемы устойчивого словосочетания (белорусско-русская параллель) // V Международная научная конференция «Славянская фразеология в ареальном, историческом и этнокультурном аспектах», 22-23 октября 2007 г. Гомель, 2007. С. 40.

62 Там же. С. 40.

63 Карпухин И. Е. Русский детский фольклор в Башкортостане. С. 190-195.

64 Толстая С. М. Заговор // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 239.

65 Толстая С. М. Заклинания. С. 258.

66 Харитонова В. И. Заговорно-заклинательная традиция восточных славян (к проблеме бытования фольклорно-этнографического материала) // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. 1: Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 35.

67 Толстая С. М. Заклинания. С. 258-259.

68 Путилов Б. Н. Теоретические проблемы современной фольклористики. С. 96.

69 Толстая С. М. Заговор. С. 239.

70 Смирнов Ю. И. Передача, исполнение и запоминание заговоров на Русском Севере // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. 1: Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 53.

71 Проценко Б. Н. Из наблюдений над структурой текста донских заговоров // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. 1: Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 42.

72 Топорков А. Л. Заговор // Славянская мифология: энциклопедический словарь. М., 1995. С. 186.

73 Смирнов Ю. И. Бытование заговоров на Русском Севере (по наблюдениям 1956-1963 гг.) // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. 1: Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 51-52.

74 Словарь современного русского литературного языка. М.; Л., 1955. Т. 4. С. 524.

75 Словарь русского языка в четырех томах. 3-е изд. М., 1985. Т. 1. С. 528.

76 Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / отв. ред. Н. Ю. Шведова. М., 2011. С. 251.

77 Виноградова Л. Н. Вербальные компоненты обрядового комплекса (влияние фольклорного текста на структуру, семантику и терминологию обряда) // Язык культуры: семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения Н. И. Толстого (1923-1996). М., 2004. С. 218.

78 Толстая С. М. Семантические категории языка и культуры. С. 67-68.

79 Толстая С. М. Заговор. С. 239.

80 http://www.yaplakal.com/forum7/st/50/topic1281043.html.

81 Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. 2. Вызывание дождя в Полесье. С. 95-130.

82 Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачев. С. 46.

83 Левкиевская Е. Е. Кукиш // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2004. Т. 3. С. 26.

84 Лойтер С. М. Русский детский фольклор и детская мифология. С. 50.

85 Борисов С. Б. Русское детство. Т. 2. С. 181.

86 Сидоренко А. В. Детская клятва в советскую эпоху. С. 75.

87 Борисов С. Б. Русское детство. Т. 2. С. 181.

88 Толстой Н. И., Толстая С. М. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве. С. 51.

89 Толстая С.М. Речь ритуальная // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2009. Т. 4. С. 429.

90 Агапкина Т. А. Заклички. С. 260.

91 Петрова А. А. Фольклорная рифма как прием: синтактика, семантика, прагматика: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2006.

92 Толстая С. М. Заклинания. С. 258.

93 Плотникова А. А. Дым // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 169.

94 Дементьев В. В. Аксиологическая генристика: аспекты проблемы «оценка и жанр» // Жанры речи: международный научный журнал. 2016. № 2 (14). С. 19.

95 Лойтер С. М. Русский детский фольклор и детская мифология. С. 25.

96 Пьянкова К В., Седакова И. А. Соль // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2012. Т. 5. С. 116.

97 Там же.

98 Павлова М. Р. Магические приговоры в ткачестве // Славянское и балканское языкознание: структура малых фольклорных текстов: сб. статей. М., 1993. С. 179.

99 Борисов С. Б. Русское детство. Т. 1. С. 357.

100 Плотникова А. А. Дым. С. 69.

101 Толстая С. М. Обман // Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2004. Т. 3. С. 457-460.

102 Лойтер С. М. Русский детский фольклор и детская мифо-логия.С. 54-55.

103 Шмелёва Т. В. Модель речевого жанра... С. 88-98.

104 Толстая С. М. Речевые жанры в фольклоре. С. 746.

105 Дементьев В. В., Седов К. Ф. Социопрагматический аспект теории речевых жанров. Саратов, 1998. С. 10.

106 Лалетина А. О. Гороскоп как гендерно маркированный медиа-жанр // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе. Вып. 5. Орел, 2007.

107 Борисова И. Н., Корх С. С. Прагматический потенциал жанра заговора: цветовой код // Жанры речи. Саратов, 2007. Вып. 5: Жанр и культура.

108 Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Собрание сочинений. М., 1997. Т. 5. С. 159.

109 Сидоренко А. В. Язык советского детства: монография. М.; Берлин, 2016. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://biblioclub.ru/index. php?page=book&id=446389.

110 Дементьев В. В. Теория речевых жанров и актуальные процессы современной речи // Вопросы языкознания. 2015. № 6. С. 78-107.

111 Там же. С. 84.

112 Капица О. И. Детский фольклор: песни, потешки, дразнилки, сказки, игры. Л., 1928.

113 Дементьев В. В. Теория речевых жанров и актуальные процессы современной речи. С. 81.

114 Топорков А. Л. Пиковая дама в детском фольклоре // Русский школьный фольклор. От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов / сост. А. Ф. Белоусов. М., 1998. С. 16.

115 http://picscomment.com/my-govorili-pchelam-sol-voda-sol-voda-karl.html.

116 http://www.stihi.ru/2012/03/24/2986.

117 http://sovch.chuvashia.com/?p=30056.

A. V. Sidorenko Incantation as a speech and a folklore genre in child speech

The author studies incantation as a speech and a folklore genre of child speech. Its various connections to traditional Slavic incantations and other genres of magic speech are shown. Keywords: incantation, magic speech, child folklore, speech genre.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.