CC BY
289
УДК 81-282.4+811.112.2
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 3
Л. И. Москалюк, Г. С. Москалюк
ЗАИМСТВОВАНИЯ ИЗ РУССКОГО ЯЗЫКА В СФЕРЕ КУЛИНАРИИ В ОСТРОВНЫХ НЕМЕЦКИХ ДИАЛЕКТАХ1
Выявление общих и специфических закономерностей и причин лексического процесса заимствования относится к важнейшим задачам контактной лингвистики. Особенности контактирующих языков влияют на структурные и семантические процессы ассимиляции заимствований. Важную роль в процессе заимствования играют социальные и прагматические факторы, такие как сферы распространения заимствований, тематические группы, в которые они входят, мотивы и пути проникновения заимствований. Названные проблемы рассматриваются в статье на примере русских заимствований в российско-немецких островных диалектах в сфере кулинарии. Междисциплинарный подход, который основывается на исследовании языковых явлений, но предполагает привлечение не только языковых, но и неязыковых фактов, дает возможность наряду с лингвистикой обогатить знания таких дисциплин как этнография, социология, психолингвистика и культурология.
Являясь самой подвижной, наиболее легко изменяемой частью языка, словарный состав увеличивается количественно, а также расширяется за счет качественных изменений в значениях слов [1, с 63]. Социальные и культурно-исторические явления в жизни общества отражаются в словаре. Находясь в отрыве от литературного немецкого языка, островные немецкие диалекты пополняли словарь, прежде всего, за счет новообразований средствами родного языка и заимствований. И чем теснее становились внеязыковые (экономические, культурные, социально-политические, семейные и др.) связи носителей островных диалектов с окружающим иноязычным населением, тем больше была необходимость восполнения словаря. Этим объясняются многочисленные заимствования, проникшие в диалект в период развития на «украинско-русской почве» [2, с 28], а также другие процессы, вызвавшие изменения в лексико-семантической системе немецких диалектов на территории России и бывшего СССР под влиянием иноязычного окружения.
Первым, проанализировав диалектную речь поволжских немцев, попытался подсчитать количество заимствований из русского языка Г. Дингес. Согласно его исследованию, в словарь русских заимствований, вошедших в тексты на диалекте за первые сто лет его самостоятельного развития на новой родине, вошли 99 слов [3, с 197]. В 1923 году, когда немецкое население, проживавшее компактно, оставалось в большинстве своем одноязычным, не владея русским языком, он оценивал число заимствований в 800 единиц [3, с 197]. Согласно данным Ф. П. Шиллера,
Москалюк Лариса Ивановна — доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой немецкого языка Лингвистического Института Алтайской государственной педагогической академии; e-mail: [email protected]
Москалюк Галина Сергеевна — кандидат филологических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected]
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Текстовый корпус немецких диалектов на Алтае», проект № 12-04-00360.
© Л. И. Москалюк, Г. С. Москалюк, 2013
в 1929 году в немецкий диалект немцев Поволжья проникло уже 1000 заимствований из русского языка [4, с. 87]. Подобная картина наблюдалась и в других регионах России [5; 6]. Но, сравнивая в отношении знания русского языка носителей немецких диалектов Поволжья и Причерноморья, В. М. Жирмунский отмечал, что «влияние русского языка заметнее на Волге, чем у черноморских немцев, которые, возможно, благодаря своей зажиточности, были обособлены от окружающего населения» [7, с. 181].
Непосредственно после переселения немцев в Россию (с 1763 г.) немецкий язык подвергся интенсивному влиянию русского языка, которое постепенно все более усиливалось в течение последних двух с половиной столетий. Уже на начальном этапе развития островных диалектов носители немецких говоров переняли из русского языка слова, заимствуя «вещи, обозначенные соответствующим словом..., не имеющие пока обозначения в заимствующем языке» [8, с. 510]. В основном — это названия предметов и явлений, с которыми они раньше не сталкивались или встретились на новом месте в несколько измененном виде. Рассматривая содержательную сторону заимствований, можно отметить, что они отражают такие факты, которые относятся к истории, быту, культуре и менталитету немцев России и бывшего Советского Союза. Сюда относились и многие обозначения понятий, связанных с культурой еды и питья.
Уже с началом Первой Мировой войны резко возросло число заимствований из русского языка, так как немецкий язык и газеты на немецком языке были запрещены, так что вся информация поступала на русском языке, даже письма с фронта солдаты должны были писать по-русски [7].
Процесс прямого непосредственного заимствования под влиянием чужой культуры оказался релевантным и для всех последующих этапов развития языка российских немцев в иноязычном окружении (ср. [9, с. 85]). Наряду с другими заимствованиями в лексику рассматриваемых говоров проникли слова, связанные с изменениями в быту, обозначающие новые предметы и явления бытового обихода. В конце ХХ — начале XXI века заимствованная лексика составляет значительную часть лексикона островных немецких говоров бывшего Советского Союза, и в этом отношении немецкие говоры на Алтае не представляют собой исключения [10, с. 196].
Основной особенностью строения лексикона островных немецких диалектов является противопоставление трех его частей:
— традиционной лексики, принесенной с прародины диалектоносителей и обогащавшейся в результате влияния отдельных говоров друг на друга, а также (хотя и очень ограниченно) за счет литературного немецкого языка,
— диалектных лексических единиц, возникших в период островного существования диалектов и являющихся результатом новотворчества диалектоноси-телей, использовавших для их создания диалектный языковой материал,
— лексики, заимствованной из языка окружения в период островного развития.
Эти части лексикона различаются по следующим направлениям.
Традиционные лексические элементы, диалектные лексемы, входящие в состав только островных говоров, и заимствования обладают разной степенью устойчивости. Традиционная лексика, образуя ядро лексикона, представляет собой своего рода замкнутую подсистему, наиболее устойчивую и сравнительно хорошо сохра-
нившуюся в немецких диалектах. Островные диалектные новообразования являются наименее устойчивой частью лексикона, так как одновременно или несколько позже в говоры проникают в качестве конкурирующих вариантов лексические заимствования, причем последние часто вытесняют лексические единицы — продукт новотворчества, так что лишь немногие из них сохраняются надолго. Например, в период монолингвизма и субординативного билингвизма наряду с непосредственными заимствованиями из русского языка создавались новые лексемы средствами диалекта для обозначения появившихся новых предметов и явлений. Эти лексические единицы не принадлежат литературному немецкому языку и не входят в состав словарного запаса соответствующих базовых диалектов. Например:
tretvage/raitvejele "Fahrrad", gukaschta "Fernsehapparat", luftschif/fluukzuuch "Flugzeug", ais/eis/glitschu "Schlittschuhe", kaltschank "Kühlschrank", springvage "Auto", kopfveestainerche "Aspirintablette", k'anstok/plumerose "Sonnenblume", emabejel "Eimerträger".
Заимствования же, напротив, отличаются относительной устойчивостью, но они практически полностью заменяются при смене языка окружающего населения. Происходит исчезновение польских, украинских, казахских и т. д. заимствований в словарном составе немецкоязычного населения при переезде в Россию (ср.: [2]), замена русизмов англицизмами и заимствованиями из испанского в немецких диалектах бывших российских немцев в США, Канаде и странах Латинской Америки [11; 12; 13] и др., вытеснение русизмов под влиянием литературного немецкого языка из российско-немецких диалектов эмигрировавших в Германию российских немцев [14].
Исследователи островных диалектов, независимо друг от друга, рассматривая корпус заимствований в различных областях распространения немецкого языка, ха-растеризующихся географической дистанцированностью, приходят к одним и тем же выводам, выявляя общие внешние факторы, регулирующие процесс заимствования, обнаруживая сходные закономерности развития диалектов в старых немецких поселениях разных стран, анализируя области распространения заимствований в словарном составе, выделяя сходные тематические группы заимствований [15; 16; 17; 18].
Что касается заимствованного словаря в области кулинарии, то следует отметить, что большинство заимствований связано с культурой еды, в то время как в тематической группе «питье» представлено значительно меньше заимствований. С другой стороны, в тематической группе «приготовление еды» также имеет место неравномерное распределение заимствованных лексем.
К заимствованиям этой тематической группы относятся наименования меры длины, объема и веса, например:
kile / kilo "Kilo", gram "Gramm", lider "Liter",
sentimoita / santimeter / santimetß "Zentimeter".
Кроме того, в этой группе представлены названия поваренных и кухонных приборов:
kastrol / keschtrol / kestrol "Kochtopf" от рус. кастрюля, tschugun "gußeiserner Kochkessel" от рус. чугунок, plit / plitke "Herd" от рус. плита; приправы для приготовления блюд: maiones "Mayonnaise" рус. майонез, margarin "Margerine" рус. маргарин, krachmal "Stärke" рус. крахмал, vanilin "Vanillegewürz" рус. ванилин;
названия овощей, фруктов, злаков, из которых приготовляются кушанья или которые используются при консервации и засолке:
bakleshaun / pakleschan / pomatore "Tomate",
harbus "Wassermelone",
tschesnet' "Knoblauch",
pschenitschke "Mais",
gretschke / gretschuche "Buchweizen",
sliwe "Pflaume",
maline "Himbeere",
grusche "Birne".
Большую часть этой группы составляют названия кушаний, прежде всего, типично украинских и русских блюд, с которыми немецкие переселенцы познакомились только после переезда в Россию:
porscht рус. борщ,
vareniks / varenike / varentje рус. вареники, pelmeni рус. пельмени, varen'e / vren' рус. варенье, kunfek рус. конфеты.
Значительным числом представлены названия мучных блюд и выпечки:
bulke / bultje рус. булка (хлеба),
parischke / piroschtje рус. пирожки,
prenike рус. пряники,
pline рус. блины,
pischke / pishge рус. пышка,
pluschke рус. плюшка,
keks рус. кекс,
torte рус. торт.
Большинство заимствований в области кулинарии проникает в немецкую культуру повсеместно [19; 20; 21]. Вместе с тем, некоторые заимствования, представлены лишь в отдельных немецких говорах, например:
bakleshaun / pakleschan от рус. баклажан, которым в верхне- и нижненемецких говорах причерноморских немцев обозначался томат; tschesnet' рус. чеснок — в нижненемецких говорах, pomatore рус. помидор — в говорах поволжских немцев.
В сфере питья процесс заимствования протекал не так интенсивно. Заимствования представлены названиями напитков:
kwas / kwaus рус. квас, wotke рус. водка, mors рус. морс, kempott рус. компот;
сосудов для питья и хранения напитков:
panke / pantje рус. банка, kruschke / kruschkeldje рус. кружка.
Наиболее простым, а поэтому и наиболее часто используемым способом лексического заимствования является прямой непосредственный перенос слова из языка-модели в язык-реципиент. К заимствованным словам относятся многочисленные русизмы, которые вошли в лексикон немецких диалектов в силу семантической самостоятельности и актуальности своего употребления. Эти заимствования свидетельствуют о культурном импорте вещей с одновременным заимствованием названия и объекта референции. Процесс заимствования сопровождает процесс аккультурации, приспособления немецких сообществ к изменившемуся окружению, процесс интеграции отдельных сегментов первоначально чужой культуры в свою.
Определяющая роль русского языка в развитии исследуемых немецких диалектов объясняется прогрессирующим двуязычием немецкого населения России. Свободное владение русским языком предполагает отказ от использования языковых средств только родного диалекта при образовании новых слов, подобный путь пополнения словаря представляется диалектоносителям в сложившейся ситуации искусственным и избыточным. Заимствование слов из русского языка является основным средством расширения и обновления лексико-семантической системы немецких диалектов, находящихся в иноязычном окружении. В свою очередь, заимствования служат материалом для дальнейшего словообразования. В большинстве сложных новообразований в области кулинарии в качестве одного из элементов фигурируют заимствованные слова. Это гибриды с немецкой основой и заимствованным из русского определяющим словом:
gretschkesup < гречка + Suppe, wodkeglas < водка + Glas.
И, наоборот, сложные слова с заимствованным из русского языка определяемым словом:
bia / boiasawot < Bier + завод, milchsawot < Milch + завод, ebel / epfelkompot< Apfel + компот, ofeplit < Ofen + плита, flaschpropke < Flasche + пробка, h'aschekasche < Hirse + каша, eadbeavarenje < Erdbeere + варенье, flaschmaschin < Fleisch + машина.
Прилагательные образуются от заимствованных существительных при помощи суффикса -ig:
salig < сало + ig.
В то время как большинство заимствованных существительных представлено прямыми заимствованиями, в группе глаголов присутствуют и заимствования-кальки. Так, например, наряду с глаголом ausmaghe "ausmachen" в текстах кулинарных рецептов испольуется его синоним — глагол ausschliise — калька, образованная под влиянием русского глагола «выключать».
Освоение заимствованных слов носителями островных немецких диалектов зависит от следующих критериев:
1) частоты и широты употребления,
2) функциональной значимости при употреблении в качестве дополнения к родному словарю или параллельно с ним,
3) степени использования в качестве языкового материала в процессе словообразования.
Освоение заимствованных слов, их интеграция в словарный состав сопровождается адаптацией, приспособлением к языковой системе языка-модели, которая происходит на фонетическом, морфологическом и синтаксическом уровнях, и приближает, таким образом, заимствованные языковые знаки к норме диалекта. Заимствованные в период монолингвизма лексические единицы мало похожи по звучанию на свои прототипы, они настолько адаптированы, что носители языка не считают их иноязычными элементами. Например: vren, bultje, keschtrol.
В период развития билингвизма, когда носители говоров в большой степени овладели фонетической системой русского языка, заимствованные лексемы уже не подвергались полной фонетической адаптации. Но и в этот период любой гласный, стоящий в неударном положении, подвергался редукции: sakuske, pishge, kruschke. По мере расширения двуязычия и все большего проникновения в немецкий диалект русских слов появляются лексические единицы, совпадающие или приближающиеся к формам своих прототипов. Параллельно в диалекте могут существовать адаптированные и мало адаптированные заимствования: pantje / pantl — banke рус. банка, pranates / pranate — pr'an'iki рус. пряники, porscht — bor'schtsch рус. борщ, parischke — piraschki рус. пирожки.
Заимствованные слова не только соотносились с соответствующими грамматическими классами и категориями диалектов, но и подвергались обязательной дальнейшей грамматической ассимиляции. Например, существительные, изменяясь по соответствующим парадигмам, получали артикль, принимали соответствующие словоизменительные аффиксы:
ti kashe рус. каша, de kwaus рус. квас.
По степени адаптации заимствования могут быть полностью, частично или ограниченно адаптированными. По степени интеграции заимствования могут быть включены в ядро словарного состава диалекта, относиться к его основной части или
находиться на периферии. Высокая степень интеграции заимствования не всегда сопровождается его полной адаптацией и, наоборот, полностью адаптированное слово может не найти широкого употребления в обиходе.
Ряд слов, которые можно отнести к заимствованиям из русского языка, встречаются и в литературном немецком языке, и в диалектах прародины. Это слова иностранного происхождения, интернационализмы, функционирующие во многих языках, большей частью заимствованные из латыни, иногда вошедшие в немецкий и русский языки опосредованно через другие языки. Среди них можно выделить три группы:
1) лексические единицы, которые в XVIII веке до момента переселения немцев в Россию входили в лексикон литературного немецкого языка, но не играли существенной роли в лексико-семантической системе диалектов, их звуковая оболочка соотносится с соответствующими лексемами русского языка:
meschin "Maschine", minute / minute "Minute", vate "Watte", fabrik "Fabrik" и др.;
2) лексические единицы, имеющие большое сходство с соответствующими русскими лексемами, но которые до переселения уже входили в состав лексикона исходных диалектов. Подобные лексические единицы могут быть отнесены к «сопутствующим доколониальным заимствованиям» ("precolonial loanwords" по [22, с. 83]):
budel "Buddel, Flasche", muzpan "Marzipan", wawl / wafl "Waffel", provine "probieren", kurjous "kurios, sonderbar", misrobel "miserabel" и др.;
3) лексические единицы, которые, как можно предположить, могли попасть в говоры из литературного немецкого языка, и чье звучание соответствует русским словам:
kilo "Kilo(gramm)", gram "Gramm", apetit "Appetit" и пр.
Нельзя исключить тот факт, что, хотя влияние литературного немецкого языка было минимальным, часть слов могла попасть в говоры из литературного языка, так как еще в первой половине XX века немецкий язык оставался официальным языком немецких национальных образований в бывшем СССР, это был язык церкви, язык школы, язык, на котором издавались журналы и газеты.
Все непосредственные заимствования можно разделить на три группы в зависимости от функции, которую они выполняют, проникая в лексико-семантическую систему диалекта:
1) заимствования, дополняющие лексикон островных немецких говоров, выражая новые для диалектоносителей понятия, и не имеющие соответствий среди исконных слов диалекта;
2) заимствования, сосуществующие и употребляемые наряду с исконными словами, образуя вместе с ними синонимические ряды;
3) заимствования, вытеснившие исконные немецкие слова, заменив некоторые исконные слова с низкой частотой употребления, не удовлетворяющие носителей диалекта в каком-то отношении.
1. В качестве дополнительного словаря, «простого дополнения» [23, с. 76] к словарному составу диалектов, могут рассматриваться заимствования, не имеющие соответствий в собственно немецком диалектном словаре. Это происходит в тех случаях, когда носители говоров не могут назвать эквивалентное диалектное слово и если названное немецкое слово им незнакомо.
Этот тип заимствований расширяет и обогащает словарь говоров, не затрагивая каким-либо образом исконный словарь [23, с. 76; 24, с. 408; 25, с. 115]. Как правило, эти слова не входят в состав синонимических рядов диалектных слов и нейтральны по своей стилистической окраске. Анализ этого материала показывает, насколько тесная связь установилась между носителями говоров и русскоязычным населением уже с первых лет существования немецких колоний в России, «чему одно из языковых сообществ научилось у другого» [23, с. 80].
2. Заимствования приобретают функциональную значимость и тогда, когда в лексико-семантической системе диалекта уже имеются соответствующие исконные диалектные эквиваленты. Заимствования попадают в диалект не только благодаря тому, что они обозначают новые для говорящих предметы и явления, не имеющие своего адекватного выражения в самом диалекте, но и в том случае, если являются уточняющими синонимами к уже существующему диалектному слову:
sous, podliv = tunkprih; prenik = renzjen; buljon = prih; vareniki = kfilde; vren' = latwerje; kashe = prei; backsouda = backpulver; sliwe = plom;
ausschliise = ausmache и др.
3. Если заимствование полностью соответствует по значению исконным словам в говорах, то последние постепенно выходят из употребления. Вышедшими из употребления можно считать слова, которые носители диалекта не могут назвать, так как они им незнакомы, или в том случае, если они их узнают, но не употребляют в речи. В сфере кулинарной лексики обнаружены заимствования, заменившие вытесненные слова. Некоторые заимствования вытеснили немецкие наименования в определенных случаях из-за того, что исконные слова обладали меньшей частотой употребления, они мало или совсем не использовались до переселения в Россию:
bulke / bultje — Weißbrot, tschesnet' — Knoblauch, pakleshaun / pomatore — Tomate, harbus — Wassermelone.
Языковая экономия часто вызывает замену сложного слова более простым, сложные существительные заменяются однокорневыми заимствованиями, например:
teekessel — tschainik.
Основным путем заимствования являлись заимствования при непосредственных контактах с носителями языка окружения, т. е. заимствовались слова из языка таких социальных групп как крестьяне, ремесленники. Многие заимствования привязаны к определенным регионам, о чем свидетельствуют их фонетические особенности и/или значение, они обозначают объекты действительности, которые были характерны для культуры крестьянства.
Результатом другого рода контактов, "gesunkenes Kulturgut" [26, c. 11], являются заимствования из языка и культуры более высоких социальных групп. Это немногие лексемы, относящиеся к сфере исследования, например:
sous, podliv "Tunke",
piree "Püree",
buljon "Brühe".
Изучение в островных немецких говорах заимствований из русского языка позволяет сделать некоторые выводы:
1. Значительное число слов в немецких диалектах, заимствованных из русского языка, по своему значению являются наименованиями новых предметов, вошедших в язык вместе с употреблением обозначаемых ими предметов и выражаемых ими понятий. Чаще всего в этом случае речь идет о вещах, которые раньше носителям диалектов были незнакомы, которые относились, например, к новым условиям быта.
2. Заимствования из русского языка в говорах российских немцев свидетельствуют, прежде всего, о процессах аккультурации и в меньшей степени модернизации. Приспособление к культуре принятия пищи окружающего населения отражается в перенятии блюд в форме культурного импорта вещей с одновременным заимствованием их названий.
3. Наряду с отдельными единичными заимствованиями выявляется определенный круг блюд и продуктов питания, интеграция которых в немецкую культуру может рассматриваться как повсеместная. Языковые и неязыковые процессы протекают параллельно. Заимствуются не только блюда, но и их названия, которые приспосабливаются к фонетическим особенностям местных диалектов.
4. Так как большинство слов заимствуются из разговорной речи, то и перенимается разговорное, просторечное значение этих слов, отсюда и сужение значения заимствованных слов в говоре по сравнению с их соответствиями в русском языке. При этом новые слова имеют в говоре чаще всего только одно значение, часто второстепенное, свойственное разговорной речи.
Литература
1. Брагина А. А. Синонимы и их толкования // Вопросы языкознания. 1978. № 6. С. 63-73.
2. Валл Г. И., Едиг Г. Г. К этимологии некоторых лексем в нижненемецком диалекте СССР // Вопросы диалектологии немецкого языка. Омск, 1983. С. 25-34.
3. Дингес Г. О русских словах, заимствованных поволжскими немцами до 1876 года // Ученые записки Саратовского университета. Т. VII, вып. 3. Саратов, 1929. С. 195-236.
4. Шиллер Ф. П. О влиянии войны и революции на язык немцев Поволжья // Ученые записки института языка и литературы. М., 1929. № 2. С. 67-87.
5. Погорельская В. П. О словарных заимствованиях из украинского языка в диалекте беловежских немцев // Язык и литература VII. Л., 1931. С. 63-92.
6. Wiens G. Entlehnungen aus dem Russischen im Niederdeutschen der Mennoniten in Russland // Jahrbuch des Vereins für niederdeutsche Sprachforschung 80. 1957. S. 93-100.
7. Жирмунский В. М. Проблемы колониальной диалектологии // Язык и литература. Т. 3. Л., 1929.
8. Fleischer W. Fremdgut und Lehngut // Kleine Enzyklopädie. Die deutsche Sprache 1. Leipzig: Bibliographisches Institut, 1969. S. 509-526.
9. Polenz P. Deutsche Sprachgeschichte vom Spätmittelalter bis zur Gegenwart II. 17. und 18. Jahrhundert. Berlin: de Gruyter, 1994.
10. Москалюк Л. И. Современное состояние островных немецких диалектов. Барнаул: Изд. БГПУ, 2002.
11. Raith J. Sprachgemeinschaftstyp, Sprachkontakt, Sprachgebrauch. Stuttgart: Steiner-Verl. Wiesbaden, 1982.
12. Moelleken W. W. Die russlanddeutschen Mennoniten in Kanada und Mexiko: Sprachliche Entwicklung und diglossische Situation // Zeitschrift für Dialektologie und Linguistik, 1987. S. 145-183.
13. Kopp Th. Wolgadeutsche siedeln im argentinischen Zwischenland. Marburg: Elwert, 1979.
14. Кресс Э. Российские немцы или немецкие россияне: на историческом перекрестке культур и языков. М.: МАЛП, 1995.
15. Вейлерт А. А. Русское слово в немецкой диалектной речи // Вопросы языкознания. № 3. 1979. С. 82-94.
16. Киршнер В. Т. Словарные заимствования из славянских языков в верхненемецком говоре Кок-четавской области Казахской ССР. Львов, 1984.
17. Hutterer C. J. Hochsprache und Mundart bei den Deutschen in Ungarn // Aufsätze zur deutschen Dialektologie. Hg.v. K. Mascherz. Budapest, 1991. S. 313-344.
18. Klassen H. Russische Einflüsse auf die deutschen Mundarten im Ural (Sowjetunion) // Wissenschaftliche Zeitschrift der Universität Rostock 6/7, 1969. S. 589-594.
19. Москалюк Л. И. Лингвистический атлас немецких диалектов на Алтае. Барнаул: АлтГПА, 2010. Ч. 1.
20. Москалюк Л. И., Трубавина Н. В. Лингвистический атлас немецких диалектов на Алтае. Барнаул: АлтГПА, 2011. Ч. 2.
21. Москалюк Г. С. Лексическая гетерогенность кулинарных рецептов российских немцев // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. 2013. Вып. 1. С. 166-177.
22. Reed C. E. Loan Word Stratification in Pennsylvania German // German Quarterly 40, 1967. P. 63-86.
23. Weinreich U. Sprachkontakt. Ergebnisse und Probleme der Zweisprachigkeitsforschung. München, 1977.
24. Haugen E. The Norwegian language in America. A study in bilingual behaviour. Bloomington' Philadelphia: Univ. of Pensylvania Pr., 1953.
25. Costello J. R. Pensylvania German Orthography // Deutsch als Muttersprache in den Vereinigten Staaten. Teil II. Regionale und funktionale Aspekte. Stuttgart, 1985. S. 121-127.
26. Naumann H. Grundzüge der deutschen Volkskunde. Leipzig: Quelle&Meier, 1929.
Статья поступила в редакцию 10 сентября 2013 г.
