ЗАГЛАВИЕ ПОЭМЫ Н.П. ОГАРёВА «ЮМОР» КАК ВЫРАЖЕНИЕ Её ЛЕЙТМОТИВА Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ. ФОЛЬКЛОР

УДК 82.161.1

Баталова Тамара Павловна

кандидат филологических наук Московский государственный областной социально-гуманитарный институт

[email protected]

ЗАГЛАВИЕ ПОЭМЫ Н.П. ОГАРЁВА «ЮМОР» КАК ВЫРАЖЕНИЕ ЕЁ ЛЕЙТМОТИВА

Автор этой статьи раскрывает смысл заглавия поэмы Н.П. Огарёва «Юмор» через сопоставление образов Петра I, дворца и тюрьмы.

Ключевые слова: Огарёв, Пётр I, образ, дворец, тюрьма.

Поэма «Юмор» - первая социальнопсихологическая поэма Н.П. Огарёва. К работе над ней, начиная с 1840 г., он возвращался на протяжении всей жизни. «Излюбленная Огарёвым форма сцепления мыслей и картин как бы по воле случайных ассоциаций позволила непринуждённо, лирически-задушевно говорить одновременно о литературных, художественных, философских, общественных вопросах, об особенностях русского характера, выразить мировосприятие думающего, чувствующего, ищущего осмысленной деятельности человека 40-х гг.» [2, с.384]. Это произведение так и осталось незавершённым.

Первые две его части (1840-1841), написанные «без оглядки на цензуру» [2, с. 384], были известны «в кругу читателей письменной русской литературы» [4, т. 1, с. 15], а в 1857 г. - изданы в Лондоне отдельной книжкой. Думается, что на этом основании их можно рассматривать и как самостоятельное произведение.

Своеобразие этой поэмы заключается, в частности, в её стиле. Автор иронизирует по поводу элегии: Что я писал вам в этот раз?

Письмо ли это, или ода,

Или элегия? У нас Последнего не терпят рода...

А было время - развелась На вздохи, слёзы, стоны мода;

Все вспоминали юны дни,

И лезли в Пушкины они [4, т. 2, с. 46].

Герой поэмы также вспоминает детство, и не только своё - своего поколения - святую «были даль». И грустит о его невозвратимости. Но это необходимо для сопоставления с современным душевным состоянием, что вызывает у лирического «Я» горький юмор. Мотив горького юмора и становится лейтмотивом произведения.

Своеобразна и строфа поэмы. Трижды повторяющиеся рифмы аб делают неожиданной последнюю парную рифму - вв. Думается, что создаваемая таким образом концовка строфы - как бы «вдруг» - также несет в себе нечто комическое.

Поэма строится на соотношении настоящего с прошлым и будущим. Эта взаимосвязь символизируется словообразом «даль». Мотив времени становится сюжетообразующим, что сообщает произведению и публицистичность.

Исходная ситуация лирического сюжета драматична. Она выражает душевную безысходность героя и его поколения:

У нас простора нет уму,

В своём углу, как проклятые,

Мы неподвижны и гниём,

Не помышляя ни о чём [4, т. 2, с. 12].

Это состояние углубляется при воспоминании о «былого дали»:

Как вспомнишь радость и печаль,

Что в прежни годы волновали,

Как нам становится их жаль!

Как возвратить бы их желали!

Свята для нас былого даль.

И вот ещё грустней мы стали!

Где сердца жар? Где пыл в крови?

Где мир мечтательной любви? [4, т. 2, с. 16]

Но далее горькая усмешка смягчается ожиданием весны:

К чему грустить? Опять весна Восторгов светлых, упованья И вдохновения полна,

И сердца скорбного страданья Развеет так тепло она. [4, т. 2, с. 20]

Возрождение природы настраивает героя на воспоминания о первых творческих волнениях. Эти мгновения для него молитвенны:

© Баталова Т.П., 2011

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5-6, 2011

141

И робкий стих я в тишине Чертил тревожною рукою.

О Боже! в этот дивный миг

Что есть святого я постиг [4, т. 2,с. 21].

Творческое вдохновение сродни религиозному чувству, укрепляющему дух. И «звон заутрени» - «с детства слуху звук святой» -воодушевляет лирического героя:

Не всё, не всё, о Боже, нет!

Не всё в душе тоска сгубила,

На дне её есть тихий свет,

На дне её ещё есть сила;

Я тайной верою согрет,

И что бы жизнь мне ни сулила,

Спокойно я взгляну вокруг,

И ясен взор, и светел дух! [4, т. 2, с. 21]

Таким образом, герой ждёт обновления. Для него оно равносильно возвращению в будущем святой «былого дали». Но для возрождения душевных сил необходима и свобода. Именно в её отсутствии герой видит причину духовного кризиса своего поколения. Настоящее своё состояние он сравнивает с положением «жука, привязанного за ножку»:

Что значит жук - простая мошка В сравненьи с толстым пауком В мундире светлоголубом [4, т. 2, с. 26].

Видимо, здесь автор вводит в подтекст стихотворение Лермонтова «Прощай, немытая Россия.».

Итак, современные общественные порядки порождают у лирического героя горький юмор.

Деление частей поэмы на главки даёт автору возможность чередовать противоположные настроения героя: от безысходности - к надежде. Вероятно, увлечение Огарёва революционными идеями нашло своё отражение в сравнении исторической ситуации своего времени с предгрозовой обстановкой:

Видали ль вы, как средь небес Проходит туча над землёю?

Удушлив воздух, чёрный лес Недвижен, всё покрыто мглою,

И птиц весёлый рой исчез,

Чуть дышат звери пред грозою И в трепете чего- то ждут;

Вот наше время вам всё тут [4, т. 2, с. 28].

Читателям «письменной русской литературы» было понятно это иносказательное ожидание революции.

В Части второй историософские размышления выражаются через картины Петербурга. Связывает обе части поэмы мотив Дороги. Образ-

символ «даль» вместе с временными приобретает и пространственные характеристики:

Смотрю с кремлёвских теремов Куда-то вдаль. Воспоминанье Живит черты былых годов [4, т. 2, с. 33]. Этот символ получает и онтологический смысл:

Так, недовольные ничем,

Бог весть куда стремимся всё мы,

Толкаемы не знаю кем И вдаль не знаю чем влекомы,

Безумно расстаёмся с тем,

Что мило нам. [4, т. 2, с. 37]

Мотив «дали» как бы объективируется в образе Медного Всадника. Интересно, что Огарёв по-своему аранжирует пушкинские стихи из «Медного Всадника»:

В неколебимой вышине,

Над возмущённою Невою Стоит с простёртою рукою Кумир на бронзовом коне.

«Простёртая рука» у Огарёва «куда-то кажет вдаль»:

Чернея сквозь ночной туман,

С подъятой гордо головою,

Надменно выпрямив свой стан,

Куда-то кажет вдаль рукою С коня могучий великан;

А конь, притянутый уздою,

Поднялся вверх с передних ног,

Чтоб всадник дальше видеть мог [4, т. 2, с. 43]. Сам Могучий Великан олицетворяет здесь прошлое, а его жест связывает его с настоящим. Пушкинский подтекст «Медного Всадника» придаёт мотиву «дали» историософский смысл. Акцентируя жест Могучего Великана, Огарёв как бы «пытается найти ответ на философские вопросы пушкинской поэмы» [2, с. 162].

Куда рукою кажет он?

Куда сквозь тьму вперил он очи?

Какою мыслью вдохновлён,

Не знает сна он середь ночи?

С чего он горд? Чем увлечён?

Из всей он будто конской мочи Вскакал бесстрашно на гранит И неподвижен тут стоит? [4, т. 2, с. 43-44]

Но конкретизация вопроса «Куда он кажет?» предполагает и конкретный ответ. То есть из многообразной проблематики пушкинского произведения Огарёв актуализирует один аспект - исторические последствия реформ Петра.

Противоположно и отношение пушкинского и огарёвского героев к Медному Всаднику. Преклонение лирического героя перед статуей Пет-

ра синонимично его отношению к святой «былого дали»:

Благоговел я в поздний час,

И трепет пробегал по телу;

Я сам был горд на этот раз,

Как будто б был причастен к делу,

Которым он велик для нас.

Надменно вместе и не смело Пред ним колено я склонил И чувствовал, что русский был [4, т. 2 с. 44]. И Могучий Великан безмолвно, как бы дополняя жест выражением чела, беседует с ним:

В лицо взглянул ему - и было Как будто грустное что в нём;

Он на меня смотрел уныло И всё мне вдаль казал перстом [4, т. 2, с. 44]. Вероятно, скульптуру Медного Всадника здесь можно рассматривать как связующее звено между временем преобразований Петра Великого и событиями, изображёнными в поэме Огарёва. Тогда символ «даль» будет означать и минувшее историческое время, и его результаты. В этом свете понятна метаморфоза, происшедшая в облике Могучего Великана при второй встрече с ним лирического «Я».

И мне казалось, как сквозь сон,

С подъятой гордо головою,

Надменно выпрямив свой стан,

Смеялся горько великан [4, т. 2, с. 46]. Видимо, этот горький юмор есть выражение разочарования от несбывшихся надежд - ожидаемого европейского просвещения в России не произошло:

С рассветом корабли придут -Он кажет вдаль рукой державной;

Они с собою привезут

Европы ум в наш край дубравный,

Чтоб в наши дебри свет проник. [4, т. 2, с. 44] Но вместо «света» - «тюрьма». Лирический герой сопоставляет её с «дворцом»: они не могут жить друг без друга:

Дворец! Тюрьма! Зачем сквозь тьму Глядите вы здесь друг на друга?

Ужель на век она ему Рабыня, злобная подруга?

Ужель, взирая на тюрьму,

Дворец свободен от испуга?

Ужель тюрьмою силен он И слышать рад печальный стон? [4, т.2, с.45] Выраженные здесь впечатления героя от созерцания Тюрьмы перекликаются с его личными переживаниями:

Я сам был взят и потому Кой что могу сказать об этом;

Сперва я заперт был в тюрьму,

Где находился под секретом. [4, т.2, с.15]

С впечатлениями от единения Дворца и Тюрьмы гармонируют и воспоминания о трагедии Пушкина:

Где наш певец, душой незлобный?

Где дивных песен дар святой И голос, шуму вод подобный?

Где слава наших тусклых дней? [4, т. 2, с. 46] Итак, горькая усмешка Всадника свидетельствует и о его сочувствии герою. Отношению лирического «Я» к Тюрьме созвучно и его «проклятье войску»:

Печально глядя на полки,

Я думал - Боже, Боже правый!

Страданья наши велики!

И долго деспотизм лукавый,

Опершись злобно на штыки И развращая наши нравы,

Ругаться будет над людьми;

Проклятье войску - чёрт возьми! [4, т. 2, с. 53] Таким образом, картины Петербурга обобщают мотив юмора, возникающий в первой части поэмы, придавая ему общерусский, историософский характер.

Из предложенного анализа можно сделать некоторые выводы.

Заглавие поэмы Огарёва «Юмор» выражает её лейтмотив - противоречие между стремлением к свету и свободе и реальной действительностью.

Пушкинский подтекст сообщает рассматриваемому произведению историософичность. Причём из многосторонней проблематики «Медного Всадника» актуализирован один аспект. При этом проявляется, в отличие от пушкинского произведения, одноплановое, положительное отношение героя к деятельности Петра I.

Заметим, что лейтмотив рассматриваемой поэмы Огарёва педалируется при сопоставлении её со стихотворением Н.А. Некрасова «До сумерек» (цикл «Уличные впечатления», 1858-1859). Некрасов был близок с кружком «московских западников» и, конечно, был читателем «письменной русской литературы». В критических статьях 1840-х - 1850-х гг. он неоднократно писал о «глубине и разнообразии дарования г. Огарёва» [3, т. 11, кн. 1, с. 148].

Поэму «Юмор» со стихотворением «До сумерек» связывают Петровский мотив и мотив Войска. Лейтмотив некрасовского стихотворения - негативное влияние петровских реформ на современную жизнь России. Образ Медного

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 5-6, 2011

143

Всадника здесь присутствует, но снижен: «близ медной статуи Петра, / У присутственных мест». В этом пародировании уже выражено отношение к Петру Великому и его преобразованиям. Перекликается с огарёвской картиной «несчётных полков» - «войско, несметное счётом». Однако в этих изображениях есть и принципиальные различия. У Огарёва неприятие «войсковых забав» выражено иронически:

Направил любопытный шаг И я туда ж, хоть в самом деле Я был непримиримый враг Забавам воинским доселе И не умел понять никак,

Как человек, в ком уцелели Две мысли здравых как-нибудь,

На них мог с радостью взглянуть [4, т. 2, с. 51]. У Некрасова подобное отношение дано саркастически:

Я горячим рождён патриотом,

Я весьма терпеливо стою,

Если войско, несметное счётом,

Переходит дорогу мою.

Ускользнут ли часы из кармана,

До костей ли прохватит мороз Под воинственный гром барабана,

Не жалею: я истинный Росс! [3, т. 2, с. 180] Кроме того, эта картина обобщена: Прибывает толпа ожидающих,

Сколько дрожек, колясок, карет!

Пеших, едущих, праздно зевающих Счёту нет!

Тут квартальный с захваченным пьяницей, Как Федотов его срисовал;

Тут старуха с аптечною сткляницей,

Тут жандармский седой генерал;

Тут и дама такая сердитая -Открывай ей немедленно путь! [3, т. 2, с. 181] «Войско, несметное счётом», по Некрасову, перегородило путь движения вперёд всей России.

Вместе с тем заметим, что данные картины изображены в противоположных тонах. У Огарёва - в блеске солнечных лучей: может быть, по аналогии с вступлением пушкинского «Медного Всадника», а может быть, в этом тоже проявляется юмор:

Толпы несчётные полков Стоят на площади широкой,

Густая масса их рядов Недвижна в тишине глубокой,

На солнце блещет сталь штыков,

Так что смотреть не может око,

И кажет кирасиров ряд

На белом фоне чернеть лат [4, т. 2, с.52].

В некрасовской картине - Дождь и Туман:

Жаль, что нынче погода дурная,

Солнца нет, кивера не блестят И не лоснится масть вороная Лошадей. Только сабли звенят;

На солдатах едва ли что сухо,

С лиц бегут дождевые струи,

Артиллерия тяжко и глухо Подвигает орудья свои.

Всё молчит. В этой раме туманной Лица воинов жалки на вид,

И подмоченный звук барабанный Словно издали жидко гремит.

[3, т. 2, с. 180-181]

«Дурная погода» здесь символизирует, вероятно, негативное влияние петровских преобразований на жизнь России.

Таким образом, Некрасов переосмысливает «заимствованные» у Огарёва ситуации. Это способствует более полному выражению лейтмотива его стихотворения.

Можно отметить также, что различия в тональности изображаемых картин, как и произведений в целом, отражают характер времени их создания. Поэма «Юмор» выражает надежды людей 1840-х гг. на успех революционного движения. Стихотворение «До сумерек» - на необходимость демократизации страны, в частности, - на готовящиеся тогда александровские реформы. Очевидно и проявление в данных вещах противоположности историософских взглядов их авторов.

Библиографический список

1. Краснов Г.В. Мятежная Нева: Евгений и «Кумир на бронзовом коне» // Краснов ГВ. Пушкин. Болдинские страницы. - Горький, 1984. - С. 143-172.

2. Лазурин В.С., Павлова Л.В. Огарёв Николай Платонович // Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. - М., 1999. - Т. 4. -С. 382-388.

3. НекрасовН.А. Полн. собр. соч. - Л.; СПб., 1981-2000.

4. Огарёв Н.П. Избранные произведения: В 2 т. - М., 1956.