CC BY
133
УДК: 343.01 ББК: 67.408
Пронина М.П.
ЮРИДИКО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКАЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ В УГОЛОВНОЙ И СМЕЖНЫХ ОТРАСЛЯХ: ТЕОРЕТИКО-ПРИКЛАДНОЙ АСПЕКТ
Pronina M.P.
LEGAL-TECHNICAL TERMINOLOGICAL UNCERTAINTY IN CRIMINAL AND ALL IEDINDUSTRIES: TEORETIKO-APPLIED ASPECT
Ключевые слова: термин, юридическая техника, терминологическая неопределенность, дефиниция, уголовное законодательство.
Keywords: a term, legal technique, terminological uncertainty definition, criminal legislation.
Аннотация: статья посвящена основным подходам к проблеме терминологической неопределенности, в ней рассматриваются признаки терминологической неточности в юридической технике, приводятся конкретные примеры терминологической неопределенности из уголовного законодательства и законодательств смежных отраслей, на основе анализа нормативных правовых актов формулируются пути для преодоления данной проблемы.
Abstract: article is devoted to the main approaches to a problem of terminological uncertainty, terminological in accuracy in legal equipment are considered, concrete examples of terminological uncertainty from the criminal legislation and legislations of all eidindustries are given, on the basis of the analysis of regulations ways for overcoming of this problem are formulated.
Теоретики права и правоприменители выработали определенные требования к структуре и содержанию закона как регулятора общественных отношений. Предписывающий характер его
установлений в значительной мере определяют функциональный стиль языка закона и его основной компонент -терминологию. Точность, ясность, логичность языка, которым выражены нормативные предписания, определяют эффективность любого закона. В то же время «неупорядоченная терминология,
отражающая аморфность, неопределенность понятий закона, снижает его информативные
возможности, отрицательно сказывается на правоприменении, а также ведет к нескончаемым и бесплодным спорам в теории и на практике»1. И говоря о методе изложения правовых дефиниций, М.Д. Шаргородский справедливо отмечал, что один и тот же термин в законодательстве, где бы его не использовали, должен иметь одно и то же значение2.
В философском словаре, «термин»
1 Савицкий, В.М. Насчет терминологии процессуального закона // Совершенствование законодательства о суде и правосудии. - М., 1985. - С. 15.
2 Шаргородский, М.Д. Уголовный закон. М., 1948. С. 161.
обозначается как «однозначное слово, фиксирующее определенное понятие науки; элемент языка науки, введение которого обусловлено необходимостью точного и
1
однозначного значения данных наук . Лингвисты характеризуют термин: во-первых, как специальное слово (или словосочетание), принятое в
профессиональной деятельности и употребляющееся в особых условиях. Во-вторых, как словесное обозначение понятия, входящего в систему понятий определенной области профессиональных знаний, основной понятийный элемент языка для специальных целей. В-третьих, как «слово (или словосочетание), которое употреблено в законодательстве, является обобщенным наименованием юридического понятия, имеющего точный и определенный смысл, и отличается смысловой однозначностью, функциональной устойчивостью»2.
Обобщающую характеристику
особенностей правовой терминологии дал С.П. Хижняк: «Терминология права характеризуется специфически
проявляющейся системностью, которая предопределяется использованием слова для обозначения ключевых элементов нормы права, развитием родовидовых отношений с другими терминами, тенденцией к однозначному употреблению, отсутствием эмоционально-экспрессивных стилистических синонимов, проявлением оценочного фактора, не обязательным наличием у терминов дефиниций»3.
С позиции законотворчества задача субъекта при создании правового установления состоит в достижении определенной цели - придать конструированной дефиниции ясность и четкость утверждаемых текстовых положений посредством языкового инструментария. При этом законодатель должен четко придерживаться правил юридической техники, исключая
громозских, труднопонимаемых,
многозначных терминов. Термины представляют собой те кирпичики, из совокупности которых строится здание законодательного акта, они создают облик той или иной отрасли права, позволяют однозначно определять конкретные понятия. Правильно выбранный термин лежит в основе правовой нормы.
Однако, несмотря на развитие науки и перманентное совершенствование
законодательства, правоприменители по-прежнему сталкиваются с одним из существенных дефектов права - его терминологической неопределенностью. Это обусловливает появление различных толкований закона, что способствует вынесению неоднозначных, а иногда даже противоположных правовых предписаний.
Причинами этого явления могут быть самые разные обстоятельства
субъективного и объективного характера -от несоблюдения правил законодательной техники при формировании текстов нормативно-правовых актов до изменения социально-экономической обстановки в обществе и появления новых технологий. Специалисты в области лингвистики считают, что неясный термин образуется в результате механического его переноса в общелингвистическом значении в нормативный акт и игнорирования законодателем разницы между языковым и правовым значениями этого термина. Е.А. Крюкова к причинам неясности термина относит неточный выбор лексического эквивалента, несочетаемость терминов, неправильный выбор термина с точки зрения его
4
принадлежности .
стилистическом
1 Философский словарь/ под.ред. М.М. Розенталя . 3-е изд. М., 1972. С. 414.
2 Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. - М., 1990. - С. 65.
3 Хижняк, С.П. Юридическая терминология:
формирование и состав / Под ред. Л.И. Баранниковой. -
Саратов, 1997. - С. 24.
К сожалению, приходится
констатировать, что даже в Конституции РФ5 имеются весьма неудачные положения. Так, ст. 10 Конституции РФ провозглашает: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную,
Крюкова, Е.А. Язык и стиль законодательных актов: Дис. ... к.ю.н. - М., 2003. - С. 17.
5 Российская газета. 1993. 21 дек.
исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны». Однако, возникает вопрос в чем они самостоятельны? Ведь Правительство РФ, которое осуществляет исполнительную власть РФ, несет ответственность (в виде вотума недоверия и отказа в доверии) перед одной из палат парламента -Государственной Думой, а с 2008 года и отчитывается перед ней. Здесь целесообразно было бы уточнить: «Самостоятельны в осуществлении своих полномочий и функций».
В ст. 11 конкретизируются положения ст.10 Конституции РФ. В ней определено, что государственную власть в Российской Федерации осуществляют: Федеральное Собрание, представляющее
законодательную власть; Правительство РФ, выполняющее функции
исполнительной власти, и суды, олицетворяющие судебную власть в РФ. Однако, в данную статью включен и четвертый орган и одновременно должностное лицо - Президент РФ, названный в ней первым. Указание его в этом списке не соответствует положениям ст.10. Отнесение его к внесистемным органам вряд ли уместно: роль Президента в системе управления государства и его широкие полномочия общеизвестны. Было бы целесообразнее выделение особой ветви власти - президентской. В таком случае можно было бы устранить противоречия в содержании ст. 10 и 11 Конституции РФ.
Исследование понятийного аппарата международных актов показывает, что используемые в них термины не всегда совершенны и часто требуют неоднозначного разъяснения, зачастую являясь противоречивыми. Примером может служить формулирование понятия «должностное лицо», широко применяемое в международных правовых документах. В Конвенции ООН против транснациональной преступности1 установлено, что под «публичным должностным лицом» понимается публичное должностное лицо или
лицо, предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определятся во внутреннем законодательстве государства-участника, в котором данное лицо выполняет такие функции, и как это применяется в уголовном законодательстве этого Государства-участника (ст. 8).
В свою очередь, в Конвенции же ООН против коррупции2 публичное должностное лицо - это «любое назначаемое или избираемое лицо, занимающее какую-либо должность в законодательном,
исполнительном, административном или судебном органе Государства-участника на постоянной или временной основе, за плату или без оплаты труда, независимо от уровня должности этого лица; любое другое лицо, выполняющее какую-либо публичную функцию, в том числе для публичного ведомства или публичного предприятия, или предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве Государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого Государства-участника; любое другое лицо, определяемое в качестве «публичного должностного лица» во внутреннем законодательстве Государства-участника. Тем не менее, для целей принятия некоторых конкретных мер,
предусмотренных главой I настоящей Конвенции, «публичное должностное лицо» может означать любое лицо, выполняющее какую-либо публичную функцию или предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве Государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого Государства-участника» (ст. 2) .
Таким образом, одна и та же дефиниция при ее определении имеет разный объем содержания элементов. Следовательно, использованные в тексте указанных Конвенций дефиниции создают дезунификацию терминологического
инструментария при создании
основополагающих терминов.
1 СПС «Гарант».
2 СПС «Гарант».
3 СЗ РФ. - 2006. - № 12. - Ст. 1231.
Анализ текстов нормативных правовых актов позволяет выделить следующие признаки терминологической неопределенности.
1. Неточное употребление терминов, взятых из других отраслей права, которое сопровождается отступлением от их первоначального смысла. Часто
законодатель модернизирует уже известный термин путем внесения изменений в его характеристики. Например, используемый в Трудовом кодексе РФ термин «структурное подразделение» был образован из содержащегося в Гражданском кодексе РФ термина «обособленное подразделение» путем добавления к нему прилагательного «структурное». При этом введенный в трудовое законодательство термин потерял свое первоначальное гражданско-правовое значение, но так и не приобрел при этом четкости в связи с отсутствием в трудовом праве соответствующей дефиниции.
Так же к данному виду терминологической неопределенности
можно отнести следующий пример. В соответствии со ст. 289 Бюджетного кодекса РФ нецелевое использование бюджетных средств выражается в направлении и использовании их на цели, не соответствующие условиям получения указанных средств, определенным утвержденным бюджетом, бюджетной росписью, уведомлением о бюджетных ассигнованиях, сметой о доходах и расходах либо иным основаниям их получения. При этом, важнейшим принципом бюджетной системы Российской Федерации является принцип адресности и целевого характера бюджетных средств, то есть, бюджетные деньги выдаются конкретным лицам на финансирование конкретных целей. Несоблюдение требований адресности предусмотренных бюджетных средств, либо их направление на цели, не установленные в бюджете при выделении конкретных сумм средств, признаются неправомерными действиями, нарушающими бюджетное законодательство1. Проведя сравнительное
1 Собрание законодательства РФ. - 1998. - № 3. -Ст. 3823.
исследование, можно сделать вывод, что правовые дефиниции уголовного и бюджетного законодательства имеют значительные отличия.
Так, в Уголовном кодексе предусмотрена ответственность за нецелевое расходование бюджетных средств, а в бюджетном законе ответственность наступает за нецелевое использование бюджетных средств. Несмотря на определенное лексическое сходство, более ясным и правильным, опираясь на основы юридической техники и знания филологии, является употребление термина «использование», так как использование бюджетных средств предполагает не только их расходование, но и пользование в любых других формах2.
2. Нечеткое разъяснение смысла ключевого термина законодательного акта. Данная проблема связана с несоответствием дефиниций сути определяемых понятий (терминов). Так, допущена существенная неточность при разъяснении смысла одного из ключевых терминов и в Федеральном законе от 25.02.1999 № 39-Ф3 «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений»3. В ст. 1 данного Закона термин «инвестиция» определяется как «денежные средства, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права, иные права, имеющие денежную оценку, вкладываемые в объекты
предпринимательской деятельности вцелях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта». Как следует из данной законодательной дефиниции, инвестиции необходимо понимать как отдельные объекты гражданских прав, вкладываемые в определенную
деятельность в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта. Однако, слово «инвестиции» (англ. -
2 См.: Тимченко В.А., Вершинин А.В. Уголовно-правовая квалификация хищения и нецелевого расходования бюджетных средств // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. - М., 2007. - № 1. - С. 149.
3 СЗ РФ. 1999. № 9. - Ст. 1096.
investment, нем. - investition) происходит от латинского слова «investio» - «одевать, украшать, облачать»1. В терминологическом словаре под инвестициям понимается «использование денег для получения больших денег. Для извлечения дохода или достижения прироста капитала либо для того и другого»2.
Если исходить из сущности инвестиции, опираться на известные корни данного термина, можно сделать вывод о том, что инвестиция - это не то, что вкладывается, это сам процесс вложения.
На основании изложенного считаем, что законодательная дефиниция термина «инвестиции» подлежит корректировке в следующем виде: инвестиции - это вложение денег, ценных бумаг, иного имущества, в том числе имущественных и других прав, имеющих денежную оценку, в бизнес и (или) другие виды деятельности с целью получения прибыли и (или) достижения другого значимого результата.
3. Введение в закон новых терминов без надлежащего разъяснения их смысла. В уголовно-правовой системе институт соучастия на сегодняшний день представляет собой одним из наиболее спорных и противоречивых в теории и практике уголовного права. До сих пор нет единого мнения ученых относительно данной дефиниции. В тоже время в правоприменительной практике отсутствует единообразное применение данного института, в связи с чем практические работники испытывают значительные трудности.
Соучастие как целостный институт уголовного права структурно объединил предписания Общей и Особенной частей УК РФ в единую систему, создав таким образом нормативную модель,
опирающуюся на конституционные положения3. Соучастие располагается в
Общей части УК РФ в главе 7 «Соучастие в преступлении», а также в ст. 63 «Обстоятельства отягчающие наказание» и ст. 67 «Назначение наказания за преступления, совершенные в соучастии». Предписание о соучастии в Особенной части УК РФ содержатся в ст. 208-210 УК РФ, а также в ст. 208, 2821, 2822 УК РФ устанавливающих ответственность за организацию, создание и участие в преступных группах повышающих общественную опасность. Исследование указанных статей УК РФ показало, что законодатель совершил ряд ошибок в юридической технике, которые привели к рассогласованию в трактовке основных криминообразующих дефиниций.
Примером может служить введенный в название статьи 2821 УК РФ термин «экстремистское сообщество», который до этого момента не был известен уголовно-правовой науке и практике. Так, согласно ч. 1 ст. 2821 УК РФ создание экстремистского сообщества, то есть организованный группы лиц для подготовки или совершения преступлений экстремистской
направленности, а равно руководство таким экстремистским сообществом его частью или входящими в такое сообщество структурными подразделениями, а так же создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей частей или структурных подразделений такого сообщества в целях разработки планов и (или) условий для совершения преступлений экстремистской
направленности.
В тоже время законодатель в ст. 2822 УК РФ «Организация деятельности экстремистской организации» дает определение экстремистской организации и понимает ее как организацию деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о
1 Надель-Червинская, М.П., Червинский, П.П. Большой толковый словарь иностранных слов. - Ростов н/Д, 1997.- Т. 1. - С. 495.
2 Розенберг, Джерри М. Инвестиции: терминологический словарь. - М., 1997. - С. 173.
3 Кузнецов, А.П. Внутриотраслевые коллизии в
уголовном законодательстве: теоретическое исследование. Проблемы уголовного права и криминологии: Материалы выездного заседания секции уголовного права и криминологии УМО по юридическому образованию высших учебных заведений РФ. (Н. Новгород: Изд-во НГУ, 2013. - С. 52.
ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности.
Из приведенных примеров можно увидеть, что законотворец в состав диспозиции включил криминообразующие признаки, присущие различным формам соучастия (преступное сообщество, организованная группа, экстремистское сообщество, экстремистская организация), что является молооправданным. Думается, что внедрение в уголовный закон нового термина требует обязательного
разъяснения. Не разрешил данную терминологическую неточность и Пленум Верховного Суда РФ. Более того, возникшие законодательные погрешности были дополнены его противоречивыми разъяснениями, не способствующими правильному пониманию и толкованию понятия «организованная группа»1.
Несоблюдение юридико-технических правил подрывает конституционные основы уголовного закона, приводит к потере гарантий его правоохранительных функций, а так же затрудняет его применение.
Подводя итог вышеизложенному, можно прийти к выводу, что включенные в диспозиции рассмотренных статей термины «экстремистская организация» и
«экстремистское сообщество» вступили в противоречие с правовыми предписаниями института соучастия (глава 7 УК РФ).
4. Использование термина, не соответствующего понятию. Например, в ст. 1 Федерального закона от 24.11.1996 № 132-ФЗ «Об основах туристической деятельности в Российской Федерации»2 законодатель сформулировал определение понятия «турист». Туристом признается «лицо, посещающее страну (место) временного пребывания в лечебных, оздоровительных, рекреационных,
познавательных, физкультурно-спортивных,
1 См.: Кузнецов А.П., Маршакова Н.Н. Ответственность за преступления экстремистской направленности (280, 2811, 2822 УК РФ): Лекция. -Нижний Новгород: Институт ФСБ России, 2008. - С. 2932.
2 СЗ РФ. 1996. № 49. - Ст. 5491.
профессионально-деловых, религиозных и иных целях без занятия деятельностью, связанной с получением дохода от источников в стране (месте) временного пребывания, на период от 24 часов до 6 месяцев подряд или осуществляющее не менее одной ночевки в стране (месте) временного пребывания». Указание на временные рамки и обязанности ночевки лишает правового статуса туриста, например, лицо, которое может находиться в стране (месте) своего временного пребывания менее 24 часов, не совершив в нем ни одной ночевки. Решение данной проблемы предлагает В.Ю. Туранин. Он исходит из того, что определение термина «турист» необходимо изменить
относительно внутреннего туризма, представив определение понятия «турист» следующим образом, это лицо, посещающее страну (место) временного пребывания в лечебно-оздоровительных, рекреационных, познавательных, физкультурно-спортивных, профессионально-деловых, религиозных и иных целях без занятия деятельностью, связанной с получением дохода в стране (месте) временного пребывания,
находящееся в стране временного пребывания от 24 часов до 6 месяцев подряд или осуществляющее там не менее одной ночевки3. Однако как быть с гражданином, который отправляется в туристическую поездку в другую страну на срок менее 24 часов, без совершения ночевки (например, поездка гражданина или организованной группы из г. Белгорода в г. Харьков (Украина) в познавательных целях, осуществляемая через туристическое агентство)? Многие туристические агентства активно пропагандируют и осуществляют указанный нами вид деятельности, привлекая потенциальных клиентов, гарантируя им безопасность таких поездок, не обладая для этого соответствующей правовой основой. Включение таких ограничений, на наш взгляд, существенно сужает правовой смысл данного понятия. В этой связи считаем, что определение термина «турист» нуждается в корректировке.
3 Туранин, В.Ю. Теория и практика использования законодательных дефиниций. - М.: МЭСИ,2009. - С. 44.
5. Рассистематизация норм Общей и Особенной частей Уголовного кодекса путем применения неопределенных терминов. Примером данной
рассогласованности может служить применение в ст.180 и ст. 178 УК РФ гл. 22 дефиниции «неоднократность».
В новом УК РФ ст. 16, предусматривающая неоднократность
преступления как признак множественности утратила силу в соответствии с Федеральным законом РФ от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РФ» и теперь вопрос о неоднократности преступлений регулируется нормами, установленными применительно к совокупности преступлений или рецидиву. Совершенно очевидно нарушение положений Общей части в ст. 178 УК, в примечании которой закреплено, что «неоднократным злоупотреблением
доминирующим положением признается совершение лицом злоупотребление доминирующим положением более двух раз в течение трех лет, за которое лицо было привлечено к административной
ответственности». Аналогичным
доказательством терминологической
неточности дефиниции «неоднократность» выступает и примечание к ст. 1511 УК. Заострим внимание, что в указанном примечании «розничная продажа несовершеннолетнему алкогольной
продукции, совершенная лицом
неоднократно, признается розничная продажа несовершеннолетнему алкогольной продукции, если лицо ранее привлекалось к административной ответственности за аналогичное деяние в течение ста восьмидесяти дней». Из вышеизложенного видно, что законодатель по разному раскрывает признак неоднократности. Таким образом, в Уголовном кодексе представлены две разных трактовки неоднократности действий, имеющих существенные отличия по числу и времени совершения действий. Все это порождает много вопросов и разночтений, поскольку в качестве минимально необходимого для наличия неоднократности традиционно в доктрине и на практике понимается
совершение второго действия1. Так же непонятно, как понимать и трактовать «неоднократность» применительно к ст. 180 УК «Незаконное использование товарного знака», которая вообще не содержит подобного примечания. В данном случае вывод напрашивается один: в действующем уголовном законе признак неоднократности должен быть единым для всех без исключения преступлений2.
6. Использование иностранных и специальных терминов без определения их значения.
В уголовном праве сомнение вызывает необходимость использования
употребленного в ст. 107 и 113 УК РФ термина «аффект» наряду с сохранением и традиционного понятия «внезапно возникшее сильное душевное волнение» 3.
Несмотря на то, что некоторые авторы считают, что новая редакция указанных статей говорит о том, что понятие аффекта в уголовном праве должно использоваться точно в том смысле и значении, которые приняты в самой психологии4, судебная практика свидетельствует об обратном. Характерным примером может служить «дело Климовой», рассмотренное Президиумом Верховного Суда РФ5: несмотря на то, что эксперты-психологи в своем заключении отметили, что эмоциональное состояние Климовой в момент совершения правонарушения «не носило характера аффекта», Президиум Верховного Суда РФ определил, что ее
1 Кузнецов, А.П., Пронина, М.П., Сизова, В.Н., Степанов, М.В. Актуальные проблемы уголовного права: монография, Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2014. - С. 171.
2 См.: Орешкина Т.Ю. Гуманизация положений главы 22 Уголовного кодекса РФ как современное направление уголовной политики // Преступления в сфере экономики: Российский и европейский опыт: Материалы третьего совместного российско-германского круглого стола. - М., 2012. - С. 144.
3 Подробнее см.: Романов В.В., Панова М.Н. Толкование понятия "аффект" при расследовании преступлений против жизни и здоровья: о серьезных последствиях терминологической путаницы // Российская юстиция. 2008. № 6.
4 Романов, В.В. Юридическая психология. - М., 2010, -С. 54.
5 Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 9 сентября 1998 г. // СПС «Консультант плюс»
преступление должно быть
квалифицировано как «убийство, совершенное в состоянии аффекта», при этом аргументируя это, в числе прочих доказательств, и описанием экспертов-психологов эмоционального состояния осужденной в криминальной ситуации.
Основной проблемой, которую исследователи обозначили после принятия нового уголовного закона, является вопрос о том, считать ли «аффект», который в УК РФ приравнивается к «внезапно возникшему сильному душевному волнению», понятием правовым или общепсихологическим1. Если принять позицию, что «аффект» как квалифицирующий признак составов преступления является психологическим понятием, то это означает, что либо каждый судья должен обладать специальными психологическими познаниями (что невозможно), либо по каждому делу, где вероятна квалификация ст. ст. 107 или 110 УК РФ, необходимо назначать судебно-психологическую или комплексную психолого-психиатрическую экспертизу (между тем экспертиза аффекта в число «обязательных» не входит), в ходе которой, по меткому выражению Н. Подольного, психолог становится «маленьким судьей».
Вместе с тем, аффект как психологическое понятие достаточно сильно отличается по своему смыслу от правового понимания его как внезапно возникшего сильного душевного волнения. Не вдаваясь в подробности2, можно отметить следующие значимые отличия.
Во-первых, в общей психологии аффект дифференцируется с собственно эмоциями не столько по глубине переживания, сколько по способу и функциям регуляции психической деятельности, в то время как в уголовном праве имеет значение как раз интенсивность эмоций и степень нарушений осознанно-волевой регуляции деятельности (что и отражено в традиционной градации:
1 Подольный, Н. Сильное душевное волнение и аффект // Законность. 2000. - № 3. - С. 36.
2 Анализ общепсихологического и уголовно-правового
понятия аффекта, см.: Ситковская О.Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998, - С. 74.
«спокойное состояние» - «душевное волнение» - «сильное душевное волнение» -«внезапно возникшее сильное душевное волнение»).
Во-вторых, аффекты в общей психологии имеют разнообразную модальность (радость, страх и т.п.), тогда как уголовное право интересует только эмоции, связанные с гневом и яростью.
В-третьих, аффекты (в
общепсихологическом смысле) могут возникать как реакция на очень широкий круг психотравмирующих воздействий, в том числе и не связанных с действием человека (например, пожар, землетрясение), а для уголовного права имеют значение только те эмоциональные реакции и состояния, которые обусловлены противоправными или аморальными действиями потерпевшего или связанной с ними длительной психотравмирующей ситуацией.
В-четвертых, в общей психологии доминирует представление, что, несмотря на возникновение состояния аффекта, человек в большинстве случаев может с ним справиться, используя самоконтроль. А.Н. Леонтьев писал, что аффекты, как объекты субъективного отношения, могут стать и объектом самоуправления: изживания, преодоления, отвлечения, замещения3.
Что же в таком случае определяет судебный эксперт-психолог? Ясно, что он не имеет права говорить об аффекте в уголовно-правовом значении. В то же время диагностика им аффекта только в его общепсихологическом смысле тоже создаст для суда немалые трудности по выделению уголовно-релевантных признаков
эмоционального состояния обвиняемого.
Для преодоления существующей в современном праве терминологической неопределенности необходимо строгое соблюдение разработанных совместно специалистами-правоведами и лингвистики требований, предъявляемых к юридической терминологии, среди которых можно
3 Леонтьев, А.Н. Лекции по общей психологии. - М., 2000, - С. 468.
назвать такие, как: соответствие терминов обозначаемым ими юридическим понятиям, адекватность термина его словесному обозначению, полнота юридического определения, отсутствие омонимов и синонимов в тексте нормативного акта.
Разрешению сложностей, связанных с терминологической неопределенностью, будут способствовать следующие меры: унификация терминологии, изъятие из законодательных текстов омонимов и синонимов, изменение неоднозначных и неточных фраз и слов, чтобы правоприменитель смог однозначно их интерпретировать.
Мы считаем, что законодатель в настоящее время не использовал весь потенциал такого метода юридической техники, как дефинирование, хотя, на наш взгляд, он является наиболее эффективным способом устранения терминологической неопределенности.
Устранение терминологической
неопределенности будет содействовать решению глобальных проблем -модернизации понятийного аппарата как концептуальной информативной основы права.
Иванов А.Л.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Крюкова, Е.А. Язык и стиль законодательных актов: дис. ... канд. юрид. н. - М.,
2003.
2. Кузнецов, А.П. Внутриотраслевые коллизии в уголовном законодательстве: теоретическое исследование. Проблемы уголовного права и криминологии: Материалы выездного заседания секции уголовного права и криминологии УМО по юридическому образованию высших учебных заведений РФ. - (Н. Новгород: Изд-во НГУ, 2013.
3. Кузнецов, А.П., Маршакова, Н.Н. Ответственность за преступления
1 2
экстремистской направленности (280, 2811, 2822 УК РФ): Лекция. - Нижний Новгород: Институт ФСБ России, 2008.
4. Кузнецов, А.П., Пронина, М.П., Сизова, В.Н., Степанов, М.В. Актуальные проблемы уголовного права: монография. - Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России, 2014.
5. Лебедева, Н.Б. О метаязыковом сознании юристов и предмете юрислингвистики (к постановке проблемы) // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. - Барнаул, 2000.
6. Леонтьев, А.Н. Лекции по общей психологии. - М., 2000.
7. Милославская, Д. И. Типовые трудности семантической интерпретации юридического текста // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. - Барнаул, 2000.
8. Надель-Червинская, М.П., Червинский, П.П. Большой толковый словарь иностранных слов.- Ростов н/Д, 1997. - Т. 1.
9. Орешкина, Т.Ю. Гуманизация положений главы 22 Уголовного кодекса РФ как современное направление уголовной политики // Преступления в сфере экономики: Российский и европейский опыт: Материалы третьего совместного российско-германского круглого стола. - М., 2012.
10. Подольный, Н. Сильное душевное волнение и аффект // Законность. - 2000. -№ 3.
11. Романов, В.В., Панова, М.Н. Толкование понятия «аффект» при расследовании преступлений против жизни и здоровья: о серьезных последствиях терминологической путаницы // Российская юстиция. - 2008. - № 6.
12. Розенберг, Джерри М. Инвестиции: терминологический словарь. - М., 1997.
13. Романов, В.В. Юридическая психология. - М., 2010.
14. Савицкий, В.М. Насчет терминологии процессуального закона // Совершенствование законодательства о суде и правосудии. - М., 1985.
15. Сандалова, Н.В. Норма и вариативность в юридической терминологии (по лексикографическим источникам) // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. - 2010. - № 2.
16. Ситковская, О.Д. Психология уголовной ответственности. - М., 1998.
17. Тимченко, В.А., Вершинин, А.В. Уголовно-правовая квалификация хищения и нецелевого расходования бюджетных средств // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. - М., 2007. - № 1.
18. Туранин, В.Ю. Три причины трудности понимания текста закона // Российская юстиция. - 2010. - № 1.
19. Туранин, В.Ю. Теория и практика использования законодательных дефиниций. -М.: МЭСИ, 2009.
20. Философский словарь / под. ред. М.М. Розенталя. 3-е изд. - М., 1972.
21. Хижняк, С.П. Юридическая терминология: формирование и состав / Под ред. Л.И. Баранниковой. - Саратов, 1997. - С. 24.
22. Шаргородский, М.Д. Уголовный закон. - М., 1948.
23. Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. - М., 1990.
