CC BY
205В.А. Мишланов
ЯЗЫКОВЫЕ И РЕЧЕВЫЕ ПРИЗНАКИ МАНИПУЛЯТИВНЫХ
ТЕКСТОВ1
1. К обоснованию понятия языковой (речевой) манипуляции
Манипуляции (манипулятивное воздействие) исследовались первоначально в рамках социологии, политологии и психологии. З. Вендлер среди речевых глаголов, которые не могут в норме употребляться в позиции перформатива (поскольку обнажают предосудительные цели коммуникации), не приводит глагол manipulate, хотя и описывает достаточно близкие «квазипобудительные» глаголы типа instigate 'подстрекать', goad 'подначивать, подбивать', seduce 'соблазнять', cajole 'уговаривать лестью') [Вендлер, 1985, с. 244-248]. Вероятно, глагол manipulate (манипулировать) не входит в разряд речевых - не только «иллокутивных» (типа лгать, намекать), но и «перлокутивных» (подстрекать, убеждать, уговаривать). Выражения Он подстрекает / подначивает / льстит / убеждает... безусловно, описывают речевые действия; в то же время высказывания типа Иван манипулирует своей женой; Иван провоцирует жену вряд ли включают семантический компонент 'говорить'.
Любопытно, что в предметных указателях сборников «Новое в зарубежной лингвистике», посвященных проблемам лингвистической прагматики [Новое в зарубежной лингвистике, 1985] и теории речевых актов [Новое в зарубежной лингвистике, 1986], вообще нет терминов речевые манипуляции или манипулятивное использование языка.
В психологических словарях слово манипулирование связано лишь с двигательной активностью животных (см., например: [Словарь практического психолога, 1977]) либо вовсе отсутствует (как в [Психологический словарь, 2004]). Толковые словари русского языка до недавнего времени не фиксировали «перлокутивного» значения этого слова (реализуемого, например, в словосочетаниях манипулятивная реклама, языковые (речевые) манипуляции и т.п. В МАСе у слова манипуляция отмечено 4 значения: 1) сложный прием, сложное действие над чем-либо при работе руками; 2) показ фокусов, основанных на ловкости рук, на быстроте и точности движения кистей и пальцев; 3) ловкая проделка, махинация; 4) действия
1Издается при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта № 05-04-82407 а/У.
манипулятора (технич. устройства, машины). Для глагола манипулировать фиксируется только нейтральное значение: производить манипуляции (в первом значении) [Словарь русского языка, 1982].
Столь популярное в современном публицистическом стиле метафорическое значение слова манипуляция впервые отмечено только в «Толковом словаре современного русского языка конца ХХ столетия» ('представление кого-, чего-либо в искаженном, неточном виде для достижения своих целей') [Толковый словарь..., 2001].
Е.Л. Доценко, проанализировав различные трактовки понятия манипуляции в современной психологии и социологии, приходит к следующему его определению: «Манипуляция - это вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями» [Доценко, 1996, с. 59; Доценко. Манипуляции].
И хотя, как было сказано, глагол манипулировать в этом новом значении ('скрыто воздействовать на кого-либо с неблаговидными целями') не является речевым, из этого не следует, что само говорение не может быть манипулятивным.
Можно, конечно, оказать на человека определенное воздействие, не употребляя язык, т.е. не вступая с ним в речевой контакт (демонстративно не разговаривая в течение определенного времени); больше того, такой способ психологического воздействия на человека не так уж и редок, однако, во-первых, подобные действия не содержат основного признака манипуляции (скрытости воздействия), а во-вторых, такое поведение (отказ от речевого общения) есть именно речевое поведение, оно представляет, если хотите, некоторый "крайний" речевой жанр (не молчание как таковое, а молчание в определенной коммуникативной ситуации).
Сказанное означает, что анализируемое понятие имеет все же определенное отношение к лингвистике (к психолингвистике, к теории речевых актов, к теории речевых жанров) и оно не просто может, а должно быть уточнено в лингвистическом ракурсе, т.е. определено как вид психологического воздействия, осуществляемого главным образом языковыми (речевыми) средствами.
Е.С. Попова в диссертации «Рекламный текст и проблемы манипуляции» [2005] дает следующее определение: «Под языковым манипулированием понимается использованием особенностей языка и принципов его употребления (разрядка моя - В.М.) с
целью скрытого. воздействия на адресата в нужном для говорящего направлении» [Попова, 2005, с. 46].
Но что здесь понимается под особенностями языка: особенности конкретного идиома или языка как семиотической системы на фоне иных знаковых систем? Какие принципы употребления имеются в виду: конвенции речевого общении, речевой этикет, стилистические и коммуникативно-прагматические факторы, определяющие отбор средств? Языковое выражение может заключать чудовищную ложь, но причем здесь особенности языка?
Безусловно, в любом языке формируются средства психологического воздействия (экспрессивная оценочная лексика, суффиксы субъективной оценки и др.), но язык как система в ц ел о м и н д иф ф е р е нте н к м ан ип у ля ц и я м , к уп о тр е б л е ни ю с н е ко то р ым и н е б лаго ви д н ым и це л я м и .
Чтобы обмануть кого-либо, мы обычно используем язык, т.е. осуществляем речевой акт. Но при этом, как показал З. Вендлер, в наших лживых высказываниях не может быть языковых примет обмана. Другими словами, у лингвиста нет шансов раскрыть манипулятивность рекламного (или какой-либо иного) текста, созданного с использованием примитивной стратегии обмана. Мы можем заподозрить ложь, когда содержание высказывания находится в противоречии со «знаниями здравого смысла». Но и только. Когда кто-либо уверяет собеседника, что побелка забора - это сложная и ответственная работа, к тому же доставляющая истинное удовольствие, то он может рассчитывать на успех, только обладая лицедейскими способностями Тома Сойера и имея дело с весьма наивными слушателями. Но вряд ли допустимо полагать, что оба эти фактора имеют прямое отношение к языку (системе) или к речи.
Итак, вправе ли мы говорить о языковом манипулировании, т.е. о выборе некоторых я з ы ко в ых с р е д с тв , ко м м ун и кати в н ых тактик и приемов с целью скрытого воздействия на адресата?
Известно, что и в обиходном общении, и в сфере художественного творчества весьма часто мы имеем дело с непрямой коммуникацией, с косвенными речевыми актами. Многие из текстов непрямой коммуникации манипулятивны (имеют скрытые перлокутивные силы). Если некто рассказывает сослуживцу, что несколько раз видел его жену в компании с Ивановым, он скорее всего сообщает о возможности супружеской измены. (Но, вообще говоря, мы не можем исключить и того, что этот некто - всего лишь простачок,
искренне полагающий, что за этим фактом нет ничего предосудительного и что эта информация заинтересует собеседника).
Манипулятивность текстов такого рода если и связана с языковой формой, то только в той мере, в какой она, эта форма, позволяет выявить некое имплицитное содержание, некий подтекст, т.е. множество смысловых связей эксплицитного текста с «интертекстуальным пространством»: с «прецедентными текстами», с фоновыми знаниями, с разнообразными явлениями духовной культуры этноса (социума). Анализ подобных связей - дело чрезвычайно сложное и в задачи данного исследования не входит.
В то же время не приходится сомневаться, что говорящий, каким бы языком он ни пользовался, всегда имеет возможность воздействовать в своих целях на доверчивого и не очень внимательного адресата, не порождая высказываний с к о с в е н н о й и л л о к у ц и е й и не прибегая к прямому обману (например, «жонглируя» похожими, но не тождественными номинациями).
2. Лингвистические признаки манипулятивных текстов
В последнее время возникла явная тенденция практически всякую рекламу - коммерческую или политическую - трактовать как манипулятивную. Сама коммуникативная ситуация, в которой появляется рекламный текст, такова, что мы склонны воспринимать рекламу с известным предубеждением (особенно в России, где традиции честной коммерции только начали возрождаться).
Однако не всякая реклама, определяемая как манипулятивная, является таковой. Реклама принадлежит к особого рода речевым жанрам, которые следует назвать персуазивными (от лат. persuadeo - 'убеждаю, уговариваю'). Коммуникативная цель рекламных текстов состоит не просто в информировании адресата, в привлечении его внимания к чему-либо (сообщить и заинтересовать), а в том, чтобы убедить, уговорить его совершить действие, выгодное автору текста (и вовсе не всегда бесполезное или вредное для адресата). Коммерческая и политическая реклама появляются в условиях жесткой конкуренции, и чем острее она, тем сильнее тенденция к гиперболизации при порождении рекламного текста. В сущности, всякая реклама такова. Это в природе персуазивного жанра, и не может быть рекламы без оценок, без сравнительных и превосходных степеней (без таких слов, как ведущий, эксклюзивный, лидирующий, лучший, везде, нигде, ни у кого и т.п.). И не следует всякую «персуазивную тактику» трактовать как манипулятивную. Очевидно, о манипуляции
можно с определенной долей уверенности говорить лишь тогда, когда гипербола переходит границы риторики и затрагивает референцию рекламного текста (подробней об этом см. [Мишланов, 2006, с. 328335].
Итак, очень важно, учитывая прежде всего задачи юридической лингвистики, «отделить зерна от плевел»: отграничить персуазивность (которая свойственна рекламе по ее жанровой природе) от манипулятивности.
В упомянутой уже диссертации Е.С. Поповой весьма подробно описываются многочисленные манипулятивные «тактики и приемы», обнаруживаемые автором в современной коммерческой рекламе. Выделяются универсальные и специфические «рекламные манипулятивные тактики» (РМТ), которые «могут акцентировать ... в тексте три компонента прототипического рекламного текста: адресата / качества товара / выгоду адресата» [Попова, 2005, с. 13].
К первым причисляются три тактики: 1) «подмена целей», выражающаяся в переносе акцента на выгоде адресата (товар в рекламе описывается так, что создается впечатление, будто «адресант ничего с этого не имеет») [Попова, 2005, с. 113]; 2) «игра с мотивом», предполагающая акцентирование внимания потребителя рекламы на причинах, по которым он мог бы купить товар, т.е. указание на некоторые потребности (в пище, в здоровье, в модной одежде, в любви, в дружбе, в уважении, в самоутверждении, в красоте и т.п.) [Там же, с. 122, 123]; 3) «надевание маски», заключающаяся в том, что «рекламист» (изготовитель рекламы) играет некую роль -информатора, комментатора, собеседника, советчика и др. - и «тем самым устраняет из текста не только себя, но и бенефицианта», т.е. заказчика рекламы [Там же, с. 116].
Первые две из «универсальных манипулятивных тактик» являются таковыми только в том случае, если покупатель будет обманут, приобретет некачественный товар, не способный удовлетворить какие-то его потребности. Нельзя, однако, исключать, что приобретение некоторого товара выгодно покупателю.
Далее, неверно, будто реклама может создавать впечатление, «что адресант с этого ничего не имеет». Выгода адресанта (продавца и «промотора» товара) - в фоновых знаниях, в «знаниях здравого смысла» (адресанту выгодно продать товар в любом случае, даже если он в итоге понесет убытки, как в случае распродажи залежалого товара), и в рекламе выгода коммерсанта во вс е не д о лжна акцентироваться, иначе это будет не реклама.
А чтобы убедить адресата в том, что ему выгодно приобрести какой-то товар, продавец совершенно вправе акцентированно указать на причины, по которым покупателю выгодно приобретение товара, и в первую очередь на всякого рода потребности человека - естественные или надуманные, в данном случае неважно. И если товар или услуга действительно способны удовлетворить такие потребности, должны ли мы оценивать тактику «игры с мотивом» как манипулятивную?
Третья тактика, очевидно, не более манипулятивна, чем аналогичные «маски» художника (писателя, поэта, публициста), ибо это нормальный художественный прием, использование которого не может быть запрещено и автору рекламного текста.
Что касается «специфических рекламных манипулятивных тактик» (их в анализируемой диссертации выявлено более 20), то, думается, большая их часть также не может по собственно л и н г в и с т и ч е с к и м (лингвопрагматическим) и риторическим параметрам квалифицироваться как заведомо манипулятивные. Ср., например, такие «РМТ», как «положительно-оценочное давление» -«сосредоточенное» расхваливание товара, подчеркивание только положительных качеств, «эмоциональная настройка», т.е. использование при описании товара или услуги эмоционально-оценочных слов, и «мелиорация», под которой понимается употребление форм сравнительной и превосходной степени качественных наречий и прилагательных; «привлечение свидетеля», который делится «опытом», подтверждая высокое качество товара (им может быть вымышленный «простой россиянин» или реальное лицо) и др. [Попова, 2005, с. 125-156].
Как бы ни были мы склонны подозревать авторов рекламы и разного рода «свидетелей» и «специалистов» в лукавстве, нельзя исходить из «презумпции виновности» создателей рекламы, использующих перечисленные тактики. Тот факт, что эти коммуникативные тактики охотно применяют в манипулятивных целях, не значит, что они изначально порочны. Эти тактики, еще раз подчеркнем, свойственны данной сфере общения, естественны для нее, и рекламные тексты таковы по своей жанровой природе. Если согласиться с такой оценкой рекламных коммуникативных тактик, т о реклама должна быть определена как манипулятивный речевой жанр.
Лишь немногие из выделяемых исследователями текстов коммерческой рекламы «тактик и приемов» могут быть квалифицированы как манипулятивные (по преимуществу манипулятивные). К ним, в частности, относится тактика, которую
можно обозначить русской поговоркой «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Суть ее состоит в том, что с тем или иным товаром, с услугами той или иной фирмы искусственно связываются некоторые свойства, состояния, возможности (ср.: Мегафон - будущее зависит от тебя; особенно часто этот прием обнаруживается в рекламе сигарет или пива: Балтика №7 - Твой мир без границ. ).
Другим примером применения манипулятивной тактики являются тексты, где упоминаются такие свойства рекламируемого товара, которые не связаны прямо или даже косвенно с его потребительской ценностью (ср.: Наше лекарство не имеет аналогов в мире).
К манипулятивным следует, по-видимому, отнести и тексты, содержащие внешне определенные «статистические данные», которые, однако, не могут быть верифицированы; ср., например: Новая зубная щетка... удаляет потемнения на эмали до 51% (!) лучше; В выигрыше каждая третья семья; РаШвпв - волосы сильнее (?) до 91 % (!); Морщины сокращаются на 75%.
Естественно, не вызывают доверия и ссылки на всякого рода «доказательства», «рекомендации», если в рекламе нет точного указания на источник информации; ср.: Подтверждено..., Доказано..., Рекомендовано специалистами. и т.п.
Весьма часто в рекламных текстах используются неконкретные сравнения (с «обычными» аналогичными товарами - причем всегда, естественно, не в пользу «обычных»). Заметим, что сравнение (точнее, объект сравнения) может быть и имплицитным (как, например, в рекламном тексте банка: Действительно честный кредит.). Заметим, что этот прием применяется в известной мере вынужденно, т.к. конкретные сравнения, умаляющие товары и услуги конкурентов, запрещены законом (см. с. 6 Закона РФ «О рекламе», где такие сравнения определены как некорректные, а содержащая их реклама трактуется как ненадлежащая [Закон РФ, 1995]). Для этой разновидности рекламы также характерна принципиальная невозможность верификации ее содержания. Но одного этого условия недостаточно для квалификации рекламы как манипулятивной (ненадлежащей). Необходимо еще одно условие - описание рекламируемого предмета, явления или свойства как непреложного факта (в высказываниях с синтаксической реальной модальностью). Наличие в анализируемых текстах обоих признаков и позволяет квалифицировать их как манипулятивные.
По-другому, как кажется, следует расценивать достаточно распространенные рекламные тексты, включающие кванторные слова типа все, никто, любой и под. (Вся Россия, весь мир, всюду; вся
палитра, вся гамма, на любой вкус и т.д.). Одним из положений статьи «Закона о рекламе», трактующей понятие недобросовестной рекламы, не допускается использование в рекламе «терминов в превосходной степени, в том числе путем употребления слов "самый", "только", "лучший", "абсолютный", "единственный" и тому подобных, если их невозможно подтвердить документально» [12, ст. 6]. Мы склоняемся к тому, чтобы включить эти приемы в арсенал «обычных» риторических средств. В художественном и публицистическом тексте подобные гиперболы нередки, и никто не понимает их буквально. И в рекламном тексте такие выражения в норме воспринимаются как речевая фигура.
Очевидно, манипулятивными являются тексты, сулящие потребителю некоторые дополнительные блага (ср.: Купи... и получи в подарок.) [Попова, 2005, с. 146]. Здравый смысл подсказывает, что «бесплатным сыр бывает только в мышеловке», что стоимость «подарка», скорее всего, учтена в цене рекламируемого товара (и тогда текст должен расцениваться как имплицитно содержащий ложное утверждение) или в качестве подарка предлагается залежалый товар. Но как заманчиво получить что-то бесплатно! Адресант рекламы и строит расчеты на этой слабости человеческой психологии.
Безусловно, к манипулятивным тактикам относится и «подлог», т.е. использование выдуманного (полностью или частично) документа -медали, грамоты, сертификата [Попова, 2005, с. 130]. Однако, вновь подчеркнем, эта тактика не имеет прямого отношения к «особенностям языка и закономерностям его употребления», и ее исследование (например, с целью разоблачения и пресечения) не может быть осуществлено лингвистическими методами (такая реклама в Законе обозначена как недостоверная). Равным образом с анализом языковых форм и речевых фигур не связано и разоблачение манипулятивности коммуникативной тактики «двойной выгоды».
Таким образом, из всех выявленных в диссертации Е.С. Поповой разновидностей рекламных текстов, отражающих «языковое манипулирование», только тексты с неконкретными сравнениями можно с известной долей уверенности расценивать как результат «языкового манипулирования» (т.е. манипулирования «с использованием особенностей языка и принципов его употребления»). В то же время вряд ли можно сомневаться в том, что язык предоставляет гораздо больше возможностей для «лингвистического мошенничества». Некоторые из лингвистических трюков, активно используемых в рекламных текстах, были проанализированы автором в двух небольших статьях (см. [Мишланов, 2003, 2004]. Поскольку
опубликованы они были в малотиражных региональных сборниках, приведу здесь два-три примера.
Один из излюбленных в рекламной практике лингвистических «фокусов» можно назвать «жонглированием номинациями». Так, в рекламе торговой фирмы «Еврошоп» (в адресованных конкретным лицам письмах) для обозначения выигрышей разных туров лотереи употребляются похожие словосочетания, и только при очень внимательном чтении адресат может понять, что Первый Приз, гарантированным обладателем которого он является, и Первый вещевой приз, к которому адресат не имеет пока никакого отношения (в других местах - Первый приз финального раунда, Первый вещевой приз в финальном туре), а также Первый приз во втором круге Большого Денежного Фестиваля (Первый приз большого денежного фестиваля) - это совершенно разные вещи, причем если главный приз назван -автомобиль, то «вещественное содержание» гарантированно выигранного первого Приза в этом письме так и не раскрывается (а это может быть самая пустяковая вещь) [Мишланов, 2003, с. 96].
Нередко для обозначения разных предметов вообще используют формально совпадающие выражения, чему способствуют грамматические особенности русского языка: отсутствие обязательного показателя определенности-неопределенности именной группы -артикля. Например, некая торговая фирма в рассылаемые по конкретным адресам рекламные письма вкладывает Подарочные Купоны, начинающиеся следующей фразой: Как Вы можете получить 4 ПОДАРКА-СЮРПРИЗА БЕСПЛАТНО. Для получения «сюрпризов» предлагается стереть слой краски, закрывающий комбинацию символов («которая определит, выиграли ли Вы один из 4-х подарков-сюрпризов или все 4 подарка-сюрприза), и выслать «этот Подарочный Купон вместе со своим Купоном-заказом» (модальность фразы не оставляет сомнения в том, что какой-то выигрыш «подарков-сюрпризов» непременно выпадет). Ниже на купоне изображены четыре ценных приза (в их числе холодильник и видеокамера), помеченных определенными символами. Над каждой картинкой помещен текст: Вы получаете этот подарок-сюрприз, если обнаружите такую комбинацию [звездочек]. Далее приводится пятая комбинация (та самая, которая обнаруживается практически во всех рассылаемых фирмой письмах), сопровождаемая следующим текстом: Если Вы обнаружили эту комбинацию, ПОЗДРАВЛЯЕМ! Вы получили 4 бесплатных подарка сюрприза. Фокус в данном случае заключается в том, что авторы (заказчики) рекламы имеют возможность настаивать на том, что в этом тексте выражения один из 4-х подарков-сюрпризов, все 4
подарка-сюрприза, этот подарок-сюрприз и последнее словосочетание 4 бесплатных подарка-сюрприза имеют разную референцию, т.е. соотносятся с разными предметами. Конечно, в русском языке есть множество средств, которые устраняют двусмысленность (указательные местоимения и их аналоги; ср.: тот же,, перечисленный, изображенный, указанный и т.п. + существительное), но в данном случае целью говорящего как раз и является порождение двусмысленного высказывания [Мишланов, 2004, с. 74].
Еще одна «лингвистическая ловушка» для адресата заключается в том, что высказывания с условной модальностью порождаются как имеющие реальную модальность. К примеру, в упомянутой уже рекламе фирмы «Еврошоп» возможный выигрыш автомобиля представляется как уже свершившееся событие (Первый вещевой приз в финальном туре - 400 000 рублей или автомобиль, который уже готов к вручению и Вам остается только уточнить цвет и дополнительное оснащение), но если бы автор рекламного текста не ставил цели ввести адресата в заблуждение, фраза должна была звучать примерно так: В случае выигрыша Первого вещевого приза в финальном туре -автомобиля, который уже готов к вручению, Вам останется [не остается!] только уточнить цвет и дополнительное оснащение... [Мишланов, 2003 с. 96].
Политическая и коммерческая реклама - это далеко не единственные коммуникативные сферы, где нередко используются «манипулятивные коммуникативные тактики и приемы». В сущности, они возможны везде, где только есть взаимодействие между людьми, т.е. в любой области общественной деятельности и в обиходном общении.
Завершая статью, приведу еще один пример языкового манипулирования - «Заключение специалиста» относительно одного текста, ставшего причиной судебного разбирательства (сохраняются синтаксис и пунктуация источника; фамилия истца изменена).
«Ваш запрос проанализировать текст ИА «Новый Регион (Пермь)».
Пермь, 19 июля (Новый Регион) - Деятельность пермских анархоэкологов и их предводителя Р. Пушкова финансирует Госдепартамент США, - заявил сегодня профессор технического университета, заведующий кафедрой экологии Яков Вайсман. По его словам, публичные выступления «псевдоэкологов» - не результат политических амбиций. Это люди-марионетки, которые работают против страны. Финансовые средства на их выступления и акции
перечисляются через различные зарубежные фонды, в том числе фонд Горбачева.
и дать заключение специалиста по следующим вопросам:
1) Какая часть текста или фразы относится непосредственно к Р. Пушкову?
2) Какие части текста или фразы, которые относятся к Р. Пушкову, можно однозначно считать порочащими его честь и достоинство?
На Ваш запрос отвечаю следующее:
Перед экспертом поставлено два вопроса.
Вопрос 1. Какая часть текста или фразы относится непосредственно к Р. Пушкову?
Ответ: На основании анализа высказываний в контексте целого сообщения приходим к заключению о том, что в соответствии с логическими отношениями общего и частного, в данном тексте имеющими место между понятиями экологи, «псевдоэкологи» и анархоэкологи (см. схему [в виде концентрических окружностей]), непосредственно к Р. Пушкову относится утверждение Я. Вайсмана Деятельность пермских анархоэкологов и их предводителя Р. Пушкова финансирует Госдепартамент США. В анализируемом заявление профессора Вайсмана по существу лишь процитировано, т.е. представлено выборочно, фрагментарно, о чем свидетельствует вводный оборот по его словам. Этот оборот «разрывает» монологическое высказывание, отделяя от вышеприведенной следующую часть, имеющую опосредованное отношение - в качестве фонового, общего аргумента - к утверждению о Р. Пушкове. В то же время в силу лаконичности сообщения обе части (если фрагмент после вводного оборота по его словам условно [т.е. при известном допущении] квалифицировать как вторую часть утверждения) объединяются на основе главных текстовых параметров линейности и цельности, преодолевая дистантность [?!] информации и актуализируя, подчеркивая ее контактность и единство. Однако это замечание относится к психологии восприятия текста, а не к характеру построения последнего пишущим».
В заключении эксперта можно обнаружить следующие манипулятивные приемы: 1) подмену понятий: в исследуемом тексте слова экологи, «псевдоэкологи» и анархоэкологи используются референтно и соотносятся с одним и тем же референтом (являются контекстными синонимами), в заключении же сопоставляются сигнификаты этих слов (действительно нетождественные); 2) произвольные интерпретации (не обоснованные ни эксплицитными
формами текста, ни его импликатурами): вводный оборот по его словам никак не может свидетельствовать о выборочности или фрагментарности цитируемого.; в тексте нет никаких указаний на возможность условной трактовки как второй части утверждения того фрагмента анализируемого текста, который включает оборот по его словам; 3) «квазиуступку», т.е. произвольное, не мотивированное содержанием, объединение высказываний в уступительно-противительной конструкции: 'хотя в силу лаконичности сообщения обе части ... объединяются на основе главных текстовых параметров линейности и цельности, преодолевая дистантность информации и актуализируя, подчеркивая ее контактность и единство, но в действительности это не так, ибо относится к психологии восприятия текста, а не к характеру построения последнего пишущим' [т.е. для эксперта очевидно, что говорящий не хотел «преодолевать дистантность и подчеркивать контактность и единство»]; 4) использование узкоспециальной лексики и фразеологии в расчете на то, что у неспециалиста это создаст впечатление объективности и достоверности выводов эксперта.
Непредвзятое исследование предполагает иной ответ: непосредственно к Р. Пушкову относится весь текст информационной заметки. В первой фразе Р. Пушков назван прямо как «предводитель анархоэкологов» (Деятельность пермских анархоэкологов и их предводителя Р. Пушкова финансирует Госдепартамент США). В следующих фрагментах текста «анархоэкологи» поименованы иначе -как «псевдоэкологи», однако, вне всякого сомнения, эта номинация соотносится с тем же референтом (с тем же неопределенным множеством лиц, деятельностью которых руководит Р. Пушков); иначе говоря, существительные анарохоэкологи и псевдоэкологи употреблены здесь как контекстные синонимы. По жанру текст представляет собой информационную заметку и строится по обычным законам грамматики текста, предполагающей в пределах абзаца тематическую связность. И если данный текст воспринимать как связный, т.е. построенный по законам грамматики текста человеком, владеющим русским языком и не имеющим психических отклонений, то иная интерпретация невозможна. Если сущ. псевдоэкологи и анархоэкологи обозначают разных людей, текст будет бессвязным, аномальным (ср. с небольшими замещениями: Деятельность пермских анархоэкологов и их предводителя Р.а Пушкова финансирует Госдепартамент США. Публичные выступления московских «псевдооэкологов» - не результат политических амбиций.) и анализировать его форму и содержание должен не лингвист, а психиатр.
Автор заметки использует следующие способы тематической связности (средства идентификации именных групп текста по референту, т.е. лицу или предмету, описываемому или оцениваемому в тексте): 1) синонимический повтор - анархоэкологи - псевдоэкологи; 2) анафорическое местоимение это, благодаря которому читатель отождествляет пермских анархоэкологов и псевдоэкологов с теми, кто определяется как люди-марионетки, которые работают против страны; 3) анафорическое местоимение их, которое по правилам грамматики текста соотносится с ближайшей именной группой в форме мн. числа, т.е. со сложным существительным люди-марионетки (вместе с определительным придаточным которые работают против страны), замещающим, как уже было сказано, номинации анархоэкологи и псевдоэкологи.
Руководителем (предводителем) анархоэкологов (иначе -псевдоэкологов, людей-марионеток, работающих против страны) является Р. Пушков, следовательно, все суждения и оценки, содержащиеся в данном тексте, относятся к нему в той же мере, в какой они относятся к любому из неопределенного множества лиц, названных анархоэкологами, псевдоэкологами и людьми-марионетками (а по здравому смыслу - в большей мере).
Литература
Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985.
Доценко Е.Л. Психология манипуляции. Феномены, механизмы и защита. Москва, 1996.
Доценко Е.Л. Манипуляции: феномен, механизм, защита // http ://www. aquarun.ru/psih/ks/ks7p 1.html
Закон Российской федерации «О рекламе» // «Российская газета». 1995 г., 25 июля.
Мишланов В.А. Реклама как персуазивный речевой жанр // Современная торговля: теория, практика, инновации. Сб. статей II Всероссийской научно-практической конференции. Пермь: Пермский институт (филиал) ГОУ ВПО «РГТЭУ», 2006.
Мишланов В.А. О некоторых «лингвистических трюках» в недобросовестной рекламе // Проблемы и перспективы развития потребительского рынка в современных условиях. Материалы II региональной научно-практической конференции. Пермь, 2003.
Мишланов В.А. Референциальные аспекты значения рекламного текста // Современная торговля: теория, практика, инновации.
Материалы Первой Всероссийской научно-практической конференции. Пермь, 2004.
Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985.
Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М., 1986.
Попова Е.С. Рекламный текст и проблемы манипуляции. Дис. .канд. филол. наук. Екатеринбург, 2005.
Психологический словарь / Под. ред. В.П. Зинченко, Б.Г. Мещерякова. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2004.
Словарь практического психолога. Минск 1997. Словарь русского языка в четырех томах (МАС). Т.П. М., 1982 Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца ХХ столетия / Под ред. Г.Н. Скляревской. М., 2001.
