CC BY
48
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.111
Е.В. Баронова
канд. филол. наук, кафедра теории, практики и методики преподавания английского языка, ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского»
Арзамасский филиал
ЯЗЫКОВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ТЕМЫ МАТЕРИНСТВА В ПОЭЗИИ С. ПЛАТТ
Аннотация. С. Платт, одна из наиболее выдающихся американских поэтесс, всегда стремилась к совершенству как в творчестве, так и в личной жизни. Тем не менее ее отношение к материнству достаточно амбивалентно, что наиболее очевидно в поэме «Три женщины».
Ключевые слова: материнство, метафора, амбивалетный, деструктивный, мифология.
E.V. Baronova, PhD, the department of theory, practice and methods of teaching of the English language, Nizhny Novgorod State University named after N. I. Lobachevsky, Arzamas branch
THE THEME OF MOTHERHOOD AND ITS LINGUISTIC IMPLEMENTATION IN S. PLATH'S
POETRY
Abstract. S. Plath, опе of the most outstanding American poets, always strived towards perfection in her creative work and private life. However, her attitude to motherhood is rather ambivalent. It is evident in her "Poem for Three Voices".
Keywords: motherhood, metaphor, ambivalent, destructive, mythology.
Ветер перемен в середине прошлого столетия значительно изменил систему ценностей для женщин: у них появились равные с мужчинами права во всех сферах жизни, они смогли занимать высокие посты в государстве и бизнесе. Страной торжества феминистских идей, безусловно, является США: по окончании второй мировой войны 80% вынужденных работать на производстве женщин не пожелали вернуться к роли домохозяек, а Национальная Организация Женщин (1964) провозгласила своей целью упразднить систему т.н. «дифференцированного гражданства». Именно на период 1960-х годов приходится публикация наиболее известных произведений американской поэтессы Сильвии Платт [«Колосс» (1960), «Под стеклянным колпаком» (1963)]. Всю жизнь она была одержима идеей перфекционизма, в том числе, и в сфере человеческих отношений, поэтому не смогла пережить измены мужа, покончив собой.
Ранняя поэзия Платт посвящена теме бренности земного существования. Её зрелые работы - о месте женщины в современном обществе. Наша задача - выявить специфику воплощения темы материнства в творчестве Платт.
Наиболее ярко амбивалентность чувств будущей матери выражена в произведении-загадке "Metaphors":
Господь не мог быть вездесущим, а потому он создал матерей.
(американская пословица)
I'm a riddle in nine syllables,.....
I've eaten a bag of green apples,
Boarded the train there's no getting off. [3, с. 116]
Описание того, что ждет каждую из нас на той метафорической станции, куда должен прибыть поезд, наиболее детально мы видим в стихотворении «Три женщины». Само название позволяет нам провести параллель с тремя ипостасями лунной богини из древнегреческих мифов. Действие происходит в родильном отделении и рядом с ним. Платт не дает лирическим героиням имен, обозначая их как «голос первый», «второй голос» и «третий голос». Причин тому может быть несколько. Во-первых, это «обезличивание» придает универсальный характер всему происходящему. Во-вторых, на первом месте в такой момент - ребенок, а не мать. В-третьих, муки рождения выливаются в крики, стоны, поэтому поэтесса концентрируется не на зрительной образности. «White chambers of shrieks»(«белые палаты, полные пронзительного крика»), - так описывается место действия (здесь и далее перевод мой - Е.Б.) [3, с. 177].
С первых строк стиха появляется излюбленный образ Сильвии Платт - луна: The moon's concern is more personal: /She passes and repasses, luminous as a nurse. [3, с.177]. Она здесь и архетипический символ плодородия, и символ отстраненности от происходящего. Не во власти женщины изменить ход событий, остановить схватки. Так и луна равнодушно взирает на то, как движутся по своим орбитам планеты, мерцают звезды, зарождается на земле новая жизнь. Первый голос спокоен, полон умиротворенности, листья и лепестки, которые находятся вокруг женщины, означают готовность к родам. Женщина видит фазана на холме. В западноевропейской мифологии эта птица аналогична птице Феникс, возрождающейся из пепла.
Второй голос деструктивен. Образы, с ним связанные, хаотичны, неприятны, резки (бульдозеры, гильотины, черные клавиши печатной машинки, гудки паровозов). Кроме того, неоднократно повторяется слово «смерть». Это тоже одна из ипостасей лунной богини. Она повелевает разрушительной силой приливов, которые топят пляжи, скалы, - все, что попадается на их пути.
Третий голос полон страха, он повторяет: «Я не была готова» и «было поздно» [3, с. 171]. Даже в белом лебеде, символе красоты, возрождения, чистоты, целомудрия, гордого одиночества, благородства, мудрости, пророческих способностей, совершенства, - он видит змею и предзнаменование беды. В христианстве белый лебедь -это чистота, милосердие и символ Девы Марии. В то же время в средневековых бес-тиариях лебедь предстает как олицетворение лицемерной души и обманчивого нрава, поскольку его прекрасное белое оперение скрывает черное мясо; таким образом, его облик противоречит его сущности. Лирическая героиня видит его черный глаз, в котором скрыто зло. Последняя ипостась богини связана со страхом неизвестности, пребыванием на грани жизни и смерти.
В стихотворении преобладают четыре цвета: белый, черный, коричневый и желтый. Первый связан с больничной атмосферой: халаты врачей, медсестер, стены, простыни, лица бессонной ночью. Чернота - символ трагических предзнаменований, смерти и отчаяния. Коричневый - спокойный цвет земли, материнства. Поэтому первая роженица сравнивает себя с зерном, готовым пустить росток: «I am dumb and brown. I am a seed about to break». Несмотря на свою смертную сущность, она чувствует, что
тайна рождения приближает ее к чему-то более высокому. Так возникает евангельский образ богоматери, отсюда и появление голубого цвета. Синий и белый - цвета Девы Марии - символизируют уход от материального мира и полёт освобождённой души к Богу, навстречу девственной белизне и лазурной синеве Небес: «It does not wish to be more, or different. / Dusk hoods me in blue now, like a Mary» [3, с. 179]. Желтый передает ощущение тревоги, страха: «The yellow minute before the wind walks» [3, с. 179].
Особую значимость в стихотворении приобретает лексема 'flat', которая повторяется четырнадцать раз, описывая практически все: людей, их голоса, поступки, мысли, внутреннее состояние только что родившей женщины, светильники (night lights are flat red moons), новорожденных (they are all flat out), их цвет глаз (flat blue), тени. Потеря объема всего окружающего амбивалентна. С одной стороны, каждая из трех лирических героинь сконцентрирована на своем внутреннем состоянии, своей боли, опустошенности, поэтому все остальные люди превращаются в картонных кукол: «I talk to myself, myself only» [3, с. 179].
С другой стороны, отсутствует объем у иероглифа, примитивного карандашного рисунка, тени, т.е., всего того, в чем нет жизни. Три героини словно попадают в вакуум, находятся на грани бытия и небытия, чтобы в конце концов воскликнуть, убеждая себя в том, что они существуют как полноценные личности:
I am simple again. I believe in miracles. (первый голос) [3, с. 185] I find myself again. I am no shadow. (второй голос) [3, с. 18] I am young as ever, it says. What is it I miss? (третий голос) [3, с. 186] Каждая лирическая героиня сравнивает себя с каким-либо природным объектом: морской раковиной, скрывающей сокровище, стенами и крышей, небом и холмом (первая), горой (вторая), садом (третья). Почти все они женские символы. Дом морского моллюска -символ плодородия, плотской любви, он олицетворяет человеческое тело, в котором словно жемчужина зреет новая жизнь. Гора соединяет небо и землю, олицетворяя идею духовного возвышения. Сад - также символ плодородия и бессмертия.
Композиционно стихотворение делится на три части. В первой части, описывающей время схваток, три голоса объединяет чувство боли и тревоги. Во второй, после родов, в настроении трех героинь нет ничего общего. Первый голос - воплощение идеального материнства, близкий к образу Девы Марии, для которой главным жизненным стремлением становится желание оградить малыша от всех невзгод. Новорожденные идеализируются матерью, сравниваются со звездой, иноками в одинаковых одеяниях, водой. Эпитеты и метафоры еще более подчеркивают сходство детей в кроватках с ангелами: miraculous, pure, small images, walkers of air. Крик сына сравнивается с крючком, которым он еще более упрочивает связь с матерью: «One cry. It is the hook I hang on» [3, с. 183]. Этот крик вызывает умиление, желание поскорее утолить голод ребенка: «Я - молочная река. Я теплый холм».
Если первый голос наполнен теплом, то для второго в жизни наступает зима. Ощущение пустоты после мертворожденного ребенка распространяется на весь мир: «... the windows of empty offices, /Empty schoolrooms, empty churches. O so much emptiness!» [3, с. 182]. Женщина сама превращается в труп, став частью статистики (одна из пяти теряет ребенка) - жизнь словно бы вытекает из тела: I cannot contain my life [3, с. 182].
Третий голос с точки зрения обывателя кажется совершенно диссонирующим по
отношению к первым двум, так как выходит за рамки общепринятой морали. Дочь совсем не кажется ей прелестным ангелоподобным существом. Если первый голос описывает цвет кожи сына как розовый, то у ребенка третьей - лицо красное, значит, она уже давно заходится от напрасного крика, пытаясь докричаться до той, что решила оставить ее. 'Terrible girl' - странный эпитет для малышки: It utters such dark sounds it cannot be good [3, с. 182].
Негативная коннотация еще более усиливается. Лирическая героиня, как и первая, использует лексему 'hook' (крючок) для описания голоса ребенка. Но в ней крик дочери вызывает лишь отторжение. Он также сравнивается со стрелами. Это ощущение вины, которое, не смотря на кажущуюся уверенность в правильности принятого решения, терзает третью женщину. Психологи называют разные причины подобной реакции. Некоторые считают, что корни такого отношения - в детстве матери, в отсутствии любви и понимания со стороны ее родителей. Тогда детский плач не активизирует центр удовольствия в головном мозге, как в случае с первой матерью, вызывая лишь гнев и раздражение. Поэтому голова ребенка кажется обладательнице третьего голоса будто сделанной из красного дерева, т.е. ребенок предстает бессмысленной куклой, которая по каким-то причинам пытается покуситься на ее свободу, внимание и любовь матери. Вторая причина - чувство вины: «Я - плохая мать, если мой ребенок кричит». Третья причина состоит в том, что беременность не была запланированной, т.е. ребенок не был желанным. На это обстоятельство есть намек в начале стихотворения. Образ лебедя в классическом наследии Греции связан с Зевсом, который удовлетворил свою страсть к Леде, превратившись в белоснежную птицу [2, с. 91].
Таким образом, можно сделать вывод, что на первом месте в стихотворении вовсе не феминистские призывы и не проблема прав женщины в современном обществе. Плат интересна вневременная тема, то, как каждая женщина воспринимает свою функцию по продлению рода, материнство, способность дать своим детям лучшее. В «Трех женщинах» поэтесса говорит нам, что три голоса присутствуют в каждой из нас, так же, как каждая из женщин испытывает муки сомнения, тревогу, стоит перед проблемой выбора между карьерой и семьей. Вопрос только в том, что в нас побеждает.
Список литературы:
1. Gill J. The Cambridge introduction to Sylvia Plath. - N.Y.: Cambridge Univ. Press, 2009. - 153 p.
2. Грейвс Р. Мифы Древней Греции: Пер. с англ. / Под ред. и послеслов. А.А. Тахо-Годи. - М.: Прогресс, 1992. - 624 с.
3. Plath S. The collected poems. - N.Y.: Harper and Row, 1981. - 352 p.
List of references:
1. Gill J. The Cambridge introduction to Sylvia Plath. - N.Y.: Cambridge Univ. Press, 2009. - 153 p.
2. Graves R. Greek Myths and Legends./Ed. by Taho-Gody.- M.: Progress, 1992. - 624 p.
3. Plath S. The collected poems. - N.Y.: Harper and Row, 1981. - 352 p.
