CC BY
84
Язык художественной литературы
ЯЗЫКОВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ АНТИНОМИИ «ХАОС ^ КОСМОС» В РОМАНЕ М.А. БУЛГАКОВА «БЕЛАЯ ГВАРДИЯ»
Н. С. Кадырова
В данной статье рассматривается антиномия «хаос - космос», которая воплотилась в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» в соответствии с представлениями древних философов. Эта оппозиция стала основанием образной системы данного произведения.
Ключевые слова: оппозиция, антиномия, хаос, космос, микрокосм, разрушение, болезнь.
Античную цивилизацию по праву считают величайшим проявлением мощи человеческого разума. Действительно, трудно переоценить её заслуги в процессе формирования рационального познания, осмысления и отражения в языке объективной картины мира, в частности, в виде антиномий ключевых понятий и категорий, одной из которых является оппозиция «хаос ^ космос», которая получила своё дальнейшее развитие не только в философских исследованиях, но и в образном осмыслении действительности различными видами искусства. Эта оппозиция является основанием текста романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», рассмотрению которой посвящена настоящая статья.
По данным В.Н. Топорова [5. С. 9-10], внутренняя форма слов, используемых для обозначения космоса, вскрывает различные смыслы, определяющие основную идею и содержание понятия космос:
- древнееврейское ‘olam ‘сокрытое, завешенное’ ^ ‘древность’ и ‘будущность’ представляет космос как временной поток, «мировое время», уносящее события в вечность, историю;
- немецкое Welt или английское world строится через соотнесение с человеческим возрастом, поколением в силу происхождения от герм. wer ‘человек’, ‘мужчина’ и alt, altar ‘возраст’, ‘поколение’, вероятно, схожую внутреннюю форму имеет и праславянское *vekb (русск. век);
- праславянское *mirb (русское мир) сохраняет представление о космической целостности, противопоставленной хаотической де-
19
Lingua mobilis №3 (22), 2010
зинтеграции, о единстве социальной организации (мир-община как проекция мира-космоса), возникающей изнутри в силу договора (мира) и противопоставленной внешним и недобровольным объединениям.
Древнегреческое слово хооро^ (лат. cosmos, mundus, русск. космос, мир, вселенная) ‘пространство, простирающееся за пределами земной атмосферы (околоземное, межпланетное, межзвёздное и межгалактическое) со всеми присутствующими в нём объектами’ [4. С. 315] происходит от персидского gbj ‘шатёр’, из чего следует, что внутренняя форма слова космос обусловлена метафорическим употреблением конкретного существительного в создании поэтического образа шатра звёздного неба, который впоследствии стал использоваться для обозначения мира в целом, всего, что находится на небе и под ним (поднебесного мира, мира под звёздным небом-шатром), поэтому в др.греч. слово хооро^ // космос приобрело широкий круг взаимосвязанных значений обусловленных этим семантическим переосмыслением: 1) ‘порядок’ ^ ‘упорядоченность’; 2) ‘строение’ ^ ‘устройство’ ^ ‘государственный строй’ ^ ‘правовое устройство’; 3) ‘надлежащая мера’; 4) ‘мировой порядок’ ^ ‘мироздание’ // ‘мир’; 5) ‘наряд’ ^ ‘украшение’ ^ ‘краса’. Такой широкий семантический охват способствовал тому, что в античной философской традиции термин хооро^ // космос использовался не только для обозначения мироздания, но и более широком значении - ‘целостная, упорядоченная, организованная в соответствии с определённым законом система’.
Космос понимался ранними античными философами как материальное и в то же время одухотворенное, живое целое, образовавшееся из стихии неорганизованного хаоса. Он представлялся как гармоничное, симметричное целое и был подчинён действию общего закона меры, справедливости и т.п. Как считает А.Ф. Лосев [2. С. 32], этот закон равно определяет и сам космос, и его крайнее звено - человека, т.е. выступает как принцип, лежащий в основе мифологической «физики космоса», с одной стороны, и человеческой нравственности - с другой. Данный космический закон ещё более объединяет космос и человека (так называемые, макрокосм и микрокосм). Эта идея воплощается в «Тимее» Платона [3. С. 67], где философ выдвигает именно космос в качестве образца человека, строимого по той же модели. Аналогия человека и космоса заключается и в том, что, согласно Платону, сам космос представляет собой живое разумное
20
Язык художественной литературы
существо, вместилище космического ума, космической души и космического тела, созданное демиургом в соответствии с вечным образцом и в подражание божественному мировому уму.
Внутренняя форма слова х«о^ // chaos // хаос определяется его происхождением от древнегреческого корня cha- (отсюда слова chaino, chasco ‘зеваю, разеваю ’), выступающего в значениях ‘зев, зевание, зияние, разверстое пространство, пустое протяжение ’, поэтому, по представлениям древних, он, словно пасть, поглощает космос, превращая всё вокруг в пустоту.
Исследуя образную систему романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», можно констатировать, что представления о космосе и хаосе в тексте романа воплощаются в соответствии со взглядами античных философов: писатель создаёт образы человека-космоса и человека-хаоса.
Каждый положительный герой в романе предстаёт как «микрокосм», в котором органично взаимосвязаны все составляющие, что обеспечивает его физическое и психическое здоровье и красоту. Испытывая воздействие хаоса, находясь в состоянии тревоги и опасности, каждый человеческий «микрокосм» начинает разрушаться. Состояние беспокойства и смятения приходит на смену состоянию покоя и умиротворения в душе каждого члена семьи Турбиных. Нарушается привычная гармония и красота их жизни. Подтверждением этой мысли становится то, что за столом «в блестящем боку самовара отражаются три изуродованных турбинских лица, и щеки Николки в нём, как у Момуса» [1. С. 37]. Разрушение, уродование красоты - знак того, что хаос охватил не только весь дом Турбиных целиком, но и каждого члена этой семьи в отдельности. Так, например, глаза Елены, сильно переживающей за мужа, становятся «черно-испуганными» [1. С. 36]. Красивая внешность героини перестает быть таковой: «В глазах Елены тоска, и пряди, подернутые рыжеватым огнём, уныло обвисли»,«Голос её тосклив» [1. С. 37]. Далее автор замечает: как только Елена услышала долгожданный звонок в дверь, она «порозовела» [1. С. 39]. Этот глагол становится показателем того, что в этот момент силы и душевное равновесие снова стали возвращаться к героине. И если, ожидая прихода Сергея Тальберга, она словно находится без движения, плачет «в комнате за кухней», то в момент его возвращения домой проносится «бурей через кухню, через книжную, в столовую» [1. С. 45]. Но мы снова видим, что она «сразу постарела и подурнела» [1. С. 46] во время серьёзного раз-
21
Lingua mobilis №3 (22), 2010
говора с мужем: «Глаза красные. Свесив руки, печально она слушала Тальберга» [1. С. 46].
Хаос, охватывающий героя, начинает разрушать слаженную систему работы его организма, человек начинает заболевать. Именно это происходит с Алексеем Турбиным, который во время погони получил тяжелое ранение. В тот момент, когда он вернулся домой, «его лицо было бледно синеватой бледностью, а зубы стиснуты» [1. С. 188]. Всё говорит о том, что жизненные силы покидают героя, но он продолжает крепиться. Через час он «бледный, но уже синеватый, лежал по-прежнему навзничь на подушке» [1. С. 188]. Этот «микрокосм» становится все более подверженным воздействию хаоса, которое вполне может привести к смерти героя. С появлением в доме раненого Алексея Турбина хаос снова вторгается в привычную жизнь: «Через час в столовой стоял на полу таз, полный красной жидкой водой, валялись комки красной рваной марли и белые осколки посуды, которую обрушил с буфета неизвестный с жёлтыми отворотами, доставая стакан. <...> Анюта, белая, меловая, с огромными глазами, и Елена, растрёпанная, рыжая, подымали Турбина и снимали с него залитую кровью и водой рубаху с разрезанным рукавом» [1. С. 188]. И чем выше далее становится температура героя, тем больше хаос вступает в свои права: «К вечеру <...> ртутный столб, разбухая и рождаясь колдовским образом из густого серебряного шарика, выполз и дотянулся до деления 40,2. Тогда тревога и тоска в розовой спальне вдруг стали таять и расплываться. Тоска пришла, как серый ком, рассевшись на одеяле, а теперь она превратилась в жёлтые струны, которые потянулись, как водоросли по воде. <...> То Николкино, то Еленино, то Лариосиково лица показывались в дымке, наклонялись и слушали. Глаза у всех стали страшно похожими, нахмуренными и сердитыми» [1. С. 198]. В больном сознании Алексея изменяется взгляд на родных и близких людей: «Мелькнул полковник Малышев, нелепый, как лопарь, в ушастой шапке и с золотыми погонами, и притащил с собой много бумаг. Турбин прикрикнул на него, и Малышев ушел в дуло пушки и сменился Николкой, суетливым, бестолковым и глупым в своём упрямстве. <.. > Еленины руки, обычно тёплые и ловкие, теперь, как грабли, расхаживали длинно, дурацки и делали всё самое ненужное, беспокойное, что отравляет мирному человеку жизнь на цейхгаузном проклятом дворе» [1. С. 201]. Хаос продолжает уродовать людей. И даже после того, как Алексею Турбину удалось вырваться из цепких лап болезни, воскрес-
22
Язык художественной литературы
нуть, его внешность и мысли несут отпечаток разрушения и смерти:
«Он резко изменился. На лице, у углов рта, по-видимому, навсегда присохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали в тенях и навсегда стали неулыбчивыми и мрачными. <...> Мысли текли под шелковой шапочкой, суровые, ясные и безрадостные. Голова казалась легкой, опустевшей, как бы чужой на плечах коробкой, и мысли эти приходили как будто извне и в том порядке, каким самим было желательно» [1. С. 279-280].
Разрушительному воздействию хаоса немногим ранее в романе был подвергнут и Иван Русаков, «худенький и желтоватый молодой человек» [1. С. 280]. Мы видим, что началось разрушение и его души, и его тела (студент писал гнусные «богоборческие стихи» [1. С. 147], пил, принимал кокаин, вел развратный образ жизни и поэтому заболел сифилисом). В какой-то момент кажется, что, вращаясь на фонарном столбе перед Шполянским, он даже теряет человеческий облик: «Обхватив фонарь, он действительно винтился возле него, став каким-то образом длинным и тонким, как уж» [1. С. 147]; «Михаил Семенович подозвал извозчика <.. .> и уехал, а козий мех, пошатываясь, пешком отправился к себе на Подол» [1. С. 147]. В своём доме, стоя перед зеркалом, он внимательно разглядывает «нежную и тонкую звёздную сыпь» [1. С. 148] (главный признак болезни) и произносит слова, в которых скрывается страшное пророчество: «Пройдет пятнадцать лет, может быть, меньше, и вот разные зрачки, гнущиеся ноги, потом безумные идиотские речи, а потом - я гнилой, мокрый труп» [1. С. 148]. Душевное облегчение приносит студенту только беседа с отцом Александром, который потом и направил Русакова лечиться к Алексею Турбину.
Подытожим вышесказанное: во-первых, оппозиция «хаос ^ космос» стала основанием романа М.А. Булгакова «Белая гвардия», воплотившись в соответствии с представлениями древних мыслителей; во-вторых, внутренняя форма слов, используемых для обозначения космоса и хаоса, в романе обнаруживает разнообразные смыслы, определяющие основную идею и содержание данных понятий; в-третьих, изображая героев романа в качестве своеобразных микрокосмов, писатель показывает, что гармония в их физическом и психическом состоянии может подвергаться воздействию хаоса, то есть космос начинает сменяться хаосом, и наоборот; в-четвертых, в романе можно выделить две разновидности хаоса (болезнь героя и разрушение привычной жизни героя).
23
Lingua mobilis №3 (22), 2010
Список литературы
1. Булгаков, М. А. Белая гвардия. М., 1989
2. Лосев, А. Ф. Ранний Платон // Платон. Диалоги. М. : Изд-во «Мысль», 2000. С. 3-65.
3. Платон. Диалоги. М. : Изд-во «Мысль», 2000. С. 66-78.
4. Современный словарь иностранных слов. М. : Русский язык, 1992.
5. Топоров, В.Н. Космос // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. М. : Советская энциклопедия, 1992. Т. 2. С. 9-10.
List of literature
1. Bulgakov, M. A. Belaya gvard-iya. M., 1989
2. Losev, A. F. Ranniy Platon // Platon. Dialogi. M. : Izd-vo «Mysl'», 2000. S. 3-65.
3. Platon. Dialogi. M. : Izd-vo «Mysl'», 2000. S. 66-78.
4. Sovremennyj slovar' inostrannyh slov. M. : Russkiy yazyk, 1992.
5. Toporov, V.N. Kosmos // Mify narodov mira: entsiklopediya: v 2-h t. / Gl. red. S. A. Tokarev. M. : Sovetskaya entsiklopediya, 1992. T. 2. S. 9-10.
24
