CC BY
43
специальной области знания и/или деятельности человека.
Данные определения основываются на признании "первичности системы терминов и вторичности ее элементов (термин существует лишь постольку, поскольку является элементом этой системы)" [1, с. 39].
Представляется целесообразным ввести в определение термина указание на то, что он называет понятие любой области профессиональной деятельности человека, а не только научно-техническое (или научное и техническое), как это явствует из множества других определений.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Авербух К.Я. Терминологическая вариативность: теоретический и прикладной аспекты // Вопросы языкознания. 1986. № 6. С. 38-49.
2. Лотте Д.С. Основы построения научно-технической терминологии. М.: Наука, 1961. 158 с.
3. Винокур Г.О. О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии // Сб. статей по языкознанию / Под ред. М.В. Сергиевского, Д.Н. Ушакова, Р.О. Шор. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1939. С. 5.
4. Виноградов В.В. Русский язык. М.; Л.: Просвещение, 1947. С. 12-13.
5. Даниленко В.П. Лексико-семантические и грамматические особенности слов-терминов // Исследо-
вание по русской терминологии. М.: Высш. шк., 1971. С. 25.
6. Головин Б.Н.; Кобрин Р.Ю. Лингвистические основы учения о терминах. М.: Высш. шк., 1987. С. 5.
7. Никитина С.Е. Семантический анализ языка науки. М.: Наука, 1987. С. 7.
8. Циткина Ф.А. Терминология и перевод. Львов: Вища школа, 1988. 156 с.; Котелова Н.З. К вопросу о специфике термина // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М.: Наука, 1970. С. 122 -127; Реформатский А.А. Мысли о терминологии // Современные проблемы русской терминологии. М.: Наука, 1986. С. 168-198.; Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. М.: Высш. шк., 1991. 140 с.; Ханпи-ра Э.И. О терминах и терминосистемах // Русский язык в национальной школе. 1985. № 4. С. 11-17; Суперанская А.В. Терминология и номенклатура // Проблематика определений терминов в словарях разных типов. Л.: Наука, 1976. С. 73-83; Комарова З.И. Семантическая структура специального слова и ее лексикографическое описание. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1991. 156 с.
9. Брагина А.А. Субституция терминов в синтагматическом аспекте // Терминология и культура речи. М.: Наука, 1981. С. 47-58.
10. Реформатский А.А. Термин как член лексической системы // Проблемы структурной лингвистики 1967. М.: Наука, 1968. С. 104.
11. Головин Б.Н., Кобрин Р.Ю. Лингвистические основы учения о терминах. М.: Высш. шк., 1987. С. 78.
26 ноября 2009 г.
ББК 81
ЯЗЫКОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОПРИЧНИНЫ ИВАНА ГРОЗНОГО М.М. ЩЕРБАТОВЫМ И Н.М. КАРАМЗИНЫМ КАК ВЫРАЖЕНИЕ И РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ МЫСЛИ В ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ И РОМАНТИЗМА
О.Н. Шевцова
Историческая мысль каждой эпохи в развитии культуры характеризуется методологией познания реальности прошлого и средствами ее выражения и репрезентации. Исключительно важное значение методологии исторического познания признается, по крайней мере, с середины XIX в. Что касается средств выражения добытого исследователем исторического знания, его репрезентации, то этой проблеме
Шевцова Оксана Николаевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры языка СМИ и рекламы факультета филологии и журналистики Южного федерального университета, 344010, г Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 150, e-mail: oksana_shevtsova@bk.ru, т. 8(863)2632880.
научной историографии уделяется несравненно меньше внимания.
Едва ли это случайно. Методология истории была признана историками как проблема и дисциплина, касающаяся их. Иное отношение наблюдается среди историков к вопросу о языке исторических трудов и произведений исторической мысли. Во всяком случае, такого внимания, как проблемам методологии истории, ей не уделяется. На это имеются
Shevtsova Oksana - Ph.D. of philology, senior lecturer of Language of Mass Media and Advertisement Department in the Southern Federal University, 150 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344010, e-mail: oksana_shevtsova@bk.ru, ph. +7(863)2632880.
определенные причины. Во-первых, к проблематике языкового выражения исторического дискурса историк относится не как к принципиальной научной проблеме исторического исследовании, но как к вопросу, неточность в котором не имеет для него такого же принципиального значения, как методологическая неточность. Языковая шероховатость может восприниматься как ошибка, но такая, которая не может повлиять на сущность высказывающейся в исследовании мысли. Во-вторых, вопросы, относящиеся к языку исторических трудов, в среде профессиональных историков в большей степени воспринимались с точки зрения того, каков был их художественный уровень, способный привлечь читателя [1]. Наконец, все то, что касается языка исторических трудов, историки относили к сфере филологического исследования.
Налицо недооценка среди историков проблем языка в историческом познании. Между тем это представляется ошибкой такого же рода, как и недостаток внимания к методологии исторического исследования в недавнем прошлом. Последний недостаток можно считать преодоленным, тогда как недостаточное внимание к проблемам языка исторических исследований историкам предстоит еще преодолеть.
Значимость проблемы языка исторических исследований очевидна. Язык является важнейшим средством хранения и трансляции исторической информации. Средствами письменного языка выражается теория и методология истории, оформляется представление о фактах и концепциях не только на рациональной, но и на эмоциональной основе.
Вместе с тем язык исторических трудов есть результат развития культуры общества. Эволюция языка особенно заметна в переломные периоды в развитии культуры. В Новое время перемены в языковой культуре имели место в первой половине XIX в., когда происходил переход от эпохи Просвещения к романтизму. Однако культура, в том числе историография, эпохи романтизма возникла не на пустом месте. Эта культура оказалась органичным продолжением некоторых тенденций в развитии культуры второй половины XVIII столетия, в частности в сочинениях Ж.Ж. Руссо [2].
Для объективного суждения о степени органичности, об особенностях перехода историографии XVIII в. к историографии эпохи романтизма целесообразен анализ
языка исторических трудов. Применительно к русской историографии это относится к сравнительному анализу двух классиков отечественной исторической мысли, двух официальных историографов своего времени - князя М.М. Щербатова и Н.М.Карамзина. Первый из них относится к эпохе Просвещения, второй -к эпохе романтизма. Но сходство между ними имеет не меньшее значение, чем различие. Оба историка относились к консервативному направлению общественной мысли. Оба были не только историками, но и видными писателями, новаторами в области языка, причем Н.М. Карамзин - совершенно определенно, а князю М.М. Щербатову также были не чужды языковые новшества.
Сходство и различие между двумя историками не могли не сказываться на особенностях языка их исторических произведений. Это позволяет выявить такие особенности методами компаративистики -сравнительно-историческим и сравнительно-лингвистическим. Они дополняют друг друга. Первый предполагает взгляд на особенности языка М.М. Щербатова и Н.М. Карамзина как на исторические особенности культуры своего времени. Второй в контексте данного исследования более конкретен. Он позволяет обратить внимание и выявить особенности языка исторических трудов двух историков. Вместе с тем наглядность сопоставлений возможна только при условии однородности содержащих исследуемые лингвистические единицы текстов. Для этого целесообразно рассматривать тексты обоих авторов на аналогичные темы, причем по узкой проблематике. Это могут быть тексты, относящиеся к опричнине Ивана Грозного. Связано это с тем, что в них находит выражение характерное для обоих историков умение создавать литературные тексты с яркими образами и с интересными сюжетами, имеющими высокий художественный уровень. Но в них также обнаруживают черты, характерные для научного исследования с его стремлением к объяснениям. Таким образом, в данных текстах содержится сочетание рационального и эмоционального начал, присущих М.М. Щербатову и Н.М. Карамзину как одновременно историкам и художникам.
В тексте М.М. Щербатова, посвященном опричнине, имеются описательные и объяснительные стороны. Первые касаются кровавых сторон опричнины, таких, как убийство князя Владимира Андреевича Старицкого и бывшего
митрополита Филиппа, а также разгром Новгорода. Объяснение относилось к выявлению М.М. Щербатовым причин "нещастия Новгорода" [3, с. 281]. Структура соответствовала представлению о научном историческом труде, в качестве которого рассматривал свое сочинение князь М.М. Щербатов и воспринимало общество. Она соответствовала также принятому в то время представлению о цели исторического познания. Оно, как признавалось в эпоху Просвещения, должно было быть направлено на формирование представления о реальных событиях прошлого.
Для каждой из сторон, описательной и объяснительной, характерны свои особенности языка. Так, для объяснительной части, которая заметно уступает по объему описательной, характерны такие черты построения предложения, которые соответствовали традициям русской стилистики эпохи Просвещения. В этой связи, во-первых, обращает на себя внимание употребление большого количество пространных предложений. Одним из характерных для текста М.М. Щербатова является такое предложение:
"Что царь Иоанн Васильевич со времени болезни своей, бывшей в 1553 году, когда бояре, отрешая сына его, хотели сего князя Владимира по смерти царской на престол Российский возвести, имел на него подозрение, сему свидетельствует не токмо бывшее приключение, поступок сего князя и его матери, могущей и менее подозрительному государю сумнение навести, но и грамоты клятвенные, взятые с сего князя, и неупотребление его нигде начальником войск; а потому вероятно есть, что Российский государь, ежедневно умножая свой строгий обычай, по каким новым сумнениям пожертвовал его безопасности своей" [3, с. 297].
Данное предложение имеет объяснительную цель. Оно призвано объяснить читателю причины гибели по воле Ивана Грозного князя Владимира Андреевича Старицкого. Оно непросто для чтения и усвоения. Даже часть предложения до точки с запятой, внесенной позднейшим публикатором, в результате чего в единое целое по существу были соединены два предложения, выглядит громоздкой. После же присоединения к нему текста после точки с запятой приведенное предложение стало состоять из двух частей.
Между тем М.М. Щербатов, как художник, слова сумел найти выразительные лексические единицы. К ним относятся слово "подозрение" и выражение "подозрительному
государю". Слово и выражение относятся к Ивану Грозному, причем слово отражает отношение царя к князю Владимиру, а выражение содержит его качественную характеристику. Они способствуют построению образа царя, поскольку из подозрительности выводилась склонность его к репрессиям. Еще одна выразительная находка заключалась в словосочетании: "неупотребление его нигде начальником войск". В нем смысловая нагрузка выпадала на две сильные лексемы с отрицательным смыслом - "неупотребление" (крайне редко используемое с отрицательной приставкой отглагольное существительное в функции подлежащего) и "нигде", которые давали читателю понять степень недоверия царя к князю.
Однако недостатки не давали возможности в полной мере проявиться этим удачным языковым находкам. Они растворялись в длинном и сложном предложении, мешавшем читателю воспринимать их. К недостаткам построения этого предложения относилось и то, что в нем отдельные части заканчивались глаголом в форме инфинитива. Это заметно в той его части, где говорилось о том, что "поступок сего князя и его матери, могущей и менее подозрительному государю сумнение навести". Аналогичный случай - в несколько более ранней части: "хотели сего князя Владимира по смерти царской на престол Российский возвести". В таком построении очевидно влияние немецкого построения предложений на русскую письменную речь. Подобное построение предложений воспринимал русский "канцелярит" того времени.
Но в речи М.М. Щербатова имели место выражения не только канцеляризма, но и традиционализма русской речи. Это такой способ сочетания определяемого существительного с определяющими его прилагательными или местоимениями, при котором существительное оказывалось впереди определяющего слова. В данном тексте это - выражения: "сына его", "по смерти царской", "грамоты клятвенные", "безопасности своей". Архаизмы способствовали усилению выразительности текста и подводили читателя ближе к событиям, о которых повествовал историк. В них же можно выделить черты "высокого штиля", о котором говорил еще М.В. Ломоносов, что могло придавать повествованию возвышенный тон и указывать читателю на его важность. В предложении встречаются и образцы более современного сочетания определяемого
существительного с определяющим словом: "его матери", "менее подозрительному государю", "строгий обычай". Это соответствует "низкому штилю", выделявшемуся М.В. Ломоносовым.
Не менее сложно предложение, которое носит описательный характер. Приезд царя с опричниками в Новгород в 1570 г. историк описывал так:
"Сии воинства, не обретая нигде сопротивления, начали исполнять жестокое данное им повеление: вошед в монастыри, запечатали всю казну и сокровища монастырские, монахов же, связав и оковав, привезли в Новгород, даже до пяти сот человек; также и в Новгороде, взяв под стражу священников, роздали всех их за приставы и ежедневно били их на правеже, требуя с каждого окупу по двадцати рублев; и тогда же, вошед в домы всех вельмож и именитых людей, также купцов, имения их запечатали, а знатнейших побрали под стражу" [3, с. 287].
Описательное предложение относится к действию и содержит отражавший реальность прошлого литературный сюжет, основанный на летописном повествовании. Отсюда не случайно в приведенном предложении обилие лексем, выражающих действие - глаголов и деепричастий. Это были глаголы: "исполнять", "запечатали", "привезли", "роздали", "били", "запечатали", "побрали", и деепричастия: "обретая", "вошед", "связав", "оковав", "взяв", "требуя". Тринадцать выражающих действие лексем - семь глаголов и шесть деепричастий - может быть признано изобильным. Однако с их помощью М.М. Щербатов создал динамичный текст. В нем передан яркий сюжет: прибытие опричников во главе с царем в Новгород и начало новгородского погрома. Это также помогло создать весьма негативный образ опричников и царя. Привлечение внимания читателя к такому тексту было обеспечено.
В данном случае длина предложения не мешает воспринимать его содержание. Текст носит следы влияния летописи, которое проявляется в передаче его содержания, когда одно за другим следуют друг за другом лаконичные сообщения о том, что происходило под Новгородом и как последовательно разворачивались репрессии. Читателем такой текст воспринимается хорошо. Этому не мешают некоторые архаизмы. Заключены они в самом начале предложения, во фразе: "Сии воинства, не обретая нигде сопротивления, начали исполнять жестокое данное им повеление". Они, во-первых, заключаются в устаревших
лексемах: "Сии" и "не обретая". Во-вторых - в выражении "жестокое данное им повеление", в котором, как говорилось выше, определяемое существительное не только стоит за определяющим его прилагательным, но и отделено от него причастным оборотом. Изложение М.М. Щербатовым событий следует признать удачным. Динамизм этой эпохи, а также представление о всесилии разума человека вызывал особый интерес к событийной истории. Язык труда М.М. Щербатова удачно схватывал интеллектуальные и эмоциональные потребности просвещенной части российского общества и обеспечивал интерес к его произведению просвещенного российского читателя.
Под заголовком "Некоторые размышления" [3, с. 294] у М.М. Щербатова содержится такая часть исследования, которую современник князя, выдающийся историк и филолог А.Л. Шлецер называл "критика дел" [4], или такая часть критики источников, как критика содержащихся в них фактов. В методологии истории начиная с конца XIX столетия такая стадия исследования получила название внешней критики. В ней М.М. Щербатов путем логической критики, опиравшейся на характерную для XVIII в. идею здравого смысла, стремился уяснить степень достоверности сообщений о потоплении опричниками новгородцев в р. Волхов. В самом деле, события в Новгороде происходили в январе, когда, по словам Г.Ф. Миллера, приводимым М.М. Щербатовым, "реки всегда толстым льдом покрыты бывают" [3, с. 295]. Историк приходил к выводу, что далеко не каждую зиму на северо-западе России на реках бывает толстый лед. Но он также заключает, что описанная в источниках ситуация с плаванием опричников на лодках и потоплением ими новгородцев баграми возможна. Представляет интерес, как средствами языка М.М. Щербатов привлекал внимание к данной проблемной ситуации сочетанием двух предложений:
"Малонародие окружныя страны и множество великих пустошей является свидетельством, что великое разорение претерпели. Но со всем тем находится тут единое обстоятельство, могущее и на все повествование сумнение учинить, то есть: что хотя все сие ужасное деяние происходило между 2 генваря и 13 чисел февраля месяцов, когда реки у нас обыкновенно толстым льдом покрыты бывают, то как же сие может согласиться с киданием в сию реку нещастных и с езженьем детей боярских на малых лодках,
прободающих и потопляющих выплывающих?" [3, с. 295]
Проблемная ситуация создавалась сочетанием двух предложений, первого - короткого и второго - пространного. Между их смыслом имелось определенное противоречие. Это должно было вызвать интерес не только к данной конкретной ситуации, но и к вопросу о том, насколько соответствовали реальности сведения источников о кровавых деяниях опричников и царя. С одной стороны, первое предложение вроде бы содержит утверждение реальности описываемых деяний. Для этого историк избрал весьма подходящий лексический материал. Такую роль играет сочетание точных, но малоупотребительных лексем: "Малородие окружныя страны". Однако М.М. Щербатов проявил не только лексическое, но и стилистическое мастерство в построении предложения. Размеренное, даже монотонное повторение сочетаний, состоявших из трех слов, усиливали доверие к высказываемой автором мысли. "Малородие окружныя страны" подтверждалось аналогичным по построению выражением "множество великих пустошей", а аналогичное по ритмике выражение "великое разорение претерпели" указывало на справедливость двух предшествовавших утверждений.
Но как стилист М.М. Щербатов понимал, что утверждение, выраженное лаконичным предложением, может быть поставлено под сомнение с помощью пространного вопросительного предложения. В таком случае создается проблемная ситуация, которая в отношении опричнины Ивана Грозного существовала в русском общественно-историческом сознании и к воспроизведению которой он стремился. Это пространное предложение состоит из двух, разделенных двоеточием. Вторая его часть также включает три предложения, причем одно из них, после слова "когда", сложноподчиненное, а другое, связанное с предыдущим частицей "то", сложносочиненное. Сложноподчиненное предложение носит экспрессивный оттенок. Заключено оно в вопросительном характере, благодаря которому формируется проблемная ситуация, при которой заключенный в предложении вопрос ставит под сомнение положение, содержащееся в предыдущем коротком предложении, а наряду с этим сообщения источников об ужасах опричнины. Внимание к заключенному в последней части предложения проблемному
вопросу усиливается благодаря словам из первой части предложения: "обстоятельство, могущее и на все повествование сумнение учинить".
Рассмотрение стилистики и лексики предложений в тексте князя М.М. Щербатова в трех его вариантах - в выделении им предпосылок определенного события, в изложении хода событий и в рассмотрении дискуссионных вопросов - позволяет сделать некоторые выводы.
Во-первых, судя по приведенным текстам, для князя М.М. Щербатова, как для автора исторических нарративов, было характерно мастерство в стилистическом оформлении текстов и в поисках средств языкового выражения исторического повествования. Выдающийся историк второй половины XIX в. хорошо понимал, какими средствами можно было привлечь внимание читателя, и использовал разные стили - "высокого" и "низкого" литературных "штилей" динамической опи-сательности событий, противопоставление не только ситуаций в историческом познании своего времени, но и стилей построения краткого и пространного предложений.
Во-вторых, это - мастерство владения лексикой. Он умел подбирать лексемы, раскрывающие суть событий и их авторское понимание. Он вводил архаизмы, редко употреблявшиеся слова и лексические единицы, которые способны были выразить динамику событий - глаголы и деепричастия.
В-третьих, в тексте М.М. Щербатова заметен недостаток разработанности грамматики русского языка, а также связи языка нового времени с языком летописи. В тексте князя - обилие предложений с причастными и деепричастными оборотами и конструкций со сложносочиненным и сложноподчиненными предложениями. Часто определяемое существительное стоит за определяющими его словами, что придавало речи торжественность. К недостаткам, объясняемым недостаточной разработанностью русской грамматики и стилистики, относятся встречающиеся в рассматриваемом тексте канцеляризмы.
Выявленные особенности исторического дискурса М.М. Щербатова соответствуют культуре второй половины XVIII в. В ней сохраняются черты архаики и проявилось умение автора усилить интерес к нему. Данный текст включал в себя черты литературного стиля исторических трудов более позднего периода,
когда в условиях культуры романтизма этому стилю уделялось значительное внимание.
Оно заметно в тексте "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина. Едва ли случайно, что это произведение культуры, которое, несомненно, является историческим трудом и исследованием отечественного прошлого, рассматривают нередко как литературный прозаический текст, имеющий высокие художественные достоинства. По мнению Ю.М. Лотмана, "История государства Российского" предстает "эпически-образным полотном, написанным как поэма в прозе" [5].
Это проявляется в отдельных фрагментах карамзинского исторического текста. Как в тексте М.М. Щербатова, в нем присутствует характерная для настоящего исторического исследования объяснительная сторона. Сопоставление фрагментов текстов М.М. Щербатова и Н.М. Карамзина, имеющих объяснительную нагрузку, целесообразно давать на примере объяснения одних и тех же исторических явлений. Показательно текстовое оформление Н.М. Карамзиным причин трагической гибели князя Владимира Андреевича Старицкого по сравнению с тем, как это давал М.М. Щербатов. Свое объяснение причин, которые привели к гибели князя В.А. Старицкого, Н.М. Карамзин выражал таким образом:
"Иоанн карал невинных; а виновный, действительно виновный, стоял пред тираном: тот, кто в противность закону хотел быть на троне, не слушался болящего Царя, радовался мысли об его близкой смерти, подкупал Вельмож и воинов на измену - Князь Владимир Андреевич!" [6, с. 81-82].
Как и в объяснительном фрагменте текста М.М. Щербатова, посвященного гибели князя Владимира Андреевича, выделенное предложение в объяснении Н.М. Карамзина имеет большое значение. В нем вскрываются причины трагедии. Как и у М.М. Щербатова, предложение Н.М. Карамзина состоит из нескольких простых предложений. Но карам-зинское предложение для усвоения доступнее, чем щербатовское. В нем выделены подлежащие и сказуемые, благодаря чему заметна их главная мысль. У Н.М. Карамзина не было потребности в архаизмах и канцелярите. Краткие первые два предложения придавали тексту выразительность. В третьем предложении такую роль играли следующие друг за другом однородные глаголы-сказуемые: "хотел", "не слушался", "радовался", "подкупал".
С помощью подобного приема Н.М. Карамзин выражал мысль о виновности князя Владимира Андреевича.
Но историк проводил еще одну мысль. Заключалась она в том, что Иван Грозный выступал в описывамых событиях как тиран. Данное слово было типичным для культуры того времени, отвергавшей тиранию и находившей образцы тирании в прошлом. Для русского прошлого это был Иван Грозный. Два первых простых предложения убеждали читателя в том, что Иван Грозный был тираном. Своей цели Н.М. Карамзин достиг благодаря умелому подбору лексем и их сочетаний. На это было направлено слово "тиран", которым он назвал царя, и противопоставление выражений с разной смысловой нагрузкой. Так, с одной стороны, царь-тиран "карал невинных". Но, с другой, "виновный, действительно виновный стоял перед тираном", причем этот "виновный" - князь Владимир Андреевич. Прием был найден Н.М. Карамзиным удачно. Сочетание экспрессивного выражения "карал невинных", с повторением слова "виновный", с введением его при помощи слова "действительно", выражавшего уверенность, создавало убедительный образ тирана.
Таким образом, по своему языку объяснительный текст Н.М. Карамзина имеет отличия от соответствующего текста М.М. Щербатова. Однако в описательной части текст историографа начала XIX в. ближе к тексту историографа екатерининского времени. Например, о прибытии опричного воинства во главе с царем к Новгороду Н.М. Карамзин говорил так:
"2 Генваря передовая многочисленная дружина Государева вошла в Новгород, окружила его со всех сторон крепкими заставами, дабы ни один человек не мог спастися бегством. Опечатали церкви, монастыри на городе и в окрестностях; связали Иноков и Священников; взыскивали с каждого из них по двадцати рублей; а кто не мог заплатить сей пени, того ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера. Опечатали и дворы всех граждан богатых; гостей, купцев, Приказных людей оковали цепями; жен, детей стерегли в домах. Царствовала тишина ужаса. Никто не знал ни вины, ни предлога сей опалы. Ждали прибытия Государева" [6, с. 87].
Фрагмент, состоящий из шести предложений, выполняет описательную функцию. В них рассказывалось, что происходило при опричниках в городе. Первые три предложения имеют сходство с описанием этих
же событий у М.М. Щербатова, поскольку строились на летописи. Как и у М.М. Щербатова, у Н.М. Карамзина динамичность придает использование выразительных глаголов. Большая их часть относится к опричникам: "вошла", "окружила", "Опечатали", "связали", "взыскивали", "ставили", "били", "секли", "Опечатали", "оковали", "стерегли". Их экспрессивность оттенялась составными глагольными сказуемыми. Это - "не мог спастися бегством" и "не мог заплатить". В них ключевым является сочетание модального глагола "мочь" с частицей "не". В тексте М.М. Щербатова нет глаголов, которые относились бы к новгородцам. Поэтому при всем сходстве между описательными текстами двух историков текст Н.М. Карамзина более выразителен и дает более широкое представление о положении в Новгороде. Три последних предложения во фрагменте - авторские, без летописного влияния. В тексте М.М. Щербатова подобных предложений нет. Появление их у Н.М. Карамзина отражало успехи в становлении русского литературного языка. Они давали возможность восстановить соотношение смысловых частей во фрагменте, которое до трех последних предложений было в пользу характеристики действий опричников. Три последних предложения относились к ощущениям новгородцев. Наиболее выразительным было первое: "Царствовала тишина ужаса". В нем содержится суть их настроений. Два последующих предложения конкретизируют смысл первого.
Непосредственному описанию злодеяний опричников Н.М. Карамзин также уделил значительное внимание. Как и М.М. Щербатова, его привлекали летописные сцены утопления новгородцев в р. Волхов. Он отмечал:
"Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пяти сот до тысячи и более Новогородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники Московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из ввержен-ных в реку всплывал, того кололи, разсекали на части" [6, с. 88].
Фрагмент носит описательный характер. В отличие от приведенного выше описательного фрагмента, он основан на летописном описании событий, с которым смешивается
авторский текст. Это заметно в такой его части: "били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова". В основном здесь излагается летопись. Авторские слова включены только в выражение: "каким-то составом огненным". Это выражение, во-первых, отражало влияние на Н.М. Карамзина эпохи Просвещения, с ее культом разума и научного знания. Не имея такого знания по поводу состава того вещества, с помощью которого опричники мучили и жгли новгородцев, Н.М. Карамзин записал: "каким-то составом". Но, во-вторых, неопределенное указание позволяло историку усилить мысль о страдании новгородцев от опричников.
Объяснительная сторона представлена в рассуждениях Н.М. Карамзина о причинах злодейств Ивана Грозного и терпения его подданных, а также о значении в "истории государства Российского". Он отмечал:
"Таков был Царь; таковы были его подданные! Ему ли, им ли должны мы наиболее удивляться? Если он не всех превзошел в мучительстве, то они превзошли всех в терпении, ибо считали власть Государеву властию Божественною и всякое сопротивление беззаконием; приписывали тиранство Иоанново гневу Небесному и каялись в грехах своих; с верою, с надеждою ждали умилостивления, но не боялись и смерти, утешаясь мыслию, что есть другое бытие для счастия добродетели, и что земное служит ей только искушением; гибли, но спасали для нас могущество России, ибо сила народного повиновения есть сила государственная" [6, с. 98].
Данный фрагмент состоит из трех предложений. Первые два - краткие, причем первое - восклицательное, а второе - вопросительное. Третье длинное и состоит из нескольких частей. Между всеми предложениями существует логическая связь. Первое содержит вывод из предыдущего повествования о тиранстве Ивана Грозного. В следующем поставлена проблема: почему проявления тирании могли случиться в России и чему следует удивляться в первую очередь: тирании царя или терпению людей. Ответ на поставленный вопрос содержится в третьем предложении и носит для Н.М. Карамзина концептуальный характер. В нем заметен торжественный тон, выражавший чувства историка. Выходило так, что терпение народа было главным, что обеспечивало существование России. Вытерпев все мучительства тирана, но законного царя, народ Новгорода, считал
историк, повел себя достойно. Тем самым новгородцы "спасали для нас могущество России". Для торжественности Н.М. Карамзин использовал архаизмы. Это заметно в выражениях "считали власть Государеву властию Божественною", "приписывали тиранство Иоанново гневу Небесному", "есть другое бытие для счастия добродетели". Между тем последний архаизм не уходит корнями в средневековье. Он относится к эпохе Просвещения, когда такие понятия, как "добродетель" и "счастье", были распространены. Данные слова соответствовали эпохе Просвещения, но не XVI столетию. Использование таких слов не соответствовало историзму Просвещения. Как публицист, идеалом которого был неограниченная монархия, Н.М. Карамзин взял верх над Н.М. Карамзиным-историком.
Для Н.М. Карамзина так же, как и для М.М. Щербатова, был характерен высокий уровень мастерства в литературном оформлении исторических текстов. Однако это уже было мастерство другого периода в истории культуры. В тексте Н.М. Карамзина, в отличие от текстов М.М. Щербатова, проявлялось взвешенное использование архаизмов. Отличием текста Н.М. Карамзина от текста М.М. Щербатова явилась лаконичная и выразительная форма передачи действия и мысли. Как и М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин использовал метод пересказа, а отчасти и вос-
произведения летописного текста. Но он умел вводить в ткань такого текста посторонние выражения, чтобы усилить выразительность. Мастерство Н.М. Карамзина проявилось в сочетании восклицательных, вопросительных и повествовательных предложений. Благодаря этому он мог концентрировать внимание на проблеме и предлагать убедительный вариант ее разрешения.
Язык "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина по сравнению с языком "Истории Российской с древнейших времен" М.М. Щербатова представлял собой шаг вперед по пути формирования русского языка исторического труда Нового времени.
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: Биск И.Я. Введение в писательское мастерство историка. Литературная форма исторического труда. Иваново: Изд-во Иванов. ун-та, 1996. 144 с.
2. См.: Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. 486 с. С. 84.
3. Щербатов М.М. История Российская с древнейших времен: В 7 т. Т. 5. Спб., 1903. 635 с.
4. См.: Пронштейн А.П. Источниковедение в России. Эпоха феодализма. Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 1989. 416 с. С. 145.
5. Лотман Ю.М. Поэзия Карамзина // Н.М. Карамзин. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1966. 426 с. С. 50.
6. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 4 кн. Кн. 3. М.: Книга, 1989. 528 с.
28 сентября 2009 г.
ББК 81.2 Нем-3+60.542.15
СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЛЕКСИКИ СОВРЕМЕННОГО ЯЗЫКА МОЛОДЕЖИ ФРГ: ЛИТЕРАТУРНАЯ И РАЗГОВОРНАЯ РЕЧЬ
Д.М. Польская, Т.М. Пристинская
В последнее время в центре внимания лингвистов все чаще оказывается язык молодежи. При исследовании этого феномена ученые выявляют причины его возникновения, структурно-семантические особенности языка молодежи, а также анализируют его функционирование в
живой, устной речи. Проблема использования языка молодежи в письменной речи затрагивается в научных трудах лишь эпизодически [1]. Это объясняется, прежде всего, сложностью самого феномена "язык молодежи", а также тем, что основной сферой функционирования этого языка является устная речь.
Польская Дарья Михайловна - аспирант кафедры немецкого языка Белгородского государственного университета, 308015, г. Белгород, ул. Победы, 85, e-mail: sternchen2@yandex.ru, т. 8(4722)301249;
Пристинская Татьяна Михайловна - кандидат филологических наук, доцент той же кафедры, e-mail: pristinskaja@bsu.edu.ru.
Darya Polskaya - post-graduate student of the German Language Department in the Belgorod State University, 85 Pobeda Street, Belgorod, 308015, e-mail: sternchen2@yandex.ru, ph. +7(4722)301249;
Pristinskaya Tatyana - Ph. D. of philology, associate professor of the same Department, e-mail: pristinskaja@bsu.edu.ru.
