CC BY
50
НА ВЫСОТАХ ДУХА
Л. ГОЛУБЕВА, доктор философских наук
Елецкий государственный педагогический институт
На исходе XX столетия отечественным литературоведением было сделано неожиданное открытие: оказывается, главная проза о Великой Отечественной войне, исполненная пронзительной правдой о величии подвига русского народа, написана Андреем Платоновым (1899 - 1951). Известно, что он писал рассказы военной поры по «горячим следам», находясь в гуще событий, непосредственно на фронте, будучи корреспондентом «Красной звезды». Но его очерки далеки от одномерности плаката и не «выцвели» со временем. С. Федякин пишет: «И вряд ли можно было предположить тогда, в 40-е, что именно из этой чудаковатости платоновской прозы начнет излучаться та сила, которая будет действовать на удаленного во времени читателя. Еще недавно в Платонове готовы были видеть «певца советского идиотизма» и «скрытого либерала», и только теперь от слов этого «юродивого» дрожит сознание человека рубежа тысячелетий» [1].
В чем же заключается тайна «художественной энергетики» платоновских текстов? Сам А. Платонов полагал, что открыл новый жанр - «реквием в прозе». Вслушаемся же в ритмы военной прозы:
«В дальней уральской деревне пели русские девушки. Одна из них пела выше и задушевнее всех, и слезы текли
«Взыскание погибших» (Проза Андрея Платонова)
по её лицу, но она продолжала петь, чтоб не отстать от своих подруг и чтобы они не заметили её горя и печали. Она плакала от чувства любви, от памяти по человеку, который был сейчас на войне; ей хотелось увидеть его и утешить вблизи него свое сердце, плачущее в разлуке» [2, с. 167].
Это - начало «Одухотворенных людей», или, как поясняет писатель, «рассказа о небольшом сражении под Севастополем». Бросается в глаза стиль «плетения слов», характерный для древнерусской литературы. Это - необычный прием для прозы. По замечанию специалиста, данный прием приводит к утрате свойств «прозаического слова»: неподвижности, неразложимости, прямой соотнесенности с предметом, - в результате чего создается смысловая зыбкость, непроясненность [3]. Примененный А. Платоновым прием, равно как и легко узнаваемый мотив плача из воинских древнерусских повестей («Слово о полку Игореве»), несут важную нагрузку: это - задание хронотопа «вечности», когда художник получает право изображать неповторимую сущность событий без натуралистических подробностей. Иными словами, речь идет не о событиях, а о вневременном, т.е. непреходящем смысле события. Писатель стремился явить вневременной смысл героизма русского народа-победителя в схватке
с фашизмом, о сущности которого российский физиолог А. А. Ухтомский писал: «У фашиста нет своей культуры и не может быть. Это современные варвары - одичавшие, трусливые, жадные и озверевшие люди. Варвары, унаследовавшие достояния культуры с целью использовать их для своих варварских целей, вот кем они являлись. Они усвоили форму культуры, овладели техникой, методами и даже усовершенствовали эти методы для осуществления своих хищнических устремлений» [4].
Именно в этой плоскости понимали сущность фашизма и персонажи очерка «Одухотворенные люди»:
«Николай! - сказал тогда Цибуль-ко.- Слышишь, как дизеля туго и ровно дышат? Вот где сейчас мощность и компрессия!» Василий Цибулько наслаждался, слушая мощную работу дизелей; он понимал, что хотя фашисты едут на этих машинах убивать его, однако машины тут ни при чем, потому что их создали свободные гении труда и мысли, а не эти убийцы тружеников, которые едут сейчас на машинах» [2, с. 183].
У фашистов была военная мощь, а русский солдат имел лишь бутылки с зажигательной смесью, штыки, кинжалы. Но герои А. Платонова уверены в своей правоте. Они воспринимают фашизм как «противоестественность природе», как то, что «сеет смерть в мир». Политрук Николай Фильченко, обращаясь к краснофлотцам, говорил:
«Сегодня немцы пойдут на штурм Севастополя. Сегодня мы должны доказать, в чем смысл нашей жизни, сегодня мы покажем врагу, что мы одухотворенные люди, а враги наши -только пустые шкурки от людей, набитые страхом перед тираном Гитлером!».
Такова была формула смертельного поединка между русским солдатом и врагом. Свою конкретность она об-
ретает в рассказе «Неодушевленный враг», который по своему жанру представляет собой дискурс-спор, переходящий в торжественную философскую речь безымянного солдата, оказавшегося в окопе с врагом. Поводом для размышлений солдата послужил своеобразно понятый обычный комар как «одухотворенное, полезное и доброе существо». Такая трактовка объяснима в контексте той нравственной философии, которую исповедовал Андрей Платонов. Писателю были близки идеи представителей естественнонаучного направления русского космизма - В.И. Вернадского, К.Э. Циолковского, А.Л. Чижевского. Особенность же русского космизма состоит в гуманистическом одухотворении связи человека и Космоса. Фашизм, с точки зрения Космоса, обречен, ибо не совместим с разумностью или, говоря словами В.И. Вернадского, с ростом «культурной биогеохимической энергии человечества».
Тема «трикстеризма» (метафизического зла) - негативных действий, вносящих в мир хаос, дезорганизацию, - центральная тема платоновского творчества. Нравственная компонента ноос-ферно-космического мышления человека исследовалась им на материале противоборства человека и природы в таких произведениях, как «Лунная бомба», «Потомки солнца», «Эпифанские шлюзы», «Чевенгур», «Котлован», «Юве-нильное море». В качестве «трикстеров-антигероев» в указанных произведениях выступали инженеры-технократы, которых отличала нравственная глухота. Их деятельность в реализации проектов всеобщего счастья, как правило, заканчивалась катастрофой. Катастрофа - символ возмездия со стороны космических сил. Таким было прочтение-переживание Андреем Платоновым идей В.И. Вернадского о ноосфере. Можно согласиться с В.А. Коваленко,
что такого рода персонажи показаны, в первую очередь, как «дерзкие нарушители гармонии в отношениях человека с человеком и человечества с Мирозданием» [5]. Фашисты в военной прозе А. Платонова как бы продолжают эту вереницу «трикстеров», однако появляется субъект возмездия - «одухотворенный человек» - русский солдат.
Русский солдат описывается в данном качестве как страж мирового равновесия. Он выступает осознанно, т.е. принимая на себя миссию восстановления мировой гармонии и устранения зла во Вселенной (зло ассоциируется с застоем, т. е. консервацией низших структур, с творческим бессилием, потерей ресурсов развития, восхождения к сложному). Добро - витальная сила Жизни - есть та абсолютная точка отсчета, от которой и выстраивает свои действия безымянный солдат из рассказа «Неодушевленный враг». Поединку в окопе, в котором оказались два полумертвых солдата войны - русский и немец Оскар Вальц - предшествует словесный поединок. В репликах немца нет отпечатка его личного опыта, жизни. Он не имеет «лица», это -клише человека, разорвавшего узы с духовностью, с социокультурной памятью. Цель нацистской партии в Германии состояла в том, чтобы заставить человека «не утверждать свое «Я» и подчиняться вождю. Эрих Фромм, философ-психоаналитик, писал: «В авторитарном характере(типе человека, которого формирует гитлеровская идеология - Л.Г.) есть и мазохистская сторона, то есть должно присутствовать и стремление подчиниться подавляющей силе, уничтожить свое «я», и это стремление мы действительно обнаруживаем. Эта мазохистская сторона нацистской идеологии и практики наиболее очевидна в отношении масс. Им повторяют снова и снова: индивид - ничто, он не имеет значения; он должен при-
знать свою личную ничтожность, должен раствориться в высшей силе и ощущать гордость от своего участия в ней» [6]. Вот почему на вопрос русского солдата: «А какой же ты - сам по себе? -Вальц отвечает: «Я не сам по себе, я весь по воле фюрера!». Но такая идеология вызывает у русского солдата отвращение: «Стало быть, ты что же, ты ветошка, ты тряпка на ветру, а не человек!». Рудольф Вальц в ответ на эту реплику поддакивает, не замечая неестественности своих слов: «Не человек! Человек есть Гитлер, а я нет. Я тот, кем назначит меня фюрер!» [2, с. 218].
В целом же территория военной прозы А. Платонова - местообитание одухотворенных людей. Духовность обнаруживается прежде всего в преодолении обыденности и засилья дум о ежеминутном. Герои очерка «Одухотворенные люди» - краснофлотцы, защищающие Севастополь, - в снах и наяву видят с особой осязательностью свое будущее - жизнь после войны:
«.Одинцов стоял один на откосе шоссе... Он думал и чувствовал все, что полагается пережить человеку за долгую жизнь, потому что не знал, долго или коротко ему осталось жить, и на всякий случай обдумывал все до конца.
Потом воображение, замена человеческого счастья, заработало в сознании Одинцова и начало согревать его. Он видел, как он будет жить после войны. Он окончит музыкальную школу при филармонии, где он учился до войны, и станет музыкантом. Он будет пианистом и, если сумеет, то и сам начнет сочинять новую музыку, в которой будет звучать потрясенное войной и смертью сердце человека, в которой будет изображено новое священное время жизни» [2, с. 179].
Война - экстремальная ситуация, которая как бы собирает воедино человека, являя его глубинное, подлинное бытие, его сущность. Также исчезают
ролевые, ситуативные, деловые формы коммуникации, и, соответственно, человек как «Я» проясняет свою сущность в своих действиях и поступках. Герои А. Платонова охвачены неистребимой жаждой жизни. Но смерть в бою они не воспринимают как трагедию, обессмысливающую их действия.
Смерть - антитеза жизни, но в духе диалектики, когда «душа согласна умереть» за «большую и вечную Родину» и «требует смерти как жизни». Так в военной прозе А. Платонова душа становится в ряд ключевых слов: Жизнь, Земля, Человечество. Описывая душевное состояние краснофлотцев перед боем, А. Платонов пишет:
«У них было сейчас мирно и хорошо на душе. Они благословили друг друга на самое великое, неизвестное и страшное в жизни, на то, что разрушает и создает её, - на смерть и победу, и страх их оставил, потому что совесть перед товарищем, который обречен той же участи, превозмогал страх. Тело их наполнилось силою, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать ее обратно правде, земле и народу, - отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей» [2, с. 192].
Отдать свою жизнь правде, земле и народу - типичная формула, выражающая склад ума русского человека, «кодекс поведения» в годы великих испытаний, когда в индивидуальном сознании пробуждается историческая память Рода - «коллективное бессознательное». Понятия: Родина, мать-земля, правда - синкретичны по своему содержанию в плане генезиса, ибо их общий корень - архетипические образы русской ментальности. Не случайно до XIV в. в древнерусских летописях
слово «родъ» употреблялось в значении «родина». В.В. Колесов пишет: «Родъ постепенно приобретает значение «родина» - конкретность родного гнезда и «рождение» - непрекращающееся воспроизведение потомства. Кроме того, в древнем отглагольном имени существительном заключено и сакральное значение божества, которое отвечает за неукоснительную смену поколений в границах племени» [7]. При этом русские - сродники не только по родству, но и по духу и нраву (типичному деянию). Экстремальные ситуации приводят к автотрансферу - т. е. когда субстанция коллективного бессознательного модифицирует сознание «эмпирического» «Я», вытесняя все преходящее и наносное. При этом «встреча» с архетипическими образами, уходящими в глубь Времен, вызывает сильные эмоции, подавляет инстинкт самосохранения. Человек как бы осуществляет прорыв в область священного, соприкасается с трансцендентальными сущностями, зафиксированными в символах Родины, земли как хранительницы нравственной правды. Для героев А. Платонова это не просто слова или идеологические клише: морские пехотинцы Фильченко, Одинцов, Паршин, Цибулько, Иван Красносельский, вступившие в неравный бой с 15 танками (замечание А. Платонова -«по три машины на душу бойца»), понимают, что обречены.
Пограничная ситуация между жизнью и смертью заставляет платоновских героев задуматься о смысле и содержании своих жизней. Внутренние монологи и диалоги краснофлотцев свидетельствуют о противодействии, т.е. духовной победе над смертью. Именно в этот миг обретения высшего смысла герои очерка «Одухотворенные люди» физически переживают свое сродство с Жизнью как космическим феноменом:
«И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было счастье и его высшая жизнь, и он её сейчас жадно и страстно переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю по воле его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью матери, Лениным и советской Родиной. Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю Филь-ченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу, согласную умереть, и требующая смерти как жизни » [2, с. 197].
В финале очерка гибель предпоследнего из краснофлотцев - Паршина -дается «картинно», в статике движений (прием взят из былин о русских богатырях). Эта смерть увидена как бы изнутри сюжетного пространства очерка, но «глазами врага»:
«Остальные, еще целые танки приостановились на шоссе и на сходах с него. Потом они заработали своими гусеницами одна навстречу другой и пошли обратно - через полынное поле, в свое убежище за высотой. Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить своего врага, они принять не умели. Этого они одолеть не умели, а быть побежденными им тоже не хотелось» [2, с. 198].
Однако писатель не ставит точку. Последний герой-краснофлотец Ци-булько умирает на руках у товарищей, которые пришли на помощь. Он умирает в состоянии умиротворенности и спокойствия. Это также архетипичес-кий образ. Человек возвращается в мир, в свое естественное положение среди «своих». В «мире» царят спокой-
ствие, согласие, тишина, покой. Именно «спокойствие» - первоначальное значение славянского слова «мир». Это характеристика особых связей между людьми - соборных, когда общение строится на началах согласия, нравственно-упреждающего доверия к «Ты».
Архетипические образы, вызванные к жизни писателем, являются напоминанием о духовной бытийности русского этноса в метафизическом потоке истории. Укорененность в истории - высочайшая ценность и достоинство человека. Но все же писателя не покидает чувство тревоги: не забудут ли потомки подвиг героев? Лейтмотив «вечной памяти» - главный в военной прозе А. Платонова. Писатель почти физически хочет передать духовную энергетику участников тех событий. Они как бы заклинают грядущее. Их голоса задевают и современного читателя. В рассказе «Взыскание погибших» красноармеец застает мертвую пожилую женщину возле креста из двух ветвей, который поставила сердобольная соседка. Это - мать, которая прошла долгими дорогами с тем, чтобы увидеть свой дом, «место, где в битве и казни скончались ее дети». Она умерла, чтобы, как пишет А. Платонов, «быть ближе к своим детям». Это она им, уже умершим, говорила «слова разумного утешения». И красноармеец испытывает «томление своей разлуки с чужой матерью»:
«Он почувствовал, что жить ему теперь стало тем более необходимо. Нужно не только истребить намертво врага жизни людей, нужно еще суметь жить после победы той высшей жизнью, которую нам безмолвно завещали мертвые; и тогда, ради их вечной памяти, надо исполнить все их надежды на земле, чтобы их воля осуществилась и сердце их, перестав дышать, не было обмануто. Мертвым некому до-
вериться, кроме живых, - и нам надо так жить теперь, чтобы смерть наших людей была оправдана счастливой и свободной судьбой нашего народа и тем самым была взыскана их гибель» [2, с. 238].
В русской иконографии есть тип Богородицы «Взыскание погибших». Она написана в традиционном каноне «Умиление», когда на лике Богоматери ощущается отблеск скорбного предчувствия. Это одна из самых мистичных богородичных икон, ибо задается символ души, находящейся в общении с Богом. Но в Богообщение можно войти при условии обнаружения в себе духовного «Я», презрев оковы эмпирической жизни. От матери исходит сакральная сила, как отмечает А. Платонов, при встрече с ней гитлеровцы ужасались «вида человечности» на ее лице. Не случайно для характеристики матери он находит прилагательное «неподобный». Неподобный - исключенный из земного времени и пространства и тем самым перенесенный в иное - духовное, ноуменальное, то, что имеет вневременные последствия для человечества в любой отрезок исторического времени. Таким образом, писатель писал о земном, а вышел в иное - трансцендетно-нрав-ственное - измерение человеческого бытия. Герои военной прозы А. Платонова осуществили себя в качестве возможного идеального человека. Они нашли глубинные основания своего бытия, которое не зависит от конкретных условий и обстоятельств.
Художественный строй военной прозы А. Платонова имеет свои особенности: минимум сюжетной пове-ствовательности и отсутствие интриги, иконичность портретных характеристик героев, статичная гиперболизация чувств, сюрреалистический пейзаж поля битв и разрушенных городов. Это - «сыпучий грунт», «искрошенный прах земли», «пустые осенние поля»,
«люстры» - пакеты осветительных ракет, висящие на парашютах. От этих люстр исходил «бледный и грустный свет, похожий на свет сновидения», освещающий Севастополь, окрестности -море и сушу. Нет индивидуализации в портретных характеристиках. Герои похожи друг на друга. Так, в рассказе «Маленький солдат» описаны два майора, каждый из которых держал ребенка за руку: «Там стояли два майора, похожие один на другого не внешними признаками, но общей добротой морщинистых, загорелых лиц» [2, с. 226]. «Общая доброта» исходит от всех героев. И еще исходит витальная сила. Писатель стремился вызвать у читателя «чувство ослабления», содержание которого раскрывает следующий отрывок из «Одухотворенных людей»:
«Видя в Паршине его душу, люди как бы ослабевали при нем, перед таким открытым и щедрым источником жизни,, светлым и не слабеющим в своей расточающей силе, и обычные страсти и привычки оставили их: они забывали ревность в любви, потому что их сердцу и телу становилось стыдно своей скупости, они пренебрегали расчетливым разумом, и новое легкое чувство жизни зарождалось в них, словно высшая и простая сила на короткое время касалась их и влекла их за собой,» [2, с. 180].
Арсенал выразительных средств, используемых Андреем Платоновым, соответствовал той сверхзадаче, которую он поставил перед собой: осуществить службу литературы как «службу вечной памяти» павшим в Великой Отечественной войне. Сегодня, в ситуации «стихийного постмодерна» общественной жизни, его военная проза воспринимается как «окно в другой, прекрасный мир». Трансцендентные начала в человеческой экзистенции усыхают под натиском посткультуры, предлагающей человеку в качестве главного принципа жизни схему «пластичного конформизма» к среде
за счет развития лишь телесных практик, когда все человеческое должно умереть в мире «Оно» - стихии прагматики, отчужденных вещей и рекламных пустышек, за которыми не стоит никакая реальность, а также метаигр - технологических, экономических, политических, коммуникативных. Из своего «далека» А. Платонов учит нас уметь увидеть отсвет вечных, непреходящих ценностей. Человек не может довольствоваться поставляемыми массовой культурой образцами жизни, мыслей, стать безвольным участником упрощения культурной жизни. Конечно, писатель придал своим героям почти иконописный лик - они не отбрасывают тени, т. е. в них одни положительные черты и гармония духа. Но оттого и идет свет от платоновской прозы к нам, чтобы мы поняли ценность внутренней духовной свободы и, говоря словами И.А. Ильина, «особого простора души», духовного патриотизма.
К. КИСЕЛЕВ,
ветеран Великой Отечественной войны
Так назвал свою небольшую книгу доктор наук, профессор, полковник запаса Андрей Ильич Чиненный, прослуживший в Вооруженных силах более сорока лет. (М., 2000).
Поделиться размышлениями о книге меня побудили не высокие титулы автора. Прочитав на одном дыхании 150 страниц воспоминаний солдата, я, такой же фронтовик, проникся к автору особым доверием и благодарностью за его правдивый рассказ о военных буднях, об однополчанах, обо всем, что ему довелось пережить на фронтовых
Литература
1. Федякин С. О военной прозе. Лучшие её страницы написаны Андреем Платоновым и Михаилом Шолоховым. - Кулса НГ/ Приложение к «Независимой газете», - 12 мая 2000. - С .9.
2. Платонов А. У человеческого сердца. -М.,1981.
3. Кожевникова Н.А. Из наблюдений над классической / «орнаментальной» прозой // Изв. Ан СССР. Сер. лит. и яз. -1976. - Т.35. - №1. - С.56.
4. А.А. Ухтомский в воспоминаниях и пись-
мах / Сост. Ф.П. Некрылов. - СПб., 1992.
- С.116.
5. Коваленко В.А. Творчество как ценность
в мире А. Платонова // Вопросы философии. - 1999. - № 10. - С. 94.
6. Фромм Э. Бегство от свободы. - М., 1990.
- С.195.
7. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. - СПб., 2000. - С. 26.
«Сказ о минувшей войне»
дорогах. А войну он начал семнадцатилетним солдатом-пулеметчиком и прошел ее с боями до Восточной Пруссии в звании офицера. И не понаслышке он знает окопную жизнь, мокрую шинель, стужу, передний край, затишье перед боем.
Закрыв последнюю страницу подаренной мне книги, я долго пытался понять, почему она так меня взволновала, растревожила мою память. И потом понял: через ее страницы передо мной всплывает опаленная войной юность. Для тех, кто родился в двадцатые годы
