CC BY
150
К 70-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
УДК 94(4) н. А. Гаража
канд. ист. наук, доцент, Новороссийский филиал Финансового университета при Правительстве Российской Федерации E-mail: [email protected]
ВОСТОЧНЫЕ РАБОЧИЕ В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ:
СПЕЦИФИКА МЕЖЭТНИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. 1941-1945 гг.
Анализируются особенности построения взаимоотношений между представителями различных этнических групп советских граждан в пределах совместного быта в трудовом лагере и насильственного трудоиспользования в Германии в период Великой Отечественной войны. В процессе решения исследовательской задачи стало очевидным, что разломы конфликтов между представителями различных этнических групп зачастую не имеют под собой глубинных социокультурных и исторических причин. Идеология нацизма целенаправленно формировала и внедряла в массовое сознание иностранных и собственных рабочих комплекс социальных и национальных стереотипов. Действия по внесению раздоров между народами предпринимались для лучшего ими управления и использования в своих целях.
Более того, апелляция к этническому многообразию советских граждан разбивала в Германии их однородный в социальном смысле состав, содействуя персональному спасению или, наоборот, гибели, подвергая духовно-нравственным испытаниям. Люди, объединенные общей бедой неволи и тяжелого труда, претерпевали серьезнейшее психологическое давление, направленное на подрыв не только национальногосударственного единства, но и их личностного осознания комфорта принадлежности к определенному коллективу, соответственно, его системе ценностей и жизненных идеалов.
Этническая принадлежность для угнанных в Третий рейх советских людей и привлекавшихся на работы советских военнопленных стала своеобразным маркером, определяющим отношение к конкретному человеку и к его национальной группе. Тем не менее это явилось не только причиной конфликтной напряженности в среде восточных рабочих, в их отношениях с представителями европейских государств, но и отправным пунктом познания «другого». И часто данный опыт был положительным: в воспоминаниях восточных рабочих находим примеры взаимопомощи, поддержки, обмена навыками и знаниями между представителями народов СССР и европейских государств. Причем эволюционировало восприятие людьми друг друга: от жестко мифологизированного и отторгаемого до положительного.
Ощущение сопричастности с определенной национальностью в отрыве от родины, в замкнутом пространстве лагеря, направленном на нивелирование персонального, выступало в качестве глубинного мотива поиска смысла жизни и презентации себя в малом социуме трудового коллектива. Ведь ничто так не укрепляет дух в период испытаний как опора на традиционную систему ценностей своего народа.
Ключевые слова: остарбайтеры, военнопленные, Великая Отечественная война, Третий рейх, национальность
Для цитирования: Гаража, Н. А. Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия. 1941-1945 гг. / Н. А. Гаража // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. - 2015. - № 3 (43). - С. 188-195.
В период Великой Отечественной войны первую очередь возмещение недостающих порядка 5 млн советских граждан было выве- рабочих рук в экономике государства, веду-
зено в Третий рейх с целью трудоиспользова- щего военные действия; извлечение макси-
ния. Причин тому достаточное количество: в мальной прибыли государством и частным
188
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
капиталом за счет рабского труда населения оккупированных Германией территорий; а также решение задачи тотальной «зачистки» ресурсной базы СССР и уничтожения «лишних» людей работой.
Помимо мирных советских граждан, угоняемых в Германию, активно эксплуатировался труд советских военнопленных. Вопрос о численности дискутируется до настоящего времени: от 3,9 (Нюрнбергский процесс) до 5,7 млн человек (А. Даллин) и т. д. Мы можем говорить о более чем 8 млн советских граждан, различавшихся по своим социально-демографическим, аксиологическим, психо-эмоциональным и иным характеристикам, но не по собственной воле обретшим страшный опыт рабского труда, бытового насилия и психологического давления на чужой территории. Поэтому однозначно остро стоит проблема выявления глубинных факторов сохранения человеком своего я в условиях насилия, лишения свободы, подрыва веры в свою страну и будущее.
В качестве инструментов противостояния испытаниям всегда выступает духовность человека, выражаемая в системе нравственно обусловленных принципов и ценностей. Именно вера в лучшее, в совесть и справедливость, в Бога и людей дает ту необходимую поддержку, которая позволяет выстоять, сохранив себя и не утратив человечность. Неотъемлемой характеристикой стабильности и цельности личности выступает и принадлежность к определенному народу, с осознанием его исторического прошлого, включенностью в его социокультурное пространство.
Таким образом, в настоящей статье мы поставили перед собой задачу анализа влияния этничности на внутригрупповое взаимодействие в пространстве трудового лагеря и этнического фактора самоидентификации личности в условиях несвободы, актуальности национальной принадлежности человека в период насильственного трудоиспользования в Третьем рейхе.
Отношение к человеку с точки зрения его национальности было изначально задано нацистами, ранжировавшими прибывающих в Герма-
нию восточных рабочих и привлекаемых к работам советских военнопленных по этническому принципу. Соответственно и система преферен-ций/наказаний выстраивалась с апелляцией к национальности остарбайтера1. Таким образом, этническая принадлежность для советских граждан в Германии стала важнейшим индикатором выживания вдали от родины, выстраивания взаимоотношений с окружающим миром и определения своего места и роли в новых условиях рабского труда на территории военного противника.
Каждая прибывающая в лагеря для советских военнопленных партия проверялась для выявления лиц, принадлежащих к следующим национальностям (причем они должны быть отделены от остальных военнопленных): немцы, являющиеся подданными других государств, украинцы, белорусы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы, румыны, финны, кавказцы. Отделяли и проверяли в лагерях и казаков. Если говорить об остарбайтерах, то подобное ранжирование проводилось не повсеместно, носило случайный характер. Что возможно и делало трудовые команды восточных рабочих более конфликтогенными. Например, в достаточном количестве писем и воспоминаний мы находим указания очевидцев на антагонизм между русскими и поляками, выходцами из СССР и поляками. Претензии не были однозначно и четко сформулированы, иногда и вовсе отсутствовали. Некоторые советские граждане пытались объяснить причину конфликтов самостоятельно следующим образом: «еще во времена Николая I в душах поляков поселилась ненависть и вражда к русским. А потом еще в 1939 год, когда советские войска вторглись в Польшу вместе с немцами. Но при чем здесь простые солдаты?...» [16, с. 189]. Рефлексия по поводу резонных оснований этого неприятия уже демонстрирует искусственно созданную зону напряжения между поляками и русскими, находящимися в практически идентичных тяжелых условиях в Германии.
Тем не менее частые ссоры и столкновения, возникавшие на бытовой почве, изна-
1 Остарбайтеры - определение, принятое в Третьем Рейхе для обозначения людей, вывезенных из Восточной с целью использования в качестве бесплатной рабочей силы.
189
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
чально или в процессе конфликта приобретали этнический окрас. Достаточно типичная ситуация описана Г. Дроботовой в письме В. Бершацкому в лагерь Мангейм: «... поляки сильно порезали Кошеля Ивана в воскресенье в 10.00 вечера, в том числе и Сеньку, но Сеньку мало, только две раны на голове.» [12, л. 5]. Также многие советские девушки в письмах советовали друг другу не общаться с поляками, обвиняя их в ненадежности, корысти и т. д. В этом случае мы можем говорить о постепенном укоренении в замкнутом пространстве трудовых лагерей предрассудков и предубеждений одних народов против других. Причин этого деструктивного процесса множество, но лидирующие позиции занимает пропагандистская подрывная деятельность нацистов. Именно настойчивые усилия по внесению раскола между народами в локальных пространствах производства и барака приводили к росту концентрации межнационального отторжения и презрения, а количество столкновений перерастало рамки единичных бытовых случаев, закрепляясь в сознании как исторически сложившаяся данность конфликта и неприятия народа в целом.
Пытаясь внести серьезный раскол в народы СССР, изощренная нацистская пропаганда в качестве ключевого тезиса выбрала апелляцию к якобы европейскому единству в войне: «рабочие из восточных областей помогают победе рука об руку со всеми остальными европейцами», «борьбой и трудом все народы укрепляют сердце Европы» [15, л. 462 об., 464 об.]. Особенно это касалось белорусов и украинцев. Именно на этих столь близких русским народах со всем напором массированной активности отрабатывался инструментарий межнационального раскола.
Напряжение между поляками, украинцами и русскими сохранялось уже после разгрома нацистской Германии в лагерях перемещенных лиц. В неприязни близких восточнославянских народов четко прослеживалась тенденция конфликта, заложенная нацистами и перенятая союзниками СССР в войне, а впоследствии - оппонентами в «холодной войне». Так, репатриантка М. М. Пологина-Гладких,
уроженка ст. Новотитаровской Краснодарского края сообщала, что в лагере «Лысенко» английской зоны оккупации, где русских было 4-6 %, остальные украинцы, первым приходилось скрывать свою национальность и записываться украинцами, да еще западными. «Делают это потому, что больше привилегий и меньше издевательств со стороны администрации» [9, л. 108]. Отмечались частые случаи избиения и убийств жильцов лагерей русской и белорусской национальностей.
Если говорить о взаимоотношениях представителей народов СССР с рабочими из европейских государств, то в этом случае ситуация имела следующие особенности. В своих воспоминаниях и дневниковых записях советские граждане достаточно часто упоминают интернациональный характер рабочих команд, указывают на присутствие в них и автохтонного населения в качестве мастеров и квалифицированных рабочих. Поэтому логичным выглядит стремление нацистских властей регламентировать и контролировать взаимодействие остарбайтеров с местным населением, формировать четкие и неоспоримые убеждения у немцев относительно прибывающих в Германию советских граждан.
В принципе контакты между советскими гражданами и немцами были категорически воспрещены или же существенно ограничены, в частности, из опасения, что «гуманное обращение с иностранными рабочими, способствующее повышению работоспособности и предоставляемые им некоторые льготы, могут легко привести к уничтожению границ между рабочими другой национальности и немцами» [7, л. 74]. В этом был виден страх пробуждения социальной, профессиональной и человеческой солидарности у людей, тесно взаимодействующих в быту и на производстве. Немцы строго и недвусмысленно предупреждались о тяжелом наказании, которое повлечет за собой пренебрежение принципами национал-социалистической расистской теории. И именно из боязни репрессий местные жители, сочувствующие советским гражданам, зачастую были если не грубы, то безразличны к их судьбе.
Нацистскими властями вводились многочисленные бытовые запретительные, поощри-
190
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
тельные и иные меры и символы, выстраивалась жесткая система неравенства на основе этнической принадлежности. В этом проявлялось восприятие гитлеровским режимом категорий «раса» и «национальность» в качестве чрезвычайно бытовых и тесно связанных с определениями «питание», «проживание», «заработная плата» и «квалификация рабочих мест» [19, с. 20]. Показательны в этом случае слова С. Анваер о том, что иностранцев на заводе, где ей пришлось работать, было много, но людьми признавались только немцы: «всюду: на вешалках для одежды, над входом в душевые и столовые, даже на уборных висят таблички “Только для немцев”» [1, с. 46]. В заводских цехах в Германии, где работали ос-тарбайтеры, висели плакаты, напоминающие об их статусе: «Славяне - это рабы». «Я со своими русскими разговариваю только ногами», - хвастался один немецкий хозяин. «Если бы я хоть на минуту представил, что это люди, я б с ума сошел», - признавался другой, и даже немецкие дети, увидев русских, бросали в них камни.
В результате, с одной стороны, каждый отдельный немец ощутил привилегии своего положения в обновленной социальной структуре рабочего класса Германии, что увеличило одобрение режима и его политики в отношении иностранной рабочей силы. С другой - профессиональная квалификация, высокая производительность труда, межличностные контакты между рабочими разных национальностей нередко приводили к смягчению народов в восприятии друг друга. В Норвегии, где советские военнопленные содержались и работали вместе с норвежцами, чехами, сербами, поляками, датчанами и лицами других национальностей, отправленными на принудительные работы, молодое поколение местного населения испытывало симпатии к русским за их «мораль, относительно высокий уровень знаний, дисциплину и внутреннюю сплоченность». Сильно впечатляло и жестокое обращение с ними. Все в совокупности привело к сочувствию и даже готовности к более глубокому восприятию советской идеологии [17, с. 146-147].
Удивление и радость среди остарбайтеров и советских военнопленных вызывали приме-
ры интернациональной помощи и поддержки со стороны представителей европейских народов. Например, И. П. Аникеев, военнопленный, вспоминал чеха А. Либеля, который работал в санчасти лагеря № 326 в качестве переводчика, говорил: «чехи и русские - братья» и передал однажды Аникееву большой пакет с продуктами [14, с. 48]. А. Деревенец, работая с итальянцами, характеризовал их как мирных, безобидных, относящихся к русским с уважением [16, с. 226-227]. И подобных примеров в воспоминаниях восточных рабочих и военнопленных мы находим значительное количество.
В качестве реакции на рост взаимопонимания и в целом приятия иностранными рабочими друг друга имела место дискриминация и изоляция советских граждан от гражданских лиц и военнопленных других национальностей не только на местах работы, но и общежития. Иностранные блоки в лагерях так и назывались «Бельгия», «Голландия», «Франция», «Польша». Содержались они лучше и ежемесячно получали посылки от Международного Красного Креста [2, с. 156-160]. Помимо этого и лагерное лечение, и питание западных подневольных работников и военнопленных было последовательно лучше, чем восточных. Например: из брюквенной корки варили суп только русским, а из самой брюквы французам [8, л. 3]. На частые забастовки рабочих из СССР по причине неудовлетворительного питания европейцы отвечали сочувствием и пониманием. Хотя подобное неравенство в бытовых условиях постепенно могло восприниматься как данность, закрепляя убеждение в некоторой особости, даже избранности.
Чтобы увеличить скудный рацион питания, советским военнопленным приходилось искать способы подработки. Ю. А. Апель описывает, что в его лагере были так называемые шакалы и шакалята. «Шакалы» занимались мелким промыслом: мастерили мундштуки, портсигары и т. д. и продавали их в «Западной Европе». «Шакалята» за плату охраняли имущество шакалов [2, с. 156-160].
Возможно подобное бедственное положение, постоянное бытовое насилие со стороны
191
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
надсмотрщиков сказывалось и на общем самочувствии - физическом и душевном, на производительности труда остарбайтеров. По замечанию Х.-Х. Холланд, присутствовало и осознание того, что, работая на германском производстве, они содействовали ослаблению своих стран, тем более что большинство были заняты в военной промышленности - производстве оружия против их же стран и граждан [20, с. 19]. Это отнюдь не способствовало установлению внутреннего душевного комфорта и не укрепляло чувство национального достоинства.
Многие восточные рабочие едины во мнении, что в целом во взаимоотношениях царил жесточайший эгоизм. Причиной тому называют голод. С. Аристов, анализируя нацистские концентрационные лагеря на оккупированной территории Украины, приходит к выводу, что несмотря на их гомогенность по языковой структуре (подавляющее большинство заключенных говорило на русском или украинском языках) взаимопомощь здесь так и не стала распространенным явлением. В качестве причин исследователь выделяет частые перемещения заключенных в другие лагеря, массовые уничтожения и отсутствие заключенных, обладавших долагерным опытом и организаторскими способностями. В таких условиях заключенные могли расчитывать только на себя, на свою физическую силу и здоровье [4, с. 112-133].
И все же существовало немало групп по два, по три, а иногда и больше человек, сошедшихся по схожести характера, по возможности поддерживающих друг друга [5, с. 5556; 3, с. 22-31]. Ю. Апель делится тем, как встретил земляка из Новороссийска Петра Азэ (шапсуг, мать русская), отмечая, что сблизила их, скорее всего, физическая ущербность: «он был таким же натуральным доходягой, как и я» [2, с. 87]. Дед автора данного исследования, Петр Федорович Иванченко, зарабатывал в лагере хлеб для всего многонационального барака песнями на вечерних концертах у немцев. И подобных историй множество.
В этих условиях - насильственного удержания и трудового использования - одним из
важнейших факторов духовного укрепления становилась этническая принадлежность.
Именно она была тем ценностным стержнем, который давал силы и оптимизм, надежду выжить и сохранить в себе человека. К подобному выводу приходит и Г. Г. Гринченко, анализировавший интервью с бывшими остар-байтерами. По его мнению, смысловой акцент на сохранении семейной и национальной идентичности - ключевой в рассказе-описании-оценке своего пребывания в Германии [13, с. 224-225]. В текстах открыток и писем, которыми обменивались восточные рабочие в Третьем рейхе, они практически без исключений указывали свою национальную принадлежность. Например, открытка со стихами некоему Толе «от Лены, русской девушки» или открытка с датой 01.11.1943 г. «Память Михаилу от русской девушки Марии» [10, л. 5; 10, л. 6] и т. д. Не менее символичным выглядит воспоминание Д. Чирова о том, как в выданных в «арбайтскоманде» вместо деревянных колодок нормальных кожаных русских ботинках «... вернулось понимание, что я все-таки русский человек, раз хожу по чужой земле в русских ботинках» [18, с. 108109]. Это, безусловно, все факторы неосознанного сохранения национальной идентичности путем частого проговаривания и ассоциирования себя с этнической группой.
Таким образом, резюмируя вышесказанное, убеждаемся еще раз на конкретных примерах в том, что постоянное ужесточение условий содержания восточных рабочих, изнурительная работа и неопределенность будущего, приводившие к физическому измождению и психологическому отчаянному истощению, а также значительное количество социальных запретов, сопровождавших их нахождение на территории Германии, не способствовали налаживанию нормальных человеческих контактов, зачастую надламывали человека, выпускали на волю агрессию. Запуская механизмы ранжирования восточных рабочих и военнопленных на основании этнической принадлежности, власти Третьего рейха стремились внести раскол в народы СССР, взрастить постоянное чувство неприязни в целом
192
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
в среде европейских народов, что реализовывалось в процессе трудоиспользования советских военнопленных и гражданских лиц. И, безусловно, имело свою определенную результативность, проявлявшуюся в бытовых ссорах и столкновениях. Более этого, актуализация «этноса» привела
к формированию нового уровня национальной самоидентификации в условиях неволи и рабского труда, содействовала духовному укреплению и толерантному отношению к представителям других этнических групп [Подробнее о письмах восточных рабочих см.: 2].
1. Анваер, С. Кровоточит моя память. Из записок студентки-медички / С. Анваер. - Москва: РОССПЭН, 2005. - 208 с.
2. Апель, Ю. А. Доходяга. Воспоминания бывшего пехотинца и военнопленного (сентябрь 1943 - февраль 1945) / Ю. А. Апель. - Москва: РОССПЭН, 2009. - 256 с.
3. Аристов, С. В. К вопросу о стратегиях выживания узников концентрационных лагерей (на примере нацистского женского лагеря Равенсбрюк) / С. В. Аристов // Личный опыт в жизни и памяти русских и немцев - возможности и пределы совместных воспоминаний: материалы конференции, воспоминания, интервью. - Воронеж: ВГПУ, 2010. - С. 22-31.
4. Аристов, С. Нацистские концентрационные лагеря на оккупированной территории Украины / С. Аристов // СССР во Второй мировой войне: Оккупация. Холокост. Сталинизм. - Москва: РОССПЭН, 2014. - С. 112-133.
5. Беглецы из плена: Воспоминания танкиста и морского артиллериста / В. С. Тутов, А. С. Малофеев. -Москва: РОССПЭН, 2010. - 304 с.
6. Гаража, Н. А. Исторические источники по оккупации сельской местности Краснодарского края и депортации населения в Германию. 1941-1945 гг. / Н. А. Гаража, Т. В. Лохова // Гуманитарные, социальноэкономические и общественные науки. - 2014. - № 11. - С. 178-182.
7. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-7021. Оп. 148. Д. 11. Л. 74.
8. ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 148. Д. 48. Л. 3.
9. ГАРФ. Ф. Р-7317. Оп. 20. Д. 146. Л. 34, 108.
10. ГАРФ. Ф. 10014. Оп. 1. Д. 13. Л. 5.
11. ГАРФ. Ф. 10014. Оп. 1. Д. 14. Л. 6.
12. ГАРФ. Ф. 10014. Оп. 1. Д. 17. Л. 5.
13. Гринченко, Г. Г. «Устные истории» и проблемы их интерпретации (на примере устных интервью с бывшими остарбайтерами Харьковской области) / Г. Г. Гринченко // Век памяти, память века: опыт обращения с прошлым в ХХ столетии: сб. ст. - Челябинск: Каменный пояс, 2004. - С. 215-227.
14. Ерин, М. Е. Трагедия советских военнопленных (история шталага 326 (VI К) Зенне. 1941-1945 гг.) /
М. Е. Ерин, Г. А. Хольный. - Ярославль: ЯрГУ, 2000. - 138 с.
15. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 1370. Оп. 1. Д. 42. Л. 462 об., 464 об.
16. Сквозь две войны, сквозь два архипелага...: Воспоминания советских военнопленных и остовцев. - Москва: РОССПЭН, 2007. - 348 с.
17. Солейм, М. Н. Советские военнопленные в Норвегии в 1941-1945 годах. Численность, организация и репатриация / М. Н. Солейм. - Москва: Весь мир, 2012. - 392 с.
18. Чиров, Д. Средь без вести пропавших: Воспоминания советского военнопленного о шталаге XVII «Б» Кремс-Гнайксендорф: 1941-1945 гг. / Д. Чиров. - Москва: РОССПЭН, 2010. - 367 с.
19. Kooger, B. Zwangsarbeit von «Ostarbeitern» 1942-1945. Frauen und Manner aus der Ukraine erinnern sich an ihre Arbeits und Lebensbedingungen im Volkswagenwerk / B. Kooger. - Wolfsburg, 2004. - 47 s.
20. Holland, H.-H. Materialien zur Geschichte der Zwangsarbeiter in Herten / H.-H. Holland. - Herten, 2002. - 196 s.
Получено 25.06.2015
193
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
N. Garazha
Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Novorossiysk branch of the Financial University under the Government of the Russian Federation, E-mail: [email protected]
EASTERN WORKERS IN THE THIRD REICH:
SPECIFICS OF INTERETHNIC INTERACTION. 1941-1945
Abstract. The article analyzes the characteristics of building relationships between the various ethnic groups of Soviet citizens within the joint life in a labor camp and forced using of labor in Germany during the Great Patriotic War. In the process of solving research tasks became apparent that the faults of conflicts between members of different ethnic groups often do not have a deep sociocultural and historical reasons. The ideology of the Nazis purposefully formed and introduced into the mass consciousness offoreign workers and their own set of social and national stereotypes. Actions on introducing discord between the peoples to take them for better management and use for their own purposes.
Moreover, the appeal to the ethnic diversity of Soviet citizens in Germany smashed their uniform structure in the social sense, contributing to personal salvation, or, on the contrary, death, exposing the spiritual and moral test. People united by a common misfortune of captivity and hard work, undergoing serious psychological pressure aimed at undermining not only the unity of the nation-state, but also the comfort of their personal awareness of belonging to a particular team, respectively, its values and ideals of life.
Ethnicity for the deported to the Third Reich and the Soviet people are attracted to the work of Soviet prisoners of war became a kind of marker for determining the ratio of a particular person and his national group. However, this was not only a cause of tension in the conflict among Eastern workers, in their relations with the European countries, but the starting point of knowledge of the “other”. And often, the experience was positive: in the memories of the eastern workers are examples of mutual support, exchange of experiences and knowledge between the peoples of the USSR and European countries. What is important - it has evolved perception of each other in one thing: the human acceptance before and firmly rejects the mythological object.
Also, the feeling of belonging to a specific nationality in isolation from home, in an enclosed space camp, aimed at leveling personal, acted as a motive deep search for meaning in life and presenting themselves in the small society of the staff. After all, there is nothing that strengthens the spirit during the period of investigation as the reliance on the traditional system of values of its people.
Keywords: Ostarbaiter, prisoners of war, the Great Patriotic War, the Third Reich, nationality
For citing: Garazha, N. Fastern Workers in the Third Reich: specific of Interethnic Interaction. 1941-145 / N. Garazha // Herald of the Chelyabinsk State Academy of Culture and Arts. - 2015. - № 3 (43). - P. 188-195.
Reference
1. Anvaer, S. Krovotochit moya pamyat'. Iz zapisok studentki-mediki [Bleeds My Memory. From the Notes of the Student-medics] / S. Anvaer. - Moscow: ROSSPEN, 2005. - 208 p.
2. Apel, Iu. Dohodyaga. Vospominaniya byvshego pekhotintsa i voennoplennogo (sentyabr' 1943 - fevral' 1945) [Goner. Memories of Former Infantryman and a Prisoner of War (September 1943 - February 1945)] / Iu. Apel. -Moscow: ROSSPEN, 2009. - 256 p.
3. Aristov, S. On the Question of the Survival Strategies of Prisoners of Concentration Camps (for example, the Nazi women's camp Ravensbruck) / S. Aristov // Lichnyy opyt v zhizni i pamyati russkih i nemtsev - voz-mozhnosti i predely sovmestnyh vospominaniy [Personal Experience in the Life and Memory of Russian and German - the possibilities and Limits of Common Memories]. - Voronezh: Voronezh State Pedagogical University, 2010. - P. 22-31.
194
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Н. А. Гаража
Восточные рабочие в Третьем рейхе: специфика межэтнического взаимодействия...
4. Aristov, S. Nazi Concentration Camps in the Occupied Territory of Ukraine / S. Aristov // SSSR vo Vtoroy mi-rovoy voyne: Okkupatsiya. Holokost. Stalinizm [The Soviet Union in World War II: the Occupation. Holocaust. Stalinism]. - Moscow: ROSSPEN, 2014. - P. 112-133.
5. Begletsy iz plena: Vospominaniya tankista i morskogo artillerista [The Escapees from Captivity: Memories Tanker and a Marine Artillery] / V. Tutov, A. Malofeev. - Moscow: ROSSPEN, 2010. - 304 p.
6. Garazha, N. Historical Sources of Rural Occupation of the Krasnodar Territory and the Deportation of the Population in Germany. 1941-1945 / N. Garazha, T. Lohova // Gumanitarnye, social'no-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki [The Humanitarian, Social, Economic, and Social Sciences]. - 2014. - № 11. -P. 178-182.
7. Gosudarstvenny arkhiv Rossiyskoy Federatsii (GARF). F. R-7021. Op. 148. D. 11. L. 74 [The State Archive of the Russian Federation. Found R-7021. Inventory 148. Case 11. Sheet 74].
8. GARF. F. R-7021. Op. 148. D. 48. L. 3 [The State Archive of the Russian Federation. Found R-7021. Inventory 148. Case 48. Sheet 3].
9. GARF. F. R-7317. Op. 20. D. 146. L. 34, 108 [The State Archive of the Russian Federation. Found 7317. Inventory 20. Case 146. Sheet 34, 108].
10. GARF. F. 10014. Op. 1. D. 13. L. 5 [The State Archive of the Russian Federation. Found 10014. Inventory 1. Case 146. Sheet 34, 108].
11. GARF. F. 10014. Op. 1. D. 14. L. 6 [The State Archive of the Russian Federation. Found 10014. Inventory 1. Case 14. Sheet 6].
12. GARF. F. 10014. Op. 1. D. 17. L. 5 [The State Archive of the Russian Federation. Found 10014. Inventory 1. Case 17. Sheet 5].
13. Grinchenko, G. “Oral History” and the Problems of Interpretation (for Example, Oral Interviews with Former Ostarbeiter Kharkiv Region) / G. Grinchenko // Vek pamyati, pamyat' veka: opyt obrashheniya s proshlym v HH stoletii [Age of Memory, the Memory of the Century: Experience in Dealing with the Past in the Twentieth Century]. - Chelyabinsk: Kamennyy poyas, 2004. - P. 215-227.
14. Erin, M. Tragediya sovetskih voennoplennyh (istoriya shtalaga 326 (VI K) Zenne. 1941-1945 gg.) [The Tragedy of Soviet Prisoners of War (History of Stalag 326 (VI K) Zenne. 1941-1945)] / M. Erin, G. Kholnyi. -Yaroslavl: P.G. Demidov Yaroslavl State University, 2000. - 138 p.
15. Rossiyskiy gosudarstvennyy voennyy arkhiv (RGVA). F. 1370. Op.1. D. 42. L. 462, 462 ob., 464 ob.[The Russian State Military Archive. Found 1370. Inventory 1. Case 42. Sheet 462, 462 turnover, 464 turnover].
16. Skvoz' dve voyny, skvoz' dva arkhipelaga...: Vospominaniya sovetskih voennoplennyh i ostovtsev [Through Two Wars, Two Through the Archipelago...: Memories of Soviet Prisoners of War and Ostovtsev]. - Moscow: ROSSPEN, 2007. - 348 p.
17. Soleim, M. Sovetskie voennoplennye v Norvegii v 1941-1945 godakh. Chislennost', organizatsiya i repatriatsiya [Soviet Prisoners of War in Norway in 1941-1945. Number, Organization and Repatriation] / M. Soleim. - Moscow: Ves' mir, 2012. - 392 p.
18. Chirov, D. Sred' bez vesti propavshih: Vospominaniya sovetskogo voennoplennogo o shtalage XVII «В» Krems-Gnayksendorf: 1941-1945 gg. [Amid Missing: Memories of Soviet POW Stalag XVII “B” Krems Gnayksendorf: in 1941-1945.] / D. Chirov. - Moscow: ROSSPEN, 2010. - 367 p.
19. Kooger, B. Zwangsarbeit von «Ostarbeitern» 1942-1945 Frauen und Manner aus der Ukraine erinnern sich an ihre Arbeits und Lebensbedingungen im Volkswagenwerk / B. Kooger. - Wolfsburg, 2004. - 47 s.
20. Holland, H.-H. Materialien zur Geschichte der Zwangsarbeiter in Herten / H.-H. Holland. - Herten, 2002. - 196 s.
Received 25.06.2015
195
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
